Читать книгу: «ОТКРОВЕНИЯ: исповедь одного психопата/истории нескольких жертв», страница 12

Глава 8. Детство на обед

Аурелия и коллектив: Ржавые травмы

Аурелия вот уже как двадцать минут была в оцепенении. Она не работала, не читала, просто сидела и смотрела в монитор компьютера. Девушка пыталась осознать, что происходит в её родном городе. Последние криминальные новости повергли её в шоковое состояние. Взвесив все события, ей на ум пришла одна рациональная мысль: в городе бродит маньяк-психопат, который по непонятным причинам убивает, посредством удушения, молодых женщин. На экране пестрила реклама и разные новости. Она, казалось, не замечала этой надоедливой пестроты. Рика молча размышляла. Сразу вспомнились слова Игоря Сергеевича, её клиента, с которым она встречалась перед отъездом на море: «…в реке нашли труп молодой женщины, похоже, что смерть насильственная и вроде как даже схожесть с каким-то делом трёхлетней давности. Вроде и сексуальная подоплёка есть. Сейчас ещё и серийного маньяка начнут искать. Так что вот такие дела, Рикуля, будь осторожнее с новыми, да и старыми знакомыми. Кто знает…, кто знает».

В голове крутились его слова и ползли удушающие воспоминания. Воспоминания из собственной жизни, связанные с неприятными событиями сексуального подтекста и душевными травмами, которые возникли после этих событий. От этих воспоминаний холодело все тело. Память, как по заказу, вытаскивала из недр мозга картинки из детства, в которых были странные люди, поступки и намёки на домогательства. Первое, одно из самых омерзительных воспоминаний, которое открывало «парад уродов», – случай из глубочайшего детства, когда Аурика даже не могла вспомнить, сколько ей было лет, возможно, пять или шесть. Зато она ярко запомнила свои эмоции: непонимание, страх, стыд, чувство гадости и мерзости. Случилось следующее: в один из выходных дней они со всей семьёй отправились на рынок, скорее, его можно было бы назвать базаром. Там можно было приобрести практически всё, от продуктов и посуды до автомобиля. Это была шумная и гулкая барахолка. Рынок состоял из разных частей, и площадь барахолки была разделена по тематике. С одной стороны находился автомобильный рынок, где продавались новые и подержанные машины на любой вкус и кошелёк.

Напротив, расположились прилавки с разнообразными авто деталями. Здесь можно было найти любые запасные части к автомобилям, в этом разделе было папе раздолье. Он любил походить по рядам, обсудить с мужиками ситуацию в стране и советский автопром. Иногда он приобретал необходимые детали для своего железного коня. На тот момент семья передвигалась на советском авто, который присутствовал во многих семьях: москвич 412. Правда, этот выделялся из толпы своих собратьев достаточно яркой боевой раскраской; он был зверского оранжевого цвета под романтическим названием «вырви глаз», так его заботливо называли родители. Этот цвет был и правда слишком ярким, и агрессивным, папа сам его покрасил своими руками и любовно окрестил «вырви глаз».

Мама с девчонками посещали ряды с разным недорогим ширпотребом, закупали продукты в местном магазине, находившемся неподалёку. В этот воскресный день, нагулявшись по рядам с одеждой и прилично уставшие, они с мамой стояли в очереди в том самом продуктовом магазине. Народ шумно толпился, пытаясь пробраться быстрее к прилавку; в тот момент была какая-то неразбериха и толкотня. На прилавки, как принято было говорить в те времена, «выбросили» какой-то дефицитный товар: то ли чайную колбасу, то ли кофе в железных банках. В этих кофейных банках, после того как кофе заканчивался, а он заканчивался катастрофически быстро, так как отец пил его постоянно и огромными кружками, он хранил гвозди и всякие мужские мелочи. Возможно, что-то ещё продавалось в тот день в магазине, Аурика уже не могла точно вспомнить. Но она отчётливо помнила индийский чай с легендарным слоном на этикетках. Пачки чая аккуратно были выстроены в форме пирамидок заботливыми руками продавщиц. Девочке казалось, что слоны танцуют какой-то волшебный восточный танец. Пирамидки были так выстроены, что казалось, слоны шли, пританцовывая, ровно к середине, пока Рика воображала восточные сказки и танцы слонов, мама была увлечена приобретением товаров. Девочка старалась от неё не отставать, держась непосредственно за её спиной и периодически хватаясь за подол маминой юбки, чтобы не потеряться.

