Читать книгу: «Когда заплачет розовый фламинго», страница 2

Глава 3

Она смотрела на сыновей и хмурилась.

– Опять вы взялись за старое?

– Мутер, что тебе не нравится?

– Зачем вы сделали одинаковые стрижки? – Еще вчера у Стасика был небольшой хвостик, а у Вячика косая челка, а сегодня они оба обкорнались под полсантиметра, и первый до поры прятал свою стрижку под бейсболкой. – Кого намереваетесь дурить?

– Мам, мы просто решили облегчить себе жизнь, – ответил ей Вячик. Именно он улыбался глазами. – В Астрахани жара стоит даже сейчас, в начале мая, а что будет летом…

– А вы что, собираетесь тут остаться?

– Да, – в унисон ответили сыновья.

Сейчас, когда они сделали одинаковые стрижки, это казалось естественным. Но, надо сказать, ребята уже и говорили каждый за себя, и смеялись по-разному. Стасик заливисто, запрокинув голову. Вячик сдержанно. Если бы не улыбающиеся глаза, можно было бы подумать, что его ничего не веселит.

Сыновьям Елизаветы Борисовны сейчас было по двадцать. Высокие, спортивные, отрастившие густую щетину еще в одиннадцатом классе, они выглядели старше. Многие принимали их за младших братьев Лизы. Но ей они казались детьми. Бестолковыми и своевольными. По мнению матери, оба принимали неверные решения, и первым ее желанием было запретить им делать то, что намечено, но… Лиза вспоминала своего отца и смягчалась. Ее мальчики должны иметь свободу выбора. Она не уподобится Борису Алексеевичу и не заставит детей подчиняться. Пусть пробуют, набивают шишки…

Поэтому, когда мальчики заявили, что выбрали не тот университет, Лиза дала добро на то, чтобы они его поменяли. Потом факультеты их не устроили. По итогу в девятнадцать оба ничем не занимались, и это беспокоило отца мальчиков. Он в их возрасте и учился, и работал, а эти два избалованных маменькиных сынка только и могут, что в качалку ходить, гонять на тачках, тусоваться.

– Папа, мы блогеры, – пытался объяснить ему Вячик. – Снимаем годный контент и, между прочим, зарабатываем.

– Да ты что? Тогда почему я постоянно вам деньги кидаю?

– Пока наш доход не так велик, как мы бы хотели…

– Но мы развиваемся, – помогал брату в обработке родителя Стасик. – И, заметь, мы не пьем, не курим, не говоря уже о прочей дряни! Мы занимаемся спортом, помогаем животным…

– Телочкам клубным?

– Почему? Мы приют для бездомных собак спонсируем.

– Это я его спонсирую, – переходил на повышенные ноты папа. – И мать ваша. Мы, получается, и вас содержим, и телочек, и псов бродячих. И если ее это не смущает, то меня очень, поэтому я предлагаю следующее: вы переезжаете жить ко мне, идете учиться или работать (места я найду), а если отказываетесь, я перестаю вас финансировать.

– Ты с мамой это согласовал?

– Я сам принимаю решения. И вам пора научиться. Или до седых волос будете за ее юбку цепляться?

Вячик сразу сказал:

– Не поеду! Но не из-за мамы. Я не хочу жить за границей, и, как считаю, ты не можешь нас заставлять покидать родину.

– Другие только и мечтают в Европу переехать, а ты…

– Я не другие, – отрезал сын. Он был не таким дипломатичным, как брат. Хитренький и обаятельный Стасик мог с кем угодно договориться. Очаровать, заболтать, пыль в глаза пустить, а Вячик больше помалкивал, добродушно улыбался глазами, но только тронь – колючки выпустит. – Если ты ставишь ультиматум, то я отказываюсь от твоих денег. А брат пусть сам решает…

– Стоп-стоп-стоп! – Станислав, поняв, что запахло жареным, взял переговоры на себя. – Вы оба не горячитесь, а послушайте меня. Ты, папа, прав, мы расслабились. Можно даже сказать, обнаглели. Но забирать нас обоих в Германию – это несправедливо по отношению к маме! У нее сейчас только мы. – О ее ссоре с Борисом Алексеевичем папа знал. – Поэтому я предлагаю сделать так: Вячик остается тут, в Москве, а я еду к тебе, и мы оба беремся за ум. Я пойду работать, а брат – учиться, он уже присмотрел для себя курсы графического дизайна.

– Вы готовы разлучиться? – сильно удивился отец. – Мы вас даже в разные кроватки уложить не могли…

– Когда это было? Теперь у нас у каждого своя комната.

