Читать книгу: «Девочка, которая зажгла солнце», страница 15

– Тетя Мэг, я… дома. Ты здесь? Просто я подумал, что…

Договорить он не успел, потому как хозяйка вышла ему навстречу и дружелюбно улыбнулась, прислонив острые бедра к стене. Выглядела она чуть моложе и немного свежее обычного: дешевая пудра хоть и скопилась около носа и в уголках глаз, но все же ловко маскировала синюшние глаза и припухшие губы; и вот Мэган Стетлер стала снова похожа на ту женщину, в недавнем прошлом только знакомящуюся с алкоголем и другими вредящими здоровью увеселениями. Более того, на ней было надето довольно красивое полувечернее платье, которое, в отличие от остальных ее нарядов, не висело на женщине мешком, а сглаживало выпуклости костей и подчеркивало худобу, делая ее аристократичной, а не больной. Мэг просто светилась от непонятной радости и восторга и потому, когда племянник окликнул ее с порога, тут же кинулась навстречу и сладко пропела:

– Здравствуй, Джек! Ты так быстро убежал сегодня утром, что я не успела толком тебя поздравить. Иди сюда и получи свой подарок!

Стетлер некоторое время смотрела на стоящего ровно парня, а затем сама бросилась ему на шею, оставляя на щеке слюнявый поцелуй. Джек с трудом мог сдерживать себя и только благодарно кивал.

Она сумасшедшая, – вынес свой вердикт «другой парень», глядя на все это якобы со стороны. – И ее настроение меняется с непонятной даже мне периодичностью. Лучше не расслабляться, потому как никогда не знаешь, зачем она простирает к тебе руки – желая пырнуть тебя чем-нибудь или призывая к объятиям.

Дауни только мысленно с этим согласился и осторожно отстранился, беря в руки тяжелый рюкзак и спрашивая, будто невзначай:

– Ты очень празднично выглядишь. Мы кого-то ждем? И дом такой убранный…

Мэг на удивление бережно провела пальцами ног по засаленным полам и с невероятной любовью в обычно горящих безумием глазах сказала:

– Знаю. Стало куда чище, правда времени я потратила… Ну ладно, ты именинник, так что иди переодеваться, одежда на кровати. К нам на чай придет мой хороший знакомый, очень хочу, чтобы ты с ним подружился, – женщина мечтательно вздохнула и уже было ушла на кухню, но резко что-то вспомнила. Ее пронзительный визгливый голос застал Джека по пути в спальню:

– К тебе заходила какая-то рыжая, передала торт и записку. Бумажку я положила тебе на стол!

Чувствуя внутри себя смесь неприязни и гложущего любопытства, парень тут же подошел к письменному столу, и, действительно – маленький сложенный вчетверо листочек почти затерялся в прочих бумагах и раскрытых учебниках. Не решаясь развернуть его, Джек немного помял послание в руках.

«Это очень странно», – подумал он, все же решившись прочитать написанное. «Все это. Не может же быть, чтобы ОНА встретила меня вот так после того, как я всеми силами пытался ее игнорировать и прогнать от себя. Забыла? Нет, вряд ли. Тогда что? Решила осчастливить именинника и приготовить ему праздничный обед? Глупости, кому это нужно. И Рэйчел…»

Продолжить Джек не смог, ведь от этой мысли ему тут же стало душно и жарко. Горло словно сдавили чьи-то сильные руки, а теперь не отпускали, то ослабляя хватку, то снова стискивая дергающуюся шею. Рэйчел, которую Дауни все эти дни намеренно избегал в школе, не забыла о дне рождении и оставила подарок. Чертовски мило, если бы это было по-настоящему. Она подстроила розыгрыш, захотела поиздеваться над брошенным всеми парнем – и вот, шанс предоставился сам собой.

«Привет, Джейкен.

К сожалению, не смогла увидеться с тобой в школе, а потому занесу все твоей тете. Надеюсь, ты получил угощение – я сама пекла, а Хлоя подсказывала с рецептом! Мы правда очень старались, надеюсь, получилось вкусно.