В моменты, когда толпа особенно сгущалась рядом, мама оборачивалась, чтобы проверить, где дочки. В какой-то момент Рика почувствовала сзади лёгкие толчки в спину. Так как рост у малышки был ещё невелик, толчки приходились в область лопаток. Девочка подумала, что какой-то взрослый пробирается к прилавку, отталкивая её. Но это оказалась совсем не так. То, что она увидела, было просто омерзительно. На тычки в спину она инстинктивно повернула голову и увидела что-то непонятное. Мужчина, расстегнув ширинку, держал в руке неопознанный для неё предмет. Мужчина переминал его пальцами и угрожающе направлял это что-то в её сторону. В тот момент Рика не могла понять, что всё это значит, но она явно ощутила угрозу. Страх сковал всё её тело, подкатывала тошнота. Она резко отвернулась, ещё крепче вцепилась в маму и закрыла глаза. Именно так делают многие дети, а иногда и взрослые, когда чего-то боятся и не хотят видеть. Она очень запомнила тот оттенок ярко-розовой кожи, торчащей из ширинки. Этот оттенок позднее, во взрослой жизни, долго вызывал у неё отвращение. А индийские слоны с пачек чая, вызывали приступы тревоги и неопределённости.

Конечно, со временем мозг старается ограничить память, она становится не такой детальной, но она есть и присутствует. Память как будто перезаписывается. Цвета могут стираться, эмоции притупляться, всё зависит от характера нанесённой травмы и способности человека переживать эти события. Много позже детские воспоминания Аурелии перестали быть столь болезненными. Похожий ярко-розовый цвет и определённый вид уже не раздражали, а вот отвращение к таким «недомужчинам», которые ломают психику детям, осталось. Ведь может исказиться цвет, звук, уровень освещённости, но контекст целиком может оставаться надолго с человеком – это практически неразделимое целое, своего рода гештальт. Именно контекстная память наиболее остро сохраняется. Аурелии пришлось работать над собой, сколько она разговаривала и успокаивала себя, причём не только в детстве. Ведь она ещё долго, будучи девушкой, вступая в отношения с парнями, не могла смотреть без стыда на мужские гениталии. В некоторых случаях они вызывали у неё лёгкое отвращение, в других же совершенно становилось неприятно взгляду: всё зависело от формы и цвета.

К сожалению, в её жизни этот инцидент не был единственным. Все остальные случились много позже, когда ей уже не было так страшно, и у неё уже было представление о строении человека. Но этот случай выскакивал из потаённого уголка памяти каждый раз, когда она видела что-то подобное или заходил разговор об извращенцах, онанистах и подобном убожестве. Маме в тот день и позже она так ничего и не рассказала. В детстве, сразу после произошедшего события, ей было страшно; казалось, что мама совсем не поймёт и обвинит её во всем. Ещё больше она боялась, что ей придётся опять вспоминать и переживать увиденное, рассказывать взрослым о пережитом и увиденном. Страшнее этого на тот момент она не могла себе ничего представить. Девочка Рика всеми силами пыталась забыть и не вспоминать этот инцидент. В дальнейшем же все стало намного проще, но уже не было необходимости рассказывать что-то маме, тем более что темы сексуального характера в их семье не принято обсуждать.

