Второй шанс

Танюша представила, как хорошо и уютно сейчас дома, захотелось туда, на свою кухню. Надеть Мишину старую рубашку и готовить ему что – нибудь вкусное на ужин, а после рассказывать обо всем, что с ней произошло.

– Вась, дай телефон, пожалуйста, – Таня даже остановилась посреди улицы, – мой разрядился, а Миша ничего не знает.

Василиса протянула свой телефон и с удивлением посмотрела на подругу.

– Вась, но у тебя он тоже разрядился! – чуть не заплакала Татьяна. – Ладно, наверное, надо говорить, глядя в глаза, а не по – телефону. А вот и ресторанчик и как раз то, что надо. Обожаю грузинскую кухню.

В помещении было тепло, горел живой очаг, пахло приправами. Уютно устроившись за столиков в углу небольшого зала, Таня со своими спутниками заказали настоящий пир: хачапури, пхали, бастурму и люля – кебаб.

– Как давно я не посещал подобные заведения в компании таких прекрасных дам, – улыбнулся адвокат.

– Да и мы сюда давно не заглядывали, – тихо добавила Василиса. – Танечка, я должна перед вами извиниться.

– За что, Василиса? Я тебе так благодарна, – Таня уже откусывала приличный кусок от горячего хачапури.

– За то, что скрывала от вас свою жизнь, точнее, то, что произошло с моей семьей за два года. Что живу сейчас в спальном районе на съемной квартире и работаю в доме престарелых и еще успеваю наводить порядок на кухне в детском саду, куда моего Ваню взяли из жалости ко мне. Кирилл потерял свой бизнес и уехал в неизвестном направлении, и от него нет никаких вестей. Единственная светлая новость в моей печальной истории это то, что у Сашки обнаружился редкой красоты голос, и она теперь учится в школе при нашей Консерватории. Так что скоро фамилия Юрьева вновь будет звучать на всю страну.

– Вась, а почему ты нам не говорила? Мы с Мишей могли бы вам помочь. Так, сегодня же переедешь с Ванечкой к нам и…

– Нет, Танюшка, спасибо. Но я уже привыкла к своей новой жизни и даже нахожу ее в чем – то привлекательной. Она простая и понятная. Не надо ни перед кем играть роль. У нас все хорошо, правда.

– Как интересно, – просипел Владилен Львович. – Жизнь зачем – то дала нам с вами посмотреть ее обратную сторону. Сначала вознесла до небес, а потом сбросила к подножию. Не ценили мы ее что ли? Или ошибок много совершали? Ну, мне, то понятно. Я иногда таких особей возвращал в общество – самому неприятно становилось. А ну, как встречу одного из них в темном переулке?

– А зачем вы это делали? – спросила поникшая Танюшка. – Мне всегда было интересно, как можно защищать преступников.

– Работа, девушка. Да и преступники разные бывают: кто – то попадает в такие обстоятельства, что не убить просто невозможно, кто – то совершает преступление от слабости. А тех, у кого души нет – я не брал.

– А как же – не убий? Это же один из смертных грехов, а вы говорите – обстоятельства, – не унималась Татьяна.

– А это, девушка, не моя епархия. Это высший суд, там свои адвокаты и обвинители.

– Может, мне самой найти ту, которую я сбила? – задумалась Татьяна. – Но я честное слово не почувствовала, ни удара, ни столкновения. Да и скорость я на том участке не превышаю никогда. Там такое место – все ползут медленно, подряд два перекрестка, светофоры, дорога узкая. Какая, уж скорость.

– А почему вы так уверенно говорите именно о том месте? – поинтересовался Владилен Львович.

– Мне следователь сказал, – пожала плечами Таня.

– Вам я советую ничего не предпринимать и с потерпевшей не встречаться. Уж, поверьте старому бывалому адвокату. А вот следователь ваш должен был уже опросить ее и в протокол занести. А то… – старик скривился и махнул рукой.

– Владилен Львович, а у вас книги есть? – вдруг оживилась Василиса.

– Какие именно вас интересуют?

– Ваши, которые вы написали? У вас же такой опыт, есть чем поделиться с молодыми юристами.

