Читать книгу: «Последний герой. Том 2», страница 3

Глава 4

Утро разбудило щекотанием носа – рыжие волосы раскинулись у меня на груди, задевали лицо.

Я открыл глаза. Алька не спала, прижалась ко мне, будто боялась, что сбегу.

– Доброе, – прошептала она, улыбнувшись.

– Привет, – ответил я, чувствуя, как она снова теснее прижимается.

Дальше слова были лишними. Кровать предательски поскрипывала, оставалось надеяться, что Машка дрыхнет крепко. Оторвались друг от друга только спустя минут двадцать.

– Господи… – выдохнула рыжая, проводя ладонью по моей груди. – Почему мне так хорошо? Никогда бы не подумала, что молодой так притягивает…

Я хмыкнул про себя. Знала бы, сколько мне на самом деле.

Вслух сказал:

– Ты огонь.

И это была правда.

Но комплименты на этом закончились. Сейчас нельзя позволять себе обрастать связями – сам хожу по тонкой жердочке. Но, похоже, Алька это чувствовала. Не глупая. Проницательная. Не по годам. Сколько ей? Двадцать восемь? Тридцать? Где-то так…

Я встал.

– Мне на работу, – сказал я, разминая шею.

– А у Машки выходной, – лениво прищурилась рыжая, сверкая зеленью глаз и обнажённой грудью. Грудь – что надо, отметил я про себя. – И ты не ходи…

– Она после дежурства на выходном. Следак всё-таки. А я – в штабе. Это не хухры-мухры, а бумажки, – я подчёркнуто воздел палец кверху.

– Значит, у тебя более ответственная работа, – кивнула она, подыгрывая моей иронии.

– Угу. С утра надо успеть компьютер включить. Важное дело.

– Можно я первая в душ? – соскользнула с кровати на цыпочках, – пока Машка спит.

– Машки стесняешься? Вы ж, вроде, подруги.

– Ну… нехорошо как-то у подруг парней отбивать.

– В смысле? – фыркнул я. – Мы с ней не вместе. Она тебе ещё вчера сказала – просто живём.

– Ха! Это при тебе она хорохорилась, – тряхнула гривой рыжая, забирая с пола футболку, которую вчера дала ей Машка. – А до этого уши мне все прожужжала: Максим то, Максим сё. Как он изменился, возмужал вдруг резко. Не узнать. От тебя, говорит, мужиком теперь пахнет.

– Да? – я почесал затылок. – А как же вчерашняя история про молоко в супермаркете?

– Ой, да этой ее байке уже сто лет. Может, ляпнула, чтоб ты поревновал. Короче, запала на тебя Маха, только – я тебе ничего не говорила. А я, выходит, сучка. Стыдно сейчас… но я такая вчера была… ну совсем пьяная. И, что страшнее всего – ни фига не жалею. Хоть и гложет там, где совесть должна быть. Хи-хи…

– Ну-у… со своей подругой сама разбирайся, – улыбнулся я. – А совести можешь передать, что Макс вчера был ничейный, свободный агент.

– Ой, так я тебе и поверила, – покачала она головой. – У такого парня и нет девки?

Я лишь пожал плечами – переубеждать не стал. Она чмокнула меня в губы и упорхнула в ванную, прикрываясь одной лишь футболкой.

А я задумался… Машка, Алька… Девчонки интересные, живые. Но в голове всплыла Кобра. Яркая, черноглазая, с характером – та, что держит на себе весь отдел. Кстати… как она там? Надо бы навестить, заодно и новости закинуть. И вообще – надо решать её вопрос с этой дурацкой реабилитацией.

Не ровён час – спишут по надуманной херне. Сейчас это запросто: не прошёл тест у психолога – до свидания, форма. Всё. Ты больше не начальник. Не боец. Ты «тревожный элемент». Верить начали не опыту, не выслуге, а каким-то тестам и вот этим самым бумажкам. Психолог сказал – сдвиг по фазе. И всё, гуляй. Сейчас психологам верят больше, чем сотрудникам. Даже больше, чем свидетелям.

