Читать книгу: «Дамочкам наплевать», страница 3

Глава 3
Генриетта

Сплю до полудня, потом торчу в номере. Во второй половине дня иду на телеграф и отправляю шифрованную телеграмму в наше Нью-Йоркское отделение с просьбой прислать мне список прислуги Эймсов и сотрудников его конторы на момент его самоубийства, а также нынешние адреса этих людей, если их удастся найти.

Есть у меня догадка насчет самоубийства Эймса. Что-то тут не так. Если я смогу раскопать, как все было на самом деле, мне это поможет в остальном. Значит, надо браться за раскопки.

Я вам сейчас назову основное различие между событиями, о которых вы читаете в детективных романах, и теми, что происходят в реальной жизни. Реальные события всегда гораздо страннее и запутаннее книжных. Ни у какого сочинителя не хватит духу написать историю о реальном событии. Да такой истории никто бы и не поверил. В книгах всегда полным-полно улик, оставляемых преступником. Они словно банановая кожура, и сыщику остается лишь поскользнуться на ней.

Что касается меня, я всегда держу нос по ветру и следую своей интуиции. Такая у меня система. Я не верю ничьим рассказам, пока все не проверю. Но и потом я не тороплюсь им верить.

Вот первая загвоздка. Нью-йоркский коронер, проводивший вскрытие, заявил, что Грэнворт Эймс покончил жизнь самоубийством, и ни я, ни кто-то еще не вправе оспаривать его выводы, пока не появятся конкретные данные по фальшивым облигациям. Вы понимаете: я – федеральный агент и не мне соваться в дела полиции или пытаться доказывать, что они ошиблись… пока у меня не возникнет такая потребность.

И тем не менее я все-таки суну нос, поскольку подмену настоящих именных облигаций можно провернуть по-разному. Скажем, настоящие облигации могли быть заменены фальшивыми еще до того, как Грэнворт решил записать их на имя жены. То есть Генриетта уже получила фальшивку. Это могло быть сделано без ведома Грэнворта, или, наоборот, он знал о подмене, хотя непонятно, зачем ему понадобилось делать такой финт.

Еще вариант: Генриетта могла сварганить фальшивку уже после смерти мужа, считая это наилучшим способом сбыть поддельные облигации. Ведь все знали, что муж передал ей именной пакет. Но даже если и так, не дура же она, чтобы пытаться сбыть фальшивку через банк. Обналичить именную долларовую облигацию можно во многих местах, и незачем начинать с банка.

Допустим, у Генриетты нехватка мозгов и она попыталась перехитрить банк. Все равно остается вопрос: где настоящие облигации, кто их заполучил?

Мне не прогнать докучливую мысль о существовании связи между изготовлением фальшивых ценных бумаг и скандалом, произошедшим между Генриеттой и Грэнвортом из-за любовницы, да еще накануне его самоубийства. И почему Грэнворт покончил с собой именно в день встречи с женой? Есть еще одна закавыка, которую мне никак не понять. По данными нью-йоркской полиции, на дознании присутствовал секретарь Грэнворта Бёрделл и прислуга из апартаментов Эймсов. Все они утверждали, что в момент смерти Грэнворта миссис Эймс находилась в штате Коннектикут, откуда Бёрделл вызвал ее телеграммой, чтобы она поспела на похороны.

Решаю как можно скорее познакомиться с Генриеттой. Возможно, нам удастся потолковать и в этом деле что-то прояснится.

Окно гостиничной спальни выходит на веранду. Сижу там, потягиваю мятный джулеп и думаю о Сейджерсе. Пытаюсь понять причину, заставившую кого-то ухлопать парня. Никто ведь не знал о принадлежности нас с Сейджерсом к одному ведомству. Ссора с потасовкой, разыгранная нами при встрече, была спектаклем. Никто и не догадывался, что во время шумной дружеской болтовни, последовавшей за «примирением», он докладывает мне обстановку на асьенде.

Похоже, кто-то из тамошних заправил подумал, будто Сейджерс знает больше, чем он знал на самом деле. Когда он сообщил, что отправляется за наследством, эти парни решили не дать ему улизнуть. Это случилось внезапно.