– Много раз планировал сесть за воспоминания. Но, то времени не было, то личная жизнь мешала, потом настроение не позволяло…

– А сейчас? Сейчас у вас найдется время для своих мемуаров, а я помогу вам их издать. Мне кажется, это будет интереснее детективного романа!

– Вы так думаете? – оживился старик, и глаза его оживились.

Татьяна

Таня поехала домой на маршрутке, мечтая скорее оказаться на своей кухне.

«Как же Василиска может жить, потеряв свой любимый дом и Кирилла, и жизнь свою, по сути? Я бы так не смогла, умерла бы сразу на пороге, только бы не расставаться с Мишей, с дорогим моему сердцу домом».

Таня поежилась, вспомнив рассказ подруги. Но поговорить они так толком и не смогли. Как то неудобно было в присутствии постороннего человека обсуждать, спрашивать и причитать.

«Как же Кирилл не удержал свой бизнес? Он всегда был таким уверенным в делах, знал в каком направлении нужно двигаться, каких подводных рифов опасаться. И Миша ничего не говорил. Неужели не знал? Странно!»

В маршрутке было шумно: молодой узбек громко говорил на своем языке по телефону, чему – то радостно улыбаясь; два школьника постоянно закатывались в звонком смехе, вызывая улыбки окружающих. Хмурые лица пассажиров разгладились, став не такими напряженными. Таня тоже засмотрелась на мальчишек и проехала свою остановку.

Возвращаться пришлось через грязное, раскисшее поле. Сапожки увязали во влажной земле, и каждый шаг давался с усилием. Но вот она увидела светящиеся окна своей кухни и словно кто – то вдохнул в нее свежие силы. Идти стало легче, она почти побежала в свою горку, позабыв о потяжелевших от грязи сапожках.

«Вот интересно, Миша предпринял, какие – нибудь попытки, чтобы разыскать меня? Наверное, с ума сходит от неизвестности».

От нетерпения она даже не стала искать ключи в своей сумке, а нажала кнопку звонка и давила на нее, вглядываясь с надеждой в светлые окна и ожидая скорее увидеть своего ненаглядного Пупса. Но проходили минуты, а Пупс не появлялся и никто не появлялся. Это было странно, потому что за шторами двигались тени, в доме явно кто – то был.

Порывшись недолго в недрах любимой сумки, Таня извлекла на свет ключи и дрожащими руками, принялась справляться с непослушным замком. Калитка покорилась, пропуская хозяйку, входная дверь в дом была не заперта.

Таня вошла в прихожую и остановилась, удивленно глядя на вешалку, на которой висело женское пальто с клетчатой подкладкой; стены дома содрогались от громких звуков музыки. Дом возмущенно гудел, он не привык к подобным проявлениям меломанства. Да и шансон они с Мишей не особо жаловали. Могли что – то послушать, но чтобы так громко и в таком исполнении…

На кухне лилась вода и Таня направилась туда, уже побаиваясь, что может там увидеть.

Прямо посреди ее любимой светлой кухни стояла Настя Сварова с бокалом красного вина. На ней была только белая Мишина рубашка с золотыми запонками и… все. Распущенные густые волосы рыжим облаком закрывали плечи, на губах алая помада, глаза подведены и сияют.

Таня стояла поникшая, с грязной головой. Ей казалось, что все запахи камеры просочились в ее поры и сейчас дружно устремились на волю, перетекая поближе к этой красавице.

– Интересно, что ты тут делаешь? – задала Сварова странный вопрос.

– Это я у тебя хотела спросить, – проговорила Таня охрипшим голосом и с тоской подумала, что в ванну она попадет не скоро.

– Мы тут живем с Михаилом, – пожала плечами Сварова, словно это и так ясно.

– Что происходит? Это я тут живу с Мишей. Как ты сюда попала?

– Попала просто – меня Михаил впустил, кстати, оставь мне ключи, пока я не сделаю себе комплект.

– А куда вы меня определили? – Таня не могла справиться с дрожью от возмущения и нелепости происходящего.