Однако любые травмы являются навязчивыми воспоминаниями, которые время от времени всплывают и подтверждаются. Самое страшное в этом – что позитивные воспоминания могут ослабнуть, а вот негативные, особенно детские, наоборот, усиливаются. Это связано с медиатором, который участвует в закреплении событий. Он выделяется в большом количестве при любом воспоминании о событии, даже частичном. Для негативной памяти это дофамин. Принято считать, что этот гормон отвечает исключительно за удовольствия, но на самом деле дофамин не вызывает чувства удовольствия или удовлетворения; он создаёт сильное ощущение предвкушения или нежелания получения результата. Долгое время такими неосознанными напоминаниями о том происшествии для Рики были розовый цвет, форма и индийские слоны. Это были «ключи», детали её травмы. Она смогла выкинуть центральные детали из своей памяти, и в какой-то момент от её негативных воспоминаний почти ничего не осталось.

Со слонами вышло проще, ей удалось легко избавиться от этого воспоминания, да и чай вскоре совсем пропал с прилавков страны. С цветом и видом было сложнее. Но, несмотря на боязнь и нежелание испытать весь прожитый негатив снова, она погружала свою память в эти гадкие воспоминания, переживала вновь и вновь свои эмоции, прорабатывала каждую секунду своих ощущений, анализировала ситуацию и делала выводы. Это, несомненно, был триггер для её мозга, но она благополучно справилась. Лишь когда она сумела избавиться от «ключей», её организм перестал выделять дофамин при виде пресловутых катализаторов. Память перестала укрепляться в пережитых когда-то эмоциях. Слоны, формы и цвет перестали напоминать о том травматическом опыте.

В дальнейшей жизни этот метод не раз помогал Аурике справляться с посттравматическими синдромами и спасал от нервных срывов. То событие было не единственным негативным воспоминанием из детства; ей неоднократно пришлось прорабатывать детские переживания. Во взрослой жизни негатива также хватало с лихвой. Именно способность мозга анализировать ситуацию оберегала её от опрометчивых поступков. А сопереживающая душа не позволила ей стать стервозной металлической леди.

Телефонный звонок вывел Аурику из оцепенения. Сейчас, в эту минуту, именно этот телефонный звонок оказался спасательным кругом в омуте тошнотворных воспоминаний, грязи, страхов и пошлости.

– Рикуся, привет. Ты как, сильно занята? Время обеда. Пообедаем вместе? Ехать тебе куда-нибудь надо? В трубке слышался бодрый и весёлый голос Сёмы.

После столь глубоких размышлений девушки его голос, казалось, разрезал воздух пополам, которым девушка дышала последний час, на до и после. Аурика неосознанно вжалась в кресло; ей казалось, что эта радость неуместна в бурлящем чане её воспоминаний. Прежде чем ответить ему, она глубоко вздохнула и выдохнула ровно три раза; ей всегда помогала эта дыхательная практика.

– Приветики, Сёмчик. Ох, точно, уже обед, я и не заметила. А ты всё свои дела закончил? Приезжай, конечно, пообедаем вместе.

– Да, в принципе, закончил. Я спрашиваю, чтобы понять, машина тебе нужна? Или может, тебя куда-то отвезти надо? Если нет, то я бы тогда съездил к сыну, а потом вечером забрал бы тебя с работы. Ты сегодня до скольки?

– Ехать мне точно никуда не надо было. В офисе буду до конца дня. Если вдруг что-то срочное случится, я тебе позвоню, приедешь. А так можешь заниматься своими делами. Хорошо? Сможешь быстро приехать, если что? А сейчас приезжай, пообедаем вместе.

