Читать книгу: «Последний герой. Том 2», страница 2

– А ты чего? – кивнул я на слепок. – Опять тапки меряешь?

– Да… по краже с дач принесли. В картотеку надо поместить и экспертизу на пригодность сделать.

– Ага. Уважуха. Слушай, раз уж зашёл… Расскажи мне про баллистику. Типа, пуля – это отпечаток пальца пистолета?

Корюшкин оживился:

– Не совсем, но рядом. У каждого ствола свои микропризнаки рельефа. Когда пуля проходит сквозь канал, она об эти неровности трётся, и на ней остаются бороздки – следы-трассы от полей нарезов. А гильза – это уже отдельная песня: следы бойка, зацепа выбрасывателя, вмятины на донце…

Излагать всё это было ему явно приятно.

– И всё это ты фиксируешь?

– Фото, сравнение с базой, описание – как положено. Потом делаю вывод – стрелял именно этот ствол или нет. Или неизвестный.

– А если ствол подпилить? Или новый поставить?

– Тогда совпадения не будет. Плюс, если нарезы не сходятся с картотекой – значит, пистолет нигде не светился.

Я прищурился:

– То есть, если у кого-то палёная нарезь, и он в деле всплывёт – ты его вычислишь?

– А ты сомневался? – усмехнулся Ваня. – Я же эксперт с почти десятилетним стажем, Макс.

– Молоток, – кивнул я.

– А почему ты спрашиваешь?

Я развел руками, изображая саму невинность:

– Просто читаю много, вон, статью в «Кримпрактике» листал: как преступники избегают изобличения от баллистической экспертизы. Ну, как там пишут, что как только ни изощряются. Решил уточнить – брешут или правда.

– Угу, – кивнул он, не отводя взгляда. – Ну смотри, если вдруг, чисто гипотетически, оружие стрельнуло, а потом ствол заменили… То пуля, помещенная в базу, уже не будет совпадать с новым стволом. И потом, заменить-то ствол можно не во всех видах оружия: у одних моделей это делается просто, у других требует сложной разборки, станочных работ, это просто так «на коленке» не сделаешь, сложно или вообще невозможно.

– Допустим. А если не менять, а просто подпилить немного, полирнуть?

– Ну… – он замялся, но интерес во взгляде мелькнул. – Теоретически можно. Если умело поработать – изменить характер полей нарезов, добавить микроскопических дефектов, можно добиться того, что отстрел не совпадёт с базовой пулей. Но это уже… как искусство, ювелирка. Даже мелочь, типа царапины на дульном срезе, может сыграть.

– То есть, – я усмехнулся, – если ствол прошёл отстрел в разрешительной, но потом его чуть-чуть «подрихтовали» – его по базе уже не привяжут?

– Если грамотно сделать – не найдут совпадений. А если рукожоп какой-то начнёт ковырять отвёрткой – найдут сразу. Тут нюансы.

– Очень интересно… – снова покивал я, поощряя собеседника.

– Так вот же, – Ваня встал, порылся на полке и нашел книжку, протянул мне. На обложке значится: «Судебная баллистика». – Тут все написано, можешь почитать.

– Недосуг мне, Ваня, книжки штудировать, ты мне все пояснил, спасибо.

– Не за что, обращайся.

Я не уходил. Инфы я уже нарыл, но ведь это и не всё. Подход к Ване нужно найти, не только на профессиональном интересе зацепить. Криминалист-союзник – это сила.

– Кстати… – я задумчиво потер подбородок. – А ты чего целыми днями сидишь, геморрой высиживаешь? Как ни зайду, ты все в работе… Хоть бы в спортзал сходил. Наел скафандр.

Я ткнул его в бок.

– Экспертиз навалили, – с досадой вздохнул Корюшкин. – Некогда.

– Это все отмазки для своей совести, – махнул я рукой немного залихватски. – Запомни, Ваня, всех экспертиз не переделать, всех женщин не… А кстати. Как у тебя на личном фронте?

Решил вывести Корюшкина на личный разговор. Он в отделе, как отщепенец. Парень, вроде, неплохой, умный, только пухлый и забитый. Жаль такого, никто его не замечает, как Максимку когда-то. Да и закорешиться с экспертом не помешает. Для моих дел – кадр он нужный, ценный.

– На личном? – надул щеки Корюшкин.