Только не думай, что эта записка и есть все мое поздравление – ни в коем случае, я еще обязательно скажу тебе кое-что при встрече (не сомневаюсь, что она состоится в ближайшие дни). А пока хочу пожелать тебе быть счастливым и побольше улыбаться. Это поможет даже в самые сложные минуты.

С любовью, Р.Р»

Джек долго бегал глазами по строкам, перескакивая с одной на другую и обратно, никак не осознавая смысла прочитанных слов. Эти маленькие буковки в его сознании сливались в единый черно-белый поток и заполняли собой всю голову, не позволяя думать. Потому только спустя пару минут тщательного чтения и разбора записки, парень заметил на ее обратной стороне перечеркнутые простым карандашом слова. Немного попотев, он все же смог вырвать из каракулей кусочки отдельных фраз.

«P.S. Береги. Это неправильно, Джек. Сложно. Я просто очень сильно боюсь».

Джек отложил письмо в сторону и придавил первой попавшейся под руку книгой. Настроение окончательно переменилось и колебалось ежесекундно между отметками «неплохо» и «тошно». Неизвестно, почему, но брюнет и вправду чувствовал себя паршиво. Словно он был виноват перед всем миром и целыми миллиардами людей, а теперь внезапно осознал свою беспомощность.

«Я как будто должен срочно что-то сделать», – подумал Дауни, примеряя немного мятую клетчатую рубашку и серые брюки, расстеленные на заправленной кровати. «Побежать, сказать, выбросить – не уверен, что именно, но… Должен. Иначе случится нечто серьезное и трудно исправимое. Хотя… может ли оно быть важнее торта? Особенно, если каждую минуту не напоминать себе о том, что его сделала Рэйчел».

Против своей воли, но Джек тут же представил, как маленькая девочка в бледно-оранжевом фартуке мешает венчиком жидкое тесто, а девушка постарше стоит около нее и тихо бормочет себе под нос рецепт с самого начала. Как Робертсоны перекладывают в миску готовый торт, и Хлоя не прекращает ворчать о слишком больших хлопотах и суете из-за этого бессовестного парня, который даже не удостоил Рэй внимания и не позволил поздравить его по-человечески.

Она просто откупилась, Джеки, а ты слишком близко все воспринимаешь. Подумай сам: если человек чего-то хочет, он делает, и никакие обстоятельства не будут для того помехой.

Эта странная мысль настигла парня уже в самих дверях комнаты, и ему пришлось даже слегка потрясти головой, чтобы избавиться от назойливой идеи. Теперь щедрость Рейчел казалась не больше дешевого обмана, а благодарность в душе все больше и больше подбивалась различными сомнениями.

«Не могут люди так поступать. Делать кому-то добро и в то же время много думать о ком-то другом, тратить личное время и с нетерпением ждать встречи… Это либо помешанные на чужом счастье идиоты, либо безумцы, но глупость тех и других очевидна».

Размышляя в таком ключе, Дауни прошел на кухню и снова встретился глазами с хозяйкой дома, которая что-то напевала себе под нос и расставляла на клеенчатой скатерти чашки и небольшие тарелки с десертными ложками. Сейчас она выглядела совсем как домохозяйка из бесконечного сериала про измены или убийства; ее уложенные в немного спутавшуюся прическу волосы доходили до плеч и делали узкое лицо еще более вытянутым, а хриплый голос как нельзя кстати сливался со звоном посуды и шумом льющейся воды из-под крана. По крайней мере, парень именно так представлял себе полную забот женщину, к которой вот-вот придет муж с дурными известиями, или же ни в чем не повинную жертву, через пару минут уже задыхающуюся в луже собственной крови от выстрела в шею.

Заметив присутствие племянника, Мэг жестом указала на один из трех стульев в углу:

– Садись, скоро к нам придут. И, да, если снова захочешь вытворить какую-нибудь свою глупость – прибью, но после праздника, понял меня? Это будет особенное чаепитие, дорогуша, и я не позволю тебе его испортить, – прибавила она с чуть более серьезным видом.

