Читать книгу: «Кружева судьбы»
Глава 1
Шура приподнялась на локте, приоткрыла один глаз и отыскала взглядом часы, висевшие на стене в её комнате: половина девятого утра.
– М-м-м, – простонала она, снова откидываясь на подушку.
В городе, где Шура жила всего несколько месяцев назад, она никогда не вставала раньше десяти. Вот это была жизнь! Ни забот, ни хлопот… Если б ещё Никита не вляпался в ту историю, так она и жила бы с ним. Бизнесмен фигов! Пел красиво, а на самом деле что вышло? Ещё и сыночка своего на шею ей пытался повесить. А этот Илюша такой оторва, вечно куда-нибудь лезет, заика несчастный.
– Да пропадите вы все пропадом! Без вас обойдусь, – проворчала Шура и тут же услышала тихий смех и возню за своей кроватью.
Она мгновенно вскочила и, громко ругаясь, вытащила оттуда двух девочек. Это были Ева и Анжелика, племянницы Шуры, дочери её старшего брата Андрея. Сам он теперь жил у самогонщицы Алёны Гаврилихи, бросив законную жену Валентину и дочерей в родном доме. И вернувшейся туда Шуре приходилось каждый день терпеть их присутствие.
– Ай! Ай! Ма-ма-а-а!!! – расплакались девочки, когда Шура, схватив одну за руку, а другую за воротник платьишка, потащила их к матери.
– Что ж ты делаешь?! – воскликнула та, выбегая из кухни. – Шурка! Ты же вывихнешь ей ручонку! А ну-ка, отпусти сейчас же!
– Уйми своих соплячек, Валентина! – потребовала Шура, подталкивая их к матери. – Потому что если ты не будешь воспитывать их, этим займусь я! Поняла? В конце концов, будет мне покой в этом доме или нет?! Я отдохнуть хочу, а они лезут ко мне!
– Так это была их комната, пока ты тут не появилась, – Валентина спрятала дочерей за свою спину и подпёрла руками круглые бока. – Чего ты раскомандовалась тут, не пойму?! Хозяйка ты тут что ли?
– А то нет? – прикрикнула Шура на своенравную невестку. – Я родилась в этом доме, и жить тут буду, сколько захочу! А вот ты убиралась бы отсюда к чёртовой матери или откуда там тебя вывез Андрей. Что ты припёрлась сюда? Кто тебя звал?!
– А вот это не твоё дело! – Валентина тоже повысила голос. – И не твой это дом, а Любкин! Я сама слышала, как ваш отец говорил об этом!
– Говорить что угодно можно! – повела плечами Шура. – А доказательства где? Бумаги покажи!
– Сдурела ты, что ли? Откуда у меня бумаги?! – удивилась Валентина. – Кто мне их давал?
– А если документов нет, тогда и не свисти, – усмехнулась Шура и тут же нахмурилась снова: – И крысятам своим скажи, что если ещё раз я увижу их в своей комнате или они будут мешать мне отдыхать, я их головёшки лично сверну!
– Посмотрите, люди добрые! – всплеснула руками Валентина. – Отдыхать ей мои доченьки мешают! Устала она, бедненькая! Только от чего? А?! Ты ж лентяйка, каких свет не видывал! Ни по дому, ни в огороде ничего делать не хочешь, а как ложкой работать, так ты первая! Тьфу на тебя, паразитка! Приспособленка! Присасываешься к людям как клещ и не отдерёшь тебя! Как ещё твой Никита разглядел сущность твою поганую!
– Поганый – твой рот! – завопила Шура. – Да я тебя за такие слова…
Люба, вернувшаяся с фермы, где теперь работала дояркой, ещё с улицы услышала крики Валентины и Шуры. Она поспешила в дом и встала между сестрой и невесткой, не позволяя им вцепиться друг в друга.
– Валя, Шура! – сказала она с укором. – Ну что вы устроили? Ещё и при детях! Как не стыдно?