– Подружка есть? – прямо спросил я.

– Ну… нет, – плечи его опустились. – А что?

– Вот так и просидишь в кабинете всю жизнь, и не будет.

– Да я же работаю, – попробовал отмахнуться Корюшкин.

– Дак оно понятно, Ваня. Все работают. Но при этом как-то умудряются жить. Вот скажи, мне, друг ситцевый, ты чего одеваешься, как колхозник? Что за рубашка? Ты её в комоде у бабушки нашёл?

– А как ты узнал? – удивлённо выдохнул криминалист.

– Ёшкин пень… Вопрос вообще-то риторический был, но в точку, видать. Тебе бы брюшко подспустить да шмотки поновее прикупить. А то ходишь, как дед Макар на пенсии.

– Нормальная одежда, – пробурчал Ваня, глядя в пол.

– Да тебя бы в такой рубашке на сельской дискотеке даже в девяностых засмеяли. Сходи на рынок, покрутись на картонке перед куском зеркала, прикупи чего путного.

– Я в моде не разбираюсь, – ещё больше надул щёки Ваня.

– Я тоже не из этих… не стилист, но тут так скажу – любая новая тряпка будет лучше, чем сорочка с нафталиновым ароматом. У тебя и подружки нет, потому что ты… э…

– Лох? – подсказал он сам, обречённо.

– Я такого не говорил. Сам сказал – сам услышал, – развёл я руками. – Но это поправимо. Если заняться Ты вот пока… ты выглядишь, ну… короче, хреново выглядишь. Я вот по утрам бегаю – турник, брусья, всё такое. Вот гири прикупил, начинаю баловаться железом. Давай со мной. Присоединяйся. Раньше встал – пробежался, позанимался, потом надел брючки модные, рубашку с отливом. Только пуговку верхнюю не застёгивай никогда, не по-пацански это, запомни. И все девчонки твои.

– Прям все? – мечтательно вздохнул Ваня.

– Ну, может, и не все, но так зачем тебе все? Одну точно найдёшь. Давай так. Скажи, вот тебе кто в отделе нравится?

– Никто, – замотал головой Ваня.

Причём слишком резко, аж покраснел слегка.

– А если подумать? – прищурился я, не отводя взгляда.

– Ну-у… не знаю… Есть парочка девочек…

– Ха! – я хлопнул его по пухлому плечу. – Парочка?! Молодцом! А я уж думал – ты из этих…

– Из кого, из этих? – нахмурился Ваня, вскинув бровь.

– Да шучу я, – рассмеялся я. – Всё, брат, с завтрашнего утра – новая жизнь. Утром побежим. К любви и светлому будущему.

– А если я не проснусь?

– Тогда я лично приду и тебя вытолкаю на улицу. В трусах. Попомни моё слово – Яровой их на ветер не бросает.

Я шутливо ткнул в него пальцем, но тон сохранял серьёзный – мол, уговор. Ваня выдохнул и засмеялся – искренне, чуть застенчиво. Уже лучше. Зерно пошло в землю.

– Колись тогда… – продолжал я. – На кого глаз положил? Надеюсь, она не замужем? Помогу тебе её закадрить, расскажу, как надо.

– Правда? – Ваня аж захлопал глазами и посмотрел на меня с преданностью щенка.

– Конечно. Ну… выкладывай. Кто эта счастливая избранница?

Главное, чтоб не та кукла из СК – так сильно даже мне не под силу «переформатировать» этого душку. Корюшкин попыжился ещё и выдал:

– Оксана Геннадьевна…

Глава 3

Я невольно кашлянул в кулак, чтобы не фыркнуть.

– Э-э… Ну-у… Губа не дура, Ваня… Но знаешь, кхм… Оксана Геннадьевна – она… она взрослая. Понимаешь? По возрасту тебе не совсем подходит.

– Мы ровесники, – тихо проговорил он, опустив глаза, будто оправдываясь.

– Да?.. Хм… Ну, обычно мужчина выбирает женщину помладше… Да и Кобра – она вся в работе. Ещё бывает, как взорвётся, покроет матом, и не разбирает, кто перед ней – начальник или стажёр. Дома она, скорее всего, такая же. Точно тебе говорю.

– Мне нравятся такие женщины, – мечтательно закатил глаза Ваня. – Сильные, уверенные… Такие, чтоб можно было смотреть снизу вверх… Как на маму. В переносном смысле, конечно.

