Уголовное право: стратегия развития в XXI веке. Материалы XIX Международной научно-практической конференции г. Москва, 20–21 января 2022 г.

«Новые преступники»: о тенденции расширения круга специальных субъектов в Особенной части УК РФ

А. А. Байбарин,

канд. юрид. наук, доцент,

заведующий кафедрой уголовного права

(Юго-Западный государственный университет)

andrewbaybarin@gmail.com

Непосредственным отражением правовой и государственной политики любой страны выступает уголовное законодательство. Исключением не является и Российская Федерация (далее – РФ), уголовный закон которой более чем за 25 лет был подвергнут многочисленным и, порой, системным изменениям.

Одной из тенденций, характерной в последние годы для Особенной части Уголовного кодекса РФ (далее – УК РФ), является криминализация деяний ряда специальных субъектов преступлений, ранее не фигурировавших в российском уголовном законе. Например, в 2018 г. была установлена уголовная ответственность работника контрактной службы, контрактного управляющего, члена комиссии по осуществлению закупок. В 2020 году появился еще один новый специальный субъект коррупционных преступлений – арбитр (третейский судья).

В 2021 году перечень специальных субъектов отдельных составов преступлений вновь увеличился за счет расширения юридического толкования понятия «должностное лицо». Теперь в соответствии с ФЗ «О внесении изменений в статьи 201 и 285 Уголовного кодекса Российской Федерации» от 24.02.2021 № 16-ФЗ субъектный состав преступных деяний, закрепленных в главе 30 УК РФ, пополнился лицами из числа работников государственных внебюджетных фондов и публично-правовых компаний²⁷⁰.

Чем же обусловлено такое активное расширение числа специальных субъектов преступного поведения? Выступает ли оно средством излишнего нагромождения текста УК РФ и пополнения ряда «мертвых» уголовного-правовых норм или же, наоборот, признается необходимой мерой в современных условиях развития общественных отношений? Разобраться в данном вопросе поможет детальный анализ причин криминализации действий вышеуказанных «профессиональных» субъектов.

Во-первых, такое обновление субъектного состава УК РФ вызвано усложнением социально-экономических отношений в современном российском государстве. Под влиянием мировой глобализации с каждым днем в нашей стране формируются и развиваются новые технологические, информационные, финансовые, коммуникационные, социокультурные и иные связи. Модернизация подавляющего большинства сфер современного общества требует соответствующей корректировки не только гражданско-правового, но и уголовно-правового инструментария.

Показательным примером может стать институт факультативных обязательств в гражданском праве, который на протяжении ряда лет существовал вне рамок правового регулирования²⁷¹. В течение длительного времени не были закреплены в уголовном законе и ряд обстоятельств, исключающих преступный характер совершенного деяния²⁷².

Возвращаясь к группе «новых» специальных субъектов в российском уголовном праве, отметим, что их внедрение обусловлено как бурными темпами социально-экономического развития государства, так и реальными потребностями правоприменительной практики.

Заостряя внимание на контрактных служащих (работниках), следует отметить, что их появление в УК РФ в качестве самостоятельных субъектов преступлений (ст.ст. 200⁴, 200⁵ УК РФ) следует рассматривать как логичный и обоснованный шаг законодателя по противодействию преступности в сфере государственных закупок.

Принятие в 2013 году специального закона, регламентирующего правоотношения в области закупок товаров, работ и услуг, не привело к одновременному установлению уголовной ответственности уполномоченных виновных лиц. Вместе с тем в условиях повсеместного распространения системы госзакупок, которые используются для решения общенациональных задач страны²⁷³, трудно переоценить значимость уголовно-правовой охраны данной сферы.

Другой «новичок» среди специальных субъектов преступлений – арбитр (третейский судья), которого законодатель также неспроста поместил в отдельную норму Особенной части УК РФ. Его особый правовой статус определяется тем, что в процессе осуществления своей профессиональной деятельности арбитр (третейский судья) наделяется кругом полномочий, по своим характеристикам схожих с полномочиями представителя власти (специфика арбитража или третейского судопроизводства предполагает наделение судьи правом принимать решения, обязательные для исполнения гражданами и организациями). Подобные властные полномочия, подкрепленные нормами ФЗ от 29.12.2015 г. №382-ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации», заведомо формируют почву для возможных злоупотреблений, что не может остаться вне поля уголовно-правового регулирования.

Относительно субъектов, пополнивших число должностных лиц, стоит отметить, что фактически законодатель восполнил собственный пробел в регламентации понятия «должностное лицо». В частности, до внесения законодательных изменений должностными лицами хозяйственных обществ признавались лишь работники акционерных обществ, контрольным пакетом акций которых владело государство, субъект Российской Федерации или муниципальное образование. Фактически закон умалчивал об ответственности лиц, обладающих соответствующими организационно-распорядительными и административно-хозяйственными полномочиями в дочерних предприятиях указанных организаций.

