Уголовное право: стратегия развития в XXI веке. Материалы XIX Международной научно-практической конференции г. Москва, 20–21 января 2022 г.

Роль постановлений Пленума Верховного Суда РФ в формировании уголовной политики в отношении лиц, занимающих высшее положение в преступной иерархии

Т. В. Стукалова,

канд. юрид. наук, доцент кафедры

(Приволжский филиал Российского государственного университета правосудия (ПФ РГУП)).

tanya.stukalova.2002@mail.ru

Организованная преступность представляет в современный период реальную угрозу национальной безопасности нашей страны. Представители организованной преступности пытаются завоевать надежные позиции в государственных органах; пользуются различными методиками лоббирования своих криминальных интересов в органах представительной власти; обладают реальными возможностями международного сотрудничествами с преступными организациями зарубежных государств; готовят себе криминальную «смену» в лице детских и молодежных преступных группировок (например, движение АУЕ²¹⁷). Особую, негативную для общества и государства, роль в «процветании» организованной преступности играют лица, занимающие высшее положение в преступной иерархии.

В целях борьбы с организованной преступностью в 2009 году был принят Федеральный закон «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и в статью 100 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации»²¹⁸ от 03.11.2009 № 245-ФЗ. В соответствии с указанным законом была введена уголовная ответственность за создание преступного сообщества (преступной организации), а равно участие в собрании организаторов, руководителей (лидеров) или иных представителей организованных групп, специальным субъектом – лицом, занимающим высшее положение в преступной иерархии. Для единообразного применения вновь введенной нормы Пленум Верховного Суда РФ принял Постановление от 10.06.2010 № 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней)»²¹⁹. Однако даже судебное разъяснение не облегчило работу следователей. Достаточно сказать, что первый приговор по ч. 4 ст. 210 УК был вынесен лишь спустя семь лет.

В современной юридической науке правовые акты рассматриваются, как важнейшее средство не только формирования, но и осуществления уголовной политики. Законодательный процесс является длительной и трудоемкой деятельностью. Длительный процесс разработки и принятия закона, очевидно, свидетельствует о намерении законодателя учесть все возможные разнообразные особенности правоотношений, подлежащих правовому регулированию. При этом нельзя забывать о том, что закон должен быть лаконичен по своему содержанию, а, следовательно, правоприменитель неизбежно вынужден обращаться к иным источникам для разъяснения конкретных определений и терминов, закрепленных законодателем. По причине долговременности разработки нормативных правовых актов особую роль в регулировании правовых отношений отводится актам толкования высших судебных органов, а именно Постановлениям Пленума Верховного Суда Российской Федерации²²⁰.

Очередной вехой в борьбе с организованной преступностью стало введение уголовной ответственности по статье 210¹ УК РФ. Данная статья была включена в Уголовный кодекс РФ Федеральным законом от 01.04.2019 года № 46-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части противодействия организованной преступности».

В современных исследованиях ученых (криминологов, криминалистов, специалистов в области уголовного права²²¹, уголовного процесса и др.) подчеркивается то, что в последнее время изменились формы и направленность организованной преступности. Происходит осуществление деятельности по росту числа организованных преступных групп, увеличение количества членов таких групп, существующих длительное время, осуществляющих свою деятельность на больших территориях.

Необходимо отметить, что введенная в апреле 2019 года статья 210¹ УК РФ не сопровождена пока отдельным постановлением Пленума Верховного Суда РФ. Считаем, что это обусловлено деятельностью Верховного Суда РФ по накоплению судебной практики. Следует отметить, что в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10.06.2010 № 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней)», по сути, только п. 24 посвящен специальному субъекту уголовно-правовых отношений – лицу, занимающему высшее положение в преступной иерархии. В указанном пункте рассмотрены некоторые признаки высокого криминального статуса лица. Перечень признаков примерный и открытый, в связи с чем на суд возложена окончательная обязанность обосновать виновность лица по ст. 210¹, исходя из свободы оценки доказательств по уголовному делу, и судейского усмотрения.

В современный период на территории РФ вынесено порядка десяти приговоров по ст. 210¹ УК РФ. Два из этих приговоров – оправдательные. Один оправдательный приговор²²² вынесен профессиональным судьей, второй – постановлен на основе оправдательного вердикта присяжных заседателей²²³. Многие приговоры обжалуются в настоящее время в апелляционном и кассационном порядке. Следует отметить, что во всемирной системе объединенных компьютерных сетей для хранения и передачи информации «Интернет» практически не содержится информация о тексте приговоров по

ст. 210¹ УК РФ. В связи с этим, считаем большой удачей, обнаруживание нами в сети «Интернет» обвинительного приговора Нижегородского областного суда по уголовному делу № 2–7/2021²²⁴ по обвинению «вора в законе» Игоря Ивановича Новикова («Новика»).

