Читать книгу: «Монстр внутри», страница 4

Она сдерживала рвущиеся из груди рыдания так долго, как могла. Николь закрыла лицо руками и покачала головой.

– Простите…

– Всё в порядке, Николь. – Грейс подошла к ней ближе и коснулась плеча. Вид рыдающей женщины сломал в ней что-то. Её стратегия, оставаться холодным профессионалом, вся пошла трещинами. – Принести вам воды?

– Нет. – Николь потёрла шею рукой, заправила волосы за уши и посмотрела на Грейс. – В последнее время она жила в Сиэтле, работала в стриптиз-клубе «Дьявольский треугольник», в Даунтауне.

Грейс взглянула на Джеймса. Он сцепил пальцы в замок и понимающе кивнул. Грейс хотелось думать, что он знаком с этим местом только потому, что работал в отделе по борьбе с сексуальными преступлениями.

– Скажите, вы знаете, как именно Кэтрин зарабатывала?

– Конечно. Поэтому я никогда не брала у неё деньги. После облавы в клубе её задержали, привезли в участок, держали там несколько дней. До тех пор, пока я не внесла залог.

– Может быть, у неё были конфликты с кем-то на работе? Или проблемные клиенты? – Когда Николь перестала всхлипывать, а её плечи перестали дрожать, Грейс снова села рядом с Джеймсом и закинула ногу на ногу.

– Нет… Я не знаю. Даже если что-то и было, Кэти никогда ни о чём не рассказывала.

– А что с отцом Харриет?

– Тони бросил Кэти ещё до рождения Харриет, потому что она отказалась от аборта: он настаивал, чтобы Кэт избавилась от ребёнка. Но после он несколько раз связывался с ней. И пытался встретиться с Харриет. Кэти спрашивала моего разрешения, но я не позволила. Она моя дочь. И я не хотела травмировать её.

– Вам не нужно оправдываться, Николь. Вы имеете на это право.

– Как вы думаете, мог ли отец Харриет навредить Кэтрин? – Вопрос Джеймса был уместным и логичным. Большинство преступлений против женщин совершают мужчины, с которыми они находятся или находились в близких отношениях.

– Тони безответственный придурок, но он не плохой человек. Я ни в чём его не виню. И, признаться, даже не подозреваю, какие отношения их связывали с Кэти. Было ли это сожалением о несостоявшейся семье или ещё что-то. Но я не думаю, что Тони убил её. Не думаю, что он мог бы с такой жестокостью… – Николь снова расплакалась.

– Мы можем как-то связаться с ним?

– Я знаю о нём не так много. Его зовут Энтони Рэдфилд, он живёт в районе Нортгейт.

– У него есть машина?

– Тони водит старый пикап «Додж» оранжевого цвета с вашингтонскими номерами. Он пару раз приезжал на нём к дому.

– Как мы можем с ним связаться?

– В телефоне Кэтрин должен был быть его номер. Вы его не нашли?

– Сожалеем, но нет. – Джеймс опустил глаза и поджал губы.

– Я попробую достать его номер, поспрашиваю у старых знакомых Кэти.

– Спасибо, Николь. – Грейс встала и расправила складки на брюках руками. – Вы очень нам помогли. Я знаю, что это тяжело и мои слова вас только разозлят, но постарайтесь держаться. Ради ваших девочек. – Грейс наклонилась к ней и сжала её ладони своими. – И если ещё что-то вспомните… любую мелочь, даже то, что покажется неважным, обязательно нам сообщите.

Николь несколько раз кивнула и встала с кресла, чтобы их проводить.

– Детектив Келлер… – В дверях Николь остановила Грейс, коснувшись её предплечья – невесомо и ласково. Она смотрела умоляюще, в её глазах ещё стояли слезы. – Прошу вас: никакой прессы! Харриет не должна знать. Не должна знать, что произошло с Кэти. Она не должна знать, что Кэти… её мать. Я сама поговорю с ней, когда мы обе будем готовы.

Когда они вышли из дома Николь Донован, уже полностью стемнело. Грейс застегнула куртку, сложила руки на груди, запрокинула голову вверх и сделала вдох. Воздух был холодным и тяжёлым. На улице стояла тишина.