– Михаил сказал, что ты сбежала с любовниками. Почему то он говорил во множественном числе. Ты же знаешь, Серова, мы с Михаилом давно любим друг друга. Иди к своим мужикам и оставь нас в покое. Если бы не ты тогда, со своими утешениями, Михаил бы подождал меня пару лет и жили бы мы с ним счастливо.

– Это Миша тебе сказал? Сам?! – Таня даже почувствовала, как сердце ее выпадает из груди.

– Да об этом даже говорить не стоило. Так что иди, Серова, и утешься в объятиях своих пылких любовников.

– Я хочу, чтобы Миша сам мне об этом сказал.

– Хочешь, слез, истерик, горьких прощаний? Или раздела имущества? Бери, что хочешь. Думаю, Михаил не будет против. Хотя… кто знает? Захочет ли он, чтобы твои мальчики пользовались его вещами.

– Не надо мне ничего, – прошептала Таня. – Я возьму только свои вещи.

– Ну, так, то правильно. Выпить хочешь? – протянула Сварова свой бокал.

Но Таня уже поднималась на второй этаж, где была спальня. Там царил порядок, Таня даже удивилась, ожидая увидеть разобранную постель. Но все было так, как оставила сама хозяйка. И аккуратно застеленная кровать и три подушки, лежащие именно так, как раскладывала их Таня. Вздохнув, женщина прошла в гардеробную и уложила в большую дорожную сумку необходимые вещи.

«Интересно, смогу ли я после забрать еще что – то из своей одежды или меня больше не пустят на порог этого дома? Десять минут назад я считала этот дом своим. Надо же, как интересно получается. Как там сказал Владилен Львович: жизнь показывает нам свою изнаночную сторону? Видно и я это заслужила. А идти мне куда теперь?»

Уложив свой скромный гардероб, Таня задержала взгляд на вазе, которую они с Мишей купили в Риме несколько лет назад.

Они тогда бродили по сказочному, напоминающему огромный музей городу и не могли им насладиться. Каждое здание, каждый камень тут дышал историей, имел свою тайну. Среди толп туристов бродили гвардейцы Ватикана в своих красочных одеждах, сновали в сутанах священники и монахини. И не понятно было, что это все вокруг тебя: реальность или декорации, спишь ты, или наяву все это видишь?

Вазу заметила Таня в витрине маленькой лавочки и, не раздумывая, решила ее купить. Она была небольшая, но тяжелая, с красивым названием: «Кристалл Леонардо». Когда на нее попадали лучи солнца, то темное стекло преображалось, словно оживало, расцвечивая пространство вокруг разноцветными лучиками.

– Знаешь, Миша, – сказала тогда мужу Татьяна, – она похожа на мою душу. Без тебя на душе моей серо и уныло, а когда ты рядом, и смотришь на меня, то душа моя расцветает и превращается в такие вот цветные капли.

– Ну, глупыш, кто же сравнивает душу с вазочкой? – глядя на жену с улыбкой, заметил Михаил, и прижал ее к себе крепко, крепко. – Я всегда буду тебя любить, чтобы ты была как радуга. Договорились?

А Таня тогда расплакалась от счастья, так это трогательно прозвучало.

А теперь им с вазой надо уходить. А, может, лечь на пороге дома и умереть? Жить то, как дальше?

Таня спустилась вниз, сумка получилась тяжелой и оттягивала руку.

– Ты там лишнего не прихватила? – улыбнулась Настя. – Я конечно, не против, но вдруг Михаил огорчится.

– Обыскать хочешь? Я взяла только свои вещи, тебе они будут велики.

– Вот, уж, чего не хочу, так это твоих убогих вещей. Видела я, в чем ты ходишь. Секонд хенд, какой – то!

Таня надела свое пальто и вышла из дома. В тайне она надеялась, что сейчас подъедет Миша и скажет, что все это недоразумение. И он не знает, как Сварова попала в их дом, и он сходил с ума, не представляя, где может быть Таня. Но тянулись медленные минуты, а Миши все не было.

Таня постояла еще какое – то время на крылечке, прислушиваясь к мирным звукам поселка: где то заливался радостным лаем сторожевой пес, заметив машину хозяина; где – то устало хлопнули дверцы автомобиля; молодая мама вышла на улицу с ребенком и заворковала, загулила над ним, как голубка.