Я и сам посмотрел на него построже.

– Так, Ваня! Мы не маму выбираем, а… ладно, кому я объясняю, так что идём по порядку. Давай ещё попробуем, – прищурился я. – Ты сказал, что тебе две женщины импонируют, так сказать. В нашем отделе… Кто вторая?

– Не то чтобы она прям нравится… Но… так, ничего такая… – замялся он.

– Говори, Ваня, говори. Попа, грудь есть – считай, симпатичная.

– А мозги? – выдохнул Ваня. – Интеллект… Разве это не важно?

– Если и мозги присутствуют, тогда вообще – красавица. Но не это главное, ты ж не команду для «Что, где, когда?» собираешь.

Эксперт поморщился.

– Ну вот в том-то и дело, что у второй – уровень интеллекта, мне кажется, пониже, чем у Оксаны Геннадьевны…

Я тяжело вдохнул, не очень-то и сдерживаясь на этот раз.

– Маралий корень, Ваня! Тебе с интеллектом детей рожать? Тебе подруга нужна или в шахматы играть? Как ее имя, говори уже.

– Мария, – выдохнул он, собравшись с духом. – Ситникова.

– Кто?

– Ну… Маша. Из следствия. Блондинка…

– А-а… Машка… – я даже опешил.

Он во всех моих женщин влюблен что ли? Вот так принесло.

– Ну-у, во-от… – аккуратно подбодрил я его. – Уже лучше. Я имею в виду – это ж уже синичка вполне себе, не журавлик. Реальная. И с характером.

– Она улыбчивая, – как-то тихо, почти по-девичьи сказал Корюшкин. – Когда не орёт на меня.

Я хмыкнул и хлопнул его по плечу:

– Ты ее не беси, и все тип-топ будет.

– Только Мария меня не замечает, – вздохнул Ваня. – Я как-то на происшествии… ну, вместе выезжали. Сгонял в ларёк, купил ей чебурек, предложил – а она что?

– Что? – эхом переспросил я.

– Рассмеялась.

– Ваня… – я уставился на него, как на кукушонка, выпавшего из чужого гнезда. – Кто же девушкам чебуреки дарит?

– Мама говорит, что главное – внимание.

И сказал, главное, сразу с такой интонацией, чтобы я мамой не спорил.

– Так, стоп… – я прикрыл глаза рукой. – Ты чего, с мамой живёшь?

– Ну да… Удобно. Всегда накормлен, поглажен.

Я откинулся на спинку стула, выдохнул и покачал головой. Случай запущенный… но излечимый. Наверное.

– Короче, Казанова ты наш чебурековый. Завтра с утра – стадион на Ленина. Знаешь?

– Третья школа?

– Да. Недалеко от ОВД. Жду тебя. Будем из тебя человека делать…

– Бегать? – переспросил Ваня со священным ужасом, будто я предложил ему пересечь Сахару или покорить Эверест.

– И бегать, и отжиматься, и подтягиваться, – кивнул я. – Комплекс.

Он посмотрел на меня с большим сомнением.

– А как мне это с Марией поможет?

– Увидишь, – подмигнул я. – Ты, главное – приходи.

– Хорошо… – обречённо вздохнул он. – Придётся сегодня пораньше лечь. Игру пропущу…

– Футбол смотришь?

– В танки играю.

– Ха! Танчики? Марио? Контра? Ваня, тебе точно пора съезжать от мамы…

– Какая еще Контра, Макс? – покачал головой он. – У нас всё серьёзно. Экип, прокачка, броня, снаряга… Свой клан есть.

– Понял… Группа медленного реагирования диванных войск. Ваня, Ваня… – я покачал головой. – Прокачивать надо не танчик, а себя самого. В жизни.

– Но в игре я другой. Там я лучший. Там я – «Волк». Это мой ник в команде, если что.

– Ну-ну. Это в игре ты волк, а в жизни пока что Винни-Пух. Не обижайся, братец. Просто жить надо здесь, а не в сети. Всё, покедова. Завтра в семь – на стадионе. Не проспи, Волк.

* * *

По дороге домой я заскочил в строительный. Взял то, что нужно – мелочи, но полезные. В квартиру вошёл тихо, Машки ещё не было. Повезло.