Подобная законодательная «лазейка» не позволяла привлекать руководителей «подконтрольных организаций» к уголовной ответственности за совершаемые ими коррупционные преступления (как отмечается в пояснительной записке к законопроекту, речь идет о таких деяниях, как злоупотребление должностными полномочиями, получение взятки, служебный подлог, халатность²⁷⁴).

Таким образом, с точки зрения модернизации общественных отношений и потребностей правоприменительной практики включение рассмотренных «новых» специальных субъектов в действующий уголовный закон видится целесообразной и логичной мерой.

Во-вторых, криминализация преступных деяний новых субъектов преступлений обусловлена серьезной либерализацией прав и свобод российских граждан. Предоставленная населению возможность участвовать практически во всех гражданских правоотношениях порождает возникновение новых, ранее не существовавших моделей преступного поведения.

Законодательная база не должна отставать от реалий общественной жизни. Наоборот, происходящие в социуме перемены необходимо своевременно «синхронизировать» с нормативно-правовыми требованиями действующего законодательства. Отсутствие подобной «синхронизации» порождает серьезные правовые и организационные проблемы. Кроме того, изменения, постоянно вносимые в регулятивное законодательство, должны быть одновременно подвергнуты оценке с точки зрения криминализации. В этой связи все большее число вновь вводимых норм уголовного законодательства с каждым годом носят бланкетный характер. Так, например, обновление гражданско-правовой регламентации в области воздухопользования привело к дополнению уголовно-правового инструментария ст. 271¹ УК РФ «Нарушение правил использования воздушного пространства Российской Федерации».

На сегодняшний день в научном сообществе РФ активно идут споры по вопросу необходимости включения в уголовный закон нового специального субъекта – медиатора. В частности, одно из выдвигаемых предложений связано с установлением мер уголовной ответственности за действия по подкупу медиатора. С нашей точки зрения, подобная мера – одно из возможных направлений развития уголовного закона, но в перспективе. В современных условиях медиативные процедуры – явление, широко распространенное на западе, а именно, в странах США и Северной Европы. Однако в нашем государстве данный институт пока не «прижился», чего нельзя сказать о деятельности контрактных управляющих, третейских судей и прочих «вновь появившихся» специальных субъектов.

Профессия контрактного служащего, равно как и арбитра, с каждым годом приобретает все большую востребованность в российском обществе. Так, финансовая деятельность любого бюджетного учреждения не обходится без осуществления закупочных процедур. В этой связи отдельные исследователи называют область государственных закупок распространенной почвой для коррупционных преступлений²⁷⁵.

Широкую популярность в РФ получило и третейское разбирательство (арбитраж). Как отмечают А. А. Горленко и Е. С. Бурова, если еще 10 лет назад о существовании арбитража знал лишь небольшой круг специалистов, то на сегодняшний день третейское судопроизводство стало довольно известным институтом в бизнес-сообществе²⁷⁶. Повышение уровня правовой культуры среди предпринимателей заставляет обращаться к подобной «альтернативе» государственному суду. Вместе с тем такая популярность имеет и обратную сторону: высоки риски взяточничества. Коррупции в международном арбитраже посвящено целое издание²⁷⁷.

Относительно должностных лиц, перечень которых был подвергнут расширению, стоит отметить следующее. Дополнение понятия «должностное лицо» сотрудниками организаций и предприятий с государственным участием видится обоснованной, продуманной и целесообразной мерой, направленной на устранение их фактического ухода от ответственности при совершении коррупционного деяния.

В-третьих, другой аспект расширения субъектного состава ряда запрещенных УК РФ деяний обусловлен сложившейся в нашей стране коррупционной обстановкой. Статистика коррупционной преступности дает неутешительные цифры. Так, проведенный специалистами за первое полугодие 2021 года анализ свидетельствует о том, что количество совершенных с января по июль коррупционных преступлений возросло на 16,5%, что признается абсолютным максимумом за последние 8 лет²⁷⁸. Подобный расцвет взяточничества в российском государстве дополняется высоким уровнем латентности. Согласительная, взаимовыгодная правовая природа взятки, подкупа или иного незаконного вознаграждение предопределяет уход злоумышленников от правоохранительных структур. Именно незарегистрированная преступность по своим количественным показателям равняется официальной, а порой, даже превышает ее. При таких условиях распространение уголовной ответственности на новые субъекты, рассмотренные в настоящем исследовании, выступает одним из надежных средств выявления и противодействия как скрытой, так и официальной коррупционной преступности.