Может, поэтому в полицию всё больше идут женщины? У нас в ППСе уже треть – девчонки. Такого раньше не было. Современные парни – то по здоровью не проходят, то на полиграфе сыпятся, то психиатр говорит: «неустойчив, не рекомендован». Мир меняется… Только вот не всегда понятно – в какую сторону.

* * *

– Я думал, не придёшь, – пожал я руку Корюшкину на школьном стадионе.

– Я привык сдерживать обещания, – смущённо улыбнулся он, переминаясь с ноги на ногу возле турников. Был сегодня в нелепых шортах по колено и футболке с замысловатой надписью: «I Paused My Game To Be Here».

– Первая тренировка – втягивающая, – сказал я, покручивая шеей. – Побежали.

Сам после вчерашнего решил не фанатеть – лёгкой трусцой, чтоб только кровь разогнать и суставы не застаивались. Первый круг прошел нормально, прохлада, утро… Но вот Ваня сдался быстро – пробежал два круга, остановился, уткнулся руками в бока.

– Фух… Я не могу!

– Давай шагом, – скомандовал я. – Не останавливайся. Это тебе не в танки рубиться. Это – реальность, танкист.

– Жаль, тут нельзя прокачку купить… закись азота, турборежим… – пробурчал Ваня, волоча ноги.

– Вперёд, Волк! – хмыкнул я и побежал дальше, лёгкой рысцой. А Ваня – шагом, важно, как будто из последних сил выносил раненого с поля боя.

После пробежки – турник. Он посмотрел на перекладину с подозрением, будто это ловушка, с трудом подпрыгнул, повис, дёрнулся раз, дёрнулся два… Раздул щёки, заёрзал ногами в воздухе, но подбородок так и остался где-то значительно ниже перекладины. Даже лбом до нее не достал. Спрыгнул тяжело, как будто мешок с кирпичами упал.

– Сильно плохо? – спросил он виновато, будто профукал Олимпиаду.

– Пока да, – кивнул я. – Но не смертельно.

Ну, не буду же я врать и его хвалить, когда всё так очевидно. Так бойца не воспитаешь.

– Я ни на что не способен… – тихо протянул он. – Только работа в лаборатории, за микроскопом, и танки в сети. Я же говорил…

– Говорил, – согласился я. – А теперь делай выводы. Начал – значит, не бросай.

– Уф… не смогу я… Ты вон какой… А я…

– Отставить упаднические настроения, – велел я. – Не всё сразу. С турником не пошло – будем с другого начинать. Я показываю – ты делаешь.

Я не инструктор, но по молодости занимался самбо, боксом чуток в старших классах. И сейчас вспомнил старые тренировки, как гонял нас тренер и какие иногда давал так называемые разгрузочные тренировки.

– Смотри, – показал я на скамейку. – Десять приседаний. Потом десять отжиманий от скамьи – не от земли, не надо героизма. Надорвёшься ещё. И в конце – немного растяжки, дыхалку восстанови. Потом второй заход.

– А третий?.. – глянул он на меня с тоской.

– На третий не дотянешь. Давай хотя бы два круга для начала. Не сдохнешь – будет праздник.

Я сделал паузу, глянул, как он кивает.

– И как ты вообще физо на зачёте сдаёшь? – хмыкнул я.

– Мне так ставили, – пожал плечами Ваня. – Кто же меня за физо уволит? Я же единственный криминалист в отделе. Семь допусков. Очередь экспертиз.

– Ясно… Здесь твои допуска не канают. Давай, Волк, вперёд. База – это сила.

Корюшкин кивнул, будто я приговор только что зачитал. Несмотря на лёгкость заданий, к концу недолгой тренировки он был, как выжатый тюлень. Мокрый, покрасневший, с волосами, прилипшими ко лбу, но почему-то счастливый.