Достал из-за шкафа ствол Степаныча – тот самый, что он не успел вытащить. Расстелил на кухне старые «Известия», аккуратно разложил части. Затвор, рамка со стволом. Магазин – в сторону.

Так… Как там криминалист говорил? Следообразующие элементы. Они же – слабое место. По ним идентифицируют, если вдруг чего. Значит, их надо немного… подправить. Чтобы рисунок нареза в стволе изменился. Чтобы ударник дал иной отпечаток. Чтобы ни один эксперт не привязал пушку к делу.

Взял надфиль, потом шкурку, потом в ход пошёл один из тех инструментов, что я только что притащил из магазина. Работал осторожно, методично, неторопливыми движениями. Слишком часто видел, как на таких мелочах летят под откос и опера, и бандиты. Особенно, если не думают наперёд.

Сегодня я думал. Очень наперёд.

Теперь в моем арсенале два ствола: переделанный травмат на три выстрела и лайтовая версия пистолета Макарова – ИЖ. Конструкция ослаблена, пистолет считается служебным, а не боевым, да и патроны под него не такие убойные: заряд пороха меньше и стального сердечника нет в пуле. Но мне в атаки не ходить. А для скрытого ношения и ближнего боя вполне себе сойдет.

Провозился около часа, собрал пистолет, пощелкал. Все работает. Отлично.

Из прихожей послышалось шуршание проворачиваемого ключа в замке. Я быстренько убрал газету с металлическими опилками. Свернул и сунул в мусорное ведро. Надфили и наждачку бросил в ящик с инструментами, что стоял на кухонном шкафу. Пистолет успел заткнуть за пояс и накрыл поверх футболкой.

* * *

Бильярдный клуб находился в полуподвальном помещении старинного особняка в центре города. Просторный зал в английском стиле. Панели из темного дерева, столы с зеленым сукном и латунными лампами над каждым, приглушённый свет, запах выдержанного алкоголя, табака и ещё чего-то тонкого, благородного. На стенах – портреты игроков прошлого. Под стеклом – кии, как музейные экспонаты.

В дальнем углу зала, под бронзовым светильником, возле стола для русского бильярда стоял лишь один игрок. Неспешно перебирая пальцами кий, Семён Алексеевич Мордюков, начальник ОМВД, примеривался для удара.

Щелк! Биток ударил, и шар почти заскочил в лузу, но в последний момент отлетел и откатился к борту.

– Черт… – пробормотал Мордюков. – Не прёт сегодня.

Ворот рубашки расстёгнут, на лбу испарина от концентрации. В зубах тлела сигара, в стакане с толстым дном на бильярдном бортике переливался янтарный бренди.

Но в этот момент за его спиной раздался знакомый голос:

– Здравствуй, Семён Алексеевич! Партейку?

Мордюков замер на мгновение, не оборачиваясь. Только рука чуть сильнее сжала кий. Затем медленно выпрямился и, обернувшись, чуть улыбнулся:

– О, Артур Богданович? Конечно, прошу…

К бильярдному столу подошёл Дирижёр. Снял пиджак, повесил на стойку-вешалку из красного дерева, выбрал на подставке кий. Его движения были плавны и выверены, он привык держать в руках не только кий, но и чужие судьбы.

– Как там наш друг? – негромко спросил Мордюков, делая новую затяжку.

– С божьей помощью, – так же тихо кивнул Артур и стал натирать кий мелом.

* * *

Я направлялся из кухни в прихожую, но уже определил, что в квартиру вошли двое, это было слышно по шагам. Одна – точно Машка. Будто в подтверждение моих слов раздался голос следачки.

– Проходи! Чего встала, как овца? – хихикнула Машка.

– Ой, Ситникова, сама ты овца, – отозвался красивый низкий грудной голос второй девушки. Как у дикторши… – Ха-ха… у тебя пол шатается.

– Сама ты шатаешься!

– И-ик! Да с чего? Мы выпили-то чуть-чуть. Доставай бокалы.

– Бли-ин! – испуганно протянула Машка. – А мы чо? Винчик в магазе оставили?

– Гонишь, что ли, у меня в сумке же…

– Фух… напугала! – отозвалась Машка чуть заплетающимся языком. – Макс! А Макс! Ты дома? Смотри, кто к нам пришел!..