– Серова, ты иди, давай, нечего тут стоять. Я терпеть не могу семейных скандалов. Да и Михаилу, думаю, это здоровья не прибавит. Ты же знаешь, у него сердце. Между прочим, посадил его в разлуке со мной.

Таня хотела сказать, что Миша не любит, когда его называют полным именем, но передумала. «Пусть терпит, раз он променял меня на эту Сварову».

Доехав до метро на той же маршрутке, Таня зарядила свой мертвый телефон в ближайшем кафе – за пятиминутную зарядку, пришлось взять теплый жидкий кофе – и набрала единственный номер, по которому ей могли оказать помощь.

… А Михаил возвращался домой и чувства тихой радости, сменялись щемящей болью и горечью. И он сам не мог понять тянет ли его домой, где ждет его другая. Та, которую он обожал до головокружения, и которая так спокойно покинула его, променяла на перспективного хоккеиста. Или ему хочется, чтобы вышла из кухни уютная, мягкая Танюшка в его клетчатой рубашке и улыбнулась ему, и подбежала, подставляя теплую щеку для поцелуя. Как светло было в их мире, как радостно было быть вместе, как тепло и надежно.

Но это он так думал, а Татьяна, его преданная Татьяна, крутила романы на стороне. Провожая его, тихой овечкой уезжала на встречи со своими мужиками.

«Вот отчего так больно внутри, почему не хочется переступать порог дома. И жить там больше не хочется в этом доме. Грязный он, что ли стал?»

Ярким светом горели все окна дома, кто – то хрипло пел гнусавым голосом о тяжелой доле.

«Что это? Моя новая жизнь? – подумал Михаил, оглядываясь в прихожей. – Нет, не новая, а нынешняя».

Навстречу вышла прекрасная рыжеволосая Настя, обдав его запахом вина и терпких духов. Михаил даже попятился, так защекотало в носу от этих ароматов. Красный накрашенный рот ловил его губы для страстных поцелуев. Страстных поцелуев, в общем – то не хотелось, хотелось мягкого прикосновения к теплым плечам в клетчатой рубашке.

«Наваждение, какое – то! – разозлился на себя Михаил. – Передо мной стоит женщина, о которой я мечтал много лет, по которой сходил с ума, боясь назвать ее именем жену. Она в моих руках, как жар – птица. Но мне, почему – то, грустно».

Он слегка отстранился от Насти.

– Прости, дорогая, я сейчас только переоденусь, – смущенно уточнил он.

– Мне подняться с тобой? – изогнула свою совершенную бровь жар – птица.

– Потом, ладно? – окончательно смутился Пупсоев, чувствуя, как краска заливает его пухлые щеки. – А Таня не звонила? – беспечно спросил он.

– Никто не звонил. А ты скучаешь по своей изменнице? Не волнуйся, ей сейчас хорошо, она не одна. И нам тоже хорошо. – Махнула рукой Настя, случайно окунув белый манжет рубашки в бокал с вином.

По белой ткани тут же стало расползаться красное пятно.

«Таня любила эту рубашку, даже запонки специально под нее покупала» – с грустью подумал Миша, поднимаясь наверх.

Только войдя в спальню, он остановился, оглядывая комнату, шумно вдыхая носом воздух.

– Настя, – Миша выбежал из комнаты и с радостью смотрел вниз, где стояла обнаженная Настасья.

Рубашку она сняла, бросила на пол, и стояла посреди холла лишь в одних туфлях на высоких каблуках.

– Ты хочешь, чтобы я поднялась к тебе? – изогнула спину женщина, хитро прищурив глаза.

– Да, то есть, нет! Скажи, а ты куда – нибудь уходила сегодня?

– Я весь день ждала тебя, милый!

– Понимаешь, Таня приходила сюда. Сегодня приходила. Я это точно знаю. Она забрала свою душу… – сказал Миша и осекся, глядя на испуганные, растерянные зеленые глаза. – Это кристалл такой, то есть ваза, – добавил он непонятно зачем.

– Она приезжала на машине, с каким – то мужиком. – Я не хотела тебя расстраивать, милый, – залепетали снизу. – А это дорогой кристалл?

