Читать книгу: «Париж. Луна…»

© Воронцов О., 2025

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2025

Часть I

Глава 1

Бывают в жизни моменты, когда чувствуешь себя ужасно глупо. Глупо до невозможности. Когда, например, пытаешься вскочить в лифт, в котором тебя ждёт начальство, а он закрывается перед твоим носом. Куда уезжает лифт, вверх или вниз, уже не имеет никакого значения. Начальство уехало, а ты остался. И от этого тебя изнутри обжигает чувство вины. Как будто не твои подчинённые, а ты забыл положить в папку нужный документ. За этим проклятым документом пришлось бежать, сломя голову, по длинному коридору и на ходу бросать начальству, степенно и важно направлявшемуся к лифту, «Я сейчас!».

Ещё глупее дать согласие поехать на охоту с высокопоставленными людьми. При этом будучи стойким и принципиальным вегетарианцем. И не важно, что твоё ружьё не заряжено. Твои убеждённые рассказы о том, что ты не будешь стрелять из любви к животным, в этой компании никому не нужны. Ещё глупее пытаться объяснить своё присутствие уважением к тем, кто тебя пригласил. Милей ты им не покажешься и, в конце концов, станешь неотъемлемой частью их охоты. И, волей-неволей, пойдёшь против своих же принципов. А потом будешь долго вспоминать этот ляпсус внутренних устоев, коря себя за проявленную слабость.

Сергей Ильич Волобуев с детства не любил море. Не то чтобы не любил. Он его просто сильно уважал. Скажем так: уважал до страха. Как и многие граждане России, он часто ездил отдыхать с семьёй на море: в Крым, Сочи, Анталию и, даже, в Испанию. Но была вещь, которую он себе не позволял – катание на корабле.

Его с детства укачивало. Впервые он это почувствовал, когда был ещё совсем маленьким. В пионерском лагере под Одессой их повезли кататься на большом, как ему тогда показалось, катере. На море в тот день была легкая болтанка, и его сильно укачало. Маленький Серёжа рвал, лежал пластом на палубе, сильно потел и, даже, что потом всю жизнь вспоминал со страхом, потерял на короткое время сознание. Хотя и не был уверен в этом до конца. Детские воспоминания часто отрывистые, неполные, перемешанные и обманчивые. Но чувство страха от катания на любом плавсредстве осталось у Волобуева на всю жизнь.

Именно поэтому странный вызов в Сочи на встречу с Генеральным прокурором РФ Болдыревым, бывшим шефом, его совершенно не обрадовал. Время было осеннее. В Москве шли проливные дожди, но и в Сочи, судя по прогнозам погоды, уже ничего хорошего не обещали. Естественно, ни президент, ни премьер-министр по поводу прогноза, как предполагал Волобуев, особенно не переживали. Всей стране было известно, что этот город давно стал их излюбленным местом работы и отдыха. Соединение лыж, моря и олимпийский дух приковали к себе внимание двуглавого российского орла давно и надолго.

Однажды, лет пять или шесть назад, Болдырев заставил Волобуева провести с ним два дня на корабле, плывшем по Волге. Страна принимала международный симпозиум, на который прибыли представители генеральных прокуратур многих европейских стран. Тогда Сергей Ильич впервые понял, что болтанка на реке могла быть ничуть не меньшей, чем на море. Один день из двух он провёл у себя в каюте. Бледный, ослабленный и жалкий, он поносил про себя и пароход, и все европейские прокуратуры, и Генерального вместе с ними, за эту идиотскую идею симпозиума на воде. Болдырев был настолько занят гостями, что не очень-то и заметил страдания Сергея Ильича. В аэропорту, ожидая на обратном пути рейс на Москву, Генеральный поинтересовался у старшего следователя, понравился ли ему круиз. Волобуев уже приготовился выругаться, но вовремя сдержался, изобразил на лице что-то наподобие улыбки и сухо произнёс: «Круто!». В уме же он послал начальника очень-очень далеко, несмотря на уважение, которое к нему испытывал.

Сергей Ильич давно полагался на своё чутьё. В этот раз что-то ему правильно подсказало, что без плавсредств не обойтись. То ли катер, то ли яхта, то ли корабль…

В самолёте Волобуев провёл два часа в смятении и раздумьях. За свою жизнь следователем, вначале прокуратуры на самых разных уровнях, а затем и в Главном Следственном Управлении Следственного Комитета Российской Федерации, он давно привык к неожиданностям, экстренным вызовам и непредвиденным обстоятельствам. Но в этот раз внезапность удивила его, потому что ещё вчера вечером поездка не светила.

