Читать книгу: «Самый лучший комсомолец. Том 2», страница 3

Вошли в ворота, и я указал на «запретку»:

– Мысленно проецируем сюда лающих овчарок и солдат Рейха с автоматами. Все это освещается прожекторами, а с вышек на нас смотрят старые добрые пулеметы. Я не пробовал, поэтому даже не представляю, насколько страшно было ходить в атаку подавлять пулеметные точки – это не про концлагерь, а про мужество наших отцов и дедов, благодаря которым мы пришли сюда на экскурсию, а не были загнаны силком в качестве ресурса. Дядь Вить, а вы воевали? – вдруг дошло до меня, что нашему полковнику слегка «за пятьдесят».

– Воевал, – подтвердил он. – В пехоте, с сорок второго и до Берлина. Да, Сережа, на пулемет ходить очень страшно, но, когда идут все, не ходить нельзя, – ответил и на завуалированный вопрос. – А главное – если на пулемет не пойду я, на него придется идти моим детям и внукам.

И ведь ни слова про фронтовое прошлое до этого не сказал.

– Были концентрационные лагеря и в нашей истории, – продолжил я. – В первую очередь можно вспомнить лагерь для турецких военнопленных и интернированных граждан российского, персидского и турецкого подданства на острове Нарген, через который за 1915–1916 годы прошло около двадцати тысяч людей. Выжило подавляющее большинство, но обольщаться не нужно – детей голодом морили и там, пусть и неумышленно, а из-за нежелания тратить ресурсы. Словом – капитализм и концентрационные лагеря до недавних пор шли рука об руку, и мы должны об этом помнить. У меня пока все, Леонид Матвеевич.

МИДовец откашлялся и поведал нам об истории Освенцима, который немцы переименовали в Аушвиц, а после войны ему вернули прежнее название. Под его успокаивающий бубнеж добрались до газовых камер, и я снова начал выдавать «базу»:

– Производителем газа «Циклон Б» являлся химический концерн, ныне известный под названием ««IG Farben»». Они же, кстати, травили наших предков на фронтах Империалистической войны – в частности, легендарная «атака мертвецов» в Осовце – прямое следствие работы уважаемых немецких предпринимателей, ведь штатных химических войск у немецкой армии тогда не было, и газик распыляли кадровые работники концерна – высокообразованные, интеллигентные специалисты, прошу заметить! Когда наши западные партнеры скидывают все проблемы персонально на нехорошего Гитлера, в крайнем случае – СС, Гестапо и немецкий народ, они, как правило, умалчивают о заслугах капиталистов из ««IG Farben»», концерна Круппа и прочих в развязывании Второй мировой войны – я сознательно использую этот термин, как более объемный, – одернул я собравшегося была исправить меня на «Великую Отечественную» Леонида Матвеевича. – Ведь несчастных, честных, уважаемых предпринимателей буквально силой заставляли брать военные государственные заказы и использовать рабский труд заключенных концлагерей. Обольщаться нельзя – капиталисты с тех пор не изменились, и при первой возможности охотно повторят все эти сверхприбыльные вещи. Пока жив СССР, они не посмеют, но, если, например, мы изобретем прибор, который телепортирует весь Соцблок в параллельный мир, где кроме нас никого не будет, оставив мир этот на произвол судьбы, капиталисты хоть и не сразу, но восстановят былое положение дел – имею ввиду мир до Великой Октябрьской социалистической революции.

Тяжелее всего далось помещение с детскими игрушками. Ребенок же трудится плохо, зачем он такой нужен? Но игрушечку жечь прагматичные немцы не стали – вот они, лошадки, куколки, человечки. Есть и самодельные, которые смастерили заключенные из подручных материалов для содержащихся с ними детей, пока те еще были живы.

На вокзал ехали в давящей тишине. Как и обещал – весело не было никому, настроение безнадежно испорчено. Зато теперь я железно уверен, что среди нас не будет ни одного «невозвращенца» или предателя – на лицах ничего, кроме холодной ненависти к миру за Занавесом не осталось, даже у всегда светлоликого Хиля.

В купе Виталина сразу же закопалась в свой чемодан, достала оттуда тюбик оружейного масла, и, стремительно намокая глазками, показала мне логотип «IG Farben».

– Какая теперь-то разница, – вздохнув, отобрал у нее бяку и притянул дрожащую девушку к себе.

Усадив на полку, обнял и дал поплакать пару минут, пока поезд набирал ход, унося нас от страшного места в сторону Варшавы.

