Читать книгу: «Выжить и не сойти с ума. После потери ребенка ; Ты будешь мамой. Как забеременеть, если долго не получается ; Хочу ребенка! Как быть, когда малыш не торопится», страница 17

Шрифт:

Все мы немножко Марии…**

Вчера я была в церкви Тихвинской иконы Божией Матери.

У меня всегда с собой изображение Девы Монтсеррат. Это Черная Дева, главная католическая святыня Каталонии, с которой у меня особый контакт с 2011 года. Из-за нее я переехала в Испанию.

Так бывает – ты приезжаешь в монастырь на горе Монтсеррат, понимаешь, что ты дома. Загадываешь желание. И оно исполняется.

Так я оказалась в Испании и более десяти лет проводила недельные ретриты на Монтсеррат. Вчера утром я сказала Деве Монтсеррат: если ты со мной, дай мне знак.

И вот я еду за копией диплома о высшем психологическом образовании на метро ВДНХ. Так мне быстро все выдали, что освободилось полчаса. Рядом с моей бывшей альма-матер есть храм. Храм Тихвинской иконы Божией Матери.

Я зашла, внутри почти никого. Поставила свечку дочке за упокой. Поставила еще несколько свечей. И пошла по храму. Захожу в какой-то узкий придел и вижу икону Божией Матери. И она… черная.

Я даже не сразу поняла, что так мне дали знак. Потом долго стояла и молилась. Просила показать путь. А сегодня мне пришло ВСЕ.

Мне показали и путь, и как все устроено. Я четко увидела, КУДА мне дальше. Я увидела, как каждая мать, потерявшая ребенка, проживает судьбу Девы Марии.

Когда жить дальше возможно только тогда, когда веришь, что твой сын воскрес. Или дочь воскресла. Я больше года жила надеждой, что Каролину можно вернуть. Не спрашивайте меня КАК – надежда матери находит огромное количество вариантов.

Мне помогали в вере священники, монахи, шаманы, расстановщики, маги, ведьмы, медиумы, видящие и даже святая бабушка, читающая судьбу на старинной Библии на украинском языке.

Когда я забеременела, то была уверена, что так она возвращается.

Я пока не видела матерей, которые бы поверили в то, что их ребенок ушел НАВСЕГДА.

Все мы немного Марии.

Когда-то я обучалась тета-хилингу.

Ведущая семинара часто повторяла, что рядом со мной всегда приходит Дева Мария. Потом она начала говорить, что я – это ОНА и есть. Когда мы приехали с группой на практику в место, где по легенде спрятан Святой Грааль, ведущая так и сказала опешившему хозяину этой земли:

– А с нами сегодня Дева Мария!

Я тогда спросила:

– Если я – это ОНА, то ЧТО я здесь делаю?

– Тебе просто стало скучно, – ответила ведущая. – И ты пришла в этот мир.

Я, конечно же, не ОНА. Хотя в моей работе меня многие видели в этой роли. Но я – не ОНА.

Лет пятнадцать назад на семинаре по предназначению мы делали медитацию о своем архетипе. Когда я описала то, что видела, ведущая сказала: «Ну, тут все давно понятно. У тебя архетип Богородицы».

Меня это не обрадовало, а очень насторожило. Появилось огромное беспокойство. Меня тянуло изучить ЕЕ жизненный путь. Я часами сидела в поисковой системе и рассматривала иконы с ЕЕ изображением. Я купила книгу о ЕЕ жизнеописании. И все это неизменно вызывало у меня слезы.

Я никогда себя с НЕЙ не путала, но меня всегда к НЕЙ тянуло. Знала бы я тогда ДЛЯ ЧЕГО.

Был и еще один повод для самообвинений.

В одной из терапевтических групп по биодекодированию, которую вел Жан Гийом Саллес, мы работали с тем, что последние несколько лет я не могла создать стабильные отношения с мужчиной.