Джек послушно кивнул, но не успел отодвинуть стул, как раздался настойчивый стук в дверь, и что-то внутри парня истерично сжалось в комок. Мэг довольно хлопнула в ладоши и натянула на лицо сияющую, в некоторой степени даже искреннюю улыбку и удалилась с кухни, оставив того сидеть в полном одиночестве с почему-то бешено колотящимся сердцем.

Поначалу Дауни представил огромного татуированного мужчину, чей черный или темно-серый байк пристроен на лужайке у дома – буквально увидел, как этот незнакомец слегка приобнимает подскочившую к нему женщину, стягивает с себя кожаные ботинки и вручает ей куртку. Затем проходит вперед и видит уставившегося на него во все глаза семнадцатилетнего (вернее, восемнадцати, но праздник еще не закончился, правда, малыш Джеки?) подростка, который на сухое и грубоватое приветствие не может выдать ни слова, а только молчит и пытается что-то произнести плотно сжатыми губами.

«Будет забавно, если это и впрямь окажется правдой», – усмехнулся про себя Джек, ощущая, как холод в душе постепенно исчезает.

Правда, потом киномеханик в смешной кепке закрыл глаза и погрузился в глубокий и сладкий сон, а пленка в голове не переставала крутиться дальше, несмотря на мысленные возражения парня. На экране неизвестно откуда появилась Рэйчел Робертсон; она стоит около входа и колотит одной ручкой в деревянную стенку, а другой прижимает к себе большую коробку. Мэг, лицо и образ которой был чуть более размытым и искаженным, нежели девочки, вышла на крыльцо и перебросилась с пришедшей парой слов. С равнодушием кивнула головой и забрала протягиваемый ей предмет, мгновенно развернувшись и исчезнув за захлопывающейся дверью. Рыжеволосая постояла некоторое время в задумчивом молчании, сама себе зачем-то улыбнулась и ушла прочь, ежась от холода.

Некоторое время ничего не происходило. Джек не замечал, что стоит посреди кухни с широко раскрытыми глазами и отстраненным взглядом, сжимая в руках края и без того мятой рубашки. Он просто не мог контролировать свое тело и движения. Казалось, все, что происходило с ним сейчас, было словно в вязком и густом тумане – такое медленное и непонятное, что хотелось забыть о реальности и как можно скорее вернуться в ни на минуту не прекращающееся кино. Именно так парень и поступил.

Эти секунды были невероятно долгими. Дауни слышал, как кто-то в коридоре обменивается словами и приглушенно смеется, но эти звуки проходили как сквозь толстый слой ваты – нечеткие и совсем никого не волнующие. Наконец, картинка несколько поменялась, и перед одним-единственным зрителем появилась молодая красивая девушка. Лет двадцати, светловолосая, очень худенькая и тоненькая, она неуверенно мялась у входа в этот самый дом, но не успела дернуть рукой, как дверь распахнулась изнутри, и выскочивший навстречу молодой человек крепко ее обнял. Так они стояли, тесно прижавшись друг к другу, пока появившаяся из ниоткуда Мэг, гораздо моложе себя нынешней, не утянула мужчину в дом. Девушка последовала за ними, и Джеку удалось заглянуть внутрь вместе с гостьей.

Началась какая-то суета и возня, Стилсон взвилась и набросилась на брюнета с диким криком; колотила руками по его широкой груди, заглядывала в спокойные глаза, не прекращая брызгать слюной и причитать в голос. Не выдержав этого, но все так же скромно и тихо, девушка подошла к ней и что-то сказала – было видно, как она волнуется, как подрагивают сложенные в замок пальцы, а одна ножка, обутая в туфлю-лодочку, то и дело касается другой, выдавая беспокойство хозяйки. Она что-то долго говорила, стараясь не смотреть на рассвирепевшую Мэг, а то и дело обращаясь за поддержкой к мужчине.

А потом пленка закрутилась в немыслимом темпе, а киномеханик все так же мирно сопел себе под нос, не замечая ужаса в глазах зрителя, как и творившегося на экране хаоса.