По проблемам, поднимаемым в данной статье, нами были изучены более восьмидесяти судебных решения первой, апелляционной и кассационной инстанций по уголовным делам о преступлениях, предусмотренных ч. 4 ст. 210 УК РФ и ст. 210¹ УК РФ, также промежуточных судебных решений по вопросам избрания мер уголовно-процессуального принуждения (заключение под стражу, наложение ареста на имущество и др.), по вопросам обжалования незаконности и (или) необоснованности возбуждения уголовного дела, и производстве других процессуальных действий.

В связи с проведенным нами исследованием²²⁵, считаем юридически необходимым принять в ближайшем будущем Постановления Пленума Верховного Суда РФ по вопросам судебной практики по делам о привлечении к уголовной ответственности лиц, занимающих высшее положение в преступной иерархии, и отразить в нем следующие проблемные вопросы:

I. Перечень криминальных статусов («криминальных должностей») лиц, занимающих высшее положение в преступной иерархии. Исходя из интервьюирования сотрудников правоохранительных органов и представителей криминального мира, а также из приговоров судов общей юрисдикции, считаем целесообразным включить в перечень «высокопоставленных» криминальных должностей (субъектов преступления): «вора в законе», «положенца», «смотрящего», «держателя общака»²²⁶; «авторитета».

II. Правовая и фактическая сложность в определении момента начала и прекращения преступной деятельности по ст. 210¹ УК РФ. Предлагаем особый акцент сделать на то, что преступление является длящимся. Следует отметить, что положительным моментом будет являться факт установления события «коронации» (или другой процедуры наделения нелегитимным статусом) криминального авторитета. Однако следует учесть, что если лицо было «короновано» до апреля 2019 года, все равно на момент привлечения к уголовной ответственности «воровской» статус сохраняется. Моментом прекращения занятия высшего положения в преступной иерархии может быть только в двух случаях: первый – лицо должно покинуть территорию России; второй – лишиться криминального статуса (по воровским закона путем «бития» по ушам, щекам на «воровской» сходке; путем письменного отказа, посланного на имя руководства правоохранительных органов²²⁷ (МВД, ФСИН, и др.). Необходимо отметить, что публичный отказ от преступной деятельности может прозвучать и ходе рассмотрения уголовного дела по существу (например, по уголовному делу Тенгиза Гигиберии²²⁸). Однако, следует подчеркнуть, что устный или письменный отказ лица от криминального статуса, юридической силы не имеет. В современный период оперативными подразделениями правоохранительных органов установлено то, что «воровские» авторитеты, написавшие письменные отказы (на имя министра МВД России, директора ФСИН России), продолжают заниматься преступной деятельностью в качестве лидеров и руководителей преступных группировок.

По поводу прекращения преступной деятельности по ст. 210¹ УК РФ, то возникают следующие проблемы, которые должны найти свое отражение в рассматриваемом постановлении Пленума. В частности, первая проблема заключается в том, что криминальный статус лица не прекращается с момента задержания по подозрению по ст. 210¹ УК РФ. Следует отметить, что средний срок лишения свободы, к которому в современный период суды приговаривают по ст. 210¹ УК РФ, составляет в среднем 7–8 лет. В связи с этим в среднем через 7 лет возникнет вопрос о повторном привлечении лиц, отбывших наказание по ст. 210¹ УК РФ, поскольку криминальный статус не прекращен. В результате будет нарушаться, на наш взгляд, принцип справедливости в уголовном праве (ч. 2 ст. 6 УК РФ). Лицо, занимающее высшее положение в преступной иерархии может быть привлечено неоднократно за свой антисоциальный статус, что недопустимо (одно преступление – одно наказание). Второй проблемой по вопросу места (территории) и времени совершения преступления, предусмотренного ст. 210¹ УК РФ, является то, что криминальный авторитет может быть ранее привлеченным по уголовной ответственности за наличие статуса «вора в законе» в зарубежном государстве (например, в Грузии). В случае нахождения такого лица на территории России, позволит привлечь данное лицо второй раз за криминальный статус.