Грейс любила безмолвие спальных районов. Оно напоминало ей о доме. Общение с родственниками жертв всегда давалось Грейс непросто. Она заражалась их тоской и печалью. Их боль разрывала её на части. И после смерти Эвана это только усилилось.

Она вдруг вспомнила день его похорон. Ей не хотелось идти на кладбище. Несколько дней после его смерти Грейс не спала, не ела. Она была почти мертва, словно пуля, вспоровшая горло Эвану, убила и её тоже. Мак-Куин настоял на том, чтобы она появилась на похоронах. И Грейс согласилась. Она надела чёрное платье из плотной и жаркой ткани с высоким воротом и поехала на такси, потому что у неё в организме, кроме валиума, ничего не было. Грейс чувствовала себя пьяной, заторможенной и разбитой вдребезги.

Никто из родных не знал, что произошло. Грейс не позвонила родителям. Ей было слишком стыдно рассказать о том, что она наделала. Что бы она им сказала?

Грейс чувствовала себя виноватой в том, что случилось. Ей казалось, что семья Эвана её ненавидит. Она не нашла в себе сил подойти к матери Эвана и сказать ей те слова, которых она, возможно, ждала и заслуживала. Когда его мать встала за кафедру в церкви и произнесла свою прощальную речь, у Грейс закружилась голова. Ханне пришлось вывести её на улицу, усадить на мокрые после дождя ступени и долго приводить в чувство. Воздух тогда был такой же густой, почти осязаемый.

Идя к машине, Грейс слышала позади себя шаги Джеймса. Она слышала, как шуршал под его ногами гравий, как хрустела слюда на пачке сигарет, когда он доставал её из кармана, слышала, как щёлкнула зажигалка, а потом почувствовала терпкий, горьковатый запах табака.

– По крайней мере у нас есть план, так? – обернувшись к Джеймсу, спросила Грейс.

– План? О чём ты?

– «Дьявольский треугольник». Нам нужно поговорить с теми, на кого работала Кэтрин. И может быть, девочки что-то знают.

– Мой последний визит в «Треугольник» пару лет назад закончился тем, что я задержал владельца и управляющего. И насколько мне известно, они уже на свободе. Так что… мне там будут не рады.

Грейс чувствовала, что Джеймс не до конца с ней откровенен, словно было что-то ещё. Что-то, о чём он не может сказать.

– Значит, я пойду.

– Женщины вроде тебя не ходят в стриптиз-бары. – Джеймс усмехнулся, покачал головой и разблокировал двери ключом.

– Я полицейский, Джеймс, – Грейс села в машину. – И я пойду туда.

– Это может быть опасно. Тебе нельзя идти одной.

– Я справлюсь. – Грейс попыталась успокоиться, чтобы не наговорить лишнего. Она собиралась пойти в архив и поискать похожие дела и нераскрытые исчезновения молодых женщин.

– Думаешь, Энтони Рэдфилд имеет какое-то отношение к смерти Кэтрин?

– Он единственный мужчина из её окружения, о котором мы знаем, с сомнительной репутацией. И у него мог быть мотив.

– И ты в это веришь?

– Не знаю, Джеймс. Но это версия. Одна из.

– А что ты думаешь о Николь?

– Она хорошая сестра. И хорошая мать. – Грейс пожала плечами и взглянула на экран телефона.

На почту пришло письмо от доктора Хэмптона. Он писал, что пришёл токсикологический анализ.

Грейс открыла вложение: в анализах Кэтрин были обнаружены следы снотворного.

– В крови Кэтрин обнаружили рогипнол. Его разве не запретили?

– Рогипнол спокойно можно купить в Мексике. Или на улицах. До перевода я постоянно сталкивался с «рогипноловыми Ромео» и их жертвами.

– Значит, по рецепту от врача его не отследить. – Грейс закрыла ладонью нижнюю половину лица, продолжая смотреть на письмо от Хэмптона отсутствующим взглядом, до тех пор, пока экран телефона не потух.

– Отвезти тебя домой? – Первым тишину нарушил Джеймс.

– Нет, в участок. – Грейс отвернулась к окну.

Она следила за тем, как мимо проносится пригород с его приземистыми, неказистыми постройками.

6
Глава

Сентябрь 1994 года.