Женщина замахнулась и ударила говорящую по лицу, что-то ей крича, пока на бледной щеке расцветала алая отметина, наливающаяся бардовым. Мужчина бросился к Мэг и зажал ее дергающиеся конечности вместе, с трудом удерживая около себя это брыкающееся тело, но неравное противостояние Джеку было неинтересно. Он с внутренним ужасом и жалостью наблюдал за стоящей неподвижно девушкой, разглядывал ее худые, такие знакомые и почему-то далекие плечи, завитые на концах тонкие волосы, все не мог понять, почему же она молчит. И после потерял дар речи, когда встретился с ней взглядом.

Ты вряд ли когда-нибудь себе в этом признаешься, – шептал ядовитый голос несколько позже, – но ты тогда забыл, как дышать. Смотрел в это раскрасневшееся лицо и не мог сделать даже самого обыкновенного вдоха. А я кричал тебе, просил прекратить, но Джек самостоятельный мальчик, ему не нужны советы старого друга, правда?

Однако, Дауни уже ничего не слышал. Эта странная, притягивающая и в тоже время пугающая до дрожи незнакомка заглядывала прямо в душу парня, не отрываясь сверлила его внешнюю оболочку, а в это время судорожно что-то искала глубоко внутри. Постепенно ее лицо менялось; глаза чуть потускнели, и смотрели уже не так недоверчиво и требовательно, как раньше, а с большей заботой и нежностью, милые ямочки в самых уголках рта превратились в зазубрины морщинок, а некогда прекрасная копна поредела и стала в разы короче. Один кадр мгновенно сменялся другим, и вот теперь уже изможденная женщина умоляюще протягивала к брюнету свою сухую тощую руку, беззвучно шевеля губами и не разрывая зрительного контакта.

Только тут Джек понял. Удивился, как же раньше не смог узнать в той прекрасной и хрупкой девушке Шарлотту, а дернулся от воспоминаний, лишь когда перед ним предстала его больная мать. И все же это действительно была она. Такая, какой Дауни хотел бы ее навсегда запомнить, отложить в памяти, как облитый прозрачной древесной смолой кулон в форме гладкой капли – чтобы внутри теплилось это самое уставшее, но родное и любимое лицо. Жаль, что на самом деле это не так. А себя обманывать парень умеет хуже всего на свете.

Он вправду представлял мать такой, какой она осталась запечатлена на фотографиях, но все же… Было и другое. Тот самый второй и до ужаса реалистичный образ, являющийся брюнету по ночам жутким кошмаром. Это та же неизменная мисс Дауни, те же глубокие глаза и нежность во взгляде, но напудренное мертвое лицо заставляло Джека биться в слезных криках. Так и сейчас, словно согласившись со страшными мыслями, образ на экране помутнел, но через секунду предстал в прежней четкости. Выпирающие очертания скул, подкрашенные треснувшие губы в мраморном блеске, замершая навсегда грудь и никогда больше не приподнявшиеся ресницы – вот та Шарлотта, которую Джек любил и ненавидел одновременно, картина, врезавшаяся в сознание и прорубившая своим острым концом длинный шрам, теперь сильно кровоточивший. В тот далекий момент казалось, что вот-вот женщина поднимется со своего ложа, приветливо улыбнется и в ожидании разведет костлявые руки:

– Иди сюда, милый, все уже кончилось. Это снова я, твоя мама, видишь? Ну же, подойди ко мне…

И Джек закрывал глаза, надеясь, что теперь на месте высушенного тела появится некогда очаровательная, цветущая жизнью девушка, восхищавшаяся пейзажами Бостона и находившая всем на удивление в них что-то свое, волшебное и чарующее.

Но снова и снова он натыкался на прежде пустую комнату, в которой находился раньше – без призраков, мертвецов и Шарлотты. Вздох облегчения смешивался со всхлипами.

Так и сейчас, внезапно очнувшись от своей дремоты, маленький человечек в голове парня в ужасе вскочил со своего уютного пригретого места и поспешил выключить бешено крутящуюся пленку. Кино закончилось.

Дауни еще некоторое время всматривался в пустоту перед собой, боясь увидеть это серое и неживое женское лицо, ожидая, что вот-вот перед ним появится мама и бросится на него с ножом в тонких руках, а после на кухонные стены брызнет алая кровь юноши. Вместо этого в комнату вошли Мэг и какой-то незнакомый Джеку мужчина.