III. Определение допустимости и достаточности доказательств по составу преступления, предусмотренному ст. 210¹ УК РФ. К доказательствам виновности лица в совершении преступления, предусмотренного ст. 210 ¹ могут относиться: результаты оперативно-розыскной деятельности (наблюдение, прослушивание телефонных переговоров, оперативное внедрение, и др.), предоставленные в соответствующем законом порядке органам, осуществляющим уголовно-процессуальную деятельность; заключения судебной лингвистической экспертизы по результатам прослушивания телефонных переговоров; заключения судебной культурологической экспертизы по татуировкам на теле криминального лица; показания свидетелей по наличию «маляв» и «прогонов», содержащих информацию о криминальном статусе лица; заключения и показания специалистов в лице сотрудников правоохранительных органов, обладающих специальными познаниями в сфере законов преступного мира (и другой криминальной специфики); признательные показания в совершении преступления по ст. 210¹ самого лица (в том числе, путем осуществления видео-фиксации при задержании, и др.); и др.

Однако следует отметить, что многие возникающие в ходе правоприменения проблемные вопросы не могут быть решены в Постановлении Пленума. В связи с этим зачастую требуется принятие соответствующих нормативных правовых актов. Так, если вести речь о привлечении к уголовной ответственности криминальных авторитетов, то, на наш взгляд, необходимо принять по вопросам борьбы с организованной преступностью официальную нормативную базу. В связи с этим действенным инструментом в борьбе с организованной преступностью стало бы разработка и принятие Федерального закона «О противодействии организованной преступности» (или Федерального закона «О борьбе с организованной преступности»), устанавливающий основные принципы противодействия организованной преступности, правовые и организационные основы предупреждения организованной преступности и борьбы с ней, минимизации и (или) ликвидации последствий проявлений организованной преступности. Кроме того, в законе необходимо закрепить правовой инструментарий, помогающий определить законы воровского мира, включая «воровской жаргон»; правовые нормы, характеризующие особенности преступной иерархии и правовых статусов различных криминальных «должностей»; правовые нормы, раскрывающие особенности толкования криминальных татуировок и др. Наличие такого закона, как минимум, позволит сделать обвинительные приговоры судов по ч. 4 ст. 210 УК РФ и ст. 210¹ УК РФ законными и обоснованными. Кроме того, наличие указанного закона значительно облегчило бы производство судебной лингвистической, судебной культурологической, и иных экспертиз по уголовным делам, где существует специальный субъект в виде криминальной личности.

Необходимо уточнить, что в России неоднократно предпринимались попытки разработки и принятия Федерального закона «О борьбе с организованной преступности» (проект Федерального закона № 94800648–1 «О борьбе с организованной преступностью», 24.06.1994 внесен в Государственную Думу ФС РФ; редакция принята Государственной Думы Федеральное Собрание РФ в I чтении 22.02.1995; 07.04.1998 снят с рассмотрения Государственной Думой ФС РФ)²²⁹. В связи с принятием рассматриваемого закона одновременно необходимо внести соответствующие изменения в УК РФ, УПК РФ, УИК РФ, и другие нормативные правовые акты.

Таким образом, принятие постановления Пленума Верховного Суда РФ по вопросам судебной практики по делам о привлечении к уголовной ответственности лиц, занимающих высшее положение в преступной иерархии, стало бы очередным мощным шагом реализации государственной уголовной политики в сфере уголовного преследования криминальных авторитетов. Кроме того, разъяснения Верховного Суда РФ позволило бы реализовывать принцип неотвратимости ответственности в отношении лиц, занимающих высшее положение в преступной иерархии.

В целом, подводя итог рассмотрению вопроса, следует отметить, что избранная уголовная политика в отношении криминальных лидеров и авторитетов, приводит к желаемым результатам. Такую уголовную политику необходимо признать эффективной, поскольку «воры в законе» начали покидать территорию России.

К вопросу о сущности административой преюдиции в уголовном праве

Ю. Г. Старовойтова,

канд. юрид. наук, доцент

(Луганский государственный университет имени Владимира Даля)

y.g.starovoitova@mail.ru

В принятом в 2015 году Уголовном кодексе Луганской Народной Республики (далее – УК ЛНР) законодатель решил отказаться от понятия повторности преступлений²³⁰. Вместе с тем в уголовном законодательстве появился ряд норм, предусматривающих ответственность за преступления с административной преюдицией.

Несмотря на то, что нормы с административной преюдицией содержались еще в российском дореволюционном уголовном законодательстве, вопрос о целесообразности ее возвращения в современное отечественное уголовное законодательство остается одним из наиболее спорных. Кроме того, отсутствует единство мнений по поводу самого понятия административной преюдиции в уголовном праве и ее связи с признаками состава преступления. В специализированной литературе разработкой данной тематики в разное время занимались А. Г. Безверхов, О. И. Грунтов, В. И. Колосова, Н. Ф. Кузнецова, В. П. Малков, С. А. Маркунцов, Ч. Ф. Мустафаев, Э. Л. Сидоренко и другие. Учитывая изложенное, существует необходимость дальнейшего научно-теоретического осмысления явления административной преюдиции в уголовном праве.