После триумфального возвращения Семёна прошло уже несколько недель. Парень, казалось, был само очарование. Рика, с одной стороны, была счастлива, а с другой – её разъедали сомнения и подозрения. Семён сам взращивал их в мозгу Аурики. Он всё так же много времени проводил в телефоне, иногда всплывали какие-то дамы, по его словам, бывшие. И ещё происходили разные неоднозначные мелочи. Вывод был один: Семён не давал никакой уверенности и защищённости Аурики. Но при этом, когда у него было настроение или необходимость, окружал её заботой и вниманием. Это были эмоциональные качели, от которых Аурелия сходила с ума. Но попрощаться с ним на данном этапе она уже не могла. Она сравнивала свои эмоции и ощущения в моменты, когда он был рядом, и когда они были в разлуке. Всё указывало не в её пользу. В разлуке боль была невыносима, от своей душевной, стонущей боли она практически испытывала физическую боль. Душа без него ныла так, что она была готова принять и понять любые его поступки. Она умело себя успокаивала и оправдывала каждый его поступок. Её самой фатальной ошибкой было то, что она открыто говорила ему о своих чувствах и переживаниях. С таким человеком нельзя было делиться эмоциями. Для Семёна это стало «инструкцией к применению»: ему становилось только легче ей манипулировать. Семён умел быстро и незаметно втереться в доверие, а потом умело расставлять капканы. Он играл на её чувствах, расставляя приоритеты исключительно в свою пользу. Аурелия понимала, что если он не изменит своё отношение и не прекратит эту адскую игру, то она уйдёт из его жизни раз и навсегда. Теперь ей было необходимо дождаться этого момента. Она ждала, когда уйти будет не так больно, когда сердце не разорвётся от тоски, а душа не станет впоследствии упрекать за то, что не смогла наполнить дорогого сердцу мужчину любовью. Поэтому для себя она выбрала тактику ожидания. Она пыталась жить со своей безмерной любовью к Семёну, всё глубже погружаясь в этот добровольный ад. Семён был из тех людей, у которых «нет дна», и наполнить этот дырявый сосуд было просто невозможно. Но непорочная любовь Рики к Семёну не давала девушке возможности сделать тот единственно верный шаг и отправить парня ко всем чертям, туда, где ему и было место.

– Девчонки, обратилась Аурелия Глебовна к своему коллективу, решив, что уже обед, и можно поговорить об интересующей её теме, – вы слышали что-нибудь про убийства, которые всколыхнули наш город? Я сейчас читала сводки, нашли второй труп. Первый, правда, был трёхлетней давности; его случайно собачник обнаружил при прогулке с собакой по лесной зоне дачного посёлка. А этот вроде свежий и в другой стороне города, в районе пляжной зоны Аркабеля. Просто пишут, что очень схож почерк. Может, конечно, и совпадение, но они обе были молодыми женщинами, обе с признаками насильственной смерти. Какой-то кошмар. Я, как прочитала, до сих пор прийти не могу в себя. Воспоминания детства и юности всякие гадкие полезли откуда-то из глубин подсознания.

– Да, да, я что-то слышала, – отозвалась офис-менеджер-блондинка Ирина. Она всегда была в курсе последних и не только последних событий. Она слишком много времени проводила в интернете в поисках спутника жизни, и, в связи с этим попутно изучала все новости и сплетни жёлтой прессы. Кажется, он их насилует, душит и забирает нижнее бельё, – невозмутимо и обыденно продолжила она. Теперь страшно будет на речку ездить загорать и купаться. Вдруг ты расслабишься, а тут он из кустов, бац, и всё, ты уже на том свете.

– Ой, Ирка, ты как обычно в курсе всех страшных новостей, – отозвалась главный бухгалтер Кира, – лучше бы так же усердно работала, чем интернет изучала. Такие маньяки-убийцы точно не «бац, из кустов убивают», из кустов только выскакивают онанисты, да эксгибиционисты.

Весь коллектив дружно захихикал, услышав пикантную тему разговора.

– Точно, Кира, – включилась Аурика, – а ещё вуайеристы, в этот же список можно добавить.

– Я и так усердна, очень стараюсь, – огрызнулась Ирина, глядя в сторону главного бухгалтера, надула губы и принялась делать вид, что работает.

– Точно, про этих чудо-людей забыла, ты права, Аурелия, – отозвалась Кира на реплику Аурики.

Телефон сообщил Аурике, что Семён приехал и ждёт её внизу для совместного обеда.

– Девочки, я на обед, кто-нибудь поедет с нами?

– Да, Аурика, я, пожалуй, с вами, – ответила Кира.

– Ну и я тоже присоединюсь, – засобиралась бухгалтер Валерия.

– Ирина, ты к нам нет присоединишься? – спросила Аурелия у блондинки.