И по итогам сессии Жан Гийом сказал: «Да ты же записана со своей преданностью Деве Монтсеррат в монахини! У монахинь нет отношений с мужчинами!»

Я задумалась. Монахиней я себя не чувствовала, но Жану Гийому как специалисту доверяла. Он дал мне задание – сделать символический акт: закопать на горе Монтсеррат крестик с ЕЕ изображением, который я носила в то время.

Я очень хотела отношений и сделала это. Отношений у меня после этого не появилось, зато через год произошла трагедия.

Я долго думала, что это последствие моего поступка. Пока спустя сорок дней после смерти дочери ко мне не приехали друзья из Новосибирска.

Я тогда еще плохо ходила. Они арендовали машину и отвезли меня на Монтсеррат. Мы выстояли на жаре огромную очередь к Деве. Как часто бывало, нас чудесным образом пустили тогда, когда доступ к НЕЙ уже должен был быть закрыт.

После этой поездки я начала лучше ходить. И меня нашли отношения. Я начала возвращаться к жизни. Я почувствовала, что ОНА по-прежнему со мной, что бы ни происходило. Я искала через год тот крестик, который спрятала на горе. Я не нашла его. Тогда я пошла и купила себе новый.

Дева Мария – это архетип Великой Матери. Мы никогда не узнаем, существовала ли ОНА на самом деле. Но ОНА мне очень близка.

Мне пришло, что в каждой из нас есть ее частичка. Даже если эта частичка – одна тысячная процента от одной ЕЕ клетки, этого достаточно.

Все мы немного Марии. В каждой из нас может быть молекула, которая когда-то была ЕЮ, если она правда существовала. И этой молекулы хватает, чтобы почувствовать ее боль.

На том же курсе тета-хилинга я ходила в точку самой большой моей боли. В регрессии я оказалась в моменте последних минут жизни Христа.

Я смотрела на него глазами его матери.

Я начала плакать.

Когда я вспоминаю об этом опыте, я плачу снова.

Я плакала полчаса.

Из меня выходило что-то очень большое.

Если бы я только знала, что это были только ПРЕДВЕСТНИКИ настоящей БОЛИ!

Конечно, после трагедии я вспомнила, как плакала тогда. Как я чувствовала боль матери, потерявшей ребенка. И конечно, первое, что я сделала, – обвинила себя в том, что полезла туда, куда нельзя заходить.

Потом простила себя, поняв, что на нашем пути всегда есть подсказки, но мы не всегда их видим. Все мы немного Марии.

Потеря ребенка как никакое другое событие делает нас ближе к НЕЙ. Одна мать, потерявшая ребенка, скорее может понять другую такую же мать.

Матери, потерявшие ребенка, проживают ЕЕ боль. Все мы немного ОНА, и ОНА – немного все мы.

Поэтому в Страстную пятницу многим матерям в нашей группе было ТАК больно.

Пункт назначения горя**

Куда мы идем по своей стране горя? В какую точку назначения? Где мы хотим оказаться в результате?

Как говорила моя коллега и подруга Ольга Коляда: «Чтобы что-то завершить, надо видеть и знать, куда выступить!» Так куда мы будем выступать? И где же находится выход из страны горя?

Вчера на группе «Возвращение из страны горя» мы вместе эти выходы искали. Для каждой участницы этот выход свой. Он уникален. Тем не менее снова и снова возникает вопрос: что же является конечной целью проживания горя? Есть ли вообще эта мифическая цель? Или она вполне реальна?

Когда я изучала суть движения «Renacer» («Перерождение»), то обратила внимание на один пункт – «отсутствие декларации цели». Тогда я спросила об этом организатора групп «Renacer» в Барселоне Марилину Ферер Гуашь: что это означает? Марилина объяснила, что «Renacer» была создана на основе идеи групп взаимопомощи «Анонимные алкоголики», а на этих группах принято каждый раз декларировать цель.