– Знакомьтесь, дорогие, Джек – это Майкл, Майкл, это мой племянник Джек, – затараторила Стилсон и поспешила усадить гостей за обеденный стол.

Дауни долго вглядывался в этого странного человека, наверное, даже слишком уж долго. Он все смотрел в эти серые глаза, на корку короткой щетины, покрывающей щеки и подбородок, и никак не мог понять, в чем же заключается подвох. А Майкл, в свою очередь, брезгливо, но с немалым любопытством осмотрел парня с головы до ног, и, чуть подумав, выдал:

– Нравится тебе здесь?

Джек в недоумении поерзал на стуле, но внутренний голос сообразил гораздо быстрее своего незадачливого владельца:

Скажи ему, что очень любишь Бостон и, в особенности, этот чудесный дом. Что ты получаешь неимоверное удовольствие, прогуливаясь по улицам под моросящим дождем, когда ветер безжалостно обгладывает каждую часть твоего тела – не то что раньше, ведь прежде ты всего лишь грелся по вечерам у камина и ел приготовленное мамочкой рождественское печенье. Скука! Не то что сейчас – время, проведенное в компании с твоей милой тетушкой и ее алкогольной зависимостью просто бесценно, разве нет? Или расскажи ему о кладбище, ведь он вряд ли бывал в этой части города. Опиши деревья-одиночки, постоянное завывание ветра, арку при входе, а потом как бы невзначай добавь: «А у меня здесь, кстати, мама лежит. Здорово, правда? Обожаю этот город!»

Джек горько усмехнулся такой удачно подвернувшейся шутке и все же как можно более серьезно ответил:

– Да, сэр… Можно и так сказать.

– На самом деле приличное место, довольно добрые люди, – вмешалась в разговор Мэг, разрезая праздничное угощение и перекладывая аппетитные куски на тарелки. – Какой красивый вышел торт, правда? Весь вечер стояла у плиты, так что пробуйте, не стесняйтесь.

Майкл кивнул, и женщина расцвела от его скромной похвалы, спеша поскорее поставить перед ним лучший кусочек с большим количеством посыпки и взбитых сливок. Джек был вне себя от ярости. Это не ее торт, и не она готовила его для парня, не она вкладывала душу и сердце в каждую крошку. А теперь так нагло ворует чужое, имея совесть при этом улыбаться и шутить о чем-то постороннем – хочется взять угощение в руку и втереть крем и пропитанные им коржи прямо в ее самодовольную мину. Приходится дышать чуть глубже.

Первый кусок Джек буквально заставил себя проглотить под пристальным взглядом тети, хоть и нисколько об этом не пожалел. Нежнейшая начинка из сливок и, кажется, клубники, мягкий бисквит, приготовленная и украшенная детскими руками макушка из сиропа и разноцветной кокосовой стружки… Невозможно было уплетать десерт без одобрительных почмокиваний и блаженства на лице. Майкл не стал скрывать своего восторга:

– Эта просто великолепно, милая. Так бы и съел тебя прямо вместе с этим тортом, – прочавкал он, пихая в свой рот еще один большой кусок.

Дауни с трудом удержал себя от злобного комментария в чужой адрес и по-прежнему сидел ровно на месте, крепко стиснув кулаки и оставив на блюдце недоеденное угощение. Все в парне так и кипело, дышало горячей ненавистью к окружающим его сейчас людям. Как только в его голове в очередной раз всплывали образы Рэйчел, стоящей у двери с огромной коробкой в руках или слюнявящей простой карандаш, чтобы написать праздничное послание – ему тут же становилось тошно от самого себя. Пришлось сделать глоток безвкусного чая, чтобы это неприятное чувство, наконец, прошло.

– Знаете, я даже сама боялась себе признаться, – начала Стилсон, маленькими кусочками ковыряя блюдо, – что не привязана к Бостону. Хочется собрать вещи, продать квартиру и махнуть куда-нибудь на запад или юг – в Джорджию, Флориду, может даже Небраску… Если бы вы не держали меня здесь – точно бы уехала, даже не сомневаюсь.