– Нет, спасибо, Аурелия Глебовна, я с собой взяла, в офисе перекушу.

– Хорошо, мы скоро вернёмся!

Обедала компания обычно таким составом, как и сегодня. Изредка к ним присоединялись другие коллеги. Ездили на обед они в одни и те же проверенные места. Таких мест было несколько, все располагались неподалёку от офиса. Последнее время они всё чаще заглядывали в один из ресторанов, расположенных в большом бизнес-центре, носящем громкое название «Большой Кот». Ресторан был не особо престижный, выглядел совершенно несовременно, но занимал приличную площадь в зоне фудкорта бизнес-центра. При нём имелся боулинг-центр. Было такое ощущение, что хозяин этого заведения застрял где-то в девяностых годах, либо был отъявленным поклонником стиля «барокко», лишь с одним маленьким отклонением – «на свой собственный вкус».

При входе гостей встречал угрюмый зал: массивная деревянная мебель с помпезными стульями, словно молчаливые каменные истуканы заполоняли его, погребая под собой пространство. Бордовые скатерти, увенчанные жалкими белыми салфетками, лишь подчеркивали убожество выбранного колора – цвета запекшейся крови. Окна обрамляли такие же в тон, тяжёлые бордовые шторы. Стеклопакеты на окнах были выполнены из тёмного дерева, под стать мебели в зале, что никак не добавляло ощущения чистоты и света. Шторы, словно крылья ночи, окончательно лишали уличных солнечных лучей возможности проникнуть в эту обитель тьмы. По стенам, словно зловещие стражи, висели резные бронзовые канделябры, возвышаясь над каждым столом. Центром этого светового «великолепия» была громадных размеров люстра в стиле того же барокко, которая, словно паук в своей паутине, угрожающе нависала над посетителями.

Нельзя было отрицать, что люстра и канделябры, всё это "великолепие", составляли адский ансамбль. По задумке дизайнера, этот световой хоровод должен был хоть как-то осветить ресторан и смягчить участь мебельных истуканов, но блики от свечей, словно осколки зеркала, бросались на лица и пространство, искажая реальность до неузнаваемости. Эти причудливые тени порой превращали лица гостей в маски, завершая картину зловещей иронии.

По замыслу хозяина, вся эта мишура должна была источать благодать, манить в объятия «dolce vita», уносить в мир итальянской неги или бог весть какой роскоши. Но здесь царили ледяная прохлада, чуждое безмолвие и зловещий полумрак. Интерьер, словно вынырнувший из нафталиновых глубин прошлого, в паре с этим могильным светом, давал эффект, обратный желаемому. Это был гротеск, вызывающий скорее уныние, нежели восторг. Казалось, ты невольно попал на бал Воланда или на какой-то съезд кровососущих аристократов. Девушки, собираясь на бизнес-ланч, неизменно переглядывались и шептали: "Ну что, снова в "Обитель зла"?". Это было иронично, но, несмотря на это, им здесь нравилось. Меню бизнес-ланча, словно расписание движения поездов, пестрело разнообразием на целую неделю. Повара колдовали на кухне довольно умело, создавая блюда, будто сошедшие со страниц учебника по здоровому питанию. Щедрая система скидок и демократичные цены ласкали взор, напоминая о посещении советского санатория, пусть и с местным колоритом.

Компания сделала заказ и погрузилась в ожидание салатов. Семён барабанил пальцами по экрану телефона, увлечённый разглядыванием «стальных коней», девушки же, погруженные в свои мысли, хранили молчание, словно сфинксы. Первой, затянувшуюся паузу, прервала Аурелия. Она задумчиво смотрела на канделябр, словно пытаясь найти знакомый орнамент на всевозможных завитках лепнины, глубоко вздохнула и произнесла:

– Сегодня, читая новости, вспомнила истории из своей жизни об этих…, даже не знаю, как лучше назвать… – она повернула голову к подругам – коллегам и печально улыбнулась.

– Ну, как есть, так и говори, не стесняйся, – ответила Кира, – чего тебе вспомнилось?