Отмечу, что участники, посещавшие группы «Двенадцать шагов», сказали мне, что сейчас это уже не так. Но когда тридцать три года назад Алисия и Густаво Берти создавали движение «Renacer», похоже, была такая традиция. Алисия и Густаво попытались перенести ее и на группы «Renacer». И спустя некоторое время отказались от декларации цели для групп родителей, потерявших детей.

Почему? А какая цель может быть у горюющего родителя? Прожить еще один день? Эта цель острого периода горя. Да, для многих это так. Какая еще может быть цель у скорбящего родителя?

Выжить и не сойти с ума?

Именно эту цель мне предложила спустя месяц со дня трагедии Ольга Коляда. И я до сих пор ей следую.

Является ли эта цель конечной? Или нет, не так. Является ли эта цель выходом из страны горя? Для меня очевидно, что нет.

Цель, предполагающая выживание в здравом уме, но, например, без радости жизни, без смысла, без желания жить. Выжить – потому что надо.

Для меня эта цель была промежуточной. С ней я прожила первые месяцы после трагедии. Но потом возник вопрос: а что же дальше? Просто выживать я не хочу. Выжить – это вообще немного про насилие над собой. Потому что выживать не хотелось совсем. Жить было так невыносимо, что я выживала.

И я стала искать цель и смысл дальше. Так я познакомилась с директором Портлендского института горя и перехода Робертом Неймеером. И начала учиться в его сертификационной программе по терапии горя через реконструкцию смыслов. В названии подхода Боба – именно так он просит себя называть – мне очень понравилось слово «РЕКОНСТРУКЦИЯ». Оно давало надежду, что руины моей жизни можно реконструировать. И начать я хотела именно со смыслов.

Но СМЫСЛ – это все же не ЦЕЛЬ.

Смысл может вести нас от одной цели к другой. Смысл – это нечто более глобальное, что дает опору и направление движения.

А есть ли цель? Так куда мы выступим из страны горя?

Я смотрела на эту тему с разных сторон. Что же может быть целью? Для меня не конечной целью может быть облегчение состояния. Чтобы каждый день проживался чуть легче предыдущего. Промежуточной целью может быть «дожить до…». И на серии таких промежуточных целей можно пройти довольно далеко. Шаг за шагом, шаг за шагом.

Но есть ли конечная цель?

Я бы хотела вернуться в мою жизнь за «ДЕНЬ ДО». И все изменить. Это была бы моя КОНЕЧНАЯ ЦЕЛЬ. Но сделать это могут только герои фантастических фильмов. Я очень им завидую в эти моменты. Например, герою фильма «Дверь». Или герою фильма «Эффект Манделы».

Для меня возврата нет. Даже вернуться к своему состоянию ДО стало нереально. Я уже изменилась настолько, что вернуться к себе ТОЙ уже невозможно. Я настолько другая, что точка НЕВОЗВРАТА пройдена. Тогда КУДА я иду?

На наших практических конференциях, посвященных помощи при проживании горя, многие эксперты постоянно ссылались на Элизабет Кюблер-Росс, писавшую о стадиях проживания горя. Происходило это настолько часто, что я попросила НЕ ГОВОРИТЬ про эти стадии на второй конференции. Потому что, судя по обсуждениям в группе, все не так однозначно. И многих участников группы даже обижало то, что все сводится к пятиступенчатой схеме.

Проживи это, проживи это, пройди через пустыню депрессии, и все наладится.

Не наладится. Принятие не исключает БОЛЬ. И если я иду туда, где будет все равно БОЛЬНО, то как я могу ХОТЕТЬ туда попасть?

Я перестала верить в этапы и искать у себя признаки депрессии, чтобы странным образом порадоваться, что уже вот-вот, я уже возле выхода! Для меня у горя нет КОНЕЧНОЙ цели. По крайней мере в ЭТОМ мире. Можно выйти из одного ландшафта горя и перейти в другой. Это путь, и на нем становится чуть легче. Я не верю, что можно сказать, что мы нашли все ответы и теперь знаем ПОЧЕМУ. Мы узнаем все только ТАМ.