В глубине души Джек только съязвил: «Если бы ты знала, как я хочу, чтобы ты поскорее уехала из Масачусетса. Куда-нибудь далеко-далеко, пусть даже в свою чертову Флориду, и забрала бы с собой своего прожорливого дружка. Представляю, как вы бы купили себе маленький дом в кукурузном поле, и на столе всегда был бы свежий или вареный в соли початок, а в подвале – рассады с травой. Ты бы не удержалась, правда ведь? Так что давай, Мэг, бросай эту серую безрадостную жизнь и гони вперед, навстречу приключениям и как можно дальше от нашего Бостона».

На эти слова Майкл только недовольно фыркнул и попросил еще стакан чаю. Пока хозяйка доливала кипяток, он все же высказался:

– А я никогда не уехал бы. Все-таки, как-никак, родное место. Да и вряд ли я когда-нибудь брошу свою закусочную, разве только что за более прибыльное дело. А ты, парень, уже определился в жизни? Не хочешь продолжить дело своего отца или что-то в этом роде?

– Мой отец ушел, когда мне было девять. Он работал частным адвокатом, и нет, я бы не последовал его примеру, – признался Джек, под самый конец с напускной задумчивостью добавив, – у меня есть идея получше. Буду строить гробы с выемками для толстяков, чей живот или задница не помещаются в обычный. Говорят, прибыльное дело.

Как парень и ожидал, Мэг поперхнулась своим куском и озлобленно посмотрела на племянника, прожигая его злыми глазами. В этом нечеловеческом взгляде брюнет как черным по белому прочел: «Если ты еще раз скажешь нечто подобное, будешь неделю спать на полу и получишь так сильно, что удары ремнем покажутся лаской, Джеки. Понял меня?»

Но, видимо, Майкл тоже уловил намек, а потому сосредоточенно разъяснил:

– Ко мне часто приходят самые разные люди и рассказывают интересные истории. К примеру, недавно один хороший знакомый отдал своего сынка в какую-то религиозную школу, а спустя пару недель забрал и не узнал ребенка вовсе. Тот стал учтивым, не перечил – словом, Бог сделал свое дело. Так неужели ты думаешь, что можешь разбрасываться такими словами и при этом оставаться безнаказанным? Ведь мне не раз приходилось воспитывать таких же неблагодарных, как ты, а они ставят себя превыше всего и не подозревают даже, что в мыслях их уже мешают с грязью в навозной куче.

Майкл после этих слов злобно оскалился и отломил ложкой еще один внушительных размеров кусок с розовой клубничкой внутри, затем посмотрел на Мэг, а только после одобрительного кивка отправил десерт в рот, измазав белым пухлые губы. Джек сидел ровно, словно проглотил палку, но все равно чувствовал себя победителем в этой маленькой битве. «Так ты и останешься навсегда в своей закусочной», – подумал он, тоже съев очередную ягоду. «Мистер-громила-Купер, лопающий тоннами свои жирные чизбургеры».

О Майкле Купере, владельце небольшой, но довольно-таки прибыльной забегаловки на окраине Северного Бостона в сорока минутах умеренной ходьбы от городского парка, знали почти все ученики старших классов. Добравшись до бара на своих двоих или общественном транспорте, ты мог поклянчить пива и получить за это от бармена или попытаться своровать что-нибудь и тут же рвануть вон, но школьники тянулись сюда не за парой салфетниц и кульков с солью и перцем. Если подойти с заднего хода и постучаться в окошко к повару, можно за ничтожно малые деньги получить суховатый чизбургер, который готовится здесь только для хозяина. А потом топать обратно, жуя эту безвкусную сухомятину и удивляясь, как взрослый мужчина, зарабатывающий себе на добрый кусок хлеба и бутыль вина, способен такое есть.

