Читать книгу: «Ровно посредине, всегда чуть ближе к тебе», страница 2

– Нет, Надя. Это она безответственная фантазерка. Я тебе к чему: глоток свежего воздуха иногда бывает необходим, но семья – это святое. Семья, уж коли ты решила ее иметь – это и есть настоящая жизнь… Кто там у тебя уже тревожится, Алексей?

– Нет, мой преподаватель испанского.

– И к чему тебе испанский? У тебя же муж по- английски свободно.

– Зато не все испанцы свободно по-английски.

– Ясно. Так это он тебе воду баламутит?

– Прекрати. Он чуть старше моей Кристины.

К тому же иностранец.

– Иностранец это не болезнь. Как зовут-то?

– Анхель. Ты чего так усмехаешься?

– Да нет, тебе показалось.

Люба и Надя

9 октября

Московская область. КП «Сосны» — Москва. Элитный жилой комплекс в микрорайоне «Кунцево»

– Ку-ку, и ты здесь?

– Ага. Сижу, читаю твой пост про скрытое насилие в семье. Я спросить хочу… Нужен ли брак в принципе?

– Как гражданская единица отвечу однозначно: да. Это позволяет сохранять хоть какой-то порядок. А как женщина скажу иначе: имеет право быть, но очень редко. Продолжать?)

– Конечно.

– Изначально брак должен быть основан на страсти, а такое не у каждого в жизни встречается. Но если и повезет, чаще всего из этого космоса тебя выкидывают обратно, так же неожиданно, как впустили. Но уголек все равно будет тлеть. И только вокруг этого уголька имеет смысл что-то выстраивать, потому что во всех остальных случаях люди возводят башни вокруг пустоты.

– Зато у башен красивые названия: «стабильность», «долг», «ответственность», «милосердие».

– Ага! И еще «время пришло», «удобно», «комфортно», «лучше-чтоб-с-отцом» или «но-она-же- мать-моих-детей».

– Точно.

– Как твое настроение?

– Стабильно безрадостное.

– Таким, как ты, разводиться нельзя.

– С чего ты взяла, что я об этом думаю?

– Думаешь. Но тебе нельзя. В твоем случае дорога из башни только в сумасшедший дом или в бутылку. Ты совсем беззащитная. Ты не умеешь творить реальность.

– А ты?

– Умею, но творю все что-то не то( Не выключайся, пойду чай заварю, целый день не ела, да и не хочу, башка плывет.

– Осень(

Люба и Вера

13 октября

Москва. Медицинский центр «Гармония». Отделение стоматологии

– Вер, десять минут. Мне надо машину переставить, я так ее бросить не могу. Ой, стойте, мужчина, стойте! Я все хочу узнать, можно вот здесь, на островке, парковаться? Да, но я же сюда влезла, еще и с за- пасом. Нет, инвалидного знака на нем не было… Вот, Вер, ходят, щелкают, а сами не знают, можно или нельзя. Бегу уже, бегу! Такой сейчас ужас расскажу…

– За тобой парковщик гнался?

– Он не парковщик, а этот, в зеленом, который показания с машин снимает… Уф-ф-ф…

– Садись, отдышись. Что такая заполошенная? Все по времени, мы успеваем. Кофе, может? Люб, ты что, плачешь? Из-за парковщика? Эй, да ты что?!

– Вера, я залетела.

– Куда залетела? В смысле? Так кофе или воды?

– В прямом. Подташнивало последнюю неделю, думала, от препаратов, которые ты мне в рот пихаешь или от этого, с «Тенора», в синтетической рубашке. Три корпоратива с ним отработала, с вонючкой этой мухосранской… Не поет, а голосит, как кошка драная, а пипл хавает! Задержка у меня была две недели. Ну, у меня цикл всегда был чуть больше месяца, в первую неделю насторожилась, но особо не парилась: как обычно, носилась по городу, пописать – и то некогда. Потом уже чувст- вую: какая-то херня… Может, думаю, климакс?! Хотя у матери моей он только в пятьдесят восемь случился. А сегодня утром тестер две полоски, блядь, вы- дает… Как так? За что?!

– Погоди паниковать! Ну чего… Оставляй да радуйся.

– Типун тебе на язык! Сдурела?!

– Ну родишь в сорок шесть, и что? Я в сети сегодня прочитала, в Бразилии одна в шестьдесят девять родила.

– Крокодила?