Он проснулся среди ночи от звуков, доносящихся из маминой спальни: скрип кровати, хриплое дыхание и голос: «Чед, прекрати, ты меня задушишь».

Мальчик и раньше слышал странные звуки за стенкой, но он впервые почувствовал, что маме грозит опасность.

Сначала он укрылся одеялом с головой. Он всегда делал так, когда пугался. Их дом никогда не был безопасным местом.

В доме всегда было полно незнакомцев. Он помнил, как начинались все вечеринки из тех, что мама так часто затевала. Сначала он сновал между мужчин и женщин, которым едва доставал до пояса. Они не обращали на него внимания, а он пропитывался их смехом, сигаретным дымом и грязными словечками; таскал чипсы и вяленое мясо со стола, потому что накануне ничего не ел, и пил колу со странным привкусом.

А затем настроение менялось. Взрослые становились агрессивными, смех и музыку сменяли ругань, звук бьющегося стекла и женский плач. Когда вечер подходил к своей кульминации, они гасили свет и доставали что-то из карманов. К полуночи он видел взрослых с пугающими, пустыми взглядами. Они медленно и невпопад двигали конечностями, отрывисто и невнятно говорили или произносили отдельные звуки и возгласы и больше походили на зомби из фильмов, чем на живых людей.

Они пугали его. Его пугали мама и крики младшей сестры в колыбели, которую он неумело успокаивал, сунув ей пустышку. Когда малышка засыпала, мальчишка вспоминал, что ему страшно, и прятался в своей комнате под одеялом, сжимая в руках пластиковую фигурку Капитана Америки.

Пару лет назад один из маминых приятелей, задержавшийся в их доме дольше остальных, повёл его в «Макдональдс» и купил «Хэппи Мил». Разделавшись с едой, мальчик не спешил доставать игрушку, он потягивал «Спрайт» через трубочку и старался не смотреть на дно коробки, хотя, когда доставал картошку фри, заметил звёзды на красно-синем.

«Ну же! Тебе разве не интересно посмотреть, кто там?» – спросил мамин приятель.

Ему было интересно. До ужаса. Но этот сладкий момент предвкушения, когда ты вот-вот станешь обладателем чего-то, пусть даже дешёвой пластмассовой фигурки, нравился ему гораздо больше.

Парень в кожаной куртке и с немытыми волосами, купивший ему «Хэппи Мил» с Капитаном Америкой, вскоре перестал приходить. Из тех разговоров матери, что ему удалось подслушать, мальчик узнал, что он «в завязке».

Мальчишка понятия не имел, что это значит, но больше никто из маминых приятелей не водил его в «Макдональдс». А фигурка Капитана Америки стала маяком, якорем, за который он хватался, чтобы его не унесло в открытый океан холодного страха и паники стремительным, быстрым течением.

Он тысячу раз сворачивался под одеялом, стараясь стать невидимым, когда ему было страшно. Но маме, кажется, нужна была помощь.

Мальчик откинул одеяло в сторону, сел на край кровати и свесил ноги. Он достал из шкафа пластиковую биту, вышел из комнаты и, сжимая её обеими руками, направился в мамину спальню.

Дверь была приоткрыта, он слышал, как малышка хныкала в кроватке, как мама кричала, видел, что какой-то здоровенный тип сидел на ней верхом, а она отбивалась: тонкими пальцами царапала его плечи.

Мальчишка толкнул дверь, она скрипнула и открылась шире, у него больше не было выбора. С криком он кинулся к кровати, забрался на спину громилы и стал колотить его битой по голове до тех пор, пока игрушка не треснула. А дальше в ход пошли кулаки. Мамин приятель пытался скинуть его со спины, как паразита, но мальчишка крепко держался за него ногами и продолжал бить. Наконец мужчине удалось ухватить его за ворот футболки и отшвырнуть на пол. Мальчишка ударился затылком об угол туалетного столика – с него на пол посыпались косметика и флаконы с туалетной водой, – но не расплакался. Мама ненавидела слёзы. От громких звуков испуганно заверещала сестра.

Мамин приятель собирался встать и задать ему перцу, но мать поднялась первой, накинула халат на плечи и сказала: «Я разберусь, Чед», а потом схватила мальчика за руку, рывком поставила на ноги и выволокла из своей спальни.