«Ценою в жизнь» – подумал Михаил.

Светлана

Покинув Салон красоты, Светлана не спеша пошла вдоль центральной улицы, любуясь на свое отражение в витринах. Ее густые волосы мастер заплела в мудреную косу, сделав Свету моложе, лет на пять. Еще ей предложили солярий, маникюр и педикюр. В салоне она провела полдня, как настоящая красавица.

В одной из витрин она увидела красивые красные туфли на высоком каблуке.

«Павел никогда не видел меня на каблуках. Только на нашей свадьбе и то, он говорит, что плохо помнит, как все происходило. А пусть увидит меня красавицей! А то даже я забыла, как могу выглядеть. Дома спортивные костюмы, на улице спортивные куртки, а в тайге вообще ходили в тулупах!» Решительно толкнув дверь обувного магазина, Света переступила порог и оказалась в царстве обуви. Со всех полок ее окружали разноцветные туфельки, на каблуках и плоских подошвах, сапожки короткие, длинные и сапоги – ботфорты. Замшевые, кожаные, лаковые… Светлана и забыла, что в мире существует столько видов обуви.

С легким трепетом опустившись в мягкое кресло, женщина приступила к примерке. Глаза разбегались, и хотелось купить все, что ей протягивала симпатичная девушка. И только когда к ней вынесли коробку с красными туфлями, так приглянувшимися ей в витрине, она поняла, что пришла именно за ними.

– Теперь пойду за красным платьем, – размышляла вслух Светлана.

– Думаю, черное платье по фигуре будет намного эффектнее, – тихо прокомментировала девушка.

На покупку нужного платья ушло еще полдня. Но результатом Света осталась довольна. «Павел сойдет с ума от моей красоты! – улыбнулась она. – Завтра надену все свои покупки и буду ходить так, пока он не приедет!»

Войдя в квартиру, Светлана не услышала знакомого шума: веселого визга своих детей и счастливого смеха бабушек. Маришка появилась, как серый призрак и застыла в дверях, глядя на Свету испуганными глазами.

– Мариш, что случилось, почему у вас такая тишина?

Девочка пожала плечиками и прошептала:

– Одна бабушка упала и долго лежала, пока к ней не приехали доктора и не увезли ее на белой машине. А вторая все время плачет на кухне.

Света прошла туда, где сидела ее мама, увидев Светлану, она прижала ладони к щекам и зашлась в беззвучном плаче.

– Мамочка, не пугай меня, пожалуйста! Что у вас произошло?

– Сегодня передавали новости и там… показали вертолет. Он разбился, Танечка. В Красноярском крае. Там наш Павел был в списке.

Онемевшими губами Света постаралась что – то спросить, что – то важное, но губы только шевелились и не хотели произносить никаких слов.

– Ох, Господи, я сейчас тебе валидола дам, надо держаться, дочка. – Захлопотала мама. Неуклюже вскочив, перевернула табурет, рассыпала коробку с лекарствами, и, опустившись на колени, принялась собирать раскатившиеся тюбики и флаконы.

Но Света всего этого не видела. Глаза ее закрылись, тело сделалось легким и невесомым и поплыло куда – то вверх, за облака, туда, где летают вертолеты. Летают и никогда не падают.

Василиса

Василиса под руку с Владиленом Львовичем неспешно шла от метро. На лице старика она впервые видела улыбку. Он, то и дело поглядывал на нее, словно собираясь с духом начать разговор.

– Вы не возражаете, если мы зайдем в кафе и выпьем хорошего кофе? – наконец спросил он, явно обрадовавшись своему предложению, что сумел оттянуть момент возвращения в грустное пристанище. – Кофе – моя большая слабость. Понимаю, что время для него уже позднее. Но, видимо, моему организму уже все равно, как не спать: с кофе или без кофе.

Кафе по пути попалось на удивление уютное с мягкими удобными диванчиками, симпатичными пейзажами на стенах, аккуратными столиками.

Девушка за стойкой приподняла накрашенные брови, явно недоумевая – что связывает такую разную по возрасту парочку, но с улыбкой предложила им пройти за столик. В витрине под стеклом были выставлены аппетитные пирожные, пироги и булочки.