В СКР и Генеральной прокуратуре все знали, что Генеральный прокурор уехал на доклад в Сочи. Ничего нового или особенного в этом не было. И президент, и премьер оба находились там, поэтому определённая логика присутствовала в подобном стечении обстоятельств. Однако, что могло произойти в Сочи, чтобы Болдыреву срочно понадобился Сергей Ильич, уже не работавший по его началом? Более того, Генеральный позвонил ему лично и спокойно произнёс фразу, от которой у Волобуева пробежали мурашки по спине: «Серёжа! Мне нужно, чтобы ты срочно сюда приехал. С твоим начальством всё согласовано». Всё! Ни почему, ни зачем. Ни малейшей зацепки. А Серёжей он его называл раз в год, а то и реже.

Они встретились в лобби гостиницы. Представители СКР по Краснодарскому краю отвели им столик в укромном местечке помпезного холла построенного к Олимпиаде отеля. Волобуев внимательно посмотрел на бывшего шефа, пытаясь хоть что-то уловить по его внешнему виду. Но лицо у того было слишком непроницаемым, чтобы по нему можно было о чём-нибудь догадаться.

Морщины, седина, круги под глазами… Но это из-за вечной работы и загруженности. Должность такая – молодости не прибавляет. Круглые сутки на взводе, постоянный и неусыпный контроль за всеми подчинёнными, ответственность перед Кремлём. Однако в эту минуту, за небольшим столиком в новой сочинской гостинице, взгляд Болдырева был, скорее, задумчивым, чем тревожным.

Генеральный начал издалека.

– Сергей Ильич, рад тебя видеть, дорогой!

Перед тем, как они уселись, он крепко обнял старшего следователя, и это тоже было странно Волобуеву. Последний раз они случайно встретились неделю назад в Москве.

– Присаживайся! – пригласил Болдырев. – Что будешь пить? Чай, кофе? Может, коньячку со мной тяпнешь?

Почувствовав чрезмерное радушие бывшего шефа, Волобуев согласился на чай и коньяк. В конце концов, он находился не в Москве. Да и выпить ему предлагал не кто иной, как его самый преданный высокопоставленный друг.

– Спасибо, что так оперативно сюда прилетел, – мягко заметил Генеральный прокурор.

– А что, были варианты? – с сарказмом в голосе переспросил Волобуев. Не на людях он мог себе позволить некоторую фамильярность с человеком, который к нему всегда относился благосклонно.

Болдырев ухмыльнулся.

– С иронией и юмором у тебя по-прежнему всё в порядке.

– Без этого на нашей работе можно сойти с ума, – покачал головой Волобуев. – Вы же знаете: либо начнёшь пить, либо надо научиться воспринимать всё с чёрным юмором.

Болдырев согласно кивнул головой. В это самое мгновение расторопный официант уже составлял на их столик чай и рюмки с коньяком.

– Я оставлю господам бутылку, вдруг вам ещё захочется? – его предупредительность объяснялась, скорее всего, желанием щедрых чаевых.

«Вряд ли, – подумал Сергей Ильич, – этот шустрый малый догадывается, кого он сейчас обслуживает». У него внезапно мелькнула в голове лукавая мысль достать удостоверение и громко произнести: «Следственный комитет России! У вас проверка!». Вот смеху было бы. Но такое он себе позволял лишь в первые годы карьеры, когда на постсоциалистической волне слово «проверка» ещё реально наводила страх на служащих. Как всё поменялось с тех пор!

Болдырев цокнул языком.

– Хороший коньячок! – произнёс он, рассматривая этикетку. – Французский, двадцать пять лет выдержки. Какой это был год? Конец – середина восьмидесятых? Это же надо! Всего двадцать пять лет прошло, а как всё поменялось! Мне эти годы вечностью показались.

– Не вам одному, – согласился Волобуев, удивляясь, что и бывший начальник, как и он, думал о переменах последних десятилетий.

– Тебе тоже, Сергей Ильич, так кажется? Ты же ещё молод! На сколько я тебя старше?

– На семнадцать лет, не так уж и много, – заметил старший следователь.

– Это тебе так кажется, – покачал головой Болдырев. – Семнадцать лет – это много, дорогой, очень много. Ну, как долетел? Без задержек?

– Точно по расписанию, – равнодушно повёл плечами Волобуев.

