Читать книгу: «Метанойа», страница 3

Вдруг появилось ощущение, что за спиной стоит дед мороз и из мешка достает подарки круглогодично, которые ты не заслужил как самый оторванный ребенок во всей вселенной. Приятное такое рабство, о котором все обычно говорят с желчью, и ты им веришь, не понимая о чем в целом речь.

Да, выброшенная на берег волной покаяния, я стала ещё больше говорить, меньше петь и вообще не пить. Из вечно весёлого человека родился новый чрезмерно серьезный, слегка унылый, да ещё и не пьющий. На вечеринках я стала лишней. Возникло ощущение, что людям ты мешаешь пить своей противной миной. Бывало, приходишь, сидишь и вообще не о чем не думаешь, окружающие почему-то нервничают и вдруг кто-то произносит: «ты, как хочешь, но мы выпьем». «Ладно», – говоришь ты, не понимая при чем тут вообще ты. А потом все предлагают тебе выпить с таким упорством, будто от этого зависит успех вечеринки. До сих пор не понимаю, как это работает. Может они предполагают, что с алкоголем сгинет твоя унылая мина, и родиться новый человек, проснется спящий оболтус. А оболтус не спит он дремлет в другой плоскости.

Вполне может сложиться впечатление, что с покаянием я превратилась в скучающего меланхолика. Так и было поначалу. Потому что после того фильма с дрянью в главной роли, веселье сошло на нет само собой. Но потом постепенно пришла радость, от того что этот стыдный фильм я посмотрела на земле, когда ещё можно постараться изменить себя. Сгорать от стыда в этом адском огне на том свете – страшная мука.

Итак: причастилась я на шестом месяце беременности, читала Евангелие весь срок до самых родов. Новоиспеченный праведник, моя мама, настояла выучить хоть одну молитву. На тот момент я знала только Иисусову молитву – ещё в детстве мне читала её бабушка (я её читала в минуты, когда мне было страшно, сейчас понимаю, как она меня берегла). Ну, к родам я осилила Богородицу. Пришло время. Меня положили в родовую. В палате сломалось всё. Аппарат для прослушивания сердца ребенка сгорел. «Только что работал», – сказала медсестра. Всё пошло не по плану. Родился мой первенец с асфиксией, то есть не задышал. На протяжении этих трёх, четырех минут пробежала жизнь. Мне показалось не меньше, а то и больше, потому что за это время я успела с ним проститься, представить, как выхожу без ребенка и прочитать Богородицу раз двадцать. Тут прибежала педиатр накричала на меня, на врача, на медсестру включила какой-то аппарат, он взорвался. Ребенок при этом не дышал. В итоге благодаря упорству и профессионализму педиатра малыш выжил. Самое удивительное, что он задышал, но не закричал. После я потеряла много крови и сама чуть не умерла, продолжая всё это время читать Богородицу. Выносили меня из палаты как труп, без сил. Мы живы, здоровы. Слава Богу. Но на следующий день врач-педиатр пришла ко мне со словами: «Ты за ним следи, он, скорее всего, будет с задержкой развития. Вернее не, скорее всего а… » Она посмотрела на ребенка, он посмотрел на неё, они встретились глазами и она произнесла: «Нет, этот будет профессор».

Я, конечно, не сразу осознала что произошло. Вышла я из больницы вся в возмущении, рассказывая всем о некомпетенции медперсонала. Но вскоре поняла: а как бы ещё Господь мне показал его силу? Если бы не этот случай, я бы не узнала, что он может всё, вопреки законам природы. Ведь после четырех минут асфиксии, ребенок не может остаться здоровым, начинается необратимый процесс: о чем мне и пришла сказать врач на следующей день, с полной уверенностью, и с диагнозом на устах.

Так вот на вторые роды я уже ехала наученная опытом, с целым списком молитв, с акафистом Николаю Угоднику, и съездила как в профилакторий. Роды принимала та же медсестра, словно снова указывая мне, что не люди вокруг виноваты в том, что с тобой происходит, а твоё восприятие. Я приняла этот факт как очередной урок мне.