– Засранец, – процедила она сквозь зубы. – Ты помнишь правило? «Не высовываться по ночам из своей чёртовой комнаты».

Она никогда не кричала на него, но её взгляд, сомкнутые челюсти и раскрасневшееся от злости лицо вызывали в нём такой ужас, что иногда мальчик думал: лучше бы она кричала.

За проступки мать подолгу игнорировала его, притворялась, что его вовсе не существует, смотрела сквозь него и запирала в подвале.

Мальчик отчаянно сопротивлялся. Он цеплялся пальцами за дверные откосы, упирался ногами в пороги и беззвучно рыдал.

Ему хотелось попросить прощения, вынудить мать простить его. Он знал: если достаточно долго и усердно просить прощения, в конце концов его обязательно получишь.

– Всего одно правило, маленький ублюдок! – Мать открыла дверь в подвал и спустилась вместе с ним по лестнице.

Она осмотрелась, выкрутила лампочку и оставила его одного в темноте.

Она часто называла его «ублюдком». Он выяснил, что это значило, совсем недавно и с тех пор не мог понять, почему в своих ошибках мать обвиняет его. Он смирился с тем, что у него нет отца. Сестре повезло ещё меньше: по словам мамы, Чед был её отцом, хотя он сам, кажется, в это не верил. Чед постоянно брал малышку на руки, как грязную, старую куклу – брезгливо и небрежно, – рассматривал и говорил, что она на него даже не похожа.

Если честно, малышка была похожа на инопланетянина с мутными голубыми глазами и беззубым ртом. Мальчишка решил, что не иметь отца лучше, чем если бы он оказался кем-то вроде Чеда.

Когда её шаги на лестнице стихли, наверху хлопнула дверь подвала, щёлкнул замок, мальчик кинулся к двери.

Он больше не кричал, не просил прощения, не умолял мать выпустить его, как раньше. Мальчик пришёл к выводу, что это бесполезно. Любое проявление эмоций мать встречала безрадостно, безразлично, с неизбывно холодным взглядом и кривой усмешкой. Она всегда, с самого младенчества приводила его в замешательство. Он уже давно научился чувствовать её перепады настроения и подстраиваться под них. Он отзеркаливал её эмоции, натужно, неуверенно улыбался, когда было нужно, молча сидел в своей комнате, игнорируя её истерики и нервозность. Мальчишка довольно рано понял, что до его чувств, страха и обид ей нет никакого дела. Он научился быть удобным, взрослым ребёнком.

Мальчишка сел под дверью, несколько раз подёргал дверную ручку: однажды ему удалось открыть хлипкий замок и выбраться наружу. Он сунул пальцы в щель под дверью, откуда в подвал просачивался неясный серо-голубой свет, какой обычно бывает, если ночью кто-то смотрит телевизор в тёмной комнате. Он жалел, что не взял с собой фигурку Капитана Америки, сейчас ему пригодился бы супергерой.

Мальчик лёг на пол, чувствуя, как под дверь просачивается чистый холодный воздух, разбавляя затхлый, с привкусом сырости и плесени на языке, дух подвала.

Он долго думал о комиксе, который одолжил ему школьный друг: он с упоением листал его под партой, пока миссис Барроу говорила о музее естествознания в Нью-Йорке. Ему нравилась молодая, хорошенькая учительница. У неё были добрые, смеющиеся глаза, тёплые руки, мягкие грудь и живот. Её объятия всегда были утешительными, в её руках он чувствовал себя в безопасности. И даже жалел, что у неё уже есть двое своих детей, иначе он бы точно попросил, чтобы она его усыновила. Но как бы миссис Барроу ему ни нравилась и как бы он ни хотел побывать в Нью-Йорке и посмотреть на настоящие скелеты динозавров, комикс оказался гораздо увлекательней.

Комиксы о супергероях были тем местом, куда он сбегал. О чём мог постоянно фантазировать, представляя себя то Робином, то помощником Капитана Роджерса. Он никогда не занимал место главного героя, даже мысли такой не допускал. Потому что, возможно, главные герои были теми самыми взрослыми, в которых он так сильно нуждался.