– Как заново родился… – прохрипел он смущенно. – Никогда так себя не чувствовал… Сейчас съем тарелку пельменей с кетчунезом.

Я хмыкнул.

– Только пельмени, без кетчунеза. Пора разгружать твоего внутреннего волка от сала.

Ваня согласно закивал, хватая ртом воздух, как карась на берегу.

– Если хочешь нравиться девчонкам, – строго проговорил я, вспоминая интернетные статейки, которые уже порядком проштудировал, сам-то тоже физуху набирал, – на будущее: никаких пельмешей и кетчунезов.

– Голодать? – в голосе Вани прозвучал ужас.

– Ни в коем случае, Ваня. Больше белка и растительной еды, – вспомнил я свои молодые годы, когда по динамовской линии в секции самбо пахал, готовясь к соревнованиям. – Без крайностей, но и без поблажек.

– Растительной? Как корова? – вздохнул он, поникнув.

– Чтобы как раз не быть коровой, – усмехнулся я. – Ты парень неглупый, сам поищи в сети, изучи вопрос, как хавать, что хавать, от чего отказаться. Сейчас всё в интернете есть – расписано по шагам. Главное – не перегибай палку, все в меру, Ваня. Как говорит наш начальник штаба, без фанатизма.

– Это да… В курсе немного. Я так-то гуглил раньше, – кивнул он. – Жалко только, что чипсы нельзя.

– Варианта два, Ваня: либо исключить чипсы, либо вырасти до трёх метров. Тогда при твоём весе будешь в норме.

Корюшкин рассмеялся, но как-то с оттенком грусти, будто прощался с любимыми пельмешками навсегда.

– Ладно… Завтра, в это же время?

– Завтра. Здесь. В семь. Не опаздывать, Волчара.

Он кивнул и, тяжело ступая, побрёл к выходу со стадиона. А я ещё немного остался: поболтался на турнике, попрыгал через вкопанные колеса, и, вытирая пот со лба, уже прокручивал в голове следующий шаг в деле. Пора было снова становиться ментом, а не фитнес-тренером.

* * *

После стадиона вернулся домой. Принял контрастный душ, на автомате побрёл на кухню – ставить воду на гречку в пакетике. Не люблю гречку, честно говоря, но надо. Куриную грудку – в Машкину мультиварку. Гречка с грудкой – лучшее топливо для набора сухой массы. Не жирной, а чистой, рабочей. Ел и чувствовал себя немного непривычно. Никогда особо не заморачивался по жрачке. Глотал всё, что жуется и не убегает со стола. Но, видимо, во второй жизни созрел до этого спортивного, мать его, питания.

Хотя честно говоря, в прошлой жизни было ведь вообще не до этого. Где там думать о грудках, когда днюешь и ночуешь на работе. А здесь… здесь почему-то хотелось не быть дрыщом. Вот прямо хотелось. Страсть как. Потому что никогда не был.

И это уже начинало получаться. Потому как одежда Максимки сидела всё плотнее. Тело росло, мышцы наливались. И явно быстрее, чем должно бы. Вечерами я еще добивал мышцы гирями – прикупил на «Авито» за копейки (спасибо прогрессу) две пудовки, с ржавчинкой, но по бросовой цене. Качаюсь, так сказать. Но даже с нерегулярными занятиями прогресс выходит какой-то чересчур бодрый.

Вот и Машка, оказывается, заметила.

То ли тело у Максимки генетически одарённое, просто не было толчка… То ли моё сознание, переехавшее в эту оболочку, как-то реорганизовало всё по-новому. Не знаю. Бред, конечно. Но после того, как меня швырнуло из 97-го в сегодняшний день – я теперь зарекаюсь что-либо категорически отрицать. Всё может быть.

Хотя, если по-честному – да и плевать. Главное, что процесс пошёл. И неплохо пошёл.

– Привет, – на кухню вышла заспанная Машка в своих тапках-зайцах и фирменном халатике, который едва прикрывал кружевной треугольник между бедер. Потянулась, зевнула.