– Ребеночка. Да не трясись ты так. Тебе что, смертный приговор вынесли? Ну избавишься… С таким сроком, как говорится, достаточно одной табл-э-тки. Люб, ну успокойся!

– Вера, это конец.

– Тебе с сахаром, молоко?

– Вера, это пипец.

– Ты что, из деревни вчера приехала? При любом твоем решении не вижу никакой катастрофы, разве что кесарево у тебя будет. Но тоже хорошо. Уснула-проснулась, а рядом малыш.

– Какой малыш, издеваешься?! Я и не выношу, да и…

– Выносишь. Как лошадь здоровая. Курить бросай и отдыхай побольше.

– Я не курю.

– А я думала, куришь. Откуда же налет такой?

– Кофе литрами. Вера, я не знаю, кто отец ребенка.

– Опа… Какие варианты?

– Или мой урод или Вовка.

– Вовка?

– Мой Вовка, Разумов.

– Так это ж вроде друг? Этот, который приходил ко мне в прошлом году, коронка у него по пьянке сломалась. Он?

– Именно.

– Валя, спасибо. Сюда поставь и валерьянки найди, будь так любезна. Валя, дверь-то прикрой!.. И как так вышло?

– Случайно.

– И давно ты с ним?

– Давно. Дружим много лет. Он водилой раньше был у Филиппова, бывшего шефа моего мужа. Мой тогда с ним и закорешился, а потом мы уже семьями. А тут, в самом конце августа… В общем, неважно. Случилось, и все.

– Женат он?

– Навеки. На мешке бесформенном. Да дело-то не в этом! Он такой удушливо-понятный, что даже если бы и холост, я никогда с ним жить… Я, конечно, прерву беременность, прямо завтра. Ой!

– Люба, успокойся! Возьми себя в руки. Ну что тебе, впервой?

– Да не впервой, но я не хочу! Сейчас уже не смогу, понимаешь? Я только что-то понимать стала, про себя, про жизнь, и такая подстава! Когда кто-то умирает, страдает не тот, кто умер, а те, кто рядом. Так вот, я уже страдаю от одной этой мысли… Тем более сама, своими руками! Нет, я не смогу.

– Да не своими, а руками врача. Я очень хорошего врача могу посоветовать, тактичного, опытного, она здесь, в нашей клинике, кстати, принимает. Хочешь, наберу?

– Не надо пока. Вера, я сдохну прямо здесь! Только от одной мысли о том, о чем ты сейчас говоришь!

– На, возьми. Прекрати трястись, это просто валерьянка. Две, нет, лучше три таблетки, держи. Садись в кресло, отвлечешься.

– У меня еще и дядька помер под Калугой. Мать задолбала истерить, звонит каждые полчаса. Вовка агента нашел хорошего. А кто еще, кроме Вовки, поможет? Но он ничего не знает. И не должен узнать. Я не могу его так глупо потерять, Вовку… Мне, Вер, и опереться больше не на кого. Да, он совсем не мой герой, дурилка этот картонный, но… Ох, Вера, это я во всем виновата. Помнишь, наводнение в конце августа случилось? Пол-Москвы тогда затопило, и меня… вместе с ним. Нет, не могу об этом…

Вера и Надя

16 октября

Москва. Садовое кольцо. Кафе «Зазеркалье»

– Ромка пропал.

– В смысле пропал?

– В прямом. Вторые сутки пошли, как не отвечает на звонки и сообщения. Тварь эта аморфная сегодня на пятый раз только трубку взяла, еще зевнула, это в одиннадцатом-то часу! Я из нее еле выудила, что Ромку она со вчерашнего дня не видела. Ушел, говорит… Да нет, Надя, она даже не говорила, я это все клещами вытягивала!

– И что вытянула?

– Ну что… Ушел вчера на встречу с какими-то институтскими друзьями. Имена-фамилии она не знает, только пару кличек назвала: Бзик и Спойлер. Уроды, блин… У меня такое ощущение, что это новое поколение – не живые люди, а ники, аватарки и идиотские словечки, зависающие в дыму от набитых каким-то дерьмом ингаляторов, которые они изо рта не вынимают. Не люди, а карикатуры на людей.

– Вер, успокойся.

– Надо пойти заявить.

– Не паникуй раньше времени.

– Слушай, дерни Алексея, может, у него есть кто в органах?

– А сама не хочешь?