– Но не жизнь! Вы же все вместе делаете.

– Может, пришла пора попробовать разделиться?

– А ты, Вячик, что скажешь? – Отец уже не рад был, что поставил сыновьями условие. Он не хотел разлучать их, только вразумить.

– Согласен с братом: пора попробовать!

Когда Лиза узнала о решении своих детей, проплакала сутки. Для нее сыновья были неразделимы, ей казалось, что по отдельности Вячик и Стасик не смогут существовать и… зачахнут! Она устроила скандал бывшему мужу и чуть не позвонила отцу, чтобы тот вмешался, но смогла себя остановить. Ее мальчики выросли, это нужно принять. Они скоро начнут присматривать себе невест и, когда найдут свои половинки, женятся. Каждый на своей избраннице! Так пусть готовятся к разлуке друг с другом сейчас, пока все можно исправить…

– Будет плохо – все бросай и приезжай, – горячо шептала сыну на ухо Лиза, когда провожала его на самолет. – Не терпи, бери билет и вылетай домой, мы с Вячиком будем тебя ждать.

Стасик в ответ хохотал, крепко обнимал маму и брата и даже не плакал, расставаясь с ними. А вот они ревели! Но втайне друг от друга.

– Мутер, а где ключи от дедушкиного катера? – услышала Лиза вопрос сына и встряхнулась. Опять она погрузилась в воспоминания и перестала воспринимать действительность. Зависла, как говорили дети.

– Зачем они тебе?

– Прокатиться хочу.

– Не получится, катер на ТО. Возьми скутер.

– Вода холодная, а в гидрокостюме я выгляжу жалко.

– Возьми моторку, – подсказал брату Вячик. – Она у причала. Гоняет отлично, выглядит тоже хорошо.

– Ты со мной?

– Нет, я хочу на рынок съездить, там поснимать.

– Все еще ведешь блог? – Тот кивнул. – Это же сейчас не приносит ни копейки. Зачем?

– Ради преданных подписчиков. Они с нами почти три года, не хочу их бросать. Да мне и самому нравится снимать, монтировать, создавать красивую картинку. Так что спасибо тебе, брат, за то, что надоумил пойти на курсы графического дизайна. – Стасик ляпнул отцу и забыл, а Вячик отучился и понял, что нашел свое призвание. – Мам, я возьму джип деда?

– Который?

– Открытый.

– Он же для природы, а ты в город собрался. Пыли наглотаешься.

– Зато красиво сниму дорогу. – Он чмокнул мать в щеку и убежал. Брат последовал за ним.

Разлука детей, как это ни странно, только сблизила. Они стали больше ценить время, проведенное вместе. Раньше, бывало, цапались из-за ерунды, что-то друг другу доказывали, а сейчас в полной идиллии пребывают.

Лиза, оставшись одна, позволила лицу обмякнуть. Следить за ним постоянно так тяжело! И хорошо, что она сейчас вдали от дома и нет надобности в постоянном контроле над мимикой. Там, в Москве, она на виду: у подчиненных, подруг, любовников, прислуги, наконец. По хозяйству Лизе помогают две женщины: одна наводит порядок в квартире, вторая за дачей и садом присматривает. Обе с ней почти десять лет и воспринимают как родного человека. При них тоже нельзя терять лицо. Лиза со всеми приветлива, улыбчива, но она источает не только доброжелательность, но и уверенность в себе. Гармоничная личность, успешная предпринимательница, хорошая мать, красивая женщина, у ног которой укладываются штабелями поклонники…

Все так! И жаловаться на жизнь – грех. Но это объективная реальность, а субъективная не дает Лизе ощущения счастья. У нее все хорошо, но почему же ей порой так плохо?

– Заведи любовника, – посоветовала ей подружка, с которой Лиза поделилась своим состоянием.

– Имеется.

– Тогда еще одного.

– На второго у меня времени нет.

– Значит, нужно сменить любовника. Этот не дает тебе всего!

– Как и его предшественники. Я не монашествую, и у меня всегда кто-то есть… Но что есть, что нет!

– Влюбиться тебе нужно.