– Я и не знала, что здесь такое кафе. Надо будет зайти сюда с Ванечкой.

– Я, пожалуй, тоже стану здесь завсегдатаем, – с явным удовольствием откинулся на спинку дивана Владилен Львович. – Мне же можно выходить из здания? Не только ж во дворике траву топтать?

– Конечно, можно! Главное, чтобы с вами ничего не случилось за пределами клиники. Мы же несем ответственность…

– Клиника – это вы хорошо обозвали дом престарелых. А перед кем вы несете ответственность? – старик дернулся вперед и лег грудью на столик, отчего тот тихо скрипнул.

– Перед вашими близкими, – опустила глаза Василиса, понимая, что избежать тяжелого разговора не удастся.

– Моим детям наплевать, что со мной происходит, как и большинству так называемых близких, сдавших нас на ваше попечение. В родительские дни можно пересчитать по пальцам к кому приезжают дети или родственники. Иногда приезжают старые друзья или сестры. Но я думаю это для того, чтобы еще больше ценить собственное положение и отдавать своим деткам последние крохи, чтобы не оказаться соседом по койке.

Василиса молчала, пытаясь подобрать правильные слова, утешить старика, как – то подбодрить.

– Простите, моя хорошая! Обрушил на вас свою горечь. Сам виноват во всем, только сам. Моим детям не за что меня любить. Бросил их и супругу, которая со мной верой и правдой сорок лет прожила. Решил, что заслужил еще разок порадоваться жизни. Можно подумать, что не было у меня этой радости, что в оковах жил! Нет, и жену любил, и ладил с ней всю жизнь, и детей она мне хороших родила и воспитала…

А та ворвалась в жизнь, как лавина, огнем выжгла все внутри, заслонила собою всю мою прошлую жизнь. Только о ней и думал, только и мечтал, как заживу молодо и заново.

– А где вы с ней встретились? – грустно спросила Василиса.

– Она меня к себе в адвокаты пригласила. Знала, что я лучший был в городе.

– Так она преступница была?

– Бесом в образе ангела она была. Хотя на ангела и мало смахивала: глаза зеленые, взгляд наивный, волосы рыжие, словно языки пламени за спиной. Я, как увидел ее в первый раз, так сразу и влюбился, как мальчик невинный. Она мне в глаза смотрела, слезы роняла, клялась в своей невиновности, говорила, что оговорили ее люди из зависти. Улики все против нее, доказательств море…. Но я сумел добиться оправдательного приговора. Это мое последнее дело было. После суда мы с ней не расставались. Документы я ей чистые сделал, и уехали мы в сказочную страну Италию, где у меня друг жил. Домик она присматривала, чтобы был, как в ее снах, которые она в тюрьме видела.

– А что потом? – спросила Василиса с интересом, прервав глубокое молчание.

– Дом купила, попросила, чтобы на нее оформил, все боялась, что сыновья мои у нее отбирать начнут имущество. Я же им квартиру только оставил, в которой мы тридцать лет прожили, да дачку небольшую. А все свои накопления с собой забрал, в новую жизнь. Ну, два года с небольшим моя новая жизнь продлилась. Я был счастлив. Словно вновь познавал жизнь во всех ее проявлениях. Открывал новые вкусы, посещал новые страны, любил красивую, молодую, свободную женщину. Меня не любили, это я чувствовал, но как мне тогда казалось, мне были благодарны. И я одаривал свою королеву за эту благодарность, чем мог. Любое желание выполнял, как фей.

– Кто?

– А знаете, Василиса, я заметил, что нет в языках мира феи мужского пола. Ну, той, что исполняет желания. Вот и звал себя феем.

– Почему? Желания исполняет добрый волшебник или Дед Мороз, в конце концов.