– Это ей пусть будет стыдно! – воскликнула Валентина, показывая пальцем на старшую золовку. – Бессовестная! Живёт на всём готовеньком, ещё и командует! Ещё солнце не встало, а ты, Люба, уже на первую дойку побежала. Вернулась и сразу в город. Я тоже с утра до ночи работаю как проклятая! И за порядками слежу, и по хозяйству управляюсь, и еду на всех готовлю. А она, принцесса, спит, пока солнце в зенит не поднимется! Палец о палец не ударит, чтоб помочь нам с тобой! А ты знаешь, Люба, что отец этот дом тебе оставил? А Шурке – шиш с маслом! Накося выкуси!
Валентина сложила пальцы правой руки в кукиш и потрясла им перед носом Шуры, потом снова повернулась к Любе:
– Хочешь, я скажу, почему он так сделал? Потому что знал, какая она непутёвая! Ни на что не способная! Лентяйка и врунья, каких свет не видывал!
– Сама ты всё врёшь! – закричала Шура. – Где бумаги, что дом принадлежит Любке? А?! Как она это докажет?! Отец в последнее время не в себе был! А говорить, что угодно можно, да только слова к делу не пришьёшь! А если ты, Любка, решила выгнать меня из моего родного дома, подавай в суд! Потому что по-другому я отсюда не уйду, ясно вам?!
– Никого я не выгоняю, – спокойно выслушав сестру, сказала Люба. – Живите, сколько хотите, только, пожалуйста, не ссорьтесь. Нельзя же так, в самом деле.
– Хорошо тебе! – воскликнула Шура. – Заняла летнюю кухоньку, где отец жил, и не слышишь, как эти две свиристелки орут и лезут, куда не надо! А у меня уже мозги от них закипают! И никаких нервов не хватает!
– Если хочешь, давай поменяемся, – предложила Шуре Люба. – Переходи ты в летнюю кухню…
– Сейчас, разбежалась! Сама живи в своей мазанке! – махнула та рукой. – А я тут останусь, иначе эти придурошные тут всё разнесут!
– Сама придурошная!!! – бросилась на Шуру Валентина, но Люба снова разняла их.
– Вот что я тебе скажу, Шурка, – в сердцах бросила ей в лицо Валентина. – Ты как хочешь, а я тебя кормить просто так больше не буду. Ищи работу, покупай продукты, упахивайся, как мы с Любкой, по дому и в огороде, тогда и еду спрашивай. А без того к кастрюлям и не подходи!
– Ты это слышала?! – резко повернулась к Любе Шура. – Я что, теперь, должна с голоду умереть?! Где я работу в этой глухомани найду?!
– Можешь со мной на ферме работать, – сказала Люба, – тётя Нина Павленко совсем уже старая стала, давно замену себе просит.
– Ага, сейчас, бегу и падаю, – фыркнула Шура. – Сама крути хвосты своим коровам, а я и почище работёнку себе найду!
– Вот иди и ищи! – усмехнулась Валентина.
– Ой, ты хоть не гавкай! – огрызнулась Шура и ушла в свою комнату. А ещё через полчаса, нарядно одетая, прошла мимо Валентины, которая прямо во дворе, в тазу купала дочек, и громко хлопнула калиткой, чтобы хоть на чём-то сорвать своё зло.
***
Шагая по родной деревне, Шура смотрела по сторонам и чувствовала, как ненависть к этому тихому и скромному мирку вскипает в её душе. После беспечной жизни в городе она чувствовала себя здесь как в ловушке. Господи, как рада она была когда-то сбежать отсюда и вот судьба снова привела её в эту дыру, где нет ничего такого, что могло бы принести ей счастье.
Всюду облезлые дома и такие же облезлые люди с облезлыми от скуки душонками. Насажали берёз под окнами, палисадники с цветами разбили, ставни на окнах красят в два цвета и думают, что это красиво. А дорог асфальтированных в Заре как не было, так и нет, и магазинов нормальных. В сельпо вечно пустые полки, автолавки забыли сюда дорогу, только у Матвеевых в ларьках хоть что-то купить можно.