– Доброе утро, страна, – я подмигнул. – Кофе будешь?

– Ага, – кивнула она, растирая виски и плюхаясь за стол.

– Отлично. И мне тогда налей, раз уж ты на ногах.

Машка надула губы, но встала, начала колдовать с кофеваркой.

– А где бобриха моя? – пробормотала, потирая нос. – Я так вчера набубенилась, не помню, как отрубилась. Мы с ней, вроде, на диван рухнули, а дальше – провал.

– Ушла, наверное, – пожал я плечами.

– Странно… Даже не разбудила. Я вообще и не помню, во сколько. Обычно своими кудрями мне всё лицо щекочет. Разбросает космы по подушке, как ураган прошёл.

– Сама говоришь – наклюкалась. Спала, как убитая. Даже храпела, но негромко.

– Ой, не ври, а! Никогда не храплю! – Машка покраснела.

– Ну да… Просто громко сопишь.

– Да это Алька храпела, – кивнула Машка, косясь на меня и поджав губы. В ее глазах сверкнули чертята. – Ну и как она тебе?

– Кто?

– Бобр. Понравилась?

– Ничего так. Интересная девушка, – ответил я, не поднимая глаз.

– Интересная? Ой, скажешь тоже… Людей обманывает своими этими предсказаниями, гаданиями, – фыркнула Машка.

– У каждого свои недостатки. Я вот в штабе работаю…

– Выдерга она. И умную корчит. Скажи, Макс, а мужикам правда нравятся рыжие? Ну… серьёзно?

Вспомнился анекдот о женской дружбе: Чтобы летом хорошо выглядеть на пляже, Люся ещё с зимы начала откармливать свою лучшую подругу Оксану.

– Всё, – глянул я на наручные часы. – Я побежал. Дел по горло.

– Куда? Ты же на больничном.

– Больничный – не повод расслабляться. Когда Родина в опасности, отдыхать некогда, – проговорил я с нарочитым пафосом и смылся с кухни, пока Машка не начала допытываться про рыжих бобров.

Путь лежал в медсанчасть – надо было снова сыграть оловянного несгибаемого солдатика. Походил роботом для убедительности, покривился на спину – всё прошло гладко, больничный продлили без лишних вопросов.

А оттуда – сразу на работу. Нужно выцепить мажора. Что-то он подзаглох, а мне нужна инфа на Егорова. Я же пробить велел, а он что – забил? Если так – взбодрю. А если не забил, как там теперь говорят? Помогу «сформировать внутреннюю мотивацию». Ну-ну.

* * *

Чёрный седан премиум-класса мягко притормозил у одной из новостроек в спальном районе. Из него первыми вышли двое охранников в тёмных костюмах. Гарнитуры в ухе, морды кирпичом, недалекие, но серьезные. Один – сразу в подъезд, второй остался снаружи, осматривал двор, вращая бритой головой.

На площадке – пара ребятишек, мамашка с коляской да накачанный тип в обтягивающей футболке выгуливал таксу. Взгляд охранника задержался на нём. Подумал, поприглядывался. Слишком уж подчёркнута фигура, слишком нарциссично выставлены мышцы – под одеждой спрятать оружие проблематично. Значит, не угроза.

– Всё чисто, Герман Сильвестрович, – доложил вернувшийся из подъезда.

Только после этого из машины выбрался сам Вальков. Медленно, как человек, которому все и так обязаны. Недовольно поморщился на солнце, будто оно светит без его ведома, одёрнул дорогой легкий пиджак и направился к подъезду в окружении охраны.

Просторный лифт мягко принял всех троих и пополз вверх. Тишина, только еле слышное глухое гудение. Дзинь. Двери разошлись на нужном этаже. Вышли.

– Ждите здесь, – коротко бросил Вальков и кивнул на лестничную площадку.

– Квартиру проверить? На всякий случай? – уточнил один из охранников.

– Ты глухой?! – рявкнул Валет. – Ждать здесь!

