Птенец кукушки. Отдать в хорошие руки!

– Да, бельчонок.

– Миленький мой, родной, давай заберем эту девочку с ушками.

– Как ты ее назвала? – умилился Иван, который и раньше больше других мужчин испытывал жалость к любым проявлениям слабости.

Иван жалел больных, беззащитных, слабых, искалеченных. Он даже однажды мужчину, потерявшего сознание на улице, тащил на своих плечах, так и не дождавшись скорую помощь, хотя тот был в два раза больше Ивана. А здесь грудничок, никому ненужный, да еще с тугоухость!

– Девочка с ушками, – повторила Арника и на ее глазах появились слезы, – я все, все для тебя сделаю, прошу тебя!

– Бельчонок, я совсем не против, у меня тоже сердце сжалось. Но с другой стороны мы же ее даже не видели. Вдруг, она темнокожая?

– Ванечка, ну и пусть, какая разница, я не собираюсь делать секрет из усыновления! И подушку под куртку тоже пихать не стану! Здесь важно то, что человек родился, пришел в жизнь, в которой его никто не ждет. Понимаешь, если он матери не нужен, то как жить ему?

– Арника, – прервал муж, – послушай меня внимательно! В этом деле спешка – не лучший помощник. Нужно действовать поступательно. Давай сначала пройдем медкомиссию, потом соберем необходимые документы…

– А потом, если она нас дождется, мы заберем ее, правда?

– Правда, заберем девочку с ушками, – снисходительно согласился Иван.

Арника бросилась на шею мужу и принялась его зацеловывать. И только сейчас, подняв лицо вверх, она заметила, что на улице сильный дождь, и они с Иваном промокли до самого нижнего белья.

– Побежали на остановку! – расхохоталась Арника.

– Побежали! – поддержал Иван.

И они, взявшись за руки, как школьники, понеслись по лужам, не жалея свою дорогую обувь.

Уже в супермаркете Арника поняла, что этот вечер и воображаемая девочка с ушками перевернули весь ее привычный мир. Раньше, она непременно задержалась бы возле полок с шоколадом, а сейчас прошла мимо и направилась в отдел игрушек.

– Бельчонок, погоди! – не поспевал за женой муж. – А как же шоколад, ты позабыла?! Хорошо, что у тебя есть я, смотри какая вкуснотища! С карамелью и молоком, для мозговой активности полезно!

Иван покрутил перед носом жены длинной плиткой шоколада в желтой упаковке. Арника сморщилась:

– Иван, отнеси туда, где взял, мне сейчас не до сладкого! Ты лучше взгляни, какой медведь очаровательный! Давай его купим для девочки с ушками!

– Мы не можем его купить, у нас сейчас не самые лучшие времена! – твердо сказал Иван и отправил плитку шоколада в корзинку, которую Арника держала в руке. – Ты взрослый человек и должна понимать. Эта игрушка стоит целое состояние, а нам еще по счетам платить. Никак, Арника, не получится!

– Ну, пожалуйста, Ванечка, давай сэкономим на мне, но обязательно купим этого мишку, умоляю!

– Нет, – уже сердился Иван, – нет, и все, это слишком дорого! Мне тебя кормить надо и Рикки, и вообще проблем хватает. Перестать, не мучай меня своей инфантильностью!

– Да? – обиделась Арника. – Выходит, я тебя мучаю, а раньше ты был не против поиграть в папочку, что же с тобой случилось…

– То и случилось, если ты решила стать приемной матерью, пора взрослеть! Все, Арника, твое детство закончилось! Ты сама этого захотела. Становись, наконец, взрослым человеком и пойми, теперь не только о тебе должны заботиться, но и ты, слышишь? Ты тоже должна!

– А я не забочусь? О тебе, о Риккардо!

– Заботишься, о нас ты заботишься! Но нужно заботиться и о себе тоже. Взгляни, какая ты худая! Иногда мне страшно смотреть на твои кости!

Арника не ответила. Она коснулась уха огромного медведя, который все это время бездушно рассматривал супружескую сцену, и выхватила из груды игрушек и различных принадлежностей для грудников погремушку.