Вспомнив Дениса Матвеева, своего бывшего ухажёра, Шура поморщилась. Надо же, как он сумел развернуться. Прямо-таки заправским предпринимателем стал. Наставил ларьков по всем окрестным деревушкам. А Ленка, жена его, опять на сносях. Видела её на днях Шура, тьфу, смотреть противно, корова-коровой. Щеки лоснятся, пузо вперёд. Аптекарша недоделанная… Скачет из декрета в декрет, чтоб Дениса к себе покрепче детьми привязать. А только не знает, дурочка, что дети ещё никогда не мешали мужикам гулять направо и налево.
Позади Шуры загудел автомобиль, и она отошла в сторонку, чтобы пропустить его. Солнце мгновенно ослепило её и Шура, подняв руку, чтобы прикрыть глаза, не сразу поняла, кто это окликнул её из открытого окна серебристой иномарки. И только когда увидела Дениса, остановившегося явно для того, чтобы поздороваться с ней, её сердце резко ударилось о грудную клетку и тут же упало вниз.
– Привет, Саша, – улыбнулся он, открывая дверь машины и выходя из неё: – А я думаю, что за городские фифы тут гуляют?
Шура быстро пришла в себя и обольстительно улыбнулась бывшему поклоннику:
– А ты, Матвеев, разве не разучился на красивых девушек заглядываться? Жена глаза не выцарапает?
– Так я ж просто заглядываюсь, – усмехнулся он. – Аппетит нагуливаю. А обедать всегда домой хожу.
– Ха-ха-ха, – рассмеялась Шура. – А одно и тоже блюдо не надоело? Вы ведь, мужики, лакомки. Вам разнообразие подавай!
– А ты где это всех мужиков узнать успела? – колкостью на колкость ответил Денис.
– Не спрашивай, где была, смотри, чему научилась! – усмехнулась Шура.
Она откровенно любовалась смеющимся Денисом, который, за те годы, что она не видела его, сильно возмужал, стал крепче и красивее. Закатанные выше локтя рукава рубашки открывали его словно слепленные скульптором руки, в распахнутый ворот была видна широкая грудь, украшенная серебряной цепочкой с крестиком. А запах дорогого парфюма качался вокруг Дениса, вызывая желание Шуры прижаться к нему и глубоко вдыхать его аромат.
Она заставила себя отвести от него взгляд и приняла скучающее выражение лица:
– Ладно, извини, я спешу, – сказала она, поднимая руку и изящным жестом поправляя волосы.
– Да? – удивился Денис. – А куда, если не секрет?
– В контору, – кивнула в сторону Шура. – Не могу же я сидеть без работы. Вот хочу спросить у председателя, может быть есть у него что-нибудь для меня.
– Значит, ты вернулась насовсем? – Денис перестал смеяться и заговорил вполне серьёзно.
– Не знаю, – безо всякого кокетства пожала она плечами. – В городе сейчас тоже тяжело, особенно если там нет своего жилья. Работа есть, но платить за неё не хотят. Знаешь ведь, что в стране происходит. С деньгами чёрте что творится. Да ты и сам не слепой, телевизор смотришь. Вот и пришлось мне вернуться домой. Да и девчонкам моим тут трудно, у Вали две дочери, маленькие совсем, Люба сама ещё почти ребёнок, за ней тоже присматривать надо. Тем более что после того, как отец утонул, она долго не могла прийти в себя…
– Да, ваш отец умер как герой, – кивнул Денис. – Мальчишку от верной гибели спас, себя не пожалел. Слушай, Саша, а почему так получилось? Ты ведь знала этого ребёнка? Я слышал, что с отцом его жила…
– Ни с кем я не жила, – махнула она рукой. – Мы просто дружили, а люди плетут, что на ум взбредёт. Ладно, Денис, приятно было с тобой поболтать, но мне, действительно пора.
– Может подвезти? – предложил Денис, кивая на машину.
– Жену свою катай, – усмехнулась Шура, – а я и пешком дойду.