– Да, извращуг-онанюг и случаи из жизни. Первый случай из глубокого детства и мой шок. Это было мерзко и страшно. А заодно и всех других.

– О боже, – и сколько же эпизодов у тебя в жизни было? А сколько лет тебе было, ну в тот первый раз?

– Лет пять или шесть было, точно не помню, разве я не рассказывала?

– Нет, – хором ответили подруги. – Ну как же. В очереди в магазине тыкал мне членом в спину, в толпе. Фу, вспоминать не хочу. Страшно было, стыдно и ужасно. Последующие инциденты уже не вызывали столь бурных эмоций.

– Какой кошмар. А всего сколько было? – повторила вопрос Кира.

– Сейчас, сосчитаю, – Рика замолчала и задумалась, – Четыре, ой, нет, пять, – после недолгой паузы подвела итог девушка.

– Ну, смотрю, повезло тебе, как ты всё пережила?

– Непросто было, особенно первый раз, хотя и второй случай был тоже вопиющий. Говорю же, противно было, я тогда ещё понятия не имела, как выглядят половые органы у мужчин. Да, что говорить, я об этом и не думала, меня этот вопрос не интересовал совершенно, я же ребёнком была. Страшно было очень, понятно было, что это запретное что-то. Чувство гадости что ли. Второй инцидент произошёл в автобусе. Ехала домой из школы, в пятом классе тогда училась, странно, конечно, как он решился, помню, людей в салоне немного было. А он всё прижимался, старался рукой меня потрогать, а другую руку в кармане брюк держал, видимо, мял свой огрызок. Ужасно. А сказать страшно, кошмар был в тот момент. Всё от того, что никто никогда не рассказывал, как вести себя в такой ситуации, получается, в нашем обществе девочка брошена на произвол судьбы, что хочешь, то и делай, как хочешь, так и спасай своё тело и душу. Ты ведь не знаешь, что у взрослого мужика в голове в этот момент, а рассказать кому-то так вообще немыслимо. В коммунистической стране ведь «секса не было», – грустно усмехнулась Аурелия, – Больные уроды.

– А я как-то не припомню ничего такого, – поддержала рассказ Кира, – правда, когда я работала в детском доме, был у нас там один товарищ. Приходил вечерами под окна спален, где жили молодые девчонки, и наяривал. Здание детского дома было старое, совдеповское, большие окна во весь рост и тюлька прозрачная, всё как положено, для таких извращенцев. Оградка вокруг железная, в зелёный цвет выкрашенная, стопроцентный казённый дом. Учреждение было самое обычное, бедное, поэтому всё было как нельзя проще простого.

– А он что, ещё и педофил что ли был? – оторвавшись от телефона, включилась в разговор Валерия.

– Ну, как сказать, педофил. Девки у нас в детском доме были уже взрослые, 17-18 лет, выпускницы, можно сказать.

– А вы знаете, что у нас в стране очень высокий уровень сексуализированного насилия против несовершеннолетних, – включилась Аурика. Он, конечно, разнится в зависимости от региона, ну и я говорю про текущую ситуацию. Интересно, что статистика говорила в те времена. И, кстати, эти преступления чаще всего происходят внутри семьи, примерно половина убийств и изнасилований совершают члены семьи, родственники или друзья семьи. Вот это я вам скажу, жуть.

– Да уж, печально всё это, – продолжила Кира, – Так вот они, эти малолетки, ещё и специально ему демонстрировали своё тело, дефилировали перед окнами. Пойдут, помоются, но головы накрутят тюрбаны и лазают туда-сюда мимо окон полуголые, показывают себя. А тот, бедолага, за оградкой стоит и руки стирает до мозолей. Мы сначала милицию вызывали, а потом перестали. Даже прозвище ему дали, не помню, правда, какое, но как-то мы его называли, он был такой «безобидный онанист». Ещё и не понятно, если честно, кто из них был больший жертвой. Беседы с девушками каждое утро на линейках проводили, а им всё не по чём. Скажу одно, видно было, что у них свой был интерес, они делали это осознанно, они хотели этого. Было ощущение, что как будто они власть чувствовали над ним. Короче, ущербность с обеих сторон.