– Надеюсь, против нее ты возражать не станешь? – тряхнула длинными, черными, как смоль, волосами Арника и направилась к кассам.

И снова понеслись, побежали круговоротом дни, как тогда, когда на руках Арники оказался Рикки. Только сейчас все было совсем по-другому. Здесь решалась судьба уже не волчонка, а настоящего человеческого детеныша, оставленного не где-нибудь в лесу, а в больничной палате, и не по причине гибели родителей, а по причине мертвого каменного сердца роженицы. Как же Арника страдала все эти дни! Казалось, веренице дней, наполненных ожиданием, страхом и стыдом, не будет конца. Не будет конца коридорам, кабинетам, чиновникам, врачам, отказам, мольбам и подписям. Она совсем позабыла о себе. Тело становилось тоньше, сил все меньше. Было какое-то странное ощущение собственной отчужденности, будто Арника больше не принадлежала самой себе, будто она не принадлежала и мужу с Рикки. Арника безмолвно наблюдала, как непросто дается Ивану процедура усыновления, но она не решалась заговорить с ним на эту тему. Впервые супруги страдали поодиночке, сносили все испытания тихо, терпеливо, но никак не поддерживая один одного. Иван без объяснения причин отпрашивался с работы, бежал в поликлинику вместе с Арникой к узким специалистам, простаивал рядом с ней в очередях, сдавал анализы и молчал. Молчал он и на работе, так и не решившись рассказать коллегам о том, что готовится стать усыновителем. Арника тоже молчала. Муж хотел, чтобы она повзрослела, и она решила оставить свой звонкий щебет в прошлом. Все мысли были только о Даниэллочке. Арника сама себя не узнавала. Неужели она вообще была готова к таким жертвам? Но больше всего беспокоил Рикки. Он чувствовал, понимал, что в семье скоро появится новый член, и потому начал преследовать Арнику повсюду. Где бы она ни находилась, желтоватые глаза Рикки следи за ней. И когда Арника не выдерживала пытливого взгляда, она бранила Рикки. Тот щелкал зубами и выходил из комнаты. А потом снова возвращался и снова упрекал ее взглядом. Однажды Арника не совладала с собой и шлепнула Рикки по спине. Он обиделся надолго и почти целую неделю игнорировал ее. Арника страдала. Заслужить былое доверие волка было не так-то просто. Еще масла в огонь подливал и муж. Однажды он пришел с работы и заявил:

– Арника, я долго думал и решил, если мы заберем девочку с ушками, Рикки в доме не место! Пускай сейчас на дворе поздняя осень, но я буду строить вольер!

– Что? – испугалась Арника. – Какой вольер, ты с ума сошел? Он погибнет в нем. Так нельзя! Ты знаешь, что Рикки запросто подкопается, чтобы сбежать…

– Ничего, я все забетонирую!

– Иван, нельзя, Рикки все чувствует, он слишком ранимый. Если убежит в лес – погибнет, понимаешь?! Мы же его сделали совсем домашним! Как ты себе все представляешь, не это ли предательство?

– А о чем ты думала, Арника, когда начинала процедуру усыновления?

– Думала о сиротах! Рикки зачем трогать?

– Затем, что придется выбирать или ребенок или Рикки, поняла?!

– Не изводи меня, я не могу выбирать! – плакала Арника.

– А придется!

– Прекрати! – кричала через слезы Арника и задыхалась, чувствуя, как былой спазм в горле возвращается. (Только случись сейчас очередной приступ, принесет ли волк снова воды, или он никогда ее больше не простит и пожелает смерти?) – Рикки не будет жить в вольере и все тут, я не предам его!

– Только не забудь об этом Людмиле Сергеевне сообщить! – ранил жену каждым новым словом Иван.

– О, Боже! Да пошла она к черту и ты, если хочешь, с ней туда же отправляйся! У нее грудь пятого размела, бока и живот как подушки, не то что у меня, одни кости! Ничего сообщать ей не буду, понял?! Она даже не спросила, есть ли у нас домашние животные. А раз не спросила, то почему я должна ей об этом рассказывать? Может, ты постараешься в приватной беседе, предашь и меня и Рикки, Людочка будет только счастлива! Я все поняла, глаза на правильном месте находятся!