Гордо вскинув голову, она прошла мимо него и ни разу не обернулась, хотя и знала, что он стоит и, конечно, смотрит ей вслед.
Только свернув в проулок, Шура замедлила шаг. Ни к какому председателю она идти не собиралась. Ещё не хватало выпрашивать у него работу, как милостыню. Обойдётся она как-нибудь и без него. Может быть, снова в почтальонки пойти? Нет уж, хватит. Она ещё не забыла, как сбивала ноги, надрываясь с тяжеленной сумкой. А когда дождь и все дороги расквашены так, что ни пройти, ни проехать…
– Бесстыжая! – внезапно услышала Шура негромкий ворчливый голос. – Как тебя ещё земля носит?
Шура резко обернулась и увидела Екатерину Ильиничну Синельникову, бабушку Никиты, которая так и не простила ей обиды за внука и правнука. Та стояла за своим забором на заднем дворе и держалась руками за серые, подгнившие от времени доски.
Упрёк пожилой женщины нисколько не смутил Шуру:
– Здравствуй, Екатерина Ильинична! Меня-то она ещё долго носить будет, а вот вы сколько собираетесь небо коптить? Забыл, что ли, вас Господь? Хотя какой вам рай, с вашим-то ядом? Ну, как там Никита поживает? Память вернулась к нему или как в фильме «тут помню, тут не помню»?
– Тьфу на тебя, бесстыжая, – плюнула в её сторону Екатерина, отходя от забора. – Лучше молчи, не открывай свой поганый рот!
– Сами закройтесь! – фыркнула Шура и продолжила свой путь, не обращая внимания на ругательства пожилой женщины, летевшие ей в спину.
***
Управившись по хозяйству, сын касьяновского зоотехника, Артём Негода прошёл через кухню мимо матери в ванную комнату и тут же оттуда послышался звук льющейся воды.
Галина принялась торопливо накрывать стол, чтобы скорее покормить сына, и когда он появился на пороге, укутанный в полотенце, кивнула ему, приглашая к ужину:
– Садись, сынок, у меня всё уже готово. Борщ, котлеты с макаронами, подливка твоя любимая.
Артём, обжигаясь, на ходу съел одну котлету, чмокнул мать в щеку и ушёл в комнату одеваться, а когда вернулся, она увидела, что он одет совсем не по-домашнему.
– Куда это ты? – удивилась Галина. – И не поел совсем!
– В Зарю поеду, – ответил ей Артём.
Галина переглянулась с вошедшим в кухню мужем и всплеснула руками:
– Неужто к Любке?!
– Ага, к ней, – кивнул Артём.
– Витя!!! – с отчаянием в голосе воскликнула Галина, обращаясь к мужу. – Скажи хоть ты ему!
Но Артём уже вышел из дома и направился к гаражу, где стоял его верный конь – мотоцикл Урал. Артём вывел его во двор и, включив зажигание, ногой нажал на заводную лапку.
– Гр-гр-гр… – заурчал Урал, приветствуя хозяина. А через минуту уже вёз его на край Касьяновки, туда, откуда начинала петлять накатанная машинами, телегами и мотоциклами дорога в Зарю.
– Ну что ты на меня смотришь? – взорвался Виктор, проводив взглядом сына и поворачиваясь к жене.
– Женить нам надо его и чем быстрее, тем лучше, – твёрдо сказала Галина. – И невесту ему я найду сама!
Глава 2
Зинаида, продавщица Зарёвского сельпо, увидев входившую в магазин Шуру, удивлённо изогнула выщипанные тонкие брови:
– Что это у тебя с лицом, Шурка?
– А что не так? – не поняла та и повернулась к небольшому запыленному зеркалу, висевшему на стене. – Испачкалась, что ли?
– Нет, как будто лимон пожевала, – хохотнула Зинаида.
– Ой, тёть Зин, – раздражённо проговорила Шура. – Хоть ты меня не трогай. И без тебя тошно.