Я вышел в коридор, смотрю – картина маслом: худенькая Машка в джинсах и топике, как подросток, но с чуть кривой от вина улыбкой, а рядом с ней – женщина, от которой несло либо бедой, либо волшебством. А может, и тем, и другим сразу. Высокая, гибкая, с осанкой кошки. Рыжие, чуть вьющиеся волосы спадали на плечи, будто пламя, пойманное в движении. Кожа смуглая, почти оливковая, как у южанки, а глаза… глаза зелёные, глубокие, чуть озорные, пьяные. В них было одновременно и веселье, и опыт, и какая-то женская проницательность. На ней черное облегающее платье.

– Макс! – Машка хлопнула в ладоши. – Знакомься! Это моя подруга – Аля. Алла Павловна, если быть точной!

– Очень приятно, – сказала рыжая и картинно протянула руку, видимо, для поцелуя, потому что держала выше, чем для рукопожатия.

– Макс, – ответил я, но целовать не стал, легонько пожал пальчики. Холодные, но приятные на ощупь.

– Фух! – Машка с облегчением скинула кроссовки. – Мы дома!

– Вы где так нализались, молодая гвардия? – окинул я их взглядом: Машка немного растрёпана, глаза блестят, у рыжей щеки алые, как молодые яблочки.

– О-о, – театрально вздохнула Аля. – А он у тебя строгий… Прямо начальник женского лагеря.

– Он не у меня, – хихикнула Машка, держась за стену. – Мы просто живём вместе. Я ж тебе рассказывала.

– Хорошенький, – протянула Аля, как будто меня тут и не было.

– Ничего он не хорошенький! – возмутилась Машка, будто защищая собственность от ценителей. – Нормальный он! Ты просто когда пьяная, Бобр, тебе все хорошенькие.

– Ты зачем подругу обзываешь? – прищурился я, сдерживая ухмылку.

– В смысли-и обзываю? И-ик! – Машка моргнула, не сразу сообразив.

– Ну… Грызуном.

– А-а! – фыркнула она и легонько хлопнула себя по лбу. – Так это у неё фамилия такая – Бобр! Алла Павловна Бобр. Не ржать! Это рили по паспорту!

И сама прыснула от смеха, зажимая рот ладошкой.

– Ситникова! Кто тебя за язык тянул? – зыркнула Аля на Машку, прищурившись, как будто собиралась укусить.

– А чё такого? Ты же Бобр! – развела руками Машка, борясь со смехом.

– Фу-у… Не люблю свою фамилию! – скривилась Аля, глядя куда-то в сторону.

– Мы не бобры, бобры не мы! – продекламировала Машка и, подняв бутылку с вином, взмахнула ею, как боевым знаменем, но тут же покачнулась, нога поехала, и вино едва не приземлилось на пол. Вместе с Машей.

Я перехватил соседку за локоть, другой рукой подхватил бутылку.

– Так! Девочки с милыми личиками, – голос у меня был как у уставшего комвзвода. – Марш на кухню, прижмите попы. Сегодня ногам вы не хозяйки.

– Макс! – Машка уперла руки в бока. – Ты чего бухтишь? У нас праздник! У Альки, между прочим, сто Ка подписоты накапало! Представляешь? Сто Ка! Пипец, везуха!

– Брысь на кухню, – скомандовал я.

Машка шмыгнула вглубь квартиры. Следом, виляя крутыми бёдрами, грациозно поплыла Аля – но зацепилась за Машкины кроссовки и пошатнулась. Я подхватил её под локоть, удержал.

– Мерси, – выдохнула она. Пахло дорогой помадой, мартини и терпкими духами с горчинкой.

– Бобр! Ну ты где там?! – крикнула с кухни Машка. – Ма-акс! Посиди с нами, а?

– Некогда. Вставать рано.

– Ну пжалста-а! Ну чо ты как пенсик? Ну-у, Максик!.. Макс, открой бутылку, плиз! Блин, где у нас штопор?.. А-ай!!!

Грохот. Звон. Что-то явно пошло не по плану. Пришлось идти спасать ситуацию.

Нашёл штопор, открыл бутылку. Разлил девчонкам в кружки – бокалов у нас не водилось. Себе тоже плеснул.

– Я сырок порежу! И колбаски! – обрадованно щебетала Машка и полезла в холодильник.

– Ну давайте, – торжественно произнесла Аля, протягивая кружку. – За знакомство.