Он уснул ближе к рассвету, мелко дрожа от предутреннего холодка, что врывался в открытое окно в гостиной и тянулся по полу, думая о сестре, проплакавшей всю ночь, воображая очередные геройства и приключения, а очнулся уже в больнице.

* * *

Он проснулся и спокойно осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, что его разбудило. Не было страха и паники. Ему уже доводилось просыпаться не там, где он уснул.

Однажды утром он очутился в доме их пожилой соседки: старуха приглядывала за ним, когда мать уезжала из города с очередным приятелем.

За окном было светло, но тихо. Мальчик зевнул и подтянул одеяло до самого подбородка, а потом понял, что его разбудило.

Дверь в палату была приоткрыта. В коридоре переговаривались две женщины. У той, которая разглаживала невидимые складки на своей медицинской форме, была тёмная матовая кожа и сочувствующий взгляд. На её груди висел бейдж с именем, но разглядеть отсюда, как её зовут, было невозможно. Зато он прекрасно знал её собеседницу в чёрном брючном костюме. Сара Говард, социальный работник, была частым и нежеланным гостем в их доме. Перед её приходом мать прихорашивалась, наносила макияж, надевала чистую одежду, выпроваживала друзей из дома и прибиралась. Она создавала видимость благополучной матери-одиночки. Сара придирчиво осматривала дом, заглядывала в холодильник и подолгу говорила с ним наедине, сидя на краю кровати в его комнате.

Он никогда не понимал, для чего мать устраивала этот спектакль. Но принимал в нём участие. Потому что в те дни, когда Сара Говард оставалась довольна, мама покупала ему мороженое или какую-нибудь игрушку и ему не приходилось больше выпрашивать у мороженщика помятый рожок бесплатно или ждать, пока школьные друзья наиграются. Но мальчишка не понимал логику матери. Она столько раз говорила, что хотела бы от него избавиться, но почему-то всеми силами пыталась удержать его рядом с собой.

– Мальчик был обезвожен. Пролежал в подвале почти три дня без воды и еды. – Сара тяжело вздохнула, сделала глоток кофе из большого картонного стакана и, поджав тонкие губы, взглянула на медсестру. – В доме ещё один ребёнок, восьмимесячная девочка. Забрать её мы пока не можем, но я постараюсь. – Сара устало провела ладонью по лицу.

– Сейчас он в норме. Капельница стабилизировала состояние. Когда он проснётся, я предложу ему поесть. – У медсестры были смешные резиновые туфли розового цвета и мелкие косички, собранные в тугой пучок на затылке.

– Постарайтесь реже с ним контактировать, чтобы не привязался. Мальчика, скорее всего, отправят в приют, если я не успею подыскать ему временных опекунов.

– Вы говорите о ребёнке так, словно он щенок. – Медсестра нахмурилась и сложила руки на груди.

– По крайней мере, его мать – настоящая сука. – Сара повесила сумку на плечо и зажала её под мышкой.

Она развернулась и ушла. Словами она словно ударила его в грудь, выбив из лёгких воздух, который он вдыхал бесшумно и маленькими порциями.

Мальчик не хотел, чтобы они поняли, что он проснулся. Он ещё долго слышал в голове слово «сука» и то, как каблуки Сары стучали по кафельному полу больницы. А потом не выдержал и закашлял, потому что в горле пересохло.

– Привет, малыш, я Росслин. Принести тебе воды? – Девушка улыбнулась и сжала его пальцы своей тёплой ладонью.

Мальчик подумал и решил, что обязательно привяжется к Росслин, пусть и против своей воли.

7
Глава

Грейс вошла в бар, сощурилась от обилия красного цвета и неона и осмотрелась. Столы, со стульями, затянутыми в красную лаковую кожу, стояли вокруг сцены, в пятничный вечер почти все они были заняты. Сцена подсвечивалась алым неоном, на подиуме поблёскивали несколько металлических шестов, а вход в гримёрку прикрывали бархатные портьеры красного и чёрного цвета.

Грейс раньше не приходилось бывать в стриптиз-барах, даже девичники, на которые её приглашали немногочисленные подруги и коллеги, обходились без танцев у шеста. Но именно так она и представляла себе интерьер стриптиз-бара, настолько карикатурным выглядел «Дьявольский треугольник».