– С чего бы это? – скучающая Зинаида охотно включилась в разговор, тем более, что вот уже полчаса как в её магазине не было ни одного покупателя.
– Будто тебе всё это нравится, – с язвительным укором показала Шура на полупустые полки. – Не надоело просрочкой торговать да стариков обвешивать? Хоть бы заказывала что-нибудь приличное, а то вот так зайдёшь к тебе, а купить-то и нечего!
– Так у нас же не Москва, Шурка, – нисколько не смущаясь, ответила Зинаида и ткнула пальцем в лежавшую перед ней на прилавке газету. – Это там жизнь, а у нас тут болото. Вон, видела, Майкл Джексон в Москву осенью прилетает, мировой тур у него. Представляешь, сколько бабок он огребёт? Мне б на всю жизнь хватило.
– На всю жизнь всё равно не хватит, – усмехнулась Шура. – А на концерт я бы сходила. Звезда, всё-таки.
– Так поезжай, если денег много, – улыбнулась Зинаида нахально. – Только там билеты продавать будут по космическим ценам. Пару зарплат за один час спустить можно.
– Откуда у меня зарплата, если я только ищу работу? – пожала плечами Шура, порылась в кармане и достала оттуда пару смятых бумажек: – Булку мне вот эту дай.
Зинаида приняла деньги, но снова протянула руку к Шуре:
– У тебя не хватает, давай ещё полтинник.
– Запиши, – отмахнулась та, откусывая чёрствую булочку, и прожевав, спросила: – Тебе тут сменщица не нужна? Через день работать будешь, дома отдохнёшь.
– Я и так тут не перетруждаюсь, – ответила ей нахмурившаяся продавщица, убирая деньги под прилавок и извлекая оттуда толстую пухлую тетрадь. Записав, сколько осталась должна Шура, Зинаида снова посмотрела на неё и вдруг усмехнулась: – Слуша-а-ай, бывший-то твой, Денис Матвеев, новый ларёк открывать собирается. Уже и установил его. Он у меня спрашивал, не пойду ли я к нему торговать или, может, кто на примете у меня есть. Вот ты и сходи к нему, авось, по старой памяти возьмёт тебя. А я тут привыкла, уже ведь не один десяток лет за этим прилавком стою…
Дверь открылась, и в магазин вошёл Стас Черныш, местный мужичок, зарабатывавший на жизнь разными шабашками на пару с закадычным дружком Валеркой Жгутиком, таким же пьяницей, как и он сам. Увидев такого посетителя, Зинаида замахала на него обеими руками:
– Под запись ничего не дам! Пока долг не вернёшь, и близко к магазину не подходи…
– Зинуля-я-я, – нисколько не смутился Черныш, – да я ж всегда отдаю… Мне б только на закусь чего…
Шура не стала дожидаться, чем закончится разговор Зинаиды с её неплатёжеспособным посетителем, вышла из магазина и на ступеньках едва не столкнулась со Жгутиком, который явно прислушивался к тому, что происходило внутри.
– О, Шурка, привет! – воскликнул он, узнав её. – Займи полтинник…
– Иди ты… – беззлобно ответила ему Шура и пошла прочь, забыв о булочке, которую всё ещё сжимала в руке.
Значит, Денис ищет продавщицу и ничего не сказал ей об этом, хотя она и призналась ему в том, что ищет работу.
– Ладно, это мы ещё посмотрим… – пообещала она самой себе и повернула к дому, надеясь, что обе её племянницы, вместе со своей мамашей, уже угомонились и, наконец-то, оставят её в покое.
***
– Люба-а-а! – не сходя с крыльца, позвала золовку Валентина, – айда обедать, у меня всё уже готово.
Люба разогнулась от грядки с морковью и махнула рукой невестке, облокотившейся грудью о перила:
– Валечка, ешьте сами, не ждите меня. Я потом поем, вот закончу тут.
– Нет, так совсем никуда не годится, – проворчала Валентина и, спустившись с крыльца, направилась к Любаше, которая уже заканчивала свою работу.