Я обнаружил его труп уже в холодильнике, но вполне представляю Сейджерса распластавшимся на лестнице. Его рубашка на животе была пробита в трех местах. Края одного из пулевых отверстий обожжены. Этот выстрел произвели с близкого расстояния, где-то с футов четырех.

Как это могло произойти? Сейджерс находился в какой-то из верхних комнат, выходящих на галерею. Там ему выстрелили в живот. Будучи безоружным, Сейджерс решил спастись бегством, пока в него не всадили еще несколько пуль. Он выскочил на галерею и стал спускаться вниз.

Тогда парень, стрелявший в него, перегнулся через перила и сделал пару выстрелов по ногам. Сейджерс падает. Стрелок подходит к нему и для верности стреляет еще дважды. Этим и объясняется отсутствие пороховых ожогов вокруг двух других пулевых отверстий.

Затем стрелок переступает через тело Сейджерса и останавливается через две или три ступеньки. Он намеревается взвалить труп себе на плечо и дергает за шнурок рубашки убитого, дабы поднять тело. Но шнурок обрывается и падает. Этим объясняется, почему я нашел шнурок на лестнице. Убийца вынужден нагнуться и подхватить тело. Он взваливает мертвеца себе на плечо и несет в кладовую, где запихивает в ледник. Это не прибавляет никаких новых зацепок. Но когда-нибудь я доберусь до стрелка и хорошенько раскрашу ему морду, прежде чем отправить на электрический стул.

Подумав об этом, заваливаюсь на кровать и читаю журнальчик, где публикуются детективные рассказы. Они неплохо отвлекают от порученного мне задания. Когда темнеет и в небе появляются первые звезды, я встаю, надеваю модный смокинг: пиджак из белой саржи и такие же брюки. Вид у меня как у японского императора. Затем съедаю обед и по пути из ресторана останавливаюсь, чтобы переброситься шуткой с девицей за стойкой администратора.

В одиннадцать часов усаживаюсь в машину и по пустынной дороге еду на асьенду «Альтмира». Решаю потолкаться там и посмотреть, не случится ли что-нибудь интересное.

Вечер как на заказ. Изнутри слышны звуки гитары. Огибаю здание. У задней стены вижу коновязь. С полдюжины лошадей лениво перебирают ногами. В гараже около трех десятков машин. Оставляю там свою и вхожу через парадную дверь.

Застаю Перьеру. Он приодет. Судя по гулу голосов, долетающих из зала, посетителей хватает. Перьера спрашивает, не желаю ли я выпить за счет заведения. Я соглашаюсь, и пока пристраиваю шляпу, мне приносят бокал. «За ваше здоровье», – говорю Перьере и почти залпом выпиваю коктейль. Узнаю от него, что после полуночи начнется игра, и если я не прочь присоединиться, то могу подняться на галерею. Дверь справа от лестницы. Отвечаю, что обожаю азартные игры, начиная от игры в кости и далее.

Он смеется, а я прохожу по коридорчику, отодвигаю занавес и оказываюсь в зале.

Так оно и есть. Посетителей сегодня с избытком. Все столики заняты разодетыми парнями. Есть и дамочки. У стойки вижу трех ковбоев: настоящих или ряженых, сказать трудно. На танцевальном пятачке не протолкнуться. С перил галереи свешиваются разноцветные флажки. Стены украшены длинными испанскими шалями и мексиканскими пончо. Говорю вам: место выглядит шикарно. Гитаристы свое дело знают. Сейчас они исполняют чувственное мексиканское танго. Один из них еще и поет. Голос у него такой, что какая-нибудь темпераментная дамочка поспешит в женский монастырь, спасаясь от искушения. Он поет о любви, за которую можно и умереть и которая разбивает женские сердца.

Три столика вокруг оркестрового подиума заняты дамочками и их кавалерами. Дамочки пялятся на певца так, словно он ангел или что-то в этом роде. Когда один из мужчин (все они похожи на деловых людей из Лос-Анджелеса) обращается к своей спутнице с каким-то вопросом, та недовольно отмахивается. Дескать, не мешай слушать. Вот вам наглядный пример женского двуличия. Подобные дамочки выбирают себе в мужья парней побогаче – таких, что будут их баловать дорогими нарядами. А сами завороженно смотрят на какого-нибудь заурядного певца, выступающего в заведении. Иногда им попадает вожжа под хвост, и они сбегают с такими певцами. Потом идиллия кончается, дамочки хватаются за голову и бросаются искать другого богатого лопуха, который возьмет их замуж и будет покупать дорогие платья, а они снова станут пялиться на певцов уже в других заведениях.