– Мэгги, детка, ты не могла бы рассказать мне что-нибудь о твоем брате? Что-то давно не вижу его, – тяжко вздохнул гость и намеренно бросил взгляд с издевкой на посеревшего Джека. – А ведь так хорошо раньше пропускали по кружечке в воскресенья…

Женщина тут же оживилась и принялась быстро-быстро говорить, из-за чего ее голос был похож на звук быстро перематываемой записи:

– Да не знаю, что рассказать… Он редко пишет, но я его за это не виню – кто знает, что у него там за дела – все-таки новая семья, дом. Линда очень милая девушка, прямо таки само очарование, как он говорит о ней, а сейчас, если я все правильно поняла, они переехали в Нью-Йорк.

Джек задумчиво ковырял остатки темного бисквита и никак не мог понять, зачем они устроили все это представление. Приход Майкла, чертовски неприятный разговор об отце и непонятное, но пожирающее изнутри предчувствие беды не давали парню покоя, а потому он все водил и водил металлическими зубчиками по краю тарелки, расплющивая ими крупные крошки и думая про себя: «Чего вы этим добиваетесь? Хотите задать вопрос, так задавайте прямо, к чему быть такими порядочными и тактичными? Как будто, если эта фраза вырвется у вас в процессе беседы, кому-то станет легче или лучше».

Они знают, Джеки, и тебе тоже известна настоящая причина. Это же весело, правда? Как в цирке под большим куполом. Есть веселый клоун и грустный – первый без умолку шутит, а люди смеются, не думая даже о смысле всех этих шуток. Они хохочут, держатся за животы, и их душевное равновесие вмиг оказывается нарушенным – им хочется погрустить. Тогда выходит второй клоун и начинает громко и жалостливо плакать, говорит какие-то странные вещи, не замечая, как темно-синий грим под глазами стекает вниз вместе с искусственным градом слез. Так люди еще больше верят, что клоуну плохо и он взаправду плачет; грязные подтеки и взлохмаченный вид, дрожащие губы – зрители мало-помалу хмурятся и сдерживают в себе подступающие эмоции. Представление заканчивается, и люди снова чувствуют внутреннюю гармонию – они погрустили, посмеялись, и все встало на свои места. Ты такой же клоун, как и этот загадочный человек под толстым слоем белого грима. ОНИ хотят увидеть печаль на твоем лице. Хотят, чтобы и твоя краска медленно стекала по щекам, а грустные глаза все больше и больше наполнялись влагой.

Беги со сцены, приятель. До начала шоу остались считанные минуты.

И все же немного поразмыслив, не переставая сверлить Дауни взглядом, мужчина спросил, обращаясь больше к нему, чем к своей приятельнице:

– А как там его тощая подружка? Ты говорила, что она занималась садоводством, читала книги, а из-за безделья и лени этой бабы они расстались?

– Да, Джордж сбежал от нее – говорят, заболела какой-то дрянью. Давно она умерла, Джеки?

Парень неверяще склонил голову и переспросил, боясь, что это все выдумал его воспаленный мозг, и на самом деле речь идет о каком-нибудь автомобиле и экономической обстановке в Штатах. Но нет, Стилсон услужливо повторила, делая особое ударение на некоторых словах:

– Я спрашиваю, когда она умерла, детка, слушай внимательнее. Уж ты точно должен помнить, а у меня из головы все числа вылетают. Представляешь, Майк, этот негодник убегал ночью из дома и шнырял по кладбищу!

Купер смешно хрюкнул, и Джек чуть не подавился праздничным лакомством. Теперь некогда сладкие и вкусные куски казались резиновыми, и во рту рассыпались, как грязный песок. Парень внезапно почувствовал, что жует не клубничный торт, а комья могильной земли, вязкие и хрустящие, немного влажные от сырости, словно прокисший творог. Он с трудом сдержал себя, чтобы не выплюнуть все обратно.