И вот в ТОМ мире для меня существует КОНЕЧНАЯ цель, хотя в масштабе вечности и она будет промежуточной: встретиться со своей дочерью и обнять ее. И узнать, наконец, ЗАЧЕМ все это было необходимо? И необходимо ли. Тогда два провода внутри меня вновь замкнутся, и будет новый этап.

Но пока я не там. Пока нас разделяет контрольно-пропускной пункт между мирами. Мы по разные стороны границы. И пока я ЗДЕСЬ, а моя дочь ТАМ, и у меня нет конечной цели в проживании горя.

Проживание ГОРЯ – это насыщенный открытиями процесс без КОНЕЧНОЙ цели.

И я пока в этом процессе.

Индикатор проживания горя**

Вопрос системы координат является одним из опорных. Как я могу понять, что острое горе прожито?

Для себя я нашла один очень хорошо работающий индикатор. Например, у меня есть индикатор моего психологического состояния. Когда мне совсем не хочется купить что-то красивое для себя – ахтунг! Депрессия близко!

А индикатор у степени проживания горя для меня другой.

Когда я могу радоваться за других – мне лучше. Я стала отслеживать, могу ли с легкой душой поздравить одних друзей с днем рождения дочерей, а других – с наступлением беременности. Клиентов это не касается – ведь в наступление их беременности есть и мой вклад. А вот когда радость приходит к друзьям…

На фоне разрушения всех смыслов жизни радость воспринимается как огромная несправедливость. Как с этим жить? Как можно порадоваться, что в то же время, когда ты теряешь троих детей, кто-то рожает ребенка?

А кто-то женится в этот же год. И они не хотят смотреть на твое горе, так как у них своя радиоволна в данный момент. Мы в разных фазах, помните? И надо как-то синхронизироваться, если мы хотим сохранить эту дружбу.

Я почувствовала, что, когда мне лучше, я могу искренне порадоваться. А иногда не могу порадоваться совсем. Значит, надо срочно давать себе ресурсы и другие бонусы.

Радость за других стала для меня индикатором моего ресурса.

Когда ресурс в большом недостатке, у меня нет сил на радость. Это стало бы дополнительной несправедливостью и неуместностью в данном контексте.

Я не в жизни, а тут происходит ЖИЗНЬ. И эта жизнь доставляет мне боль. Мне становится еще более очевидно, как жизнь несправедлива со мной. И как могут люди ТАК радоваться в доступности моего взгляда? Эта радость забирает последние силы.

Но когда мне легче и я собираюсь как кубик Рубика, то могу испытать искреннюю радость за других. И сказать себе: да ты прошла дальше, чем могла себе представить. В тебе есть возможность для РАДОСТИ!

Знаю, что многие родители испытывают смущение или даже стыд от чувства радости. Как можно радоваться, если ребенок умер? Возможно, им будет полезно начать радоваться за других.

Я же понимаю, что самая горькая роль в этом спектакле досталась мне.

Как сказала мой испанский психотерапевт: по данным дела, твоя дочь умерла мгновенно, а ты умираешь уже который месяц подряд. И тогда все во мне восстает ЗА радость. За РАДОСТЬ в МОЕЙ ЖИЗНИ. Чтобы хоть какое-то хрупкое равновесие было восстановлено.

Чтобы стало хоть немного легче.

Лабиринт ясности: как найти выход из страны горя***

В жизни много путаницы. Много, много, много смешавшихся понятий, ролей и мыслей.

После смерти ребенка путаница может стать оглушающей. Все переплетается так, что становится невозможно дышать. Люди, которых ты считал друзьями, отворачиваются или предают тебя. Те, на кого ты хотел опереться, обвиняют во всех грехах. И самое главное, ты сам уже не знаешь, на каком ты свете и кто виноват в произошедшем.