– Бросай, потом вместе доделаем, – потребовала от неё Валентина. – А сейчас иди есть. Ты в зеркало на себя давно смотрела? Почернела, похудела как! На лице одни глаза остались. А ведь ты девка молодая, тебе есть надо! Откуда ж силы брать, как не от еды? Давай-давай, дополола уж… Пошли…
– Валь, да я ещё на кладбище сходить хочу к отцу, – Любаша выпрямилась и вытерла тыльной стороной ладони мокрый лоб. – Там цветочки полить надо, вон какое пекло каждый день стоит. Завянут.
– Ты быстрее завянешь, – тоном, не терпящим возражений, заявила Валентина и, взяв Любу за руку, увлекла её за собой.
– Да неудобно, Валя, – уже подходя к крыльцу, бросила Люба на невестку смущённый взгляд. – У тебя своя семья, а тут ещё я. Тебе и так тяжело…
– Нет, вы посмотрите на неё, – всплеснула руками Валентина. – А кто мне по хозяйству помогает? Тебя ж вон из огорода не выгонишь, за счёт него и живём.
Она оглянулась и заговорила тише:
– А молоко с фермы кто приносит? Ты. Хоть и боишься, что попадёшься, прячешься, а всё же трёшка каждый день дома. И кашу сварить, и тесто поставить, и так попить. Сливочки я собираю, потом сметанку делаю. Всё благодаря тебе. Нет, Люба, кому и стыдиться, так только не тебе. А то, что я сама готовлю, так мне не в тягость. Я же повариха. Вон, у себя дома на целую бригаду мужиков стряпала, и все были довольны. Так что, иди мой руки и за стол.
Обед Валентина приготовила простой, но сытный: на первое борщ с квашеной капустой, на второе картофель, жареный с грибами, на сладкое – пышки с мёдом и молоком. Люба ела не спеша и мало, с улыбкой поглядывая на племянниц, с аппетитом уплетавших свои порции. Кусочком хлеба они досуха вытирали свои тарелки, а когда мать разделила им пополам круглую пышку и полила её мёдом, в два счёта проглотили лакомство и облизали тарелки, сияя блестящими от сытости глазами.
– Марш теперь играть, – прогнала их из кухни Валентина и принялась убирать со стола грязную посуду.
– Спасибо, Валюша, – поднялась и Люба. Она взяла свою тарелку, намереваясь помыть её, но Валентина не позволила ей сделать это.
– Иди-иди, у тебя и своих дел хватает, – махнула она рукой. – Не мешайся мне тут. А, Любаш, забыла я попросить. Если будет время, присмотри до вечера за девчонками. Я обещала бабе Нюре Садовниковой кухоньку после обеда добелить. Вчера потолок закончила, сегодня по стенам пройдусь и всё. Завтра у неё пенсия, как раз расплатится.
– Хорошо, – кивнула Люба, только я к отцу сначала схожу, хорошо? Ты ведь всё равно пока дома.
***
С двумя пустыми вёдрами Люба дошла до последней уличной колонки, где всегда набирала воду, направляясь на кладбище. Она наполнила вёдра и вышла за деревню, знакомой тропой шагая к видневшейся вдали кладбищенской ограде. Солнце было уже в зените и голову девушки спасала только беленькая косынка, которую она повязывала утром и снимала вечером. А вот лицо Любы, и без того смуглое, солнечные лучи опаляли нещадно.
Измученная тяжёлой работой, беспросветными днями и душевными муками, девушка выглядела старше своих лет, но совсем не замечала этого. Лишь по утрам, гладко зачёсывая и собирая в коротенький хвостик волосы, Люба смотрела на своё отражение и думала о том, что ей совсем не повезло с внешностью. Вот как Шуре или даже Вале. Впрочем, её это заботило мало.
– С лица воду не пить, – частенько повторяла ей бабушка Анфиса. – Красота ведь как обёртка, развернёшь такую, а внутри гниль или порченное всё. А бывает и камушек вместо конфеты попадётся. В душу смотреть надо. И ты людей по поступкам суди, а не по внешности. Бывает, с виду никчёмный человек, а присмотришься к нему, душу чуть лаской ототрёшь, и он засияет золотом.