Грейс обнаружила, что она единственная женщина в одежде. Даже официантки сновали между клиентами и столиками в коротких шортах и топах, под которыми не было белья.

Грейс никогда не испытывала страха в окружении мужчин, даже зная, что один из них, тот, кто не способен обуздать свою похоть и агрессию, привёл её сюда, но, почувствовав на себе их взгляды, она напряглась и сжала телефон в кармане брюк. Джеймс ждал её в машине на парковке.

В машине Джеймс обглодал себя практически до костей. Грейс сидела на пассажирском сиденье в его «Рендж Ровере» и молчаливо наблюдала за ним. Эмоции на его красивом, гладко выбритом лице так быстро сменяли одна другую, что она невольно улыбнулась: то, как он пытался договориться с собой, забавляло Грейс.

От него пахло свежим, травянистым парфюмом и сигаретным дымом. Грейс захотелось открыть окно: запах и слишком громкие мысли Джеймса заглушали её собственные.

С ним было сложнее, чем с Эваном. Эван всегда был поблизости, но он видел в ней полицейского, напарника. Джеймс и его попытки защитить её как женщину вызывали лёгкое, отрешённое раздражение и, в чём она со стыдом признавалась сама себе, восторг. Возможно, Грейс нужно чуть больше времени, чтобы доказать ему, что она не «дева в беде», или чуть больше сессий с психотерапевтом, чтобы осознать: нет нужды доказывать кому-то, что она сильная.

– Серьёзно, – Джеймс в очередной раз закурил и развернулся к ней, – я должен пойти с тобой. Я знаю этих людей, я задерживал их.

– Давай попробуем сделать всё тихо? Без задержаний. Я поговорю с кем-то из девочек, и если выясню, что Кэтрин кто-то угрожал…

– Грейс, ещё совсем недавно они забирали у девочек паспорта. Конечно, ей угрожали. Ты не знаешь, как они относятся к женщинам, которые на них работают.

– Я взрослая девочка, Джеймс. Думаю, что знаю. В любом случае Мак-Куин просил не привлекать лишнего внимания к делу. Если ты заявишься в бар с глоком в поясной кобуре и станешь угрожать владельцу – это привлечёт внимание.

– Ладно, я…

– Я справлюсь.

– Поставь мой номер на быстрый набор и позвони мне, если почувствуешь, что тебе угрожает опасность.

Грейс провела ладонью по бедру, понимая, что ей не хватает приятной тяжести глока. С оружием она всегда чувствовала себя спокойнее, увереннее, сильнее, но его негде было спрятать: на Грейс был чёрный костюм из тонкой ткани и шёлковый бельевой топ – она была всё равно что обнажена.

Вечер только начался. Грейс понятия не имела, планируется ли какое-то тематическое выступление на сегодня, она не видела афиш снаружи, но музыка ей нравилась.

Грейс отыскала свободное место за барной стойкой и обратилась к бармену:

– Олд фэшн, пожалуйста, если у вас хороший бурбон.

– Смело. И очень сексуально. – Бармен улыбнулся, его тёмные глаза приобрели пугающий красный оттенок.

– Пожалуй. – Грейс всё ещё принимала антидепрессанты и знала, что смешивать их с алкоголем не лучшая идея. Она заказала олд фэшн по привычке и чтобы не выделяться.

– Вы здесь одна?

– Это так заметно? – Грейс начала нервничать.

Она думала, что он вот-вот её раскусит. Что её может выдать? Болезненная выправка, проницательный взгляд, дорогая одежда?

– Ищете компанию? Или чего-то ещё?.. – Бармен лукаво взглянул на сцену.

Грейс проследила за его взглядом и увидела хорошенькую блондинку у шеста. Под резинкой её чёрных трусиков было полно мелкой наличности. Грейс едва сдержала смущение.

– Это Иванка, и то, что она делает, просто… вау. – Он всплеснул руками и улыбнулся шире, обнажив ряд ровных, белых зубов.

– Спасибо. – Грейс достала бумажник и положила руки на барную стойку.

Смотреть, как танцует девушка из Восточной Европы, которой наверняка обещали работу в модельном агентстве и вид на жительство, не входило в её планы, но поговорить с Иванкой стоило. Она выглядела очень отзывчивой.