Путаются роли агрессора и жертвы. Горюющие родители могут быть обвиняемыми социумом в момент проживания максимальной драмы их жизни. Становится непонятно, где пол, а где потолок. И как ты жил всю жизнь до этого, если в одно мгновение ока все правила жизни разрушены, а ты стоишь в центре взрыва?

В такой момент полной НЕориентации на местности можно окончательно сбиться с пути.

И тем самым закрыть себе выход из страны горя. Почему закрыть? Потому что можно распутать только реальный клубок событий и отношений. Замотавшуюся нить распутать бывает практически невозможно.

Объясню на примерах из моей жизни и из четырнадцатилетней психотерапевтической практики.

Что же за путаница скрывает выход из горевания? Это смешение функциональных ролей между горюющим и ушедшим. Между горюющим родителем и ушедшим ребенком.

Что такое функциональная роль? Это то, что на самом деле человек для вас делает. Например, ребенок может исполнять роль функционального партнера для своей матери. Или дочь может видеть в отце функционального ребенка и играть фактически роль матери для него. А сын – выполнять функции любящего отца для своей мамы.

Этот феномен в системной психологии называется парентификацией.

Парентификация – когда ребенок выполняет родительские функции для своих собственных родителей. Вариаций таких путаниц между тем, кем вы друг другу являетесь фактически, и функционально исполняемыми ролями огромное множество.

И мы подходим к самому главному: если мы пытаемся прожить горе потери ребенка, а ребенок на самом деле исполнял для нас роль родителя, потерянного бывшего партнера, бабушки или дедушки, а то и потерявшегося в детстве любимого котенка (такой случай в практике у меня тоже был), то мы не можем это горе прожить.

Мы не сможем найти выход из страны горя, потому что проживаем горе потери НЕ ребенка, а того, кем на самом деле функционально он для нас являлся. Мы можем выйти из страны горя после смерти ребенка, но пытаемся прожить утрату родителя, партнера или даже домашнего животного.

Эта подмена понятий закрывает нам выход из страны горевания. Горе не уменьшается, потому что мы проживаем НЕ ТО горе.

Одна из участниц моей терапевтической группы сказала: «Я все думала, почему оказалась в группе, где все потеряли детей, а я потеряла отца. И я в этой группе чувствовала себя своей. Потому что я отца воспринимала как ребенка! И это огромный инсайт для меня».

Кем на самом деле для вас был ушедший ребенок? Какие функции он выполнял для вас?

Я, как расстановщик, работающий более десяти лет, часто вижу женщин, находящихся не на своем месте по отношению к родителям, ребенку или партнеру. И я хорошо знаю, как с этим работать.

В системной психологии есть закон иерархии, гласящий следующее: каждый участник семейной системы имеет в ней четко определенное место, вошедший ранее имеет более высокий ранг, чем вошедший позже. Если закон нарушается – возникают системные динамики, чаще всего не самые приятные. И вот в этой путанице после потери ребенка эти динамики и возникают. Динамики, которые хотят все вернуть на свои места.

Максимальная вероятность путаницы появляется, когда уходит родной человек противоположного пола. Например, мать теряет сына или отец дочь. В этом случае возможность возникновения переплетений выше, чем когда мать теряет дочь или отец сына, хотя в таком случае она тоже не исключена. Потому что дочь может заменять матери ее мать, свою бабушку, а сын может заменять собственного дедушку, отца папы.

Первым шагом на пути из страны горя может стать осознавание, КЕМ на самом деле являлся для вас ушедший ребенок. Иногда может прийти понимание, что потерянный сын на самом деле взял на себя функции партнера. А потерянная дочь выполняла функциональную роль заботливой сестры или подружки, которой можно рассказать о своей трудной женской доле. И тогда горевать можно как вдова, которой муж обещал обеспечивать спокойную старость, построить дом, быть рядом. Или горевать о потере близкой подруги, которой можно было рассказать все-все-все.

Горевание может идти как о потерянном муже, тогда как выход из страны горя идет через горевание о сыне.