Сгибаясь под тяжестью вёдер, Люба шла и думала о бабушке, которой ей так не хватало.
– Ты, Любаша, – говорила Анфиса внучке, работы не бойся. Работа – это жизнь, а безделье – одна маета. Трудишься – тоску прогоняешь, лодырничаешь – в уныние впадаешь.
– Ба, так отдыхать тоже надо, – не понимала тогда её слов маленькая Люба.
– Правильно, отдых после работы – ох, как сладок. А если ты и так ничего не делал, от чего ж тебе отдыхать? И какая от этого радость?
Девушка остановилась, поставила ведра на землю и размяла затёкшие руки. Потом снова подхватила свою ношу и продолжила путь. Горячий ветер шевелил листья деревьев, и летний зной казался ей мягким покрывалом, укрывающим её от суеты внешнего мира. Люба остановилась перед могилой своего отца, наклонилась, чтобы поправить венок, потом полила посаженные ею же цветы.
И только после этого, устало разогнувшись, проговорила:
– Вот, пап. Теперь у тебя тут будет красиво. А у нас всё хорошо, ты не волнуйся. Я ещё приду к тебе, обязательно. И если ты там встретишь бабушку и Катюшу, скажи им, что я их не забыла и тоже скоро навещу…
***
Солнце, весело опалявшее всю деревенскую округу, в городе терялось среди одинаковых многоэтажек, обиженно заглядывало под козырьки подъездов и напрасно выискивало щели в плотно задёрнутых шторах или новомодных жалюзи. Рассерженное таким к себе пренебрежением, светило дышало огненным жаром и изводило всех ослепительными бликами, отражаясь от оконных стёкол, витрин и мечущихся в поисках прохлады машин.
В квартиру Никиты Синельникова и его сынишки Ильи солнце проникало беспрепятственно. Ему было жаль вечно грустного мальчишку, сидевшего на полу и строившего башенку из деревянных кубиков. Но даже солнечные зайчики не могли порадовать ребёнка, с тоской смотревшего на вечно пьяного отца.
Квартира Никиты выглядела абсолютно пустынной и заброшенной. Голые стены, когда-то обклеенные красивыми обоями, теперь выглядели тускло и уныло, словно отражая душевное состояние своих хозяев. За последние месяцы Никита по дешёвке продал почти всю мебель. Из посуды у него осталось только самое необходимое, но кроме пустых макарон, не смазанных даже маслом, он всё равно ничего не готовил.
– П-п-пап, я есть х-х-хочу, – поднял голову на отца исхудавший, заросший лохмами давно не стриженых волос Илюша.
Никита, сидевший за столом, покрытым липкой, грязной клеёнкой, даже не обернулся. Он смотрел на опустевшую бутылку водки и думал, где взять ещё одну такую на вечер. Ночи всегда такие длинные и готовиться к ним нужно заранее.
– П-п-пап, ты… ты не д-д-должен пить, – произнёс Илья, заикаясь.
– Заткнись! – резко ответил ему Никита. – Ты всё равно ничего не понимаешь!
– Я п-п-понимаю, – ответил мальчик, поднимаясь с пола и подходя к отцу ближе. – Т-т-ты же сам об-б-бещал, что перест-т-танешь…
Никита посмотрел на сына, его сердце дрогнуло. Он попытался вспомнить, когда в последний раз смеялся вместе с Ильей, когда они гуляли в парке, но все эти моменты растворились в тумане выпитого спиртного и давно ушедших дней.
– Обещал? – усмехнулся Никита, опрокидывая в рот стакан с остатками водки. – Обещания ничего не стоят, когда у тебя всё забрали.