– Да не могу я с ним после Пасхи нормально общаться. Не то чтобы обиделась, это-то я переживу, просто одалживаться не хочу.

– Понимаю. Он был крайне бестактен с тобой, а с другой стороны – ни оскорблений, ни крика не было, выходит, и придраться не к чему. Для него это, к сожалению, нормально… Не беспокойся, я поговорю с ним вечером. Ну а ты, в свою очередь, сразу информируй, как Рома объявится.

– Само собой. Выпьешь?

– Не могу: я, как обычно, за рулем.

– А я выпью немного. Девушка, подойдите, пожалуйста! Это все очень странно, Надя.

– Не накручивай себя. Может, он со своей поругался и психанул. Этим и можно объяснить ее нежелание с тобой разговаривать. Уверена, он до сих пор зависает где-то с друзьями.

– Я ему не девушка! Он не имеет права так со мной!

– Вера, ему уже двадцать три года, и он взрослый мужик.

– Какой взрослый?! Ни насморк вылечить, ни в парикмахерскую сходить без моего контроля.

– А зачем ты его контролируешь?

– Зачем?! Да потому что он дебил.

Надя и Люба

16 октября Москва. Элитный жилой комплекс в микрорайоне

«Кунцево» – Московская область. КП «Сосны»

– Привет, как ты?)

– Прости, долго не отвечала. Попала я. В дурацкое положение(

– Что, так серьезно?

– Более чем.

– Помощь нужна?

– Мне никто не поможет. Ладно, проехали… У тебя как дела?

– Стабильно безрадостно. Еще и племянник мужа пропал.

– О как… Близкий тебе человек?

– У мужа сестра двоюродная, это ее сын. Не могу сказать, что он с ними одна семья, но так сложилось, что это я с ней дружу.

– Бывает. Часто чужие во сто крат роднее кровных и душой, и поступками.

– Хорошо, если есть такие рядом. От одиночества сдохнуть можно.

– Сдохнуть можно от неразрешимой проблемы.

– Неужели совсем невозможно разрешить?

– Совсем, Надя. Как будто черт стоит за спиной и ухмыляется: «На, получи!». Грешила я, что душой кривить, но чтобы вот так…

– Ты говорила, что ходишь к какому-то чудесному человеку, вдруг он и поможет?

– Кстати, да. Облом завтра с моим занятием. Мне в деревню ехать, где дядька помер. Взяли менты агента похоронного по дороге, оказалось, у него уже год как регистрация просрочена. А дядька там гниет. Кроме меня, ехать некому.

– Держись, Люба! Сегодня из страховой звонили, все ок, починит тебя моя страховая.

– Не парься, я и забыла. Но спасибо.

– Пиши.

– И ты.

Люба и Вера

19 октября

Москва. Медицинский центр «Гармония». Отделение стоматологии

– Привет, Верунь.

– Привет. Иди, садись в кресло. Потом к Потаповой тебя отведу.

– Кто это?

– Гинеколог.

– Я не пойду сегодня.

– В смысле?

– В прямом.

– Что, осчастливила новостью отца? Которого из них, разобралась?

– Прекрати.

– Ну ты даешь! На прошлой неделе ты в истерике билась, а сейчас стоишь с таким видом, будто не тебе, а мне это нужно! Решила проблемы со своими мужиками – я только рада, но можно было и в известность меня поставить, я же уже договорилась.

– Я ничего не решила. Под Калугу гребаную за дядькой ездила. Вчера похоронили. До сих пор себя чувствую, как в кошмарном сне. Сначала машина на подъезде к деревне в грязи застряла, я тыр-пыр, вперед-назад, а она только вязнет и ни с места. Хорошо, я в кроссовках была, кое-как вылезла, джинсы по колено в дерьме, вокруг ни души, бегу к деревне, и первый же двор глядит на меня пустыми глазницами. Я дальше – все то же самое: мертвые, осевшие враскорячку дома. И везде, главное, занавески, как саван, на окнах. Там, может, и живет кто, но, думаю, призраки, обиженные и злые. Знаешь, что там было страшнее всего? Ржавые велосипеды у ворот и игрушки детские в гнилой листве. Кое-как название улицы отыскала, бегу, пытаюсь номера домов различить. Леший какой-то встретился, заросший, вонючий, полвека пьяный. Прошамкал что-то, где дядькиных родственников искать, и исчез за поворотом. Опять вокруг ни души, это средь бела дня! Хотя там даже и не день, а свет жиденький, что щи пустые, а деревья – как виселицы вдоль дороги. И тут еще вспоминаю, что телефон в машине на зарядке остался, хорошо хоть кошелек с собой, в сумке… А с другой стороны – кому он там нужен, кошелек? Что я могу купить, что решить в этом мрачном безвременье? Ни людей, ни ментов, ни детей – вообще никого! И такая паника меня охватила… Всего четыре часа езды, и все то, за чем мы привыкли отгораживаться от мира, рухнуло в считанные минуты. Сожрали бы меня людоеды – никто бы не узнал.