– Дело в воспитании, – пояснил ей мужчина и шумно отхлебнул чай, немного поморщившись от удовольствия. – К примеру, мне в детстве слишком много разрешали есть сладкого – что ни попрошу, никогда не отказывали и не ругали. Так до сих пор никак не могу привести себя в нормальную форму, особенно, когда вижу пирожные или конфеты. Прямо сносит голову, и ничего не замечаю перед собой, а просыпаюсь только сидя посреди комнаты с полупустым бидоном сливочного мороженого в руках и огромной столовой ложкой. Здесь все просто, у этого похожий случай, – он небрежно указал кивком головы на молчащего до сих пор парня, и Мэг вытянулась вперед, приготовившись слушать и запоминать каждое удачно сказанное слово. – Нас программируют заранее, в раннем возрасте, но у одних программка работает исправно, у других иногда дает сбой. То, что пацан носится между мертвых и проводит с мамкой ночи – твоя вина, милая. Только твоя.

Женщина неверяще посмотрела на возлюбленного, но тут же переменилась в лице и виновато улыбнулась, как бы оправдываясь:

– Решила дать ему шанс поплакаться. В конце-концов, мы не каждый день хороним матерей. Ну это ладно, мальчики, давайте вернемся к главной теме. Я ведь не просто так позвала тебя сюда, Джек. Мы должны рассказать тебе кое-что.

Брюнет с ненавистью в глазах отодвинул от себя тарелку с недоеденным праздником и холодно уставился на сидящих рядом с ним людей. Ощутил искреннюю радость, с которой Мэг произнесла последние слова, а затем колкую боль где-то глубоко в груди. Тихо сглотнул, ожидая, пока волна паники отступит чуть назад, а сердце перестанет стучать в висках, оглушая своим монотонным ритмом.

Мы ведь не каждый день хороним матерей, так давай, Джек, поговорим об этом сейчас. Тебе плохо? Разве? Это все потому, что ты дурно воспитан. Вот если бы Шарлотта была здесь, она бы…

– Теперь Майкл будет жить с нами. Уверена, вы быстро найдете общий язык, и никаких неприятностей не возникнет.

После этих слов Дауни почувствовал легкую слабость и гадкую тошноту внутри, словно кто сбрызнул его внутренности бензином, а теперь жидкость медленно разъедала ткани и стенки органов, жгучей болью отдаваясь во всем теле. Он никак не мог понять,

почему клубника так сильно отдает гнилью, бисквит стал сухим и нещадно царапает горло, оставляя за собой борозды из крошек в окровавленных ранках

чего эти люди добиваются от него, но ответ пришел так внезапно и прямо, что парню потребовалось несколько долгих минут полного молчания, чтобы осмыслить услышанное. Она сказала, что теперь этот поедатель чизбургеров и чужих тортов будет жить с ними. Каждое утро встречаться с Джеком глазами и бросать ему вслед какое-нибудь ругательство, наслаждаясь вспыльчивостью мальчишки; вечером или сразу после обеда шумно выпивать или курить, оставляя бутылки с недопитым пивом прямо на полу, чтобы жидкость капала на и без того грязный пол; а вечером, если останутся силы, орать на парня или уединяться с Мэг в комнате, не задумываясь даже, какие в этом доме тонкие стены. Она сказала все и одновременно не досказала много чего важного. Майкл теперь будет жить с нами. Видно, Джек больше нет.

Юноша потряс головой и посмотрел на Купера, который закончил свою трапезу и сейчас шумно отхлебывал чай, с усмешкой глядя на самого Дауни. От этого наглого и самоуверенного взгляда, от вида ставшего противным и гадким лица Джека скрутило, и он поспешил выйти из-за стола, пробурчав на ходу какие-то невнятные извинения. Затем, не оглядываясь, бросился в свою комнату и с силой захлопнул дверь, подперев ее изнутри стулом и небольшой тумбочкой.

Больше ты никогда не будешь в безопасности в этом доме, – нисколько не успокаивающе подсказал ему «второй Джек». – Если он такой же, как и сумасшедшая алкоголичка, то ты не протянешь здесь долго. Станешь тем самым путешественником из старых романов, который крадет деньги и покидает ненавистный дом, удаляясь в закат на краешке заднего вагона поезда.

«Может я и хотел бы уехать», – подумал парень, распахивая окно, делая живительный глоток воздуха, а после откидываясь на кровать. «Навсегда из этого мира, чтоб уж наверняка. Станция конечная, к сожалению, обратных билетов нет, но вы первый, кто об этом спросил, молодой человек».