На некоторое время за столом воцарилось молчание. Болдырев, казалось, с интересом рассматривал людей в холле. Волобуев же в ту минуту пристально глядел в окно, за которым осенний ветер с моря трепал пожелтевшую листву деревьев. Курорт жил своей жизнью. Ко входу подъезжали такси или частные машины. Они привозили новых гостей либо отвозили постояльцев к их вечерним мероприятиям. В это время суток было особенно оживлённо, и два вышколенных швейцара сбились с ног, встречая и провожая гостей.

– Как у тебя дела? – внезапно поинтересовался Болдырев.

– В каком смысле? – удивился Сергей Ильич. – По работе? Или дома?

– Вообще, как ты? Мы давно с тобой не болтали. Я, ведь, люблю с тобой болтать. Но с тех пор, как нас всех переформатировали, мне порой тебя не хватает. Да и в долгу я перед тобой. Когда мне надо было бросать кого-то на амбразуру, то первым делом вспоминал про тебя.

– Рад слышать, что моё имя всплывает как синоним верной смерти, – произнёс старший следователь по особо важным делам СКР, пригубив коньяк.

– Это, дорогой ты мой, как поощрение звучит, сам понимаешь. Ты просто надёжный работник. И старательный. Ох уж какой старательный! За тебя, Сергей Ильич! – на этой бодрой ноте Генеральный прокурор поднял рюмку с остатками коньяка и допил всё одним залпом.

– Спасибо! – поблагодарил Волобуев. – Можно ехать обратно?

Шутка Генеральному прокурору понравилась, и он громко рассмеялся.

– Ай да стервец с юмором! Хорош, хорош! Ладно, не буду тянуть резину: ты, поди, устал с дороги? Надеюсь, в курсе, кто такой Михаил Анатольевич Орлов? Лично не встречал?

– Не доводилось. Его не грабили, во всяком случае на моей памяти. Да и он ни на кого не покушался. Пока…, – выдержав паузу, добавил Волобуев.

– Я смотрю, с юмором ты сегодня в ударе, – усмехнулся Болдырев.

Старший следователь предусмотрительно промолчал.

– По официальным данным он «стоит» за десять миллиардов долларов. Чем он там занимается, досконально я не знаю, потому что особенно им не интересовался. Команды такой сверху не поступало. Известно только из прессы, что он и в металлургии участвует, и медиа-холдинг имеет, и какую-то долю в нефтеперерабатывающей отрасли. Но речь сейчас не об этом. Не секрет, что он вхож в Кремль. Судя по всему, человек он лояльный, слов на ветер не бросает и покровители у него очень высокие.

При этом брови Генерального прокурора медленно поползли вверх, показывая Волобуеву направление, где надо было искать покровителей Орлова. Сергей Ильич и так всё понял, без этой пантомимы, но для порядка понимающе кивнул головой. Он знал, что иногда маленький жест способствовал лучшему пониманию, чем сотни слов.

– Короче, – продолжил Болдырев, – вчера вечером мы были в одной компании вместе с руководством страны. И представь моё удивление, когда ко мне, один за другим, подошли вначале шеф Администрации Кремля, а затем и сам…

Голос Болдырева сбился, он поднял указательный палец правой руки, показывая им куда-то вверх, и, набрав побольше воздуха, продолжил:

– …сам понимаешь кто, держа за локоть этого самого Орлова. И поверь мне, Сергей Ильич, когда эти люди назвали мне в унисон твою фамилию, ты думаешь у меня были какие-нибудь мало-мальские шансы возразить им, объяснив что ты загружен-перезагружен, что уже давно работаешь не в подконтрольном мне ведомстве и что в стране есть другие хорошие следователи? Ты думаешь я не понимаю, что ничего хорошего тебе не светит? Если ты справишься с их заданием, то все разведут руки в стороны и скажут: «Мы знали, что не ошиблись в нём!». А если запорешь, то произнесут «Ну как же так!», и нам обоим дадут по башке. И твоему нынешнему начальнику, Рагулину, тоже. Разве кого-то волнует то, что тебя оторвут ото всех дел, фактически обескровив твой участок, передадут другим текущие дела и, при этом, ещё потребуют поддержать на должном уровне процент раскрытия преступлений?

Рюмки с коньяком двадцатипятилетней выдержки незаметно наполнились услужливым официантом, и Генеральный медленно пододвинул одну из них Волобуеву.