– Согласна, – смеялась Лиза. – Да только по заказу не получается…

Она и к мужу своему Сереже так и не смогла чувствами воспылать, хотя он был очень достойным мужчиной. Его даже Борис Алексеевич одобрил, и это несмотря на то, что у него для дочки имелся другой кандидат в мужья. Точнее, два. О первом Лиза знала, тот за ней несколько лет ухаживал, а второго Борис Алексеевич в закромах берег, что называется, на черный день. О нем дочери он рассказал уже после ее свадьбы. Когда назвал имя, она посмеялась. Закоренелый холостяк и маменькин сынок, зато с хорошей родословной и кучей зажиточных родственников преклонного возраста. Он тоже понимал, что жениться рано или поздно придется, и был согласен на брак с Елизаветой Ароновой. Но его больше слияние капиталов волновало, а Сергей искренне любил дочку Бориса Алексеевича.

Их брак продлился девять лет, и на протяжении всего этого времени муж ждал ответа на свои чувства. А когда понял, что это бессмысленно, подал на развод. Лиза тут же с облегчением выдохнула. Сама она не осмелилась бы расторгнуть их вполне благополучный брак, но раз муж с ней несчастен…

– С жиру беситесь? – возмущался Борис Алексеевич. – Дом полная чаша, дети прекрасные, и ладите вы отлично… Чего ж еще нужно?

– Счастье не в этом, и ты об этом знаешь.

– Не понимаю, о чем ты.

– Ты маму любил?

– Больше жизни.

– Как и она тебя. Поэтому вы оставались вместе, несмотря на трудности. У нас же все гладко, а чувств нет. Мы как брат с сестрой, только некровные, ведь сексом мы пока занимаемся. – Ключевое слово «пока», потому что Сережа все реже хотел близости, Лиза же вообще могла без нее обходиться. И не потому, что холодная, просто мужа она не хотела. – Нам по тридцать (мне чуть меньше, ему чуть больше), мы молодые, и если разводиться, то сейчас.

– Кто из вас загулял?

– Сережа, – выдала супруга Лиза. Хотя понимала, почему он пошел налево, и не злилась на него за это. Ее муж еще долго держался, другой бы раньше начал. – Но я бы простила, если бы любила. Нам же будет лучше по отдельности, я это точно знаю!

В итоге развелись. Сережа вступил в новый брак через полтора года, а Лиза до сих пор оставалась разведенкой. Отношения были, и не одни, но ни с кем из избранников ей не хотелось даже съехаться. Оправдывала она это тем, что у нее два сына и для них будет стрессом присутствие постороннего мужчины в доме.

И вот Лизе сорок два. Ее мальчики выросли и намерены остаться в Астрахани, а ей рано или поздно нужно возвращаться в Москву, где квартира, дом, бизнес и… очередной любовник, но о нем она подумала в последнюю очередь.

– Вам подавать завтрак? – услышала Лиза голос домработницы Айгюль и вновь взяла мимику под контроль.

– Я бы кофе выпила, – улыбнулась она женщине. – На веранде. Подайте его через десять минут.

Та кивнула и удалилась, а Лиза отправилась в душ.

Помывшись, она переоделась. Была в брючном костюме, но захотела облачиться в длинное платье-сарафан. Вообще Лизе вся одежда шла, но женственные фасоны придавали мягкости ее образу, поэтому прежде она их избегала. Ее задачей было выглядеть как бизнесвумен. Когда папа подарил ей предприятие, Елизавете Борисовне пришлось всеми способами доказывать свою состоятельность. Чтобы ее воспринимали всерьез, она полностью сменила имидж. Броня из деловых костюмов, шлем из четкого каре, щит из брендовых сумок крокодиловой кожи – все это помогало в борьбе за право считаться серьезным человеком и партнером. Лиза даже на неформальных мероприятиях старалась выглядеть солидно. Но сейчас могла расслабиться и облачиться в сарафанчик.

Покрутившись в нем возле зеркала, Лиза улыбнулась отражению. Так-то лучше! Опущенные уголки губ никого не красят, даже стройных моложавых дам с выразительными глазами и шикарными волосами цвета миндаля. В сорок Лиза позволила себе отрастить их и перекрасить. Она ушла от каре с челкой и темного шоколада, а еще сделала маленькую татуировку. В тайном месте. Жующая тростник панда пряталась под трусиками Лизы. Видели ее только любовники и подруги, с которыми она посещала баню. Всех татуха удивляла. Не ожидали люди от Лизы такой глупости.

– В старости сморщится, будет ужасно смотреться, – говорили все. – Она же стечет вниз, и под трусами уже не спрячешь.

– Сделаю еще одну. Или две-три! И заживу наконец без оглядки на остальных.

– Все шутишь…

А Лиза не шутила! И в короткие периоды безделья просматривала эскизы татуировок, примеряя их на себя-старушку.