Говорю вам, эта асьенда – впечатляющее зрелище. Одно из самых ярких из всего, что я видел. Я уже собираюсь занять один из немногих свободных столиков, как вижу красотку, идущую в мою сторону. Она вышла из левого угла зала, соседствующего с окнами. Природа одарила эту дамочку всем, о чем можно только мечтать! Высокая, гибкая, с изящной фигурой. Лицо – как с обложки журнала. Носик гордо задран, словно она королева. Брюнетка, прическа – высший класс. Словом, есть на что посмотреть.

Но вид у нее суровый. Губы поджаты. Волевой подбородок. Интуиция подсказывает, что это и есть Генриетта.

Оглядываюсь на коридорчик. Перьера по-прежнему там, флиртует с девчонкой-гардеробщицей. Я кивком подзываю его, и он подходит.

– Скажите, Перьера, кто та малышка? – спрашиваю я. – Она только что села за столик, причем одна. Не знал, что в вашем заведении обитают такие красавицы.

Он улыбается во весь рот. Этот Перьера напоминает мне змею. Он еще вчера мне не понравился.

– Сеньор, вам же говорили, что у нас есть все. А эта леди – сеньора Генриетта Эймс.

По испанской привычке он проглатывает звук «г». Получается «Энриетта».

– Быть этого не может, – шучу я, изображая удивление. – Послушайте, Перьера. Если не ошибаюсь, она была замужем за… как его… Грэнвортом Эймсом? Он покончил с собой. Я тогда был в Нью-Йорке. Читал в газетах про его самоубийство.

Перьера кивает и нацепляет на физиономию маску сочувствия к покойному Эймсу. Затем выставляет себя важной шишкой и рассказывает, как эта Генриетта приехала сюда, думая, что «Альтмира» принадлежит Грэнворту. Пришлось Перьере взять на себя неприятную обязанность и сообщить вдове, что асьенда была заложена и закладная оформлена на его имя. Грэнворт не сумел выкупить «Альтмиру» обратно, и теперь асьенда принадлежит ему, Перьере.

Он разводит руками, словно извиняясь.

– Вот так, сеньор. Новость лишь усугубила беды этой несчастной леди. Потом у нас был разговор насчет денег. Сеньора призналась, что их у нее нет. Но мне стало ее жаль. Я позволил ей остаться. Понимаете, сеньор, я человек отзывчивый. Я искренне сочувствую этой бедной женщине. Я даже разрешил ей быть хозяйкой асьенды, пока она не решит, как ей быть дальше.

– Да, – соглашаюсь я. – Вы и в самом деле отзывчивый парень, Перьера. Может, познакомите меня с ней?

Он кивает, но уже через мгновение я говорю, что он может забыть о моей просьбе, поскольку к столику Генриетты подходит другой парень. Рослый и довольно симпатичный. Во всяком случае, его лицо мне нравится. Судя по тому, как этот парень смотрит на Генриетту, и по ее ответным взглядам понимаю, что они находятся в весьма дружеских отношениях.

– Смотрю, у нее уже есть дружок, – говорю я. – Обаятельный парень. Кто он такой?

– Это Мэлони. Он частенько к нам приезжает поиграть. Может, он и сегодня присоединится к игре.

Киваю и говорю:

– Надеюсь, я немного облегчу его кошелек. Кстати, я вчера не представился. Меня зовут Фрейм. Селби Фрейм. У вас приняты высокие ставки?

Он пожимает плечами:

– Любые, какие вам угодно, сеньор Фрейм. У нас пределом служит небо.

Я снова киваю, усаживаюсь за столик и заказываю еще одну порцию коктейля. Пока этот парень вертится вокруг Генриетты, глупо подваливать к ней и затевать разговор.

Коротаю время. Перьера знакомит меня с посетителями, собравшимися за большим столом. Парни весьма дружелюбны, а их женщины умеют танцевать. Если б не моя работа, о которой я не забываю ни на минуту, я бы с удовольствием потанцевал.