– Я знаю, уважаемый мой, что ты ненавидишь, когда тебя отрывают от проводимых тобою расследований. Также знаю, что ты сторонишься больших имён и всей кремлёвской тусовки. Скорее всего, именно поэтому ты и на примете. Они там, наверху, не дураки, сам понимаешь. Кого попало не выберут. Если речь идёт о важном, да если ещё надо держать язык за зубами, то тебе ничего никому доказывать не надо. Не впервой… Вот поэтому я и позвонил тебе так рано утром. Завтра к одиннадцати ты приглашён на яхту к Орлову. А я в это время уже буду на завтраке с руководством. Мы начинаем в восемь тридцать. Вчера так и не успели обо всём переговорить, поэтому пришлось задержаться. В девять тридцать олигарх пришлёт за тобой машину с охраной. Я сопротивлялся, предлагал наши краевые автомобили, но мне вчера дали понять, что не стоит даже и дёргаться. В общем, ты человек смекалистый, рациональный и деликатный: сам решай, как поступать, что делать и какие силы тебе понадобятся. Я тебе искренне говорю – мне ничего не объяснили, хотя я не думаю, что речь идёт о государственной тайне. Потом как-нибудь посвятишь. А с моей стороны и со стороны твоего нынешнего начальства одно лишь тебе скажу: ты абсолютно свободен в выборе методов расследования. О чём бы там ни шла речь. Сам понимаешь, кто за этим стоит…

Глава 2

Первым делом утром Волобуев выглянул в окно. День выдался пасмурный. Ночной дождь прекратился, но с моря продолжал дуть ветер. Барашки волн беспрерывно мчались к берегу вперемежку с морской пеной. В лужах на улице красноречивыми симптомами отходящей к зиме природы плавали красно-жёлтые листья. От этой картины у Сергея Ильича сразу испортилось настроение. Завтрак он съел молча, отложив в сторону принесённые в номер газеты. На самом деле он лишь два раза откусил гренку с малиновым вареньем, потому что постоянно думал о том, что при болтанке на море ему не следовало наедаться. Он старался гнать подальше эти мысли, придумывал себе что-нибудь весёлое и радостное, но через несколько минут всё возвращалось к пенистым гребням волн и предстоящей качке. «Лучше бы на Луну отправили!» – пришла ему неожиданно в голову совершенно нелепая мысль.

Он отодвинул поднос, поднялся и прошёл в ванную комнату. Внимательно посмотрев на себя в зеркало, ещё раз расчесал волосы. Затем прошёл в спальню и опять подошёл к окну. Возможно это ему только показалось, но ветер, похоже, стал затихать, хотя море оставалось таким же беспокойным.

В девять двадцать он спустился в холл. К нему моментально, практически у выхода из лифта, приблизился высокий человек с очень серьёзным лицом и молниеносно представился.

– Господин Волобуев? Доброе утро! Меня зовут Александр. Михаил Анатольевич поручил мне вашу доставку на яхту.

Старший следователь пытался одновременно наблюдать, слушать и анализировать. В левой руке высокий здоровенный детища сжимал сразу три плоских мобильных телефона. Его огромное мускулистое тело и широкая шея говорили о том, что он явно входил в службу охраны олигарха, но, судя по всему, имел большее количество извилин в мозгу. В этой связи ему давались более или менее серьёзные задания. Фраза «…поручил мне вашу доставку…» весьма позабавила Волобуева, но он не стал выражать эмоций. Лишь представил себе картину, как этот здоровенный детина свободной от мобильников рукой взвалит старшего следователя себе на плечо и обеспечит его доставку к месту назначения. А в конце просто стряхнёт груз на палубу фешенебельной яхты. Сергей Ильич улыбнулся про себя.

Волобуева пригласили сесть в чёрный джип «Лексус». Александр сел вместе с ним в машину, но на переднее сиденье, рядом с водителем. За «Лексусом» последовал джип «Мерседес» с затемнёнными стёклами. Старший следователь иронично подумал про себя: «Всё, как и полагается у олигархов».

Несмотря на довольно раннее время для курортного города и прохладный ветреный день, отдыхающих на улице было много.

По дороге все молчали. Александр, судя по всему, либо не имел права разговаривать с гостями, либо просто не знал, о чём говорить с человеком из СКР.

Худшие ожидания Волобуева подтвердились. Минут через сорок машина медленно подъехала к причалу, где их уже ожидал быстроходный катер небольшого размера. С невозмутимым лицом и бешено колотящимся сердцем Сергей Ильич по трапу спустился на палубу.

К его удивлению, достаточно короткая поездка до яхты оказалась не такой уж и страшной. Либо организм не сразу среагировал на волны и болтанку, либо внутренняя концентрация помогла преодолеть страх, но на красавицу яхту он прибыл живым и бодрым