…Через десять минут она, как и планировала, вышла на веранду и тут же получила свой кофе. К нему Айгюль подала сладости. Лиза была равнодушна к ним, но одну конфетку в рот закинула. Та оказалась со вкусом миндаля.

– Ручная работа? – спросила у домработницы Лиза.

– Да. Сама делаю.

– Какая молодец. Очень вкусно.

– Борис Алексеевич только мои конфеты и ел, – с гордостью проговорила Айгюль. – И говорил, что если надумает открыть кондитерскую, то меня туда шефом поставит.

– Какие он особенно любил?

– С вафельной крошкой. Но вы не ищите их в вазочке – все съедены. Я собиралась новую партию готовить, да… – Ее голос дрогнул. – Не для кого. Вы не любите сладкое. Мальчики тоже.

– И все же сделай, да побольше. И именно с вафлей. Раздадим детям, чтоб помянули Бориса Алексеевича.

– Хорошо. Но мне продукты потребуются. Если я вам пока не нужна, я съезжу за ними.

– Их разве не доставляют на дом?

– Не все. Некоторые нужно тщательно выбирать, щупать, нюхать. – Она немного помялась. – Борис Алексеевич так же считал. Но если вы против, я не буду покидать поместье в рабочие часы.

– Я не против, – тепло улыбнулась ей Лиза. – Мальчики уехали, я тоже собираюсь. Вы мне только к вечеру нужны. Езжайте.

– Пока некогда. У ребят в комнатах такой бардак. – Айгюль закатила свои миндалевидные глаза. – Прибрать нужно.

И удалилась. А Лиза принялась за кофе. Попивая его, она любовалась видом.

Дом отец возвел на берегу Волги, на откосе. Только за проект отдал какие-то космические деньги. Лиза не понимала этого. Есть же более пригодная для строительства земля, зачем все усложнять? И ладно бы, когда все затевалось, у Бориса Алексеевича имелись лишние средства, так нет. Едва фирма пережила кризис 2008 года, как ее владелец замыслил грандиозное строительство. Архитектора из Италии привез, влюбившись в его проекты. Катался в Альпах на лыжах, увидел шикарный особняк, сказал: хочу такой же, но на берегу Волги – и велел своему помощнику узнать, кто сие чудо сотворил. Спустя полгода итальянский архитектор по фамилии Пиачелли приехал в Россию, чтобы построить для Бориса Аронова дом его мечты.

С тех пор прошло полтора десятка лет. Отец не просто обжил дом – он с ним сроднился. Борис Алексеевич так по людям не скучал, как по своему дому. Дольше недели не мог находиться вдали от него. Возвращаясь с лучших курортов, он падал на свою кровать с такой радостью, будто до этого спал на голой земле. Он обходил свои владения, проверяя, все ли в порядке. Но нет, без него все чахло, тускло, меркло: растения, позолота ручек и карнизов, освещение. Быстрее собиралась пыль, пачкались окна, жухла трава на лужайке. И это притом, что прислуга не халтурила в его отсутствие, а еще больше старалась, зная, как будет придирчив хозяин.

Все менялось, когда он усаживался на веранде с бокалом виски или кружкой чая с бергамотом и умиротворялся, глядя на волжский пейзаж. Он не жалел на это времени. Мог и полдня провести в созерцании, но уже не только с выпивкой, но и закуской. Просил пожарить на углях рыбу, достать из погреба соленья. Борис Алексеевич в эти часы не пользовался телефоном, не включал музыку, не брал в руки книгу, а тем более финансовый отчет. Как он сам говорил, напитывался силой покоя. И как только наступал момент полной загрузки, мир вокруг оживал.

– Думаешь, мне к психиатру нужно обратиться? – хохотал отец, видя, с каким недоумением слушает его дочь. – Манией величия попахивает?

– Есть немного. Но психиатров оставь в покое, пусть живут.

Борис Алексеевич не только умер в своих владениях, но и был захоронен там. Прах его погребли под камнем на обрыве. Такой была воля покойного. Отец оставил четкие указания насчет похорон и последующих церемоний в запечатанном конверте, который положил в сейф. Лиза, прочтя его послание, удивилась: Борис Алексеевич всегда был за традиционное погребение. Она думала похоронить его тело на кладбище, а не сжечь и зарыть урну под камнем. Но Лиза исполнила волю покойного. Все пункты соблюла, а их было больше десятка: к своей смерти он подготовился заранее. А точнее, за четыре года. Борис Алексеевич не верил в ковид, поэтому, когда обнаружил у себя все признаки заболевания, принял те меры, которые всегда помогали ему при простуде: напарился в бане, выпил водки и, сунув ноги в носки с горчичным порошком, лег спать.