Около двух часов ночи люди начинают разъезжаться, и вскоре зал пустеет. Остается не более десяти-двенадцати человек. Похоже, это и есть игроки.

Мои новые знакомые тоже уезжают. Я желаю им спокойной ночи. Перьера сообщает, что игра вот-вот начнется, и напоминает, в какую комнату надо пройти. Я говорю, что обязательно туда поднимусь, но вначале хочу немного прогуляться и глотнуть свежего воздуха. У меня свои, весьма странные привычки по части азартных игр. Я люблю включаться в игру уже после того, как она начнется.

Минут через двадцать я возвращаюсь. Официант закрывает окна с левой стороны. Гитаристы ушли. Почти весь свет погашен. Иду к лестнице, поднимаюсь на галерею и вхожу в указанную комнату. Она довольно просторная, с большим столом посередине. За ним играют в баккара. В углу стол поменьше. Там трое мужчин и две дамочки режутся в покер.

Мэлони играет в баккара. Рядом стоит Генриетта и следит за его игрой. Все игроки за этим столом в смокингах, но двое – сущие мордовороты. Чувствуется, что все игроки успели хорошо нагрузиться. Поэтому обстановка за столом соответствующая.

Через минуту появляется Перьера, оглядывает комнату и снова уходит. Я пока что остаюсь наблюдателем.

Мэлони явно не везет. Он раз за разом проигрывает, и ему это очень не нравится. На лице – недоумение, словно он не может чего-то понять. Не исключено, что кто-то из игроков мухлюет.

Минут через десять Мэлони идет ва-банк и снова проигрывает. Обернувшись, он смотрит на Генриетту и глупо улыбается.

– Не идут мне карты сегодня, – говорит он. – Вообще не помню, чтобы мне здесь везло.

Она улыбается. Зубки у нее – под стать всему остальному. Я только сейчас разглядел оттенок ее синих глаз. Два ярких сапфира. Я всегда питал слабость к сапфировым глазам!

– Почему бы тебе не передохнуть? – спрашивает она у Мэлони. – А хочешь, я сыграю вместо тебя.

По другую сторону от Мэлони сидит крепкий парень. Широкоплечий, с худощавым лицом и гривой черных волос. Имени его я не знаю, но слышал, как к нему обращались по фамилии – Фернандес. Все время, пока Мэлони разговаривал с Генриеттой, он следил за обоими. Потом встрял:

– Похоже, тебе не везет вдвойне. Но… – здесь Фернандес криво усмехается, – может, ты привык всегда рассчитывать на выигрыш? Может, тебя бесят проигрыши?

Мэлони багровеет.

– Мое отношение к выигрышам и проигрышам тебя, Фернандес, не касается, – рычит он. – И без твоих шуточек я тоже обойдусь. Я лишь сказал, что в вашем заведении я хронически проигрываю. Но может, это просто плод моего воображения, – с язвительной усмешкой добавляет он.

– Надо же! – с такой же усмешкой бормочет Фернандес.

Он с нарочитой медлительностью встает, отталкивает стул, перегибается через стол и правой рукой со всей силы лупит Мэлони по физиономии. Звук удара явно слышали за милю отсюда.

Присутствующие замирают. Мэлони перелетает через спинку стула и шмякается на пол. Он встает, пошатываясь, как пьяный. Не удовольствовавшись одним ударом, Фернандес подходит и нему и теперь бьет в подбородок. Сам Фернандес похож на тигра, вырвавшегося из клетки. Он взбудоражен и взбешен, и у меня закрадывается подозрение, что он нюхнул кокса. Я останавливаюсь в углу и закуриваю. Ситуация потихонечку становится интересной.

Генриетта тоже отошла к стене и наблюдает за Мэлони. Глаза у нее сверкают. Знаю, сейчас она мысленно умоляет своего друга хорошенько вмазать Фернандесу. Боковым зрением вижу, как одна из дамочек, игравших в покер, строит гримасу. Затем слышу ее пьяное хихиканье. Чувствуется, цыпочка прилично набралась.

Мэлони встает. Его трясет, но он идет на Фернандеса, замахивается правой. Противник легко блокирует этот удар. Прежде чем Мэлони успевает замахнуться снова, Фернандес «угощает» его в третий раз. Мэлони валится на пол. Вид у него, прямо скажем, жалкий. Один глаз заплыл, а все лицо в крови.