Зачем он привез Илью из деревни? Сын мешал ему жить, мешал вспоминать прошлое, которое было таким приятным. Тогда у Никиты было всё: деньги, здоровье, любимое дело, друзья, Саша. Были планы и надежды, интересные встречи и поездки, благодаря которым он успел посмотреть мир. Не весь, конечно, самую малую его часть, но это было что-то неповторимое. Никита думал, что так будет всегда и вдруг в одночасье лишился всего. И даже присутствие сына его больше не радовало, Илья стал обузой, тяжёлой ношей, балластом, который не позволял Никите окончательно погрузиться в себя.
Может было бы и лучше, если б он тогда не выжил? Теперь Никита вспоминал бы сына как потерянную жизнь и свободно заливал тоской своё горе. Зачем он остался? Чтобы однажды вот так же, как отец, разочароваться во всем и начать пить?
– Уйди… – попросил Илью Никита и вдруг с силой ударил кулаком по столу: – Уйди, я тебе сказал!
Илья испуганно отступил и в этом момент раздался настойчивый звонок в дверь.
Никита даже не пошевелился, и Илья сам вышел, чтобы встретить гостя. Впрочем, он знал, кто это и каждый день ждал её звонка. Конечно, это была она, тётя Юля, добрая женщина из соседнего подъезда, уже не раз выручавшая несчастного мальчика. Даже после возвращения отца домой, она не оставляла их и сначала пыталась помогать Никите вернуться к жизни и заботиться о сыне, а потом, когда поняла, что ему ничего не нужно, стала приходить только к Илье.
– Это тебе, – протянула она мальчику промасленный свёрток и погладила его по голове. – Твои любимые пирожки. Ещё тёплые. Ешь, пожалуйста.
Илюша поблагодарил её и вздохнул.
– Ну что, опять пьёт? – покачала головой Юля, потом присела перед расстроенным ребёнком: – Илюша, ты вот что, пойди во двор и подожди меня у подъезда, а я сейчас поговорю с папой и приду, хорошо?
Илья кивнул и вышел из квартиры. Немного постояв и, как бы собираясь с духом, Юля вошла в комнату и приблизилась к Никите:
– Ну и долго это будет продолжаться?
– Что тебе надо? – поднял он на неё мутный взгляд.
– Что ты делаешь с собой? – продолжала Юля, обходя стол. – Ты всё потерял, но это же не приговор. Ты можешь снова подняться. Снова открыть какой-нибудь бизнес.
Никита зарычал как раненый зверь, глаза его заблестели от слёз и ненависти.
– Какой-нибудь? Да что ты в этом понимаешь?!! Я ничего больше не могу! Я – инвалид! Меня предали друзья, женщина, которую я любил, этого что, мало?
– У тебя есть сын, – проговорила Юля, и её голос стал решительным. – Никита, неужели ты не видишь, каким он стал? Так вот, что я тебе скажу! Ты любишь только себя и тебе наплевать на всех. Нравиться жить вот так? Пожалуйста! Я мешать не буду. Но и Илью тебе не оставлю.
– Зачем он тебе? – Никита встал и стул с грохотом свалился на пол. – Кто ты такая?!
– Я – женщина, которая всегда хотела тебе помочь! – выкрикнула ему в лицо Юля. – Наверное, я даже любила тебя, но ты ничего не замечал, потому что у тебя просто нет сердца!
– Юль… – растерялся Никита, услышав такие слова.
Она посмотрела ему в глаза и тихо сказала:
– Эх ты…
А потом ушла, тихо закрыв за собой дверь.
***
Шура пришла домой и сразу обратила внимание на непривычную тишину во дворе и в доме.
– Господи, Боже мой! – обрадовалась она. – Неужели я наконец-то могу отдохнуть спокойно?
Она прошла в кухню, прямо из кастрюли поела борща, черпая его половником, потом взяла ложку и принялась за жареный с грибами картофель. Но вдруг замерла, прислушиваясь к тому, что происходило в её комнате.
На цыпочках Шура прошла туда и страшно закричала…
Бесплатный фрагмент закончился.
Начислим
+15
Покупайте книги и получайте бонусы в Литрес, Читай-городе и Буквоеде.
Участвовать в бонусной программе