Настроение у него было паршивое. Уже несколько дней его терзало гнетущее чувство – будто за ним кто-то идёт. Не конкуренты, которых он в девяностые гасил без колебаний. Не бывшие «пехотинцы», которых потом кинул, когда уходил в тень, зачищая хвосты. Это было другое. Он не мог толком объяснить – кто именно и зачем. Но нутром чуял: за ним пришли. Кто-то, кто помнил. Кто-то, кто не простил. И почему-то он был уверен – этот враг будет самым опасным. Самым упрямым. Самым лютым.

Валет позвонил в дверь, обитую толстой кожей с латунными гвоздиками – смотрелась она в новостройке, как старинный сундук в супермаркете. Через несколько секунд глазок затянула тень, а после щёлкнул замок.

– Привет, – слабо улыбнулся Вальков. – Как договаривались… я приехал.

– Проходите, Герман Сильвестрович, – отозвался бархатистый женский голос – слишком правильный, выверенный, словно актриса читала по роли. Ни жизни, ни будничности – а сцена из фильма.

Вальков шагнул внутрь. Хозяйка закрыла за ним дверь, плавно, без звука.

– Опять кошмары? – спросила она, уже в коридоре.

– Да… сам не пойму, – отмахнулся Валет, оглядываясь. – Раскинешь карты?

– Пойдёмте… Посмотрим, что за тень стоит за вашей спиной.

Квартира напоминала не городское жильё, а лавку чародейки. Пол устлан восточным ковром, в воздухе – аромат полыни и чего-то терпкого.

Вошли в комнату. Окна плотно зашторены тяжёлыми бархатными портьерами, свет идёт от десятка свечей в бронзовых подсвечниках. На стенах – гравюры с символами, которые можно принять за старинные или просто модные. По полкам – вычурные железные банки с зеленым налетом, что внутри – неизвестно. Стопка книг с потёртыми корешками: «Ключ Соломона», «Оракул теней», «Сумеречная астрология».

Посреди комнаты два одинаковых кресла напротив друг друга, с изогнутыми ножками. Они были словно выдернуты из старинной фотокарточки: потемневшее дерево, резные подлокотники в виде змеиных тел, сиденье и спинка – обиты тускло-вишнёвой парчой с вытертым узором. А между креслами стоял маленький круглый столик, покрытый чёрной скатертью с вышитой пентаграммой.

– Садитесь, Герман Сильвестрович, – гадалка плавно присела напротив, вытаскивая карты. – Сейчас всё станет яснее… Или, наоборот, туманнее. Как пойдёт.

– Уютненько у тебя тут, – хмыкнул Вальков, оглядываясь. – И одновременно жутковато. Сколько раз был – никак не привыкну.

Вальков откинулся со вздохом на спинку, поёрзал, поводил глазами, будто искал что-то.

– У тебя есть выпить? – облизнул он пересохшие губы. В последнее время он крепко налегал на алкоголь, нервы играли скрипкой без смычка.

– Нельзя, Герман Сильвестрович, – мягко, но твёрдо ответила гадалка. – Перед сеансом спиртное закрывает потоки. Алкоголь мутит восприятие, размывает границы между правдой и вымыслом. Душа становится глухой, лживой. Даже карты это чувствуют – путаются, уводят не туда. А мне нужны вы – настоящий. Незамутненный, настроенный. Иначе говорить мы будем не с судьбой, а с демонами.

– Ладно… Черт с этой выпивкой… давай уже, вещай, Ванга.

Гадалка ничего не ответила, только слегка улыбнулась уголками губ. Пока Вальков еще что-то бубнил, её тонкие пальцы извлекли из-под столика старую колоду.

Карты были затёртые, с местами «махровыми» краями и пожелтевшим рисованным кантом – видно, далеко не новьё. На рубашке тиснение: выцветший рисунок солнца. Колода выглядела «настоящей», хорошо поработавшей – не из тех, что блестят глянцем в лавках эзотерики. На лицевой стороне вместо привычных игральных мастей – рисунки с лёгкой сепией времени, выглядели – будто сделаны вручную. Волки, вороны, лилии, замки, звёзды… Всё это смотрелось тревожно и завораживающе.