– Арника, лучше замолчи! – кричал на весь дом Иван.

– Сам замолчи! – хлюпала носом Арника.

Это был первый масштабный скандал за всю историю супружеской жизни Арники и Ивана.

На следующий день, вечером, Арника и Иван извинились друг перед другом, и казалось, конфликт остался в прошлом, но непонятная отрешенность появилась в отношениях. Горький осадок от обидных слов и обвинений. Арника не хотела уличать мужа в измене, он не был способен на нее. Да, смотрел на женщин, оценивал, будто сравнивал одну с другой. Но никогда не ставил вровень с ними Арнику, она для него была божеством, идеалом. И про кости сказал тогда не со зла, это тоже Арника понимала, а лишь для того, чтобы она поберегла себя, потому что действительно начала таять на глазах. Да и как здесь не растаять, когда она забывает о существовании еды? Все правильно, все верно, но от холода некуда деться, негде спрятаться и нечем согреться. Словно они с мужем рядом друг с другом и в то же время растянуты по разным полюсам. Причем Арника находится в холодном плену, заметенная снегом по самую макушку, не может даже пошевелиться, а муж еще борется, сопротивляется неведомой силе, которая вторгается в их семью. И делает он это через обвинения и упреки, через молчание и долгие немые взгляды. Действительно, с началом процедуры усыновления возникло тихое присутствие кого-то третьего, и этот третий медленно вползает в дом, заполняет все пространство, владеет ситуацией и встает стеной между двумя близкими людьми. Не спасали ни вечерние посиделки перед камином, ни шахматные партии, которые так обожали Арника и Иван, ни прогулки с Рикки по ночным улицам. «Странно, – рассуждала Арника, – что с нами стало, неужели маленький человек, которого еще даже нет в доме, так повлиял на двух взрослых людей, вытащил из самых глубин наши низменные качества? А думалось, мы прекрасная пара, столько лет вместе – и полное взаимопонимание!» Где-то глубоко внутри Арника чувствовала, что обретенный покой в семье напускной, какой-то искусственный, не ровен час, и все недобрые эмоции выбросятся наружу, разрушат семью. И тогда она увидит, что десять лет совместной жизни были фальшивыми, ненастоящими, глупой игрой в притворство! Может, это случилось бы и раньше, если бы семья столкнулась с серьезными трудностями, но трудностей, как ни странно, в их жизни не было. Были задачи. А любые задачи Арника и Иван решали совместно, упорно не называя их проблемами, и всегда находили правильный выход из затруднительной ситуации. Но здесь, на ровном месте, споткнулись. И об что?

Постепенно Арника начала винить саму себя. Она чувствовала вину перед мужем и Рикки, и еще вина ее заключалась в том, что не могла быстро подстраиваться под изменение окружающего мира. Ведь ничего еще не произошло, а она сама себе чужая. Даже у доктора в кабинете… Когда тот попросил ее раздеться, Арника стояла как истукан и чувствовала себя виноватой. Перед кем? За что?

– А что же ты, красавица, своим деткам жизнь не дашь? Смотри, какие ровненькие получились бы! Смугленькие! Эх, загляденье! Бедра, конечно, узкие очень, без помощи можешь и не разрешиться. Так сейчас разве беда это?

– Простите, – извинилась Арника.

– За что? – не понял доктор.

– За моих смугленьких, за бедра узкие, за то, что без помощи не смогу…

И наспех одевшись, Арника выскочила из кабинета, молясь о своих нерожденных смугленьких и страшась прикоснуться к своему тело, которое так бесстыже рассматривал доктор.

Невыносимое чувство вины усиливали и родственники. Едва Арника и Иван признались им в желании стать усыновителями, как родители мужа молниеносно окрестили их святыми, при разговоре с парой хватались воодушевленно за грудь и смотрели поверх их голов, как если бы там, чуть выше макушек, появились нимбы.

– Благородное дело, сын! – твердо произнес отец Ивана слова, которые в последнее время начали казаться Арнике приторными, и пожал руку. – Дерзайте, мы поддержим! Это правильное решение! А потом и свои пойдут. Худая она у тебя, корми лучше! Потому и детей нет пока.