– Быдло никто и никогда не спрашивает, и немцев ненавидеть не надо, – погладил ее по волосам. – Мы уже почти победили, осталось только дожать. Три-четыре десятилетия осталось – что это по историческим меркам? Жалкое мгновение, не более, – вздохнув, добавил. – Все говорят, что Электроник – это я, а сам я бронированной считал тебя. Извини, был не прав. Больше в такие места не поедем.

– Я уже не хочу в Германию, – шмыгнула носом Вилка. – Вообще за границу не хочу! Твари! – закусила губы.

А в мои времена и спрятаться-то негде. Ничего, в этой реальности все сделаем правильно.

Глава 5

Во время прогулки по Варшаве, проезжая мимо городков и поселков и выбираясь размять ноги на редких стоянках, изо всех сил впитывал обрывки разговоров, старательно вычленяя и фиксируя то, что мне нужно для написания большой докладной записки на имя Генерального секретаря – уже почти поправился, в телевизоре мелькает и «много работает с документами прямо в больничной палате» – о том, что не позднее следующего года Польшу захлестнут протесты. Натягиваю сову на глобус, но строго в рамках разумного. Побаиваюсь – не за себя, а за поляков, потому что у деда на народные волнения вот таких вот размеров зуб, и он церемониться точно не станет. Кредит доверия велик, поэтому буду надеяться, что отряды «космонавтов» будут подготовлены заранее, а наиболее рьяные провокаторы – своевременно «выполоты». Тут можно вспомнить тематический разговор с Андроповым, еще с дачи, когда мы сидели в креслах у неработающего камина:

– Бунт, Сережа, как затор на реке во время сплава леса, – деда Юра неплохо умеет в метафоры и аналогии, ибо человек интеллигентный. – Достаточно выдернуть самое проблемное бревно, чтобы проблема исчезла.

Я тогда с ним согласился – роль личности в истории переоценивать не стоит, но любой протест без нормальных лидеров обречен. А вообще – просто жутко обидно, потому что Польша, вообще-то, до «оккупации» лежала в руинах, а кровавый оккупант, получается, за оккупацию расплачивается вливанием в оккупированные территории огромного количества бабла. Глядя на обилие промышленных объектов, ломящиеся от изобилия товаров полки магазинов и многочисленные стройки, вспоминал версию поляков из моего таймлайна и в какой-то момент поймал себя на мысли, что совсем не буду осуждать деда, если он даст пару очередей из чего-нибудь крупнокалиберного по бунтующим аборигенам. Ладно, это все ерунда – пара-тройка правильно воспитанных в едином культурно-историческом пространстве поколений неминуемо дадут свои плоды.

Берлин мне понравился, особенно если учесть, что здесь руин было еще больше, чем в Польше.

– Орднунг, мать его! – одобрительно цокал я языком во время экскурсионной прогулки, которая вечером перетечет в прием в нашем посольстве, где нам с Виталиной уже выделили жилище с двуспальной кроватью, ловко сделав вид, что ничего такого тут нет. – Ни соринки, блин, никто по углам не ссыт – это, кстати, из-за наличия общественных туалетов, – указал на один из таких. – Вот опыт по строительству отхожих мест нужно обязательно перенимать. Орднунг перенять хочется еще больше, но он – в разы сложнее, у нас все-таки территории огромные, скученность населения не та, и столетиями наши предки жили по принципу «до царя далеко», поэтому строем ходить умеют плохо. Ничего, научимся!

МИДовец Леонид Матвеевич за эту поездку метафорически поседел, и, уверен, в следующую «загранку» с нами поедет кто-нибудь другой – уж больно совершенно «несоветского» несет главный комсомолец СССР. А самое поразительное – штатные работники КГБ слушают и одобрительно кивают. Потому что хрен поспоришь!

Свернули в магазин, где я набрал на всех местной лицензированной «Коки» и «Пепси» – здесь их обозвали «Club-Cola» и «Vita-Cola». Попили.

– Офигенно! – вынес я вердикт, потому что газировочка оказалась вкуснее, чем в моем времени. – Нужно с кем-то из производителей договариваться, завозить в СССР. Да, вредно, – не дал МИДовцу меня осадить. – Но жить, товарищ, вообще вредно. Вот вы например уже умираете, равно как и все остальные из нашей группы, кроме меня – я пока расту, но, достигнув пика, тоже умирать начну. Даже у жизненно необходимой воды есть смертельная доза, и главное – не злоупотреблять.