Гадалка тасовала неспешно, будто шепча и переговариваясь с каждой картой. Закончив, провела ладонью над колодой, словно сдувая с неё невидимую пыль. Затем вытянула три карты, разложив веером перед собой. Они легли на черную скатерть столика, как будто сами выбрали свои места.

– Первая – прошлое… – проговорила она почти шёпотом, переворачивая карту. – На ней – «Башня». Старая, одинокая, треснувшая по основанию. Гром ударил в вершину, обрушив флаг. Символ разрушений, старых грехов, неотмоленных долгов.

Вальков фыркнул.

– Ну, с прошлым у меня всё ясно.

Гадалка перевернула вторую карту.

– Настоящее… Видишь Тень?

На рисунке была человеческая фигура, стоящая в темном проеме. Лица не видно, только тень под глубоким капюшоном.

– Что там?

– Кто-то уже близко, – тихо ответила она. – Совсем рядом. На пороге.

Вальков приподнялся, будто хотел встать, но передумал. Улыбка сошла с его лица, сменившись тревожным напряжением. Прокашлялся в кулак.

– Кто?

Она медленно положила третью карту. Будущее.

– «Суд», – проговорила гадалка. На картинке – весы. На одной чаше – окровавленный кинжал, на другой – черная роза.

– Ну?! – Вальков заламывал пальцы. – Что там? Говори… Какой еще, на хрен, суд? Ну сужусь я с партнерами, бывает.

– Он тебя найдёт, – вдруг проговорила гадалка. – У него в руках правда. И она сильнее, чем твои деньги.

– Ты что несёшь?! – воскликнул Вальков. – Ерунду не городи! Кто найдет? Кто меня может…

– Я этого не вижу.

– Твою мать… И я на это ведусь!

Он вскочил, но снова сел под её взглядом, даже голову как-то неловко повернул – склонить не мог, но всё же.

– Это говорят карты, – спокойно пожала плечами гадалка. – Я всего лишь проводник. Передаю то, что приходит.

Она указала пальцем вверх, а потом – вниз:

– Оттуда или оттуда.

Голос её стал ниже, почти шепчущим, но с такой тенью в интонации, будто под полом, куда она указала, скрывалась бездна.

– Что делать-то? – облизал пересохшие губы Вальков. – У меня выборы, у меня стройки на носу… Мне сейчас не до этих твоих загадок-шарад, мать их!

– На сегодня всё, – спокойно, почти отрешённо произнесла гадалка, убирая ладони со стола. – Карты молчат. Приходи в другой раз.

Вальков недовольно скривился, тяжело выдохнул и, не глядя, достал из бумажника несколько пятитысячных купюр. Щелчком пальцев отправил их на столик:

– Сдачи не надо. Может, к следующему разу твои карты поумнеют и научатся говорить больше по делу.

Она не обиделась. Даже не моргнула. Ровным, выученным движением собрала, будто смахнула деньги, словно это были не купюры, а магическая пыль. Бумажки исчезли где-то в складках её просторного одеяния, словно утонули в рукаве фокусника.

Вальков встал и уже направился к двери, но на полпути остановился. Что-то соображал. Потом полез во внутренний карман, достал помятую фотокарточку и вернулся.

– Слушай… – произнёс он, слегка склонив голову набок. – Если на меня твои карты не говорят – может, хоть на него заговорят?

Гадалка протянула руку, взяла карточку и взглянула. На фото – молодой парень в форме лейтенанта МВД.

– Кто он? – пробормотала гадалка, не отрывая взгляда от снимка.

Голос ее незаметно дрогнул.

– А вот это ты мне и расскажи, – сказал Вальков и снова сел в кресло, на этот раз резко и более нервно.