– Ад какой-то.

– Ан нет, оказалось, и там люди живут. Наконец нашла на другом конце деревни нужный дом. Братан дядькин сидит за столом, самогонку жрет и в телевизор смотрит, а там интервью с Собчак, мол, правда или нет, что она в президенты баллотироваться собралась. Он смотрит вроде на нее, а на самом деле мимо и пусто, и губами что-то скверное бормочет. Ему все эти люди из телевизора – что нам инопланетяне. Нищета в доме, посуда вся как оспой болеет, но довольно чисто. Баба у него без возраста, сама не бухает вроде… А даже если бы бухала, ничего бы это не изменило. В общем, оживились они слегка, когда я представилась, и ныть про свои тяготы в связи с дядькиной смертью начали. Чувствую, денег хотят… А за что им денег? За что?! Короче, отдали они нужные бумаги, соседа какого-то привели, он помог мою машину вытащить, и я в морг поехала. А дальше уже на автомате все.

– Ладно, открывай рот. Через полчаса Галина Сергеевна ждет, как раз в окошко тебя впихнули.

– Не могу я сегодня, прости, Верунь. После тебя на занятия побегу, неделю не занималась, да еще стресс за стрессом. Буду пробовать хоть как-то восстановиться, прежде чем решать.

– Что ж… Смотри, если безоперационно, то только до восьми недель. Давай-ка, лови ее телефон и сама договаривайся.

– Спасибо.

– А у меня Рома пропал.

– Как пропал?

– Молча. Ушел из дома и не вернулся. Телефон выключен, на сообщения не отвечает.

– Ужас какой! А девушка его что говорит?

– Вчера в отделение ходили, глазки бегают у нее, свинячьи такие глазки, вечно припухшие, как у этой, как ее… у Йоханссон, но сжата в комок, на вопросы следователя отвечала четко, поди разбери, врет или нет.

– Они могли поругаться. Может, не врет, а просто не договаривает.

– Да и хрен бы с ней. Люба, я твоим коллизиям сочувствую, но у меня-то сын пропал, единственный сын!

– Верунь, успокойся, найдется.

– Это что, пуговица от пальто?! Найдется…

– Ты бы написала, у меня ведь не горит. Зачем на работу ходишь?

– Да я дома оставаться не могу. От каждого звука вздрагиваю, все кажется, сообщение пришло или звонок пропустила, за телефон хватаюсь каждые пять минут, ни на что переключиться не получается. А здесь хочешь не хочешь, а приходится.

– Держись, дорогая. Все прояснится.

– Надеюсь. Хожу, как в липком страшном тумане. Чувствую себя, как ты в той своей деревне.

– Понимаю…

– Понимает она! Кончай ерундой заниматься, иди к Потаповой и реши свою проблему. Всего и делов-то.

Вера и Надя

23  октября

Москва. Садовое кольцо. Кафе «Зазеркалье»

– Позвонил он вчера.

– Откуда?!

– Не знаю, не определился номер.

– Вот. Я же говорила, все будет нормально.

– Нормально?! Надь, ты дура? Я тебе говорю, номер не определился… и-и-и-и-и… я почти ничего не расслышала!

– Спасибо, молодой человек, помощь нам пока не нужна, на, Вер, возьми платок. Да чистый, чистый он, только что пачку при тебе распечатала. А почему не расслышала?

– В клубе была. Там музыка громкая.

– Ты ходишь в клубы?!

– Конечно нет. Но это особое место. Там танцуют аргентинское танго.

– Ты танцуешь?

– Ну уж куда мне, да? Такому отстою, как я. Ты же об этом сейчас подумала?

– Ну что ты…

– Ты даже лукавить не умеешь. Ума не приложу, как ты столько лет с одним мужиком прожила.