– За счёт заведения. – Бармен поставил перед ней запотевший стакан и вернулся к своим делам.

В бармене было что-то отталкивающее: в его взгляде, в расстёгнутом вороте чёрной рубашки, в ловких движениях. При виде таких мужчин нутро обычно кричит: «Спасайся!»

Грейс поднесла напиток ко рту, принюхалась и сделала глоток: на вкус было неплохо. Она кивнула бармену, поднялась со стула и прошла к сцене между столиков. Спиной Грейс чувствовала его взгляд.

В бумажнике обнаружилось несколько десяток. Грейс неуклюже достала их, расплескав немного коктейля на себя, и улыбнулась, когда Иванка подошла к ней и села на край сцены. Танцовщица оттянула резинку трусиков, но Грейс вложила деньги ей в ладонь: засовывать банкноты в бельё казалось ей унизительным. Но Иванка не испытывала неловкость из-за того, что её стринги напоминали рождественскую ель в мишуре. Она сжала ладонь Грейс в своей и спрыгнула со сцены.

– Хочешь танец, красотка? – спросила она с сильным восточноевропейским акцентом и повела Грейс за собой в одну из комнат для приватных танцев.

Грейс оставалось только кивнуть и идти за ней, удивляясь, как Иванке удаётся ходить в такой обуви.

В комнате было приглушённое освещение, удушливо пахло сладким парфюмом, виски и кожей. Грейс опустилась на мягкий диван и поджала губы: она решила, что утром сдаст костюм в химчистку. Ей не хотелось задумываться о том, кто здесь сидел до неё.

Из основного зала сквозь закрытую дверь доносилась музыка и мужские голоса. Иванка наклонилась над айподом, подключённым к колонкам, перебросила длинные наращенные волосы на одно плечо, помахала ладонью перед лицом и включила какой-то расслабляющий, медленный трек.

– Жарко здесь, правда? – Она обернулась к Грейс и подошла ближе.

– Да, – сдавленно прошептала Грейс и не узнала собственный голос.

Она достала телефон из кармана и почувствовала, как по спине к пояснице скатилась капелька пота.

– Если хочешь снимать – сотня сверху, – предупредила Иванка и потянулась к застёжке бюстгальтера.

– Я не… Не нужно. – Грейс схватила её за руку, останавливая. – Я хочу поговорить.

– Поговорить? Здесь? Здесь обычно другим занимаются.

– Я знаю. – Грейс включила диктофон и положила телефон на диван. – Меня зовут Грейс Келлер, я детектив из полиции Сиэтла. Я хочу поговорить о Кэтрин Донован.

– Что-то не так с Кэти? – Она побледнела, замерла, как оленёнок в оптическом прицеле, и осела на стул, предназначенный для танца, напротив Грейс. – Я давно о ней ничего не слышала. – Иванка посмотрела на свои руки и принялась сдирать лак с кончиков длинных ногтей.

– Мне очень жаль, Иванка, тело Кэтрин обнаружили несколько дней назад недалеко от города Фолл-Сити. Кэтрин была убита.

– Убита? – Тревога на её лице сменилась непониманием, но глаза уже наполнились слезами.

По телу Грейс пробежал холодок. Пот внезапно стал холодным и липким. Её сковал страх. Грейс поразило то, как быстро, почти мгновенно, Иванка приняла новость о смерти подруги. Наверное, когда работаешь в этой сфере, ты всегда ожидаешь чего-то такого. Чего-то ужасного, что может случиться с тобой или с твоими коллегами. Работая в полиции, Грейс постоянно чувствовала нечто похожее.

– Мне очень жаль, но да. И мне очень нужна ваша помощь. – Грейс наклонилась вперёд и поджала губы.

Иванка закрыла лицо руками и расплакалась – громко, хныча как ребёнок. Грейс внезапно захотелось накинуть ей на плечи свой пиджак и увести из этого места навсегда. Она и была вчерашним ребёнком: на вид казалось, что Иванка едва ли старше Холли.

– Простите, – пропищала она, вытирая следы туши под глазами костяшками указательных пальцев.