Еще набрал немецких сладостей – после приема в спокойных, почти домашних условиях буду тестировать: шоколад с лесными орехами Bambina, обычный – Schlager Süßtafel, шоколад белый – Halloren Kugeln, шоколадно-ореховую пасту типа Нутеллы под названием Nudossi и шоколадные шарики с печеньем внутри Knusperflocken. Не удержавшись, купил два игрушечных поезда фирмы Piko: один для сына Хиля, другой – для сына Велтистова. Эдуард Анатольевич стеснялся – дорого, но был успокоен продемонстрированной Виталиной «котлетой» из валюты местной и ФРГшной. Бесконечные деньги у Сережи, хватит стесняться! Ладно, вернете с гонораров чеками.

Марки «полноценные» реализовал в «Интершопе» – это типа нашей «Березки», где выкупил весь доступный спортинвентарь – от горных лыж до боксерских перчаток, попросив Леонида Матвеевича отправить это все домой дипломатической почтой и раздать нашим олимпийским сборным. Нет, не бедствуют, но лишним точно не будет. Чисто ради глума презрительно пофыркав на продающийся здесь же «Мерс», повел (метафорически – маршрутом рулит МИДовец) нашу группу на Берлинскую телебашню – построили только в этом году, и, когда светит солнце, на металлическом шаре наверху конструкции появляется крест. Поднявшись наверх, полюбовались панорамой города. Привычно скользнув взглядом по не входящим в нашу группу посетителям, навсегда запечатлев лица в памяти, вздрогнул. Откуда он здесь? Но это – точно он!

– Менгеле! – заорал я, ткнув пальцем в невесть как оказавшуюся здесь тварь.

Виталина, словно оставляя за собой шлейф, ломанулась на упыря, безоговорочно мне поверив. Привыкла!

Следом стартанул дядя Витя, критически не успевая – девушка «приземлила» доброго доктора и вдавила большие пальцы в его глазницы.

Не осуждаю – я из других времен и голова работает по-другому, но даже у меня Освенцим перед глазами стоит. А ей, будь хоть трижды подготовленному оперативнику, каково?

Дядя Витя с рыком «Отставить, товарищ младший лейтенант!» оттащил девушку за шиворот. Опомнившись, Виталина обмякла.

А от входа к нам бежали немцы в «гражданке» со знакомыми лицами – с самого вокзала некоторых замечал тут и там. А вот и Штази, которое нихера мышей не ловит, раз у них по городу живой Йозеф Менгеле ходит. Достопримечательностями любуется, тварь! Ничего, теперь до самой виселицы будет внутрь себя смотреть.

– Виталина Петровна выполняла секретный приказ! – рявкнул я на опешивших соотечественников. – А теперь мы с вами дружно сдаемся, товарищи!

Скользнув по мне взглядом, дядя Витя оценил полные мольбы глаза и подыграл:

– Все под контролем, товарищи! Сдаваться не нужно!

И он живительной пощечиной привел в чувства совершенно потерянного Леонида Матвеевича, скомандовав:

– Посла!

– Да! Точно! – опомнился он.

– Нос отгрызу! – оскалился я на парочку попытавшихся протянуть руки к совершенно потерянной Вилочке штазистов, загородив ее собой.

Еще парочка пыталась добиться ответа от визжащего, сучащего ножками, закрывшего ладонями кровоточащее лицо доктора.

– Вы о*уели, твари, военных преступников к себе пускать?! – закрепил я успех. – Почему нам из Москвы за ним ехать приходится?!

Сделал шаг на растерянных сотрудников.

– Кого еще прячете? Гитлера?! Четвертый рейх строите?!

– Сережа, хватит! – одернул меня закончивший общаться со штазистами дядя Витя и с невыносимой тоской в глазах (добить бы!) проводил взглядом утаскиваемого к выходу доктора Менгеле. – Товарищ старший лейтенант, смирно! – вдруг рявкнул на Виталину.

Девушка тут же вытянулась.

– За образцовое задержание военного преступника объявляю вам благодарность! – покосившись на меня с видом «если бы не ты, я бы ее в отставку отправил за потерю самоконтроля», добавил он веса моей импровизации про «секретный приказ».

– Служу Советскому Союзу! – проорала в ответ девушка.

– Умываться шагом марш! – скомандовал полковник.

– Есть! – козырнула она испачканной рукой, и, чеканя шаг и гордо подняв голову последовала к выходу.

Ну а мы не столь торжественно пошли следом – предстоит много крайне непростых разговоров.