– Верунь, не надо на меня нападать. Я сама мать, я чувствую твою боль и…

– Боль?! Да ты всю свою жизнь живешь за Лешкой как за каменной стеной, что ты можешь знать о боли?! Ах да, тебе же больно, что ты домой особо не торопишься, куда «Утконос» оплаченную мужем жратву привез! Ой, чуть не забыла: брат сказал, вы на «Азбуку вкуса» перешли, там помидоры краснее и яйца белее. И попробуй ему возрази.

– Перестань. Боль не измеряется в граммах.

– У некоторых она измеряется в килограммах.

– Угу…

– Знаешь, вчера мне показалось, что танцующие танго ходят по боли, будто топчут ее, чтобы не так остро чувствовать.

– Как же ты там оказалась?

– В первый раз случайно попала, клиентка одна пригласила. Я сначала даже не поверила, что такое может существовать где-то рядом. А вчера пришла совсем уже на грани, больше мне некуда было пойти.

– Это что, вроде клуба знакомств?

– Я тоже так поначалу думала. Нет, Надя, может, они и знакомятся для личных целей, но я этого не заметила. Всего-то триста за вход…

– Неожиданно… Так что с Ромой?

– Понимаю, ты, должно быть, удивлена! И презираешь меня, ведь я должна была дома сидеть и ждать звонка. Но это даже хорошо, что я в тот момент оказалась в клубе. Была бы дома – скорее всего кричать бы начала, оскорблять, ведь ко вчерашнему вечеру я дошла уже до последнего предела… А теперь хоть есть надежда, что он снова выйдет на связь.

– Что он сказал?

– Мне с трудом удалось расслышать, что жив-здоров, просит не волноваться и его не искать. Все.

– А менты что говорят?

– Уже ничего. Была у них утром, они уточнили, уверена ли я, что звонил именно сын, я сказала, да, уверена, следователь в ответ лишь вяло усмехнулся. Думаю, они уже закрыли дело, а может, и не открывали. Но девка его сто процентов что-то знает. Она совсем не похожа на раздавленного неизвестностью человека. Единственное, что есть хорошего в этой сучке, – своим спокойствием она поддерживает во мне уверенность, что ситуация поправима. На вот, зацени ее фото в соцсети. Я уже везде, где можно, после его пропажи зарегистрировалась, а надо было сделать это раньше.

– Боже… Это что, гуманоид?

– Нет, это она, его Анечка. В жизни все не так: мышь безликая, шмотье бесформенное, ни одной понятной эмоции на лице, а слова бесцветные изо рта еле процеживаются. Хорошо, это мейк-ап и фотошоп, но они же считают это уродство, эти раздутые губы, пустые, на пол-лица, кукольные глаза, ацтекские неестественные скулы с рязанской губернией в анамнезе, эталоном красоты! К чему мы идем? Гляди, эта фальшивка успела набрать уже сотни лайков! А вот две недели назад, они с Ром- кой где-то в центре, в кафе. «Пельмени как у бабушки», 600 рэ порция. А когда они в последний раз видели своих еще живых бабушек?! Надя, он же от нее сбежал, от них всех, понимаешь? Я Ромку знаю как никто другой, он книжки правильные читал, голубей раненых да собак бездомных все детство домой норовил приволочь, а эти даже если и жалеют кого, так сразу весь мир должен об этом знать. И не от жалости это происходит, а от пустоты. Не люди – карикатуры на людей!

– По-моему это всего лишь попытки заявить о себе, естественные в их возрасте. А с другой стороны – виртуальным эксгибиционизмом сейчас каждый второй страдает. Но у молодых это органично получается. Для них это привычная реальность.

– Значит, я уже давно не в реальности.

Люба и Надя

24 октября

Москва. Большая Никитская. Кафе «Кофемания» — Элитный жилой комплекс в микрорайоне «Кунцево»

– Про меня совсем не интересно. Сижу в кафе, человека жду. Пробки дикие, он опаздывает. Как ты? Напиши, что сейчас делаешь.

– То, что позволяю себе делать днем, когда мои расходятся.

– Гы. Секс по интернету?)))

– Брось. Я даже не знаю, как это искать)

– Тогда что? Вебинар для гейш? Мне почему-то кажется, ты могла бы стать первоклассной гейшей.

– ))) Все намного прозаичней. Сижу и покуриваю в окно.

– Так ты куришь? И твои не знают?