– Пап, да мы можем родить, – смутился Иван.

– Ну, конечно можете, – покрутил седой ус отец Ивана, – но поправиться ей не помешает, уж больно прозрачная! Эльф какой-то или фея… Дом вон какой мы, сынок, отгрохали, ты один у нас с мамой! Потому детки нужны, чтобы нас, стариков, порадовать. А уж чьи они, значения не имеет, вырастите, станут вашими!

Мама Арники тоже поддержала дочь и была рада не меньше родителей Ивана и не меньше их считала дочку с зятем святыми. Эта надуманная святость, разговоры полушепотом, взгляды, которые обычно адресуются иконам, сводили Арнику с ума, умножая чувство вины до такой степени, когда хочется вырвать сердце и бросить его живым пульсирующим куском плоти людям под ноги, лишь избавиться от гнетущего чувства.

Через два месяца всевозможных проверок жилого помещения супругов, хождения по врачам и кабинетам начальствующих лиц, Арника и Иван собрали необходимые документы. Пройдя все инстанции, супруги получили зеленый свет на усыновление ребенка. Причин для отказа и быть не могло. Дом большой, пожарные извещатели в наличии (Арника постаралась), комнат много, семья успешная, хотя будущая мамочка могла бы и работу иметь, а не просиживать без дела, но дохода мужа вполне хватит и на содержание нового члена семьи, это справка с работы подтверждает. О существовании домашних животным опять никто так и не поинтересовался, поэтому Арника предпочла промолчать. Даже тогда, когда к ним в дом заявилась комиссия с проверкой. В это время Рикки тихо сидел, запертый в гараже, и не издал ни единого звука. Арнике даже вдруг захотелось, чтобы волк напомнил о себе, повизгиванием или воем, и тогда бы она сразу сказала всю правду, но волк молчал, как и его хозяйка. А значит, не было нужды признаваться в том, о чем никто не спрашивает. Состояние здоровья супругов оказалось удовлетворительным, ни отклонений, ни противопоказаний, поэтому дело осталось за малым, наведаться в отдел образования к Людмиле Сергеевне, справиться о судьбе девочки с тугоухостью и пройти курсы будущих родителей.

Незаметно для Арники и Ивана семейные отношения стали налаживаться. Бури поутихли, супруги медленно сживались со своими новыми ролями и понемногу оттаивали. Они, как в былые времена, начали проявлять повышенную ласку к Риккардо, нежность друг к другу. Этому способствовали совместные покупки детских принадлежностей, бутылочек, пинеток, памперсов и погремушек. Сначала Иван ужасно противился посещать отделы детских товаров, но не случайно же Арника получила юридическое образование! Она могла быть очень убедительной, если возникала подобная необходимость. И постепенно, под напором собственной жены, Иван свыкся. Сам не заметил, как пробежки по магазинам стали приносить тихое удовольствие. Служебное положение Ивана тоже наладилось, предприятие функционировало в полную мощь. Иван стал весел, легок на подъем, начал шутить. Здесь уже не возникало сомнений в его искренних желаниях подарить семью осиротевшей девочке. Арника видела, муж готов к этому непростому шагу, и, может быть, побольше, чем она сама. Сотрудники мужа неожиданно узнали о его высокой цели и, посовещавшись, подарили будущим родителям прогулочную коляску и смешную детскую кровать, которую Арника тут же пристроила в спальне с противоположной стороны от супружеского ложа.

– Так я всегда смогу следить за ребенком! – заявила Арника, меряя просторную комнату на втором этаже шагами. – Смотри, Даня станет постарше, проснется ночью, захныкает, а я тут как тут! Стоит лишь голову от подушки оторвать – и наша девочка передо мной, как картинка! Ровно тринадцать шагов до нее!

Иван улыбался:

– Да, она будет такой же картинкой, как и ты, и таким же великолепным математиком! Все люди измеряют пространство метрами, а ты шагами!

– А я шагами! – хитро взглянула на мужа Арника. – Потому что я не все! Я – другая!