– Ничего страшного. Я хочу, чтобы вы помогли мне найти того, кто это сделал. Вам просто нужно ответить на несколько вопросов.

Иванка всхлипнула, глубоко, шумно вздохнула и несколько раз кивнула.

– Когда вы в последний раз видели Кэтрин?

– В пятницу, пятнадцатого сентября. После смены мы обычно сидим в гримёрке, приходим в себя, смываем макияж, обсуждаем мужчин, пересчитываем наличку. Ну, знаете… Но в тот вечер Кэтрин ушла ещё до полуночи. Большинство девочек ещё были на сцене и с посетителями. Я вывихнула запястье на пилоне, поэтому в тот вечер сидела в гримерке одна, когда вошла Кэти. Она бросила деньги на столик, попросила передать их Зейну, смыла макияж, переобулась и ушла. Кэти просто накинула плащ, даже не стала переодеваться.

– Она говорила, куда собирается пойти?

– Упомянула вскользь, что у неё встреча с кем-то.

– Но не сказала, с кем именно?

– Нет.

– Вы знали, что у Кэтрин была дочь, которую она отдала на удочерение? – Грейс нахмурилась, думая, сколько по времени прокурор будет рассматривать её просьбу об ордере на записи с камер видеонаблюдения.

– Харриет? Конечно. Она без умолку о ней говорила.

– А что она говорила об отце Харриет?

– Тони? Я видела его пару раз. У них были непростые отношения, но Тони… – Иванка пожала плечами и выдохнула, надув щёки, и в этот момент показалась Грейс совсем ещё девчонкой.

Грейс знала, что мужчин, которые ходят в стриптиз-бары по пятницам, привлекает такая инфантильная сексуальность: распахнутые глаза, наивный, ищущий одобрения взгляд, надутые губы.

– Как вы думаете, он мог это сделать?

– Тони славный парень. Он совершил немало ошибок, но кто вообще готов стать отцом в выпускном классе? Я не думаю, что это был он, детектив.

– Кэтрин употребляла что-нибудь?

– Здесь все что-нибудь употребляют. – Иванка потупила взгляд и поджала губы. Ей явно было неловко об этом говорить. – В основном амфетамины и кокаин.

– В крови Кэтрин был обнаружен рогипнол. Она принимала его? Или, может быть, кто-то из клиентов подсыпал вещества ей в бокал? Вы или ваши коллеги сталкивались с чем-то подобным?

– Мужчинам нет нужды подсыпать нам что-то в бокалы. Они просто платят деньги.

Грейс кивнула и закусила губу, думая о том, насколько одинокой была Кэтрин: похоже, никто о ней ничего не знал.

– Может быть, был клиент, который питал к Кэтрин особый интерес? Часто заказывал приватные танцы или что-то в этом роде?

– Нет, я не припоминаю. Зейн тщательно следит за тем, чтобы клиенты не привязывались к определённой девушке.

– Зейн – владелец?

Иванка кивнула.

– Кэтрин с ним конфликтовала?

– Кэтрин – американка. Конечно, она с ним конфликтовала.

Грейс непонимающе вскинула бровь.

– Знаете, как все устроено? Как бы вам попроще объяснить… Кэтрин была единственной американкой среди танцовщиц. В основном здесь девушки из Восточной Европы и Средней Азии. Кэтрин не нужно было помалкивать в обмен на вид на жительство. Она знала, что, если обратится в полицию, ей помогут, а не депортируют, за ней не будет охотиться миграционная служба. Ей не нужно было терпеть всё…

Дверь в комнату открылась со скрипом. Сквозь шум и музыку Грейс услышала звук тяжёлых шагов.

Иванка увидела гостей первой.

– Зейн, – прошептала она одними губами, побледнела и, закусив губу, принялась ковырять покрытие на ногтях.

Грейс встала с дивана, схватила телефон и остановила запись. Крепко сжав телефон в ладони, она набрала номер Джеймса.

Зейн, за чьей спиной стояли двое вышибал, внушал страх. Грейс запаниковала, без оружия она чувствовала себя до смешного беззащитной.

– Здравствуй, детектив. – Зейн указал на стену, где висело зеркало.

Грейс подошла ближе, присмотрелась и увидела глазок скрытой камеры, замаскированный под одно из креплений.