– Какой кошмар, – сделала вывод Валерия, – Как хорошо, что меня эта участь обошла стороной!

– А у вас, Аурелия, какие два эпизода ещё были? Вы же говорили, что их было пять, а рассказали два, – поинтересовалась Валерия.

– Ах да, третий был уже в более позднем возрасте, я уже училась в классе седьмом или восьмом. Мы жили в некой отдалённости от школ, садов, больницы, да и вообще от цивилизации. Родительская пятиэтажка стояла одиноким кораблём в океане зелени: деревьев, кустов и полей, также в округе было много мелких озёр и речушка. Такой своего рода рай для детей, но и для извращенцев тоже неплохое местечко. Рядом из жилого были только общежития и два дома-интерната. Общаги принадлежали двум училищам. Одно было для парней там учили на трактористов.

– Ну, и чем всё закончилось? – спросил Сёма.

– Да ничем, мы запищали, подскочили, схватили вещи и побежали оттуда. Его потом многие видели. Я маме рассказывать не стала, боялась, что она будет ругаться, что мы одни пошли на озеро купаться. Вот такая история.

– Я ещё вспомнила один момент в моей жизни, – продолжила Кира, – помню, ходили мы по молодости купаться на речку. Правда, там особо пляжа никакого не было, а со временем вообще лодочную станцию сделали, но нам было всё равно, мы всё равно с подружками летом там частенько купались. Так вот, туда приезжал парень на машине как раз к моменту, когда все с пляжа домой идут. Девчонки все молодые, загорелые. Тела разгорячённые, полураздетые, кроме шорт да маек ничего нет на теле. Вот одни домой идут, а этот сидит и «душит змея». Причём, парень симпатичный, хорошо одетый и, хочу заметить, достоинство мужское приличное, а сидит и делает своё грязное дело. Чего в жизни не хватает людям…

– Ооо, а ты даже размер разглядела, – подмигнула Аурика подруге. Девушки дружно захихикали. Какие эмоции в тот момент у тебя возникли? Что думала? Знаешь, особо никаких эмоций.

– Да я уже относительно взрослая была. Я не понимала, зачем ему это. Жалко, как больного или ущербного. Это же люди с психическим отклонением.

Все дружно замолчали, каждый задумался о своём, но пауза была недолгой, в это время официантка принесла заказ. Молча все плавно переключились на еду.

– Слава Богу, закрыли тему, – произнёс вслух Семён и принялся опустошать тарелку с салатом.

– Ничего не закрыли, – парировала Валерия, – Аурика нам ещё должна последнюю историю рассказать.

– О нет, – взвыл Семён, закатывая глаза к потолку. Давайте поедим, а то аппетит пропадает, чуть не стошнило от ваших историй!

– Под чай, может быть, расскажу последнюю историю про извращенца, если ещё желание будет, – ответила Аурика. Ей изрядно надоело вспоминать всю эту гадость.

Весь обед коллеги обсуждали курьёзные случаи из жизни, произошедшие убийства. Каждый вспоминал свои страшные истории и охотно делился с другими. Только Семён был угрюм и неразговорчив. Он быстро справился с обедом и заметно заскучал. Парень не поддержал бесед про маньяков, извращенцев и прочих выродков. Ему не хотелось ничего вспоминать на тему убийств и изнасилований, так как тема ужасно ему не нравилась, от этих разговоров на душе становилось всё неспокойнее, мозг с усердием рисовал картинки произошедших событий, которые обсуждали девушки, не забывая примешивать его личные воспоминания и ощущения. Под разговоры девушек, Сёма сложил руки на столе и примостил сверху свою голову. Через какое-то время Семён перестал понимать, где явь, а где вымысел. Где его воспоминания, а где картинки из рассказанных историй. Он устало прикрыл глаза, мозг мгновенно отправил его в путешествие по детским воспоминаниям.