Утром он почувствовал себя хуже, а ночью на скорой уехал в больницу.

Отец чуть не умер тогда. Дышал при помощи аппарата. Но его сильный организм справился с болезнью. Борис быстро восстановился, через год уже забыл о пережитой болезни и опять перестал верить в ковид, но, пока выздоравливал, успел оформить завещание. Его огласили спустя четыре года, на следующий день после похорон Бориса Алексеевича. Все движимое и недвижимое он оставил своей дочери Елизавете. Только ей!

Она отодвинула чашку. Кофе вдруг показался очень горьким. Или напиток ни при чем и это реакция организма Лизы на мысли о новообретенном богатстве? В права наследства она еще официально не вступила, но через каких-то полгода…

Ей придется решать, что делать с фирмой, долями в параллельных бизнесах, этим домом, наконец. Ей он не нужен. Детям тоже. Они, естественно, будут уговаривать ее оставить особняк, не понимая, что его содержание сжирает кучу денег и в нем нужно жить постоянно. Кроме этого, у отца имелась квартира в центре, с видом на Лебединый пруд. И о ней Лиза всегда знала. Как и о половине особнячка, где Борис Алексеевич организовал клуб джентльменов. Но квартира, в которой она ночевала сегодня, стала для нее сюрпризом. Зачем отцу еще одна хата? Был бы женат, вопрос бы отпал: чтобы водить любовниц! Но Борис Алексеевич, овдовев молодым, больше не вступал в брак.

– Елизавета Борисовна, с пункта охраны звонят, – услышала она голос Айгюль. Она прибежала на веранду, волоча за собой мусорный пакет. Он был легким, но объемным и содержал, скорее всего, коробки из-под пиццы, бургеров, пустые банки да обертки. Все это горничная выгребла из комнат братьев.

– Опять кто-то незваный явился?

– Журналисты с местного телевидения.

– Вели их не пускать.

– Ребята и не собирались. Хотели предупредить.

– Черт, а я думала выбраться в город, – тихо выругалась Лиза. Ей не хотелось попадаться на глаза телевизионщикам.

– А вы возьмите «Ленина». В нем вас никто не увидит.

– Не поняла?

– Борис Алексеевич так свой старый джип называл. Он с виду страшный, ржавый, царапанный. Корыто, а не машина. Но гоняет резво, грязи не боится, а главное, все окна в авто непроницаемо черные.

– Почему Ленин?

– Вообще, это машина давнего друга вашего отца, Леонида. Ее недоброжелатели закидали тухлыми яйцами и пробили покрышку. Леонид, побоявшись, что подожгут, попросил Бориса Алексеевича подержать ее у себя. Он отправил своему водителю, офицеру в отставке, сообщение: «Джип „Ленин“ загнать в гараж, помыть, поменять проколотое колесо!»

– Имя друга было написано без точек над «е»? – догадалась Лиза.

– Естественно. Поэтому когда Борис Алексеевич домой вернулся, то получил отчет: «Джип „Владимир Ильич Ленин“ в надлежащий вид приведен!» – Айгюль засмеялась. – Я тогда здесь еще не работала, но байка до сих пор ходит среди прислуги. А джип так и остался у Бориса Алексеевича, и для всех он «Ленин».

– Где он стоит, что я его не видела?

– Вместе с трактором.

– У нас и трактор есть?

– И гольф-кар. Эта техника в отдельном гараже. Я вас провожу к нему.

Через пять минут Лиза забиралась в салон старого джипа по имени Ленин. «Паджерик» с потертым салоном и дисковой магнитолой. Панель отделана деревом и украшена болванчиками. Но трясли они не головами, а причиндалами. Лиза попыталась их убрать, но где там! Клеем «Момент» фигурки приклеили, а вот салонное зеркало просто примотали скотчем.

Но, несмотря на все это, в водительском кресле Лиза чувствовала себя комфортно и уверенно. Она тронула автомобиль с места, и тот легко поддался.

– Хороший мальчик, – похвалила его Лиза. Стоящий ближе к рулю гном затряс кое-чем, соглашаясь с ней. Остальные подхватили. – А от вас, ребятки, я все равно избавлюсь.

Она выехала за ворота, всполошив телевизионщиков. Но те, увидев драндулет, снова сникли. Никто не подумал, что за рулем старой развалюхи сидит наследница огромного состояния. В тот момент Лиза решила, что теперь будет брать только «Ленина».