В водовороте событий, которых было в сто крат больше, чем за десять лет супружеской жизни, размеренной и спокойной, Арника уже почти позабыла, что всего два месяца назад они с мужем сердились и устраивали скандалы. Муж тайно от нее купил несколько книг об усыновлении, и когда жена засыпала, почитывал их при свете ночной лампы. К тому же и поведение Рикки успокоило мужа. Он рассчитывал на его несогласие при переселении на первый этаж, но нет, волк, на удивление, принял все бесстрастно, и внешне казался Ивану более чем дружелюбным. О вольере Иван больше не заговаривал, и это радовало Арнику. Она, затаив дыхание, наблюдала за происходящим, боясь сделать хотя бы один неловкий шаг, чтобы не потревожить семейную идиллию. А в то, что Арника могла ударить Рикки, вовсе перестало вериться. Чувство вины, конечно, никуда не делось. Оно не отпускало, мучило бессонными ночами. Что бы Арника ни делала, вина всегда была ее неизменной спутницей. «Ну почему, – задавалась одним и тем же вопросом девушка, – в чем и перед кем я виновата?» – но так и не находила ответов. Иногда Арника думала, что горюет исключительно из-за своего волка. Возможно, так оно и было. Потому что гнетущее чувство усилилось тогда, когда Арника переселила Рикки на первый этаж, а в супружеской спальне на месте Рикки и его игрушек, которыми Арника задаривала своего любимца, появилась прогулочная коляска, наполненная плюшевыми медведями, ползунками и погремушками. И все это в преддверии Нового года. Не гирлянды, не хлопушки, а детские принадлежности!

Однажды в огромном торговом центе, пропитанном запахами еловых веток, кофе, булочек с корицей, в суете головокружительных предпраздничных распродаж, Арника стояла одна посреди отдела детского питания и вертела в руках коробочки со смесями. Она даже не заметила, как сзади подошла продавщица:

– Могу я вам помочь? – спросила та.

– Нет, не знаю, – ответила Арника, – мне нужно питание для новорожденных.

– Сколько месяцев от рождения? – поинтересовалась продавщица.

– Два, нет, не два, три или четыре…

– Вы не знаете, когда ребенок родился?

– Не знаю, кажется, три месяца назад…

– Это не ваш ребенок?

– Мой, нет, не мой, но…

– Послушайте, девушка, – снисходительно улыбнулась продавщица, – если ребенок не ваш, то такими вопросами, как первый прикорм, пусть лучше займутся его родители, а вы купите младенцу игрушку хорошую.

– Игрушки у нас уже есть, – ответила Арника и выбежала из отдела.

Когда вечером за просмотром кинофильма Арника рассказала о неудачном шопинге Ивану, тот рассмеялся:

– Бельчонок, ну скажи мне, зачем тебе вообще понадобились смеси?

– Все просто, Иван, – возмущенно ответила Арника, – когда мы ее заберем, должны же хоть чем-то накормить!

– Вот когда заберем, тогда и думать будем!

– Тогда, Ванечка, может быть поздно, это же ребенок, ему не объяснишь, что он должен потерпеть, пока папочка сбегает в магазин и купит смесь, это же не… – Арника остановила сама себя. – Ты, Ванечка, смотри фильм, я на второй этаж схожу.

– Снова отправишься пеленки перекладывать? Давай лучше елку поставим, а то все некогда.

– Обязательно поставим, обязательно! – грустно улыбнулась Арника и пошла по лестнице.

Рикки внимательно следил за ее движениями, пристроив голову на первой ступеньке. Арника поймала его взгляд и резко отвернулась в сторону, чтобы не делать себе больно.