Парни, игравшие в покер, встают из-за стола. Один из них, невысокий, подходит к драчунам.

– Ребята, а может, хорош кулаками махать? – спрашивает он. – Это что, боксерский ринг в Мэдисон-сквер-гарден или приличное заведение? И что с тобой творится, Фернандес? Почему ты вечно затеваешь потасовки?

Фернандес со зловещей улыбкой поворачивается к коротышке:

– А тебе, значит, не нравится?

Тыльной стороной кисти он бьет коротыша по физиономии.

– Если не нравится, проваливай отсюда!

Воцаряется тишина. В романе бы написали: «Напряженная атмосфера». Все молчат. Затем коротышка, получивший от Фернандеса, встает и уходит. Уходят и его спутники. Мэлони поднимается на ноги и приваливается спиной к стене. Вид парня оставляет желать лучшего. Такое ощущение, что первый удар Фернандеса подкосил его еще и морально.

Подхожу к нему:

– Послушайте, приятель. Почему бы вам для начала не смыть кровь с лица? Она вас не украшает. На вашем месте я бы попутно еще и глотнул чего-нибудь покрепче. По-моему, вам это не помешает.

Поворачиваюсь к Генриетте:

– А вам, леди, придется увести его отсюда и поработать сестрой милосердия. Потом можно будет и в карты поиграть.

Пока я это говорю, в комнате снова появляется Перьера. Он стоит в проеме, и вид у него весьма довольный. Похоже, Фернандес и Мэлони – его друзья. Генриетта молчит, но окажись у нее сейчас пистолет, она бы ухлопала Фернандеса. Однако оружия при ней нет, и потому она хватает Мэлони за руку и тащит к двери.

Фернандес смотрит на них и начинает мерзко хихикать.

– Выведи этого желторотика отсюда и плюнь на него, – говорит он.

Генриетта оборачивается. Она бледна как смерть и вдобавок настолько разъярена, что плохо владеет собой. Фернандес смотрит на нее, улыбается, а потом вдруг подходит и шумно целует ее в губы.

– Двигай отсюда, сестренка, – говорит он. – И не упрямься, поскольку это не в твоих интересах.

Фернандес снова усаживается за стол.

– Продолжим, – говорит он, тасуя карты.

За стол садятся еще четверо парней. Они собираются играть в покер.

– Присоединитесь? – спрашивает он меня.

– Да, только чуть позже. Я отлучусь ненадолго.

Выхожу из комнаты. Вижу, как Генриетта ведет Мэлони по галерее в соседнюю комнату. Я иду следом и заглядываю внутрь. Она уложила Мэлони на диванчик, а сама в углу наполняет водой тазик. Выглядит Мэлони паршиво.

– Вот что, сестричка, – начинаю я. – Вижу, вашему другу изрядно досталось. Возможно, сегодня он не был в бойцовской форме. Но это дело поправимое.

Она подходит к Мэлони и мокрым полотенцем начинает осторожно смывать кровь с его лица.

– Жаль, я не мужчина, – говорит она. – Я бы убила Фернандеса. – Она откладывает полотенце, поворачивается и смотрит на меня. Глаза пылают, лицо тоже. Мне всегда нравились дамочки с характером. – Джим разделал бы его на куски, – продолжает она свою гневную речь, – но он плохо владеет рукой. Сломал две недели назад, и рука еще не до конца зажила. А этот подонок знал, что не получит должного отпора.

Мэлони ворочается на диванчике, пытается встать, но не может и снова ложится.

– Я сейчас этому… – бормочет он.

Оцениваю ситуацию и чувствую: мне подвернулся шанс познакомиться с Генриеттой поближе. Если правильно выстроить разговор, глядишь, она что-то расскажет. Момент весьма подходящий.

– Да вы не расстраивайтесь, Мэлони, – говорю бедняге. – С не до конца зажившей рукой вам было не выстоять против него. А он застал вас врасплох. – Поворачиваюсь к Генриетте. – У меня самого все вспыхнуло, когда этот ушлепок подошел и поцеловал вас, да еще прилюдно. Это же прямо оскорбление.

– Только я не видела, чтобы вы вмешались, – сетует мне она.