Подводя итог вышеизложенному, отметим, что включение в последние годы в действующее уголовное законодательство новых специальных субъектов преступлений – обоснованная и продуманная мера, которая обусловлена модернизацией и усложнением экономических отношений, широкой либерализацией прав и свобод российских граждан, а также высоким уровнем коррупционной преступности. Постоянного обновления уголовного закона в части расширения ответственности специальных субъектов также требует латентность современной преступности. Вместе с тем в целях эффективного функционирования российской правовой системы все изменения, вносимые в уголовный закон, должны быть отражением изменений в регулятивном законодательстве.

Актуальность и обусловленность криминализации цифрового способа совершения преступлений

Л. В. Иногамова-Хегай,

д-р юрид. наук, профессор

(Университет имени О.Е. Кутафина (МГЮА))

inogamova-hegay@yandex.ru

Широкое применение в современном обществе компьютерных технологий не обошло стороной и его негативные сферы. Массовое совершение преступлений с использованием цифровых средств отмечается как на международном, так и национальном уровнях. В документах ООН, региональных организаций, государств уделяется пристальное внимание цифровизации преступного мира. В одном из актов Генеральной Ассамблеи ООН говорится о необходимости усиления противодействия преступлениям, выполняемым с применением цифровых инструментов. Отмечаются две группы преступлений:

– компьютерное преступление как любое противоправное деяние, выполняемое посредством электронных операций, целью которого является преодоление защиты компьютерных систем и обрабатываемых ими данных (узкое понимание);

– компьютерное преступление как любое противоправное деяние, выполняемое посредством или в связи с компьютерной системой или сетью, включая такие преступления, как незаконное хранение, предложение или распространение информации посредством компьютерной системы или сети (широкое понимание)²⁷⁹.

Среди региональных международных актов следует назвать Конвенцию Совета Европы о киберпреступности²⁸⁰.

В отечественном УК ст. 272–274¹ закреплена ответственность за преступное нарушение защиты компьютерных систем и обрабатываемых ими данных.

По состоянию на ноябрь 2021 г. цифровые средства как объект или предмет, средство совершения преступления, а также случаи их использования (то есть как способ совершения преступления ), по нашим данным, указаны в 31 статье УК. При этом в статьях УК указание на цифровизацию предусмотрено посредством разных формулировок. И надо иметь в виду, что ряд преступлений осуществляется довольно часто с использованием компьютерных технологий, но в статье об этом применении не говорится. Примером может быть преступление, предусмотренное ст. 138 УК, «Нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений».

По нашим подсчетам, из названных 31 статьи УК:

– в 14 статьях: 110, 1101, 1102, 1281, 1512, 2381, 242, 2421, 2422, 245, 2581, 280, 282, 3541, высокие технологии использованы для обозначения способа совершения преступления с формулировкой, в «средствах массовой информации или информационно-телекоммуникационных сетях (включая сеть «Интернет»)»;

– в 5 статьях: 1853, 2052, 2281, 2581(указывается во второй раз – И. Л.), 2801 закреплен цифровой способ в виде выражения, «через средства массовой информации, в том числе электронные, информационно-телекоммуникационные сети (включая сеть «Интернет»)», или «с использованием средств массовой информации либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет»;

– в 7 статьях: 1596, 1712, 222, 2221, 2222, 230, 2422 (называется второй раз – И. Л.), предусмотрен высокотехнологичный способ осуществления преступления посредством фразы, «с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет» или «с использованием информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть «Интернет»)»;

– в 2 статьях: 274, ч. 3 ст. 2741 формулировки «информационно-телекоммуникационных сетей», «информационно-телекоммуникационным сетям» характеризуют предмет преступления;

– в 4 статьях: 158, 1593, 1596 (указывается во второй раз – И. Л.), 187 выражение «электронных денежных средств» отражает предмет, а фраза «электронных средств платежа» – способ, средство совершения преступления;

– в 6 статьях: 272, 273, 2741 (называется второй раз – И. Л.) фразы «компьютерных программ, компьютерной информации» характеризуют средство, и выражение «компьютерная информация» может означать предмет преступления; в ст. 1596 (упоминается в третий раз – И. Л.), в ст. 274 (перечисляется второй раз – И. Л.) формулировка «компьютерной информации» относится к предмету, в ст. 187 (называется второй раз – И. Л.) слова «компьютерных программ» обозначает средство совершения преступления.

За десять месяцев 2021 г. в УК уголовная ответственность за совершение преступления «с использованием средств массовой информации, либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет» была введена в 9 случаях 5 статей (ст. 222, ст. 222¹, 222², ст. 230, ст. 354¹ УК).