* * *

Ни в какие застенки нас, конечно же, не повезли – не того уровня «туристы» попались – а вполне вежливо проводили до ближайшего ресторана и не менее вежливо попросили дождаться Петра Андреевича Абросимова – нашего посла в ГДР, который и заберет непутевых нас на поруки.

Осознав, что в глазах не владеющей немецким части нашей группы Виталина только что выдавила глазки немецкому старичку – да еще и по секретному приказу! – попросил дядю Витю объяснить, кого это мы там на крыше встретили. Народ проникся, и даже Хиль благодарно поцеловал Вилке ручку, заявив, что теперь будет спать спокойно, потому что все время после визита в Освенцим он представлял на месте тамошних детей своего сына.

Сама Виталина мрачная донельзя – жалеет не о содеянном, а о потере самоконтроля. Увел ее за дальний столик:

– «Вот я с собой не совладала, значит и вправду бракованная», – начал обрабатывать любимый столовый прибор.

Девушка подпрыгнула – прямо в точку!

– Но мы оба понимаем, что это – разовая акция, – продолжил я. – Более того – в данной конкретной ситуации обвинять тебя ни один здравомыслящий человек морального права не имеет. Я бы, например, тоже с радостью чего-нибудь доброму доктору открутил. Молоды мы с тобой, – развел руками. – Вот дядя Витя бы сдержался идеально, потому что всем нашим фронтовикам в какой-то момент пришлось переключаться с парадигмы «убей немца» на «освободи немцев от нацизма». А насмотреться-то они явно успели побольше нашего. Если когда-нибудь встретим еще военных преступников, будешь им глаза выдавливать?

– Без приказа не буду, – буркнула Вилка.

– Вот видишь, – развел я руками. – Ты вместо посыпания головы пеплом…

Подняв руку над головой, помахал косящейся на нас официантке.

– …готовься капитанские погоны пришивать и получать награду от наших израильских, будь они трижды неладны, партнеров.

Официантка робко подошла, и я спросил:

– Уважаемый товарищ, а у вас в меню присутствует суп Румфорда?

Вилка хрюкнула – отходит помаленьку!

– Извините, товарищ, такого супа у нас нет, – расстроила она меня.

А я бы попробовал!

Пришлось заказать две порции картофельного супа с мясом, столько же шницелей, отварные яйца под горчичным соусом, кофе (настоящий, на песочке варят!) и яблочный сок в качестве дополнительного напитка.

– Десерт? – напомнила занесшая заказ в блокнотик фройляйн.

– Доверяю выбор десерта тебе, – улыбнулся я Виталине.

– Картофельные сладкие оладьи с изюмом, – решила она.

Официантка передала заказ на кухню, и наши товарищи, поняв, что так можно, тоже начали заказывать всякое. Те, у кого аппетит после выдавливания глазок в прямом эфире остался, разумеется – где-то две трети, крепки предки, не мне чета.

Бухнув в суп ложечку горчицы – насмотрелся на делавших так аборигенов в прошлом ресторане – с немалым удовольствием выхлебал результат.

– Вкусно, но я бы грибочков добавил, – поделился ощущениями с Вилкой.

– Ты бы их везде добавлял, – хихикнула она.

Вроде вернула душевный покой.

– Это правда, – покивал я. – Лучше грибов могут быть только грибы. Замечала, что грибница похожа на нервные окончания? Это неспроста – поедая грибочки, мы напрямую запитываемся энергией от вселенского гигамицелия.

Девушка прикрыла рот салфеткой, чтобы просмеяться, а я щедро намазал шницель все той же горчицей. Зря это она – вот Ленин шарил, потому что и сам был грибом.

Настроение – огонь, потому что инфа о местоположении известных мне по послезнанию нацистов в «инфобомбе» была, и, раз Менгеле зашевелился, зерна упали на благодатную почву. Наглость, конечно, нереальная – прямо в Берлин приперся! И хваленый орднунг что-то сбой дал. Не узнали? Ой не знаю, как-то не верится – все ведь знают, что Южноамериканские документы нужно проверять особенно тщательно, уж больно много недобитков на этот материк убежало. Впрочем, с оккупированными кадрами пусть старшие товарищи разбираются – я свою работу по тыканью пальцем в нехороших людей сделал идеально.

Наш посол прибыл как раз к моменту, когда мы доели специфические, но вкусные оладушки и представлял собой седого худого старика «за пятьдесят» со вполне приятным лицом.

– Здравствуйте! – поднявшись навстречу к безошибочно направившемуся к нашему столику послу, пожал руку. – Очень приятно с вами познакомиться, Петр Андреевич!