– Нет. Муж бросил лет пять назад, теперь на дух не переносит курильщиков, особенно женщин. Я после иду в душ, пол-тюбика пасты уничтожаю, сверху духи, а в квартире устраиваю сквозняк.

– А гамбургеры он любит?

– Бывает.

– Выпить?

– Может.

– Я никогда серьезно не курила, в детстве туберкулезом переболела, но просто офигеваю от многих вещей, которые скорее всего рождаются из чисто коммерческих расчетов, а потом стремительно превращаются в массовый психоз. И это при том, что больше половины страны как курили, так и курят! Всех курильщиков – из ресторанов на мороз, в аэропортах курилки прикрыли, как результат – в сортиры очередь, теперь, когда знакомые закуривают вне дома, говорят, что каждый раз чув- ствуют себя так, будто преступление века совершают. Но разве фаст-фудовские обжоры свое здоровье меньше гробят? Пускай бы тоже жрали генетически модифицированные булки по сортирам, чтобы пример дурной не подавать. И картиночки жуткие на упаковках этого дерьма пусть бы тоже печатали. А бухает у нас каждый второй. Бокалчик-другой за ужином, под сериал после ужина, в отпуске – каждый день, на праздники – вообще святое. А праздников у народа много. За те пятнадцать минут, что я здесь сижу, мне уже два раза барную карту предложили, и это днем! Алкашка, в отличие от сигареты, меняет психику и разрушает личность. Но ведь куда ни придешь, первый же вопрос: «Что вашей печени налить?».

– Забавно. Но, по-любому, курение не полезно.

– Думаешь, твоя ложь полезнее? Партнер обязан принимать тебя такой, какая ты есть, в противном случае это не партнерство.

– Мы больше двадцати лет вместе.

– Удивила. Мы двадцать семь.

– Просто я не хочу его расстраивать… Хочу быть лучше, чем есть.

– Пытаешься казаться, но не быть. Человек, которого заставили лгать в мелочах, потом уже и сам легко соврет в большем.

– Что ты имеешь ввиду?

– То, что ты сливаешь себя ради того, чтобы быть мужу угодной. И удобной.

– А ты? Все эти двадцать семь лет живешь так, как удобно тебе?

– …

– Люба, ты еще там?

– Прости. На звонок отвечала, заказчик, москвич, блядь, заблудился в трех соснах. Ты все еще куришь?)

– Угу… В доме напротив есть одно окно. На подоконнике стоит ваза, а в ней цветы в любое время года. Розы, хризантемы, мимозы, тюльпаны, ромашки… Поначалу я прилипала по вечерам к окну и, грешным делом, все пыталась проследить за обитателями квартиры. Ничего особенного: иногда мелькает женщина, не молодая, не старая, всего лишь раз я видела силуэт мужчины. Но вскоре следить перестала. Теперь смотрю, как сейчас, только днем, проверяю, какие цветы в вазе.

– Стало стыдно подглядывать?

– Вовсе нет. Просто не хочу по косвенным признакам вдруг узнать, что в квартире живет одинокая женщина, которая сама себе покупает цветы. Хочу, чтобы загадка осталась неразгаданной, хочу думать, что она таким изысканным способом демонстрирует кому-то свое настроение. Цветы не нужны женщине, если у нее нет тайны. Но в последнее время в вазе часто стоят желтые цветы.

– Напиши мне «желтые цветы» по-испански. Я тоже язык учить хочу, только времени нет. Ой, все, конец связи. Хрен моржовый нашелся, уже заходит.

Вера и Люба

24  октября

Москва. Медицинский центр «Гармония». Отделение стоматологии

– Что нового?

– А у тебя?

– Ромка жив, возможно, здоров, хотя в его психическом здоровье я не уверена.

– А может, это похищение?!

– Спасибо за умную мысль. Эту версию менты уже отработали. Нет, он просто взял и куда-то свалил.

– А может, завербовали?

– Кто?! Он что, олигофрен или голодный гастарбайтер?

– Пишут, что всяких вербуют.

– Иными словами, ты даешь мне понять, что сын мой дурак, и я воспитала дурака?

– Я ничего не даю понять, просто предполагаю…

– Люба, мне еще целый день работать. Пожалуйста, не тереби… Расскажи лучше про себя. Что ты решила? Галина говорит, ты так и не появилась.

– Я почти уверена в том, что ребенок Вовкин. Но он сейчас с семьей на отдыхе во Вьетнаме. Буду ждать, когда вернется, все-таки он имеет право знать.

– Нет уж, давай прямо сейчас туда и пиши. Что, жалко его? За какие такие заслуги мы их, козлов, всю жизнь жалеем?!

– Это будет слишком.

– Я понимаю, и тебе семья его не совсем чужая, и Кириллу твоему он руку при встрече без зазрения совести пожимает. А тебя здесь рвет на части.

– Все, пошла мука на Тобольск… Вот, глянь, он в сети только что новых фоток выложил.

– Дочка его? Прыщавенькая какая, подросток… А это кто, жена? Ну-ка, увеличь! Боже, какая страшила.

– Зато счастливая.

– Скорее изображающая счастье… А как телефон в карман спрячут, сразу руки расцепят и обреченно пойдут по дорожке одними и теми же салатами да пойлом разбавленным давиться. Заплачено же.

– Представляешь, как раньше, в похожей ситуации, бабы, пожираемые мучительной неизвестностью, ночами заснуть не могли? Рисовали в воображении соперницу, додумывали, пыхтели. А сейчас пару кнопок на телефоне ткнула – и сразу в чужую жизнь попала. Лет через пять небось придумают такое приложение, чтобы под фото еще и информация всплывала: возраст, заболевания, группа крови, резус-фактор, налогооблагаемое имущество и даже, а-ха-ха, количество половых актов в год! Главное – чтобы не всплывало, с кем… А еще я думаю, Вер: вот если я его люблю, значит, должна радоваться, что все у него будто бы хорошо, что он сейчас купается в море и лучах солнца, но… что-то не получается у меня радоваться за ближнего. Если честно, то, сука, с самого утра настроение дерьмовое… Первую фотоссесию он еще ночью загрузил. Душная она у него, Катька. А еще пустая, примитивная. Но живет же с ней и как будто радуется. Вер, неужели я такая эгоистка?

– А он не эгоист? И теперь у нас, как ты точно подметила, все «как будто». Все эти лайки, восторженные комменты – ах, мы сейчас описаемся от радости за вашу радость! – все, что вывешивается на всеобщее обозрение, получает такую же искусственную реакцию, как и это минутное изображение счастья. А то, что еще живо, поглубже прячут, чтобы хоть это не украли. Вот и Ромка мой спрятался… Ну все, поехали. Валя! Ва-ля! Почему опять лоток грязный? Где ты его мыла? Он блестеть должен! Что, сама не видишь: здесь разводы!

Вера и Надя

25 октября

Москва. Садовое кольцо. Кафе «Зазеркалье»

– Меня сегодня Валя, ассистентка моя, поразила… Такую реакцию выдала!

– Опять на нее накричала? Думаю, она давно уже к этому привыкла. Тем более сейчас, в твоем состоянии… Ты уж выдохни, Верунь, главное – Ромка жив. Уверена, все вскоре выяснится.

– Да хватит уже талдычить одно и то же! Меня это только раздражает, неужели не ясно?!

– Вер, пожалуйста, возьми себя в руки.

– …И вам добрый. Бокал сухого белого и семгу на пару. У подруги тоже язык есть, у нее и спросите.

– Будьте добры, лавандовый раф. Да, это все. И что там с Валей?

– Что… Почти три года она со мной, и все это время никакой личной жизни у нее не наблюдалось. По мне – доска она плоская, к поцелуям не располагающая, впрочем, мужикам виднее. Я так только за, чтобы жизнь устроила. Мать у нее серьезно болеет, одним словом, работа да быт у девки. И вот знакомится она с парнем по интернету. Глазки заблестели, растоптанные кроссовки на каблучки сменила, я даже услышала, как она смеется. Придумала она, чтобы парень этот к концу смены к нам в стоматологию заехал, как уже потом поняла – специально, чтобы я на него посмотрела. Ладно, месяц прошел – они продолжают встречаться. Уж она такая счастливая ходит, что даже и не вспыхивает, как раньше, от моих замечаний, а только глупо подхихикивает себе под нос. Но парень проблемный, это я сразу уловила! Может, женат, а может, просто несерьезно к ней относится. По крайней мере с деньгами у него туго, в кафе только раз сводил, а дальше они все по каким-то друзьям перебивались. Был у нее вчера день рождения. Сегодня за кофе спрашиваю: что он тебе подарил? Она засмущалась и на другую тему соскакивает. Я снова: так что? Она мне открытку виртуальную тычет в нос. Я говорю: и это все? Видно, ты, Валя, ни во что себя не ставишь, раз такое отношение допускаешь. Когда мужик по-настоящему влюблен, то, даже если с деньгами туго, он займет, выкрутится, в лепешку расшибется, но цветы-то настоящие подарит или на работу с курьером пришлет, если негде пока дарить. Она в слезы… Щечки побелели, задрожала вся и выбежала. А у меня как назло три пациента, один за другим, и все сложные. Пришлось Генкиной ассистентке на два кабинета разрываться. Часа через два Валя появилась. Нет, она со мной разговаривает, но слова еле цедит, и столько в них злобы, что лучше бы совсем молчала. Скверно у меня на душе. Но, Надя, разве я не права?

– Тяжелый вопрос… Представь себе, что было бы, если бы мы все бросились говорить друг другу правду. Ах, ребеночек ваш на самом деле тупица и урод, напрасно вы его в гении записали, ах, вы в жизни выглядите совсем не так, как на вашей десять раз отретушированной фотографии, и, если честно, вы просто страшненькая, и муж ваш обожаемый на меня весь вечер глазками стрелял, пока вы расписывали, как он вам предан, и сумка ваша – паленое фуфло, а квартирка новая, на каждой ва- шей нервной клетке выстроенная, тесновата и от центра далеко.

– По мне уж лучше так.

– Лучше чем что?

– Чем как ты: в собственном доме слово лишнее бояться сказать. Ты же только здесь такая смелая. Или ты со всем согласна? А секс «как с мертвой рыбой» ты с Лешкой обсуждаешь? Думаешь, я не понимаю, почему ты со мной так часто встречаться стала? Вовсе не потому, что хочешь меня поддержать, а потому, что ты здесь, рядом с моей работой, испанским своим занимаешься, ну или еще чем… Что ты глазками-то хлопаешь? Домой идти не хочется? Нет, ты не бойся, я, если что, прикрою. Только не надо из меня суку делать.

– Нельзя вот так, с плеча, рубить и осуждать других за то, о чем ты давно уже не имеешь представления.

– А… Так ты на мужиков намекаешь?! Завели разговор о правде, но у тебя, как у всех баб, все к этому скатывается. Только в моем случае это мимо кассы. А ты иди, лги дальше!

– Вер, потише, на нас уже смотрят. Тебе сейчас помощь нужна и…

– Не надоело тебе утюжком работать?! Тут уголочек пригладить, там присборить? Господи, да я прекрасно вижу, что ты послать меня сейчас хочешь. Что глаза-то опустила, не можешь? Так я тебе скажу: пошла ты, Надя, в жопу!

Люба и Надя

26 октября

Московская область. КП «Сосны» — Москва. Элитный жилой комплекс в микрорайоне «Кунцево»

– Так у тебя совсем нет подруг?

– Ты)

– Спасибо, польщена. А знаешь, что скажу… В реальной жизни мы навряд ли еще увидимся. Я поначалу боялась, что ты мне это предложишь, но потом быстро успокоилась и поняла, что для тебя только отдушина. А душа прекрасно изливается в словах, тем более когда их можно поправить, прежде чем на кнопку нажать. В удобное мы время живем.

– Не всем оно нравится. А я тебе зачем?)

– Я очень общительна и любопытна. Бывает, даже чрезмерно…( К тому же влюбчива, импульсивна.

– А я давно уже легкость растеряла. Друзья-подружки – это прерогатива беззаботной юности, а после одна привычка держит. Цепляемся за что-то в памяти, а в жизни этого давным-давно нет, только вымученный восторг остается при редких встречах. На мужа, бывает, смотрю: он с институтскими друзьями из какого-то своего принципа отношения поддерживает. Не в чем-то конкретно помочь – это-то я как раз понимаю – а вот эти дачные застолья с шашлыками, с одними и теми же воспоминаниями и песнями под гитару… Хорошо, пусть ресторан для разнообразия, но в нем – все то же, только ведут себя сдержаннее. Гляну на него исподтишка – а он вовсе не с ними, и глаза невеселые, хотя тосты кричит громче всех и песни все наизусть знает. Сидит с ними за столом, а сам продолжает думать про деньги, про работу, или еще про что…

– Это ты свое состояние в нем видишь. А о чем он на самом деле думает, только ему известно.