– Ну, значит, я был круглогодичным Дедом Морозом. И никогда мне не доставляло это такого удовольствия. У жены моей запросы были более чем скромные – к золоту равнодушна была; сумку или кофточку дешевенькую купит и счастлива, для детей она сама подарки покупала. Книги любила, альбомы разные по искусству. А тут! Кабриолет, драгоценности от известных фирм, поездки на самые дорогие курорты, бесконечные процедуры для поддержания красоты. Я был счастлив от той мимолетной радости в ее глазах, когда она принимала очередной подарок. Потом она попросила купить ей салон с этими самыми процедурами – хорошее вложение денег, как мне объяснили, которое дает отличный доход. Короче от моих солидных накоплений мало, что осталось.

– И где она сейчас?

– Мне позвонил один влиятельный бизнесмен и попросил прилететь в Москву, чтобы вести его дело. Он хотел, чтобы именно я представлял его в суде. Оплату за мои услуги назначили запредельно высокую, и Ася уговорила меня согласиться. Она радовалась как ребенок, что мы с ней сможем побывать на Родине. Говорила, что скучает. Я не мог отказать.

Кофе в чашках остыл, на улице зажглись фонари, мимо окон кафе торопливо возвращались домой усталые питерцы. Василиса немного нервничала, она скучала по Ванечке и знала, что и он ее ждет, сидя рядом с нянечкой. Садик был круглосуточным, но Василиса забирала сына домой каждый вечер. Правда, он все равно волновался, что и его могут оставить вместе с другими детишками и каждое утро уточнял: заберут ли его сегодня домой?

Но прервать грустные воспоминания старика Василиса не могла. Она чувствовала, как важно ему кому – то рассказать о своем наболевшем. Ему не нужна была помощь, он не ждал сочувствия, жалости и прощения, его боль и его грехи оставались с ним. Но ему надо было прервать свое молчание, облегчить свою раненную душу. И Василиса слушала и поражалась, в какое море страстей может погрузить себя умный, знающий жизнь и людей человек.

– В Москве Ася сразу из аэропорта поехала навестить больную подругу, как мне было сказано, и в гостиницу я устраивался сам. Она вернулась только под вечер, а я весь день пытался дозвониться до своего клиента, но на связь со мной не выходили. Она принесла с собой бутылку моего любимого виски и предложила отметить возвращение. Виски пью только я, Ася налила себе коньяк из мини бара…

Очнулся я в больнице, кажется через неделю. Асю я больше не видел. Мало того, и в гостинице ее никто не видел. Даже камеры видеонаблюдения не заметили красавицу с рыжими волосами. Поэтому все мои россказни о том, что меня отравила гражданская супруга, никто не принимал во внимания. Выжил из ума старик, решил свести счеты с жизнью. И дела то никакого никто не заводил. Через старого друга нашел сына, он и привез меня в Питер. За всю дорогу слова мне не сказал. Только на прощание так посмотрел мне в глаза… – губы у старика впервые за весь рассказ затряслись, он торопливо полез в карман и вытащил белоснежный платок.

– Ну, ведь можно было найти ее в Италии? У вас же там дом остался? – принялась искать решения Вася.

– Да и что с того? Ну, приеду к ней, хоть и сомневаюсь, что она ждет меня в том доме, и что скажу: «Почему ты меня не любишь?» Смешно! Самое страшное, что я только сейчас понимаю, как это смешно. Всегда морщился, когда смотрел на картину «Неравный брак» помните? Когда морщинистый старик стоит перед священником с молоденькой заплаканной девушкой. И сам оказался в роли такого старика.

– Ну, вот это уж, точно не про вас! Там старик покупает свою невесту – чистую, безвинную. А вас в прямом смысле развели по всем параграфам, как сейчас молодежь выражается. Да еще и убить пытались. Это уже вообще преступление. А вы хотите ее наказать? Или увидеть?

– Нет, даже не думал никогда об этом. И видеть больше не хочу. Пусть живет с миром. Она для меня сейчас, как укор всем моим прегрешениям. Сам виноват, что не справился со своими чувствами. Сыновей только видеть хочу, Игоря и Левочку – это младший. Но они меня не простят. Это я точно знаю, сам бы не простил никогда! Такую грязь развел! Василиса, засиделись мы с вами, у вас же сынок в садике. Пора в застенки возвращаться.