«Бедный мой волк! – думала Арника, стоя у окна супружеской спальни. Крупные хлопья снега медленно парили в желтом свете фонаря. – Новый год, мой самый любимый праздник, а торжества внутреннего совсем нет. Странная пустота. Эх, скорей бы забрать Даниэллочку! Успеть бы к Новому году! Вот только Рикки… Да, груднику не объяснишь, чтобы тот подождал, ребенок не поймет. А Рикки… Этот все понимал всегда. Вот и сейчас. Что стоит ему просто встать на крепкие высокие ноги и пойти следом за мной? Но нет, лежит, ждет. Принял ситуацию как свой собственный приговор. Ох, Арника, Арника, правильно ли ты все делаешь?» Арника чувствовала себя разрезанной пополам. Одна ее часть хотела немедленно, сиюминутно, забрать домой новорожденную девочку с ушками. А вторая часть жалела Рикки, протестовала. Против чего, против кого? Конечно, не против грудника! А против самой себя. Против новой себя! Разве это она? Спортом больше не занимается, грызет себя изнутри, на Рикки боится взглянуть! Да и внешне на беременную стала похожа. Нет, не поправилась, но лицо как-то изменилось, отекло, в движениях появилась неспешность, и ходит она теперь медленно, тяжело переставляя ноги, как утка. А с другой стороны, что в этом страшного? Муж в книге своей читал, что так бывает с усыновителями, а у некоторых женщин даже молоко грудное появляется. Чудо! Поэтому, рассматривая себя в зеркале, Арника решила даже не расстраиваться, тридцать лет, это лучшее время для перемен! И семью ребенок укрепит, им давно пора с Иваном взрослеть, а то ведь целых десять лет живут как молодожены только для самих себя, эгоизм самый настоящий! А Рикки привыкнет! Куда он денется?!

Арника тряхнула волосами, будто этим движением блестящих вьющихся прядей сбросила с себя тоску. Потом она зажгла свет и придирчиво осмотрела комнату. Все полностью готово, Даниэллочка будет здесь счастлива. Одежда приобретена. Игрушки тоже куплены. Кроватка, застеленная розовым покрывалом в рюшах – настоящее украшение комнаты. Над ней картина с магнолиями, выполненная в дымчато-персиковых тонах. А по стене летят бабочки. Их Арника своими руками сделала. Да и дышать в комнате ребенку легко будет! Три огромных окна. Полупрозрачные газовые занавески песчаного цвета для летнего настроения даже зимой. Вдоль стен напольные горшки с редкими растениями. Даже южанка-пальма есть, особая гордость Арники. Она привезла ее крошечной веточкой с моря. Никто не верил, что приживется. А она прижилась, дала крепкие корни, широкие листья и сейчас достает до потолка. Пальму Арника расположила рядом с детской кроваткой, так Даниэллочке любопытнее будет. Пусть маленькая привыкает с детства к красоте, к заботе о живом.

«Все полностью готово! – потерла руки Арника, изучив каждый сантиметр комнаты. – Хватит ждать! Завтра пойдем в отдел образования! Даниэллочку из медицинского заточения освобождать! Ох, как же волнительно это все! Неужели я стану мамой?!»

Следующим вечером супруги, захватив с собой пухлый портфель, в котором дожидались своего часа собранные документы, ступили на порог здания отдела образования. Кабинет номер три встретил их приоткрытыми дверями, в коридоре не было ни единого человека. Только одержимый усыновлением мог решиться на посещение Людмилы Сергеевны за два дня до самого главного зимнего праздника.

– К вам можно? – просунула Арника осторожно голову в кабинет специалиста по усыновлению.

– О-о-о, – протяжно вздохнула Людмила Сергеевна, узнав посетительницу, – госпожа Светлосанова, собственной персоной! Входите, конечно, надеюсь, вы с супругом?

– Ага, как же без него? – съехидничала Арника. – Как знала, что вы спросите, как знала!

И Арника, ухватившись одной рукой за карман Ивана, шагнула в кабинет, увлекая мужа за собой.

В кабинете ничего не изменилось, кроме гирлянд, появившихся в районе потолка, и огромной кучи коробок, елочных шариков и упаковок с памперсами в углу. Людмила Сергеевна перехватила взгляд посетительницы и поспешила ответить:

– Вот, видите, как мы стараемся?! Это подарки для опекунских семей на Новый год. Не все родители еще пришли за ними!

– Не все? – подняла удивленно бровь Арника. – Интересно! Когда же они их заберут, если до праздника меньше двух дней?

– Заберут, это не ваша забота. Так, документы принесли?

– Принесли, – подал голос Иван и полез в портфель.