Семён: Тренер

– Семён, ты сегодня уже тренировался? – бодро спросил тренер, заходя в комнатушку спортзала, в которой с недавних пор проживал мальчик.

Жизнь парня в один момент круто повернулась на 180 градусов, вот уже как неделю он жил в этой маленькой тренерской, пропахшей лёгким запахом несвежих вещей, спортивных достижений, иногда неоправданных надежд и спортивного инвентаря.

Произошло это резко и непонятно для Семёна. Очередной скандал с родителями, и отец выставил его из дома, а мать не пустила обратно. Семён долго сидел во дворе, думая, как поступить дальше. В тот момент обида захлестнула подростка, он никак не мог понять, как могут родители так поступать. Но уступать он однозначно не хотел и просить прощения не намеревался, он совершенно не считал себя виноватым в произошедшей ссоре. Его оглушала боль, он ощущал себя преданным ребёнком матерью. Отца он особо не винил, так как отец обычно всегда поступал именно так, как хотела мать. Она была женщиной с непростым характером, и, возможно, батя просто не хотел с ней связываться. От осознания этого Семёну становилось особенно печально, он не мог ей простить этого поступка. В тот момент ему казалось, что она его не любит вовсе. И он решил проявить характер, доказать, что в свои 16 лет он мужик и сможет прожить и без них. Заодно мама помучается совестью, что выгнала родного сына из дома. Он решительно зашагал в сторону спортивного зала, который он посещал с пятого класса.

Ему было 11 лет, когда он познакомился с Александром Александровичем. В школе появилось объявление о наборе в спортивные секции. Тренер, поговорив с мальчиком, сказал ему, что у него выдающиеся данные и он спокойно может добиться успехов в спорте, например, в тяжёлой атлетике или боксе, стать отличным бодибилдером или боксёром. Семёну пришлась по вкусу эта идея: сначала его захватил бокс, а чуть позже у него случилась любовь с железяками, и он с удовольствием погрузился в мир спорта. После начала тренировок у него достаточно быстро стал вырисовываться рельеф мышц, что его воодушевило ещё больше; он самоотверженно тренировался каждый день. Он очень хотел превратиться в большого и сильного парня, чтобы все, кто когда бы то ни было пытался его обидеть или унизить, боялись даже взглянуть в его сторону.

На ум ему сразу пришли воспоминания начальной школы, когда он был ещё открыт миру. Он верил, что мир вокруг добрый и сочувствующий, но всё оказалось намного прозаичнее и жёстче. В какой-то момент к нему стали цепляться старшеклассники, да и собственный класс разделился на группировки. Это произошло тогда, когда все узнали, что одна из учительниц школы – его мать. Несколько мальчишек из класса, которые общались на спортивных секциях со старшеклассниками, заняли их позицию и пакостили Семёну потихоньку. Они и были зачинщиками травли. Какая-то часть из них выступала в роли преследователей, они-то и воровали или прятали вещи Семёна. Ну а большая часть класса оказалась нейтральными наблюдателями. Обидно было то, что они практически ничем не отличались от преследователей, так как своим молчанием поощряли травлю, никак ей не препятствуя.

Бывало, он часами искал портфель или не мог найти дневник или тетради. Иногда у Сёмы из пенала пропадали ручки, карандаши или ещё какая-нибудь мелочь. Самое обидное было для него то, что он даже не знал, кто из этих стайных мальчишек украл его вещи, кто именно его обидчик, не драться же со всеми сразу. Иногда после уроков его подкарауливали старшеклассники, тогда они изощрялись в различных оскорбительных выражениях. Они отпускали в его сторону различные злые шуточки и издевательства. Досада Семёна состояла в том, что он не мог воздать по заслугам своим обидчикам по ряду причин. Помимо того, что он не блистал выдающейся физической формой, и, как следствие, затевать в этом случае драку было бы бессмысленно, ему приходилось чаще молчать, чем огрызаться или, того хуже, драться. Да к тому же их было несколько человек, они имели явное преимущество над мальчишкой.