Чокнулись. Пригубили. Зажевали.

– Чем занимаешься? – вдруг спросила рыжая, игриво покручивая кружку ухоженными пальчиками с ярко красным маникюром.

– С вами вино пью, – пожал я плечами.

– А вообще? – настаивала та.

– Да ничем. В полиции работаю.

– Так ты с Машкой? Ой, скукота-а… Протоколы, планы, совещания…

– А что интересно?

– Макс, – встряла Машка, – а ты знаешь, кто наша Алька?

– Кто?

– Ни в жизнь не угадаешь!

– Риэлтер? – предположил я.

– О! Почти угадал! Хи-хи… Ведьма она!

– Ситникова! – рыжая ткнула подругу локтем. – Сколько раз говорить, не ведьма, а ведунья.

– Ой, да какая разница. Гадаешь, деньги берёшь – как цыганка. Только ты взаправду, говоришь, предсказываешь.

– Прям взаправду? – усмехнулся я.

Впрочем, в современном мире такому можно было и не удивляться. С одним гуру ведь я уже пообщался. Интересно, переформатирует он там ту Ленку по просьбе оружейника обратно или нет?

– Ага, – закивала Машка с видом пророка. – Прикинь! Она мне ещё два года назад нагадала, что я в полиции работать буду. И вот! – хлопнула себя по плечу, будто там погоны висели. – Теперь товарищ лейтенант, ха!

– Хм… Интересное предсказание, – я поджал губы, душа улыбку. – Но два года назад ты уже в Академии МВД училась.

– Ну и что? Училась и училась… А мечтала о другом. Я вообще-то блогером хотела! И сейчас хочу… У-уф… – Машка вытянула губы, сложив на лице комедийную трагедию. – Ну па-а-ачему я должна шить дела, когда рождена для большего?

Она потянулась к рыжей, обняла за плечи.

– Алька! Подруга! Нагадай мне мужика богатого! Чтоб я уволилась и стала знаменитой! Желательно до понедельника…

– Легко сказать! – фыркнула Аля. – Это тебе не супермаркет: «Заверните мне, пожалуйста, олигарха без прицепа». Тут дело тонкое, понимаешь? Приворот называется. А для этого нужен конкретный кандидат.

– А-ай! – скривилась Машка, откинулась назад, чуть не свалившись с табурета. – Конкретный! Нет сейчас мужиков конкретных, вымерли, или того хуже – женаты. Остальные все какие-то… неконкретные! Вчера захожу вот как раз в супермаркет, беру творог. Рядом – мужчина: худи брендовое, часы умные, тележка без пива и кольца нет. Думаю – редкий зверь. Прохожу мимо, он: ой, мол, извините. Типа случайно задел.

Подружка слушала, причём удивительно внимательно для её состояния.

– Я – ничего, кивнула, улыбнулась. Минут через пять пересекаемся у холодильника, – продолжала Маша. – И он такой: девушка, а какое молоко лучше – вот это или вот это?

Она изобразила его позу у холодильного шкафа.

– Стоит с двумя пакетами: фермерское и ультрапастеризованное. Объясняю. Он улыбается, благодарит. Берёт оба. Через пару минут встречаемся на кассе, уже, думаю, как старые знакомые. Он снова: спасибо за помощь, бла-бла-бла… Первый раз сам закупаюсь. Раньше жена… ну, бывшая. Учусь, типа, жить. Я уши развесила, типа, всегда пожалуйста. Рассчиталась, он тоже. Ну я что, шаг замедлила, походка от бедра, долбаный пакет руку тянет, терплю. Ну, думаю, вот он – свободный, симпатичный. А он мимо проходит и ручкой так машет. Ну, мол, до встречи, может, еще пересечемся.… район же один. А я думаю: ты что, бл*дь? Реально меня про молоко спрашивал?! Никакого «поехали», «я заберу», «жду в семь». Пипец, серьезна-а?.. – Машка всплеснула руками, помолчала и тихо добавила. – Вот так и живём. Сами творог покупаем и сами его домой тащим.