– Очень хорошо, вы вовремя, так как завтра я не работаю, а после праздников у меня две недели отпуска. Если это так можно назвать. Еду с детьми в Италию.

– У вас есть дети? – не понял Иван.

– Нет, конечно, что вы, какие дети? – кокетливо ответила Людмила Сергеевна и ненароком коснулась пышной груди, которая на этот раз почти вываливалась из декольте. – Конечно, нет у меня детей. Я еще слишком молода и не замужем!

«Эту информацию ты, Людочка, могла бы утаить, для нас она совсем не важна!» – подумала Арника. И, взглянув на Людмилу Сергеевну, не удержалась от вопроса:

– А тогда с какими же детьми вы отправляетесь в столь увлекательное путешествие?

– С детьми из опекунских семей! – почему-то покраснела Людмила Сергеевна.

– А что же их родители?

– Ой, им не до поездок! Семьи-то раздутые, не по одному же ребенку! В некоторых по пять, по шесть. А едут только малыши, я их сопровождаю!

– Понятненько! И кто финансирует? – не могла успокоить свое любопытство Арника.

– Как кто? – выпучила глаза Людмила Сергеевна. – Государство, конечно, и это тоже, – показала она пальцем на коробки в углу.

– Да, дорого вы государству обходитесь! – снова съязвила Арника.

– А что поделать, дети! Они сироты, вот мы и печемся о бедняжках из последних сил!

«Говорящая фамилия у леди, – подумала Арника, – что Махнонос, то Махнонос! Влезла по самые уши в государственные денежки, теперь точно не оттащишь! Самая настоящая пожирательница детских пособий! Работают же такие! Может, я ошибаюсь, но вернется она из Италии вся в золоте, как новогодняя елка, и с безупречным загаром! А детишками, уж точно, заниматься не станет, переложит ответственность на итальянские семьи!»

– Ну, впрочем, речь сейчас не обо мне, – продолжала Людмила Сергеевна, – давайте документы, я взгляну на них, и если все хорошо, подошью к делу. Кстати, курсы начнутся десятого января. Вот визиточка, созвонитесь и отправитесь на первое занятие. Советую не пропускать!

– Стойте, – вдруг опомнилась Арника, – какие курсы, а девочка с ушками, Данечка наша, вы же сами говорили?!

– Какая девочка с ушками? С какими еще ушками? – не поняла Людмила Сергеевна.

– Грудничок с тугоухостью, – подсказал Иван и протянул документы.

– О, отлично, – переключилась на бумаги Людмила Сергеевна, – сейчас я все проверю, сопоставлю, а потом отвечу на ваши вопросы, дайте мне пару минут тишины, не хотелось бы допустить ошибки, которые окажутся в вашем личном деле усыновления. Помолчите, ладушки?

– Ладушки, – поддержал специалиста Иван.

Арника почувствовала, как по спине текут крупные капли пота. «Что-то она юлит, что-то здесь не то! Неужели… Так, успокойся, все хорошо, нужно просто подождать несколько минут!» – судорожно думала Арника, стараясь унять собственное волнение. Это плохо получалось. Девушка ерзала на стуле и проклинала Людочку за медлительность. Иван заметил, Арника настолько встревожена, что сейчас задохнется, и погладил ее по плечу.

– Возьми себя в руки, белочка! Всего несколько минут ожидания, окей?! – прошептал он на ухо жене.

– Окей, – ответила Арника.

Людмила Сергеевна подняла глаза на супругов и снова проявила свое обольстительное женское кокетство:

– Кто бы мне так на ушко шептал? Эх, любовь, любовь… Вам, Арника, кхе, кхе, Эрнестовна, очень повезло, самый жирный ломоть урвали!

– Странные у вас сравнения! – чуть не подавился воздухом Иван.

– А что странного? Это комплимент для вас! Такой мужчина – лакомый кусочек! Ну, да ладно! С документами все в порядке, вы допущены к усыновлению. Пройдете курсы, они длятся два месяца, получите заключение психолога, принесете мне, и начинаем подбор ребеночка!