Анализ преступлений, совершение которых с применением средств массовой информации, либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет» влечет по закону более суровую ответственность, показывает чрезмерное и слишком динамичное насыщение УК этим способом. Очевидно полагать, что вводить в уголовный закон ответственность за осуществление преступлений с использованием средств массовой информации либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет» следует при обосновании существования действительно повышенной опасности использования цифровых технологий при выполнении преступления. По существу, высокие технологии можно применять для реализации любого преступного намерения, что не означает необходимости постатейного закрепления их применения.

Приведенный анализ статей УК, в которых есть прямое упоминание цифровых средств, показывает, что цифровые инструменты могут характеризовать объект и предмет преступления, средства и способ осуществления преступного посягательства. А в ряде случаев, как было отмечено, в одной и той же диспозиции статьи УК слова «компьютерная информация» в одном случае могут означать средство совершения, а в ином – предмет преступления. Статьей 273 УК закреплена уголовная ответственность за создание, использование и распространение вредоносных компьютерных программ. В ней запрещено «создание, распространение или использование компьютерных программ либо иной компьютерной информации, заведомо предназначенных для несанкционированного уничтожения, блокирования, модификации, копирования компьютерной информации или нейтрализации средств защиты компьютерной информации». Первое упоминание в статье «компьютерной информации» характеризует эту информацию в качестве средства осуществления преступления, второе и третье использование фразы «компьютерной информации» относится к предмету посягательства.

Похожие законодательные описания цифровых инструментов встречаются и в других статьях УК, например, 187, 274¹.

Закрепление в УК разных выражений для отражения совершения преступления с высокими технологиями, с одной стороны, показывает их многообразие, но, с другой стороны, лишает УК унификации при изложении применения электронных инструментов для совершения посягательств. Отсутствие унификации способно привести к неверной квалификации преступления в случае его совершения с использованием компьютерных инструментов и в целом к неправильному объему уголовной репрессии.

Как было отмечено, международными и национальными нормами, выделяются общие и специальные нормы об ответственности с использованием цифровых инструментов. Выскажем мнение, что ст. 272 УК предусматривает общую уголовную ответственность за незаконное использование цифровых технологий при наличии всех иных признаков состава. Статьями о хищении чужого имущества (158, 159³, 159⁶ УК) закреплены специальные случаи такого незаконного использования высоких технологий. В связи с этим при совершении названных хищений не нужно дополнительно привлекать виновного к ответственности по ст. 272 УК.

Выполнение преступления с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет» или «с использованием информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть «Интернет»), по нашим данным, закреплено в 24 статьях УК как способ совершения преступления. Этот способ может означать как правомерное, так и неправомерное применение цифровых технологий. Однако, правомерное использование этого способа в ряде случаев также может существенно повысить общественную опасность некоторых преступлений. Такое повышение общественной опасности будет означать необходимость отражения рассматриваемого способа совершения преступления непосредственно в УК с установлением более суровой ответственности за его использование в сравнении с наказуемостью преступления, осуществляемого без него.

Федеральным законом «О внесении изменений в статью 354¹ Уголовного кодекса Российской Федерации» от 5 апреля 2021 г. № 59-ФЗ в ст. 354¹ УК о реабилитации нацизма были внесены изменения. Пунктом «в» ч. 2 и ч. 4 статьи установлены более строгая ответственность за совершение преступления с использованием средств массовой информации либо информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет»²⁸¹. В ст. 222–222² УК Федеральным законом «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» от 1 июля 2021 г. № 281-ФЗ была установлена более строгая ответственность за совершение преступлений с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет»²⁸².

Можно предложить, что совершение преступления с применением средств массовой информации либо информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет», в настоящий момент обоснованно включить помимо уже упоминаемой ст. 138 УК, в ст. 205 и 361 УК с учетом роста и повышения общественной опасности использования этого способа при осуществлении указанных актов терроризма²⁸³.

Наряду с установлением исключительно необходимой уголовной ответственности за применение анализируемого способа при осуществлении конкретных посягательств, представляется эффективным и следующий подход. Суть его состоит в том, чтобы совершение преступления с применением электронных средств предусмотреть в Общей части УК в числе отягчающих обстоятельств. Цифровые средства законодатель в настоящее время, как уже отмечалось, формулирует посредством разных словесных формулировок и при этом сами цифровые (электронные) средства могут обозначать признаки объекта и (или) объективной стороны состава преступления. Учитывая сказанное, возможно введение в ст. 63 УК нового п. «к¹» в следующей редакции: «совершение преступления с применением средств массовой информации либо электронных средств». Раскрытие выражения «электронных средств» предусмотреть в примечании 1 к ст. 63 УК, максимально назвав все используемые в УК синонимы слова «электронный».