В рамках данной работы мы попытаемся определить связь административной преюдиции с признаками состава преступления.

Преюдиция в переводе с латинского praejudicialis означает «предрешение», в Большом юридическим словаре преюдициальность определяется в контексте процессуального права как «обязанность для всех судов, рассматривающих дело, принимать без проверки и доказательств факты ранее, установленные вступившим в законную силу судебным решением или приговором»²³¹.

Применительно к сфере уголовного судопроизводства данный термин законодательно определяется в ст. 93 «Преюдиция» Уголовно-процессуального кодекса Луганской Народной Республики (далее – УПК ЛНР) как обстоятельства, установленные вступившим в законную силу приговором, за исключением приговора, постановленного судом в соответствии со статьей 244, 338 или 346 УПК ЛНР, либо иным вступившим в законную силу решением суда, принятым в рамках гражданского, арбитражного или административного судопроизводства, признаются судом, прокурором, следователем, дознавателем без дополнительной проверки. При этом такой приговор или решение не могут предрешать виновность лиц, не участвовавших ранее в рассматриваемом уголовном деле. Аналогичным образом определяется преюдиция и российским законодателем в ст. 90 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации.

Таким образом, понятием преюдиции охватывается обязанность учитывать ранее принятое в отношении лица судебное решение.

В уголовном законодательстве ЛНР содержится ряд норм, которые связывают наличие в деянии лица признаков состава преступления с фактом применения к данному лицу ранее мер административного воздействия за аналогичное правонарушение. Анализ норм Особенной части УК ЛНР позволяет выделить следующие способы отображения административной преюдиции: 1) совершение деяния «лицом, подвергнутым административному наказанию» за аналогичное или однородное правонарушение (ст.ст. 124-1, 171-1, 325-1 УК ЛНР); 2) совершеннее деяния лицом «после его привлечения к административной ответственности за аналогичное деяние в течение одного года» (343, 343-1 УК ЛНР); 3) совершение деяния неоднократно (ст.ст. 165, 170, 203, 252, ч. 2 ст. 386 УК ЛНР).

Закономерно возникает вопрос, что собой представляет преюдиция, а именно административная преюдиция в рамках уголовного права. И. О. Грунтов определяет административную преюдицию в уголовном праве как «закрепленную специальной конструкцией состава преступления преюдициальную связь между несколькими аналогичными административными правонарушениями, совершенными в течение года после применения к виновному мер административного взыскания за одно из правонарушений, в силу которой содеянное оценивается как преступление и к виновному применяются меры уголовной ответственности»²³². Как представляется, в данном определении «стирается» различие между преступлением и административным проступком. Единственным разграничительным признаком является преюдициальная связь, которая позволяет несколько аналогичных административных правонарушений считать преступлением. Однако, не понятно, в чем она выражается.

По мнению Ч. Ф. Мустафаева, «административная преюдиция в уголовном праве – это придание уголовно-правовой нормой факту законного и обоснованного применения административного взыскания за проступок значения необходимого предварительного условия признания совершенного после этого такого же или аналогичного по объективной стороне деяния преступлением»²³³. Исходя из данного определения, можно сделать вывод, что, во-первых, административная преюдиция представляет собой ни что иное как инструмент законодательной техники, под которой принято понимать совокупность правил, методов, средств и приемов и способов (инструментов), используемых субъектами законодательного процесса для организации и осуществления законодательной деятельности²³⁴. Во-вторых, факт законного и обоснованного применения к лицу административного взыскания автор называет условием признания совершенного после этого такого же или аналогичного по объективной стороне деяния преступлением.

Позволим себе отметить, что отечественный законодатель в качестве единственного основания уголовной ответственности рассматривает совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного уголовным законодательством (ст. 8 УК ЛНР, ст. 8 УК РФ). Исходя из этого, не может быть никаких иных условий, лежащих за рамками состава преступления, которые могут влиять на юридическую оценку деяния как преступного и привлечения лица к уголовной ответственности. Следовательно, указанное автором условие должно охватываться составом преступления.