– Подождите, – не выдержав, перебила Арника, – какой подбор? Мы хотим забрать девочку с ушками, исключительно ее!

– Я поняла вас, – взяла слово после некоторой паузы Людмила Сергеевна, – девочку с тугоухостью вы хотели.

– Нет, не хотели, а хотим по сей день! – включился в разговор Иван.

– Я еще раз повторяю, – продолжила Людмила Сергеевна, – я все поняла, но ее уже нет.

– Как нет, – почти кричала Арника, – она умерла?

– Ха-ха-ха, – трясла пышной грудью Людмила Сергеевна, – зачем вы глупости говорите, усыновили ее!

– Я не понял, – возмутился Иван, – как усыновили? Мы хотели забрать грудничка, уже все купили для нее, комнату обустроили, вы шутите?

– Нет, я никогда не шучу! – уже совершенно серьезно ответила Людмила Сергеевна. – Усыновили и все тут. Это конкуренция. А как вы хотели? Пришли усыновители, у них все документы на руках, курсы, заключение психолога. Я не могу им помешать! Они опередили вас. Здесь так, кто успел тот и съел!

– Это вы о ребенке, как о пирожке с мясом? – рассердился Иван. – Посмотрите на мою жену, она почти плачет, зачем вы нас дурачили?!

– Успокойтесь, – смягчилась Людмила Сергеевна, – значит, это не ваш ребенок, а своего вы обязательно отыщите, молитесь и продолжайте начатое дело, все получится! Пройдете курсы, и тогда вы будете первоочередниками. Все, не смею вас задерживать! И выше нос, госпожа Светлосанова! Рано плачете, вот потом…

– Что потом? – не поняла Арника, вытирая платочком слезы.

– Потом плакать будете… От счастья, конечно, – ответила Людмила Сергеевна и проводила супругов к двери.

Мир Арники в одну секунду потерял все краски. Черная земля с грязными лоскутками снега качалась под ногами. По скользкой дороге неслись машины, похожие на безликие штрихи простого карандаша. Люди проходили с размытыми лицами мимо. Принарядившиеся к празднику витрины пульсировали серыми лампочками, а в голове дергал натянутый сосуд невыносимой боли. Арника шла рядом с Иваном, он обнял ее за плечи и молчал. Арника взглянула на него, почудилось, что Иван плакал, а может, это мокрый снег таял на его лице. Они шли вдвоем по проспекту, погруженные в немой траур, среди счастливых прохожих, любующихся новогодним убранством вечернего города. Присутствовало горькое ощущение потери, словно тот, кто целых два месяца светлым сгустком счастья жил в их доме, умер, они его только что похоронили и возвращались в дом без него, и от того войти в тихие комнаты еще страшнее. Все в доме еще дышит потерянным счастьем, еще не знает, что оно никогда не вернется. Ползунки, игрушки, кроватка… Арника не выдержала и громко зарыдала на всю улицу. Прохожие оборачивались, но Арника ничего не замечала.

– А-а-а, я во всем виновата, – причитала Арника, – пошла смеси покупать, нельзя, плохая примета! Сама себя наказа!

Она оплакивала свою девочку с ушками, которой в их доме, в комнате с бабочками, рядом с южанкой-пальмой никогда не будет. Иван крепко прижал жену к себе:

– Погоди, белочка, остановись!

Арника застыла, уткнулась лицом в тепло куртки мужа и затихла.

– Бельчонок, я все понимаю, это больно, но поверь, может, оно и к лучшему, значит, это действительно не наша девочка, а свою мы обязательно отыщем! Я обещаю тебе.

– Обещаешь? – доверчиво подняла на мужа красные от слез глаза Арника. – Честно?

– Честно, – через силу улыбнулся Иван.

И они пошли на остановку, чтобы вернуться в дом, еще пахнущий ожиданием Даниэллочки, но уже потерявший ее. Единственным, кто ждал сейчас их в этот час, был Рикки. Он в отчаянии вглядывался желтыми глазами в темноту зимней ночи. Стоял во мраке второго этажа на задних лапах, прижав морду к холодному стеклу, в надежде рассмотреть на мокрой дороге две фигурки, одна из которых принадлежит его матери.