– Взаимно, – улыбнулся он. – Как вам Германия?

– Вгоняет в уныние – смотришь на Берлин, потом мысленно возвращаешься на Родину – в ее, скажем так, «замкадную» часть, и вообще непонятно, кто в войне победил, – развел я руками.

– Здесь тоже по-разному живут, – пояснил неразумному мальчику посол. – Берлин – это витрина.

– Все понимаю, – улыбнулся я. – Как подростку мне свойственно несколько преувеличивать, поэтому стараюсь давать себе волю там, где никакого вреда мои преувеличения не вызовут. В телевизоре ничего подобного говорить не буду. А как вы с такой кухней, – указал на початую баночку горчицы. – До сих пор желудок не сожгли?

– Во всем нужно знать меру, – широко улыбнулся он и задал завуалированный вопрос. – Прием отменять нельзя.

– Было бы грустно, если бы пришлось – я уже настроился, – улыбнулся я в ответ. – И у нас еще Бранденбургские ворота не осмотрены, Петр Андреевич, если можно, разрешите продолжить экскурсию? Мне за границей неуютно, поэтому стараюсь почерпнуть из этой поездки максимум, чтобы не давать себе поводов уезжать с Родины снова.

– Включая поимку Йозефа Менгеле, – ухмыльнулся он.

– Я здесь не при чем, это к Москве, – невинно улыбнулся я.

Покивав – «ну конечно верю, Сереженька!» – он отправился общаться с дядей Витей (успел в Москву позвонить, минут пятнадцать общался цитатами из Ильфа и Петрова, к огромному неудовольствию штазистов, у которых ключа расшифровки, понятное дело, нет).

– Не отпущу, – заметив набежавшую на Вилочкино лицо тень, заявил я. – Щас вернемся в Москву и в свободное время будем боевое слаживание в качестве тактической двойки проходить на секретном полигоне, я договорился. Там, я полагаю, время от времени приходится напарника трогать, а тебя трогать мне приятнее, чем незнакомцев.

– Могут дома заставить сидеть, в качестве образцовой домохозяйки, – вздохнула она.

– Ты же не хочешь, значит не заставят, – отмахнулся я. – Мне без моего агента никак, и продуктивность ценного мальчика демонстративно упадет разика этак в четыре. Прикинь насколько страшна "Итальянская забастовка" в моем исполнении, помноженном на предельную бюрократизированность СССР? Кому оно надо? И потом, случившееся – не прецедент, а инцидент, на это давить и будем. Кроме того – не будет враньем, если мы выдадим полуправду о том, что ты выполняла мой прямой приказ – хорошо меня зная, считала невербальное желание выдавить гниде зенки, и, защищая репутацию подшефного светлоликого мальчика, взяла грязную работу на себя. Выражаю тебе личную благодарность и приглашаю составить мне пару на вечернем приеме.

– Неуместно, – поморщилась она.

– «Неуместно» нам до одного места! – фыркнул я. – Нафиг, разве я не заслужил с красоткой под ручку продефилировать под завистливыми взглядами обладающих гораздо менее привлекательными парами немцев и соотечественников? Ничто обезьянье мне не чуждо!

– А может мне стыдно с малолеткой под ручку на людях ходить? – вредным тоном спросила Вилка.

– Х*й сосать нормально, а под ручку ходить стыдно, – покивал я.

Виталина залилась краской. Милаха, блин!

Посол со штазистами договорились, и первый в компании дяди Вити нас покинул. Бледненький Леонид Матвеевич погрузил нас в подогнанный транспорт (я чисто из вредности подчеркнуто-пристально осмотрел днища, демонстрируя недоверие к проштрафившимся штазистам), и остаток экскурсии Берлином пришлось любоваться из окошек. Тоже нормально.

Прибыв в посольство, сходили в душ и переоделись – я в костюм, Виталина – в совершенно умопомрачительное вечернее платье, идеально выдерживающее баланс между наготой и скромностью. В ушках – янтарные серьги, на шее – янтарный же кулончик на золотой цепочке. Мои подарки, да. Перед выходом с улыбкой мне заявила:

– Сегодня у тебя экзамен на умение вести себя на жутко пафосных мероприятиях для взрослых солидных обезьян.

– Приятно, когда такая шикарная дама цитирует, – улыбнулся я в ответ, поцеловал Вилочку, дал ей несколько секунд поправить помаду и вытереть мне губы, девушка взяла меня под руку, и мы отправились блистать.