Не менее интересной представляется точка зрения А. Г. Безверхова, который, полагает, что сущность административной преюдиции «состоит в «создании» из проступков преступлений, точнее в признании неоднократно совершенных виновным лицом в течение определенного периода времени административных правонарушений после наложения на первое (первые) из них административной ответственности юридическим фактом, порождающим уголовно-правовые последствия. Эти последствия состоят в оценке последнего из уголовно не наказуемых правонарушений как преступления и, соответственно, наложении на правонарушителя уголовной ответственности»²³⁵. Вместе с тем, исходя из данного определения, сложно понять, по каким признакам следует разграничивать преступление и административное правонарушение. Развивая свою позицию, автор отмечает, что «в случаях с административной преюдицией одно и то же деяние может влечь административную или уголовную ответственность в зависимости от того, сколько раз оно было совершено виновным лицом и сколько раз это лицо подвергалось административному наказанию»²³⁶. Однако, как уже отмечалось, основанием уголовной ответственности является наличие в деянии лица признаков состава преступления, предусмотренного уголовно-правовой нормой. Как представляется, количество совершенных административных правонарушений как основание привлечения к уголовной ответственности не совсем согласуется с приведенным законодательным положением. В. П. Малков расценивает использование преюдиции как кримообразующего признака в уголовном праве удачной находкой законодательной техники и высказывается за более широкое ее использование в отечественном уголовном законодательстве в качестве одного из средств криминализации и декриминализации содеянного²³⁷.

По мнению А. В. Козлова, «административно-правовая преюдиция представляет собой такой прием юридической техники, при котором повторно совершенное административное правонарушение в случае, если лицо ранее привлекалось за аналогичное административное правонарушение к административной ответственности, рассматривается как преступление и влечет уголовную ответственность»²³⁸. Исходя из данного определения, получается, что административное правонарушение, пусть, даже совершенное повторно, рассматривается как преступление и влечет уголовную ответственность, что, как представляется, противоречит основным принципам уголовного права о преступности и наказуемости деяний. Н. А. Лопашенко, в целом, выступая против административной преюдиции в уголовном законодательстве, делает вывод, что «преступление с административной преюдицией представляет собой искусственно созданную законодателем конструкцию, основанную на повторяемости административных правонарушений»²³⁹. Как представляется, в приведенном определении административная преюдиция, по сути, относится к инструментам законодательной техники.

По мнению З. Э. Эргашевой, «административная преюдиция как правовая категория – это правовое явление, отражающее трансформацию юридической ответственности из административной в уголовную, обусловленную связью последнего деяния с решением(-ями) о назначении административного наказания за предыдущее(-ие) аналогичное(-ые) деяние(-я)»²⁴⁰. Основательно исследовав административную преюдицию в современном уголовном праве, автор выделяет следующие признаки, отражающие сущность рассматриваемой уголовно-правовой категории: 1) неоднократность совершенных лицом аналогичных деяний; 2) связь последнего деяния с решением о назначении административного наказания за предшествующее деяние (или несколькими решениями о назначении наказаний за совершенные деяния); 3) трансформация вида юридической ответственности²⁴¹. В целом, такой подход представляется достаточно обоснованным. Вместе с тем возникает вопрос, насколько корректно приведенное определение второго из указанных признаков, ведь получается, что решение о назначении лицу административного наказания за первое нарушение имеет перспективную силу.

Все вышеизложенное позволяет констатировать наличие в специализированной литературе огромного количества позиций по поводу социально-правовой природы административной преюдиции. Не вдаваясь в размышления о целесообразности наличия уголовно-правовых норм, предусматривающих административную преюдицию, поскольку это не является целью нашего исследования, с учетом проанализированных мнений попробуем уяснить сущность административной преюдиции в уголовном праве, исходя из следующих тезисов.

В действующем уголовном законодательстве ЛНР, так же как и РФ, содержится ряд норм, в которых законодатель предписывает учитывать факт применения к лицу административного наказания за предшествующие аналогичные правонарушения при установлении признаков преступлений, предусмотренных этими нормами.

Таким образом, если есть решение о применении к лицу административного наказания за совершенное правонарушение, что же делает его «предрешением», то есть преюдициальным? Это воля законодателя о том, что это решение должно влиять на юридическую оценку дальнейших аналогичных правонарушений лица. Эта воля находит свое отражение в соответствующих уголовно-правовых нормах при описании признаков составов преступлений. Поскольку единственным основанием уголовной ответственности является наличие в деянии лица всех признаков состава преступления, предусмотренного соответствующей уголовно-правовой нормой, следовательно, объективизированная определенным образом воля законодателя является конструктивной особенностью состава соответствующего преступления.

Таким образом, явление административной преюдиции в уголовном праве представляет собой прием юридической техники, при помощи которого факт предшествующего применения к лицу административного наказания за аналогичное правонарушение становится конструктивной особенностью состава соответствующего преступления.