– Ой, и не говори, подруга… Обмельчал мужик, – подлила масла в огонь Аля, покачивая соблазнительной ножкой. – Появляется внезапно, и сразу с абонементом на психотерапевта и тревожным расстройством. Вместо «я заеду» – пишет «можешь сама доехать?». Вместо завоевания – бережёт «свои границы». Ха! А вместо реальных поступков – репосты про осознанность и сторис с чашкой кофе: «медитирую, не тревожьте, я в моменте». Современный мужчинка – это удобняшка, а не «за каменной стеной». Он не скандальный, не альфа, не брутальный – он «не вообще». А чуть что – и его унесло в диалог с внутренним ребёнком. И самый прикол, знаете какой? – Алька вопросительно обвела нас интригующим взглядом.

– Какой? – спросили мы в голос с Машкой, мне уже самому было любопытно, что за суслик этот хомяк.

– Если рыльце в пуху, – подняла палец рыжая. – Нет, он не изменял – он просто не определился. А ты такая стоишь рядом с этим чудом эволюции, слушаешь про его «незакрытые паттерны» и думаешь: может, ну его?.. Лучше в лес. К волку. К лешему? К мужику с ружьем? Там хоть твердость есть, естество… а не это – «давай поговорим, что тебя триггернуло».

Она замолчала, посмотрела на Машу и добавила уже тише, с грустным смешком:

– Не мужик, а мягкий знак.

* * *

Первая бутылка ушла быстро. Я открыл вторую… Девчонки вдруг весело затянули песню:

 
Сидим с бобром за столом
Вдвоём,
на ужин готовим полено.
Давай поговорим,
бобёр,
О том, что наболело.
 

Не слышал такую песню. Про боров знал только: «Тихо в лесу…»

– Макс, есть гитара? – спросила меня вдруг рыжая, улыбаясь, игриво глядя в упор. – Я бы сыграла.

– Нету.

– А укулеле?

– А это ещё что за фрукт?

– Ну, маленькая такая гитара. Четыре струны.

– Маленькая? – удивился я.

– У меня дома и гитара, и укулеле. Я им даже имена дала.

– Ха! Вот ты жжёшь, Бобр! – хохотнула Машка. – Кто же вещам имена даёт?

– Ничё ты не понимаешь! – фыркнула гадалка. – Это тебе вообще не вещи. Музыкальным инструментам имена давать – это нормально. В них же дух мастера живёт.

– И как же ты их назвала?

– Ну, гитара у меня большая-пребольшая, я её Клиган зову. А укулельку – Тирион.

– Хорошо, что у тебя скрипки нет, – хихикала Машка.

– А давайте на брудершафт! – вдруг заявила Аля после очередной добавочки, держа кружку и поглядывая на меня поверх кромки.

– А давай! Бобр! Давай с тобой! – вклинилась Машка со своей кружкой между нами. – Сидим с Бобром за столом…

– Ай, да иди ты с этой песней. Потом тебя целовать, что ли? – прищурилась рыжая.

– А что, слабо подругу чмокнуть? А-абажаю тебя, Алька!

– Ладно, – вздохнула Аля. – Бобр сегодня добр.

Вечер пролетел незаметно. Хорошая компания, простая болтовня и вино – три составляющие лёгкости. Признаться, давно я вот так просто не сидел и не отдыхал, без напряга, без планов. Девчонки молодые. И вовсе они не курицы… даже красивые, рыжие. Но, как говорится, честь надо блюсти.

Разогнал их только тогда, когда опустела вторая бутылка.

– Я в душ! – схватила Машкино полотенце Бобр. – Сегодня у тебя ночую.

– Я первая! – перехватила край полотенца Машка и выдернула его.

– Овца!

– Сама овца!

– Ладно, пошли вместе, – усмехнулась рыжая, обернулась ко мне. – Максим, с нами?

– Ты охренела?! – Машка хлопнула её полотенцем по спине. – Это мой… сосед!

– Ой, да ладно, я же шучу! – пропела рыжая, и обе захохотали, хлопая босыми пятками по полу ванной.

А я пошел спать.

Завалился, покрутил немного в голове последние события, выстроил план дальнейших действий и сам не заметил, как задремал.

Скрипнула дверь. Сплю я чутко, так что тут же открыл глаза, а рука рефлекторно потянулась под подушку, за пистолетом.

В комнату кто-то прошёл, в темноте не разглядел. Мое одеяло приподнялось, и гибкий силуэт скользнул под него. Почувствовал, как в меня уперлась упругая женская грудь и горячее дыхание, отдающее мятой.