Владилен Львович неуклюже поднялся, от долгого монолога его голос совсем перестал ему подчиняться и он едва шептал. Но глаза его просветлели, заблестели в вечерних огнях, на морщинистых щеках румянец появился.

– Давайте вместе зайдем в садик, а потом мы с Ваней вас проводим, – предложила Василиса.

– Это вы так проявляете свою жалость? – взглянул с болью старик.

– Глупости, какие! – строго посмотрела на бывшего адвоката Василиса. – Ванечке хочу доставить радость от общения с дедушкой. Мои родители далеки от сентиментальных проявлений чувств, живут музыкой и учениками. Сашу вот отметили, талант обнаружили, а с Ваней им играть некогда. Так, что окажите любезность, побудьте сегодня посаженным дедом.

– Тогда я куплю ему пирожное! Вы позволите? – И, не дожидаясь ответа, старик направился к буфету.

* * *

Поздним вечером на маленькой кухне с фотообоями, на которых голубая волна ласкала белый песок, тихо, чтобы не разбудить Ваню, причитала и рыдала Татьяна.

– Вась, ты представляешь, она ходит по моей кухне в его рубашке с запонками, которые я ему подарила на нашу годовщину. Я не могу это понять, Вась! А меня словно не существовало. А мы с Мишей этот дом по кирпичику строили, каждую стенку, каждое окошко с любовью возводили. Нам было так интересно этим заниматься. Ехали каждый день после Мишиной работы и радовались, что еще один уровень кирпичей поднялся. Комнаты детские планировали. А теперь… У-у-у!

– Ну, что ты, что ты, Танюша! – пугалась Василиса этих завываний. – На еще выпей.

– Да не берет меня эта водка. Я вообще ее не пью, – отмахивалась Таня, но рюмку каждый раз поднимала и выпивала ее одним махом, как заправский пьяница. – Мы с Мишей иногда вина хорошего красного по бокалу выпивали.

– Где ж я тебе хорошего возьму? Может, заснешь? – с тревогой глядя на подругу, произносила Василиса. – Я тебе на Сашкином диванчике постелю, а Ваню к себе перенесу, а то утром проснется, испугается.

– Вася, ну переночую я у тебя сегодня, завтра, а дальше?

– Что, дальше?

– А потом куда меня девать? Они об этом не подумали? Просто выбросили меня, как надоевшего котенка и дверь закрыли.

История пошла по очередному кругу. Таня как пластинку из раза в раз повторяла свои обличительные вопросы, но, ни она сама, ни Василиса, не могли найти на них ответ.

– Как сегодня твой адвокат сказал? – произнесла Татьяна охрипшим от слез голосом.

– О чем, Танечка?

– Он сказал, что жизнь показывает нам свою обратную сторону. Вот только зачем она это делает?

– Это не оборотная сторона, это скорее ее второй вариант.

– Вась, и ты смирилась с этим? – Таня обвела рукой маленькую кухню.

– Знаешь, как сказала моя Сашка – это не самый худший вариант. Мы могли оказаться и под мостом. Но нас приютила одна очень хорошая женщина. Просто отдала нам свою квартиру и сказала: «Живите!» А теперь я говорю тебе: живи с нами, Танюшка! И не думай пока о том, что будет завтра. Я научилась жить одним днем, это даже успокаивает. Наверное, душе надо немного прийти в себя от пережитого, окрепнуть. Вот она и впадает в спячку: день прошел и славно! Попробуй так, Танюша! А сейчас пойдем спать. Мне утром на работу надо.

Глава вторая. Нынешняя жизнь

Таня решила, что спать ляжет, а просыпаться не будет. Не сможет проснуться в своей новой жизни без Миши, без дома. Она долго подбирала синоним к слову «новая», но так и не смогла определить, как ей назвать свое теперешнее положение. «Новая жизнь» – звучало как – то издевательски. «Другая жизнь» – звучало и вовсе траурно. Наконец, определение «нынешняя», как показалось Тане подходило к ситуации. С этими мыслями она и заснула в твердой уверенности, что утро она не увидит. Странно, но эта мысль ее не пугала.

– Ты кто? Почему тут лежишь? – цепкие маленькие пальцы впивались в плечо и теребили его из стороны в сторону.