Я улыбаюсь:

– Вот что, леди. Когда приведете вашего друга в порядок, возвращайтесь в игорную комнату, и мы вдвоем поговорим с этим Фернандесом.

Сказав это, ухожу.

Возвращаюсь к игрокам. Оказывается, они меня дожидались. Фернандес ворчит себе под нос. Ему не терпится начать игру. Сажусь и делаю ставку.

Играем в покер. Ставки по десять долларов. Для меня это весьма приличная сумма, но в первых двух кругах мне везет. Я выигрываю. Смотрю на Фернандеса, всем видом показывая, что доволен собой. Он хмурится.

Продолжаем играть. Наступает раунд джекпотов, и наконец Фернандес его открывает. Ставка по пятьдесят долларов. Все соглашаются. В банке скопилось около двухсот пятидесяти долларов. Пока берем карты из колоды, входит Генриетта и останавливается за моим стулом.

Фернандес делает ставку на сотню долларов. Остальные парни сбрасывают карты, признавая свое поражение. Я остаюсь. Похоже, Фернандес блефует. Решаю держаться со своими картами до конца.

Оба раскрываем карты. У него старшая карта – шестерка, у меня – десятка.

Сгребаю выигрыш и говорю Фернандесу:

– Поучился бы играть, сосунок.

– Как ты меня назвал? – рычит он.

Встаю и опрокидываю стол, отбрасывая в сторону. Между мной и Фернандесом появляется пространство. Прыгаю прямо в него. Он замахивается, но я успеваю пригнуться и бью его под челюсть. Фернандес пятится. Я двигаюсь следом, влепляя еще пару раз по челюсти, слева и справа. Отхожу и жду, когда он очухается и двинется на меня. Он рвется ко мне, но его малость трясет. Отхожу вбок и довершаю урок, въехав ему по носу. Он валится на пол, а я вдобавок награждаю его словечком, которое разъяряет его еще сильнее. Фернандес встает и прет на меня, как бык. Я наклоняю голову и бью его головой в живот. Он пытается ударить меня коленом, однако я уворачиваюсь и снова луплю его в живот. Фернандесу уже достаточно. Он привалился к стене. Я на этом не останавливаюсь и продолжаю вразумлять этого мерзавца. Никого я не бил с таким остервенением, как его. Пару раз он пытается нанести ответный удар, но он не в том состоянии. Наношу завершающий удар, точно в цель. Вот теперь я его размазал.

Фернандес еле держится на ногах. Опрокидываю его на пол. Он больше не пытается встать. Смотрю на Перьеру, с физиономии которого исчезло все самодовольство.

– Вот что, Перьера, – говорю я. – Забери-ка это недоразумение, пока он меня всерьез не разозлил. Я, знаешь ли, из таких парней, что и зашибить насмерть могут. Или мне самому освободить помещение от него?

Перьера молчит. Подхожу к Фернандесу, беру за шиворот и рывком поднимаю на ноги, потом волоку туда, где стоит Генриетта.

– Извинись перед леди, скотина! – требую. – Вздумаешь упираться – выбью из тебя каждое слово. Давай шевели языком!

Подкрепляю требование, ткнув ему большим пальцем в нос. Ощущение не из приятных, особенно когда носу уже досталось.

Фернандес бормочет извинение.

Выволакиваю его на лестницу и даю хорошего пинка. Он кувыркается по ступенькам, а когда достигает первого этажа, садится на пол и мотает головой, пытаясь вспомнить, как его зовут.

Возвращаюсь в игорную комнату.

– Где живет Мэлони? – спрашиваю у Перьеры.

Тот отвечает, что неподалеку от Индио. Велю ему погрузить Мэлони в машину и отвезти домой. Перьера разевает рот, намереваясь возразить, но вовремя спохватывается, зная, что спорить со мной себе дороже. Советую ему забрать и Фернандеса, и он угрюмо соглашается.

Поворачиваюсь к Генриетте и ловлю в ее глазах легкую улыбку. Заговорщически подмигиваю ей:

– Берите свою накидку, сестренка. Мы с вами немного покатаемся и заодно поговорим.

Она смотрит на меня и смеется.

– Дерзости вам не занимать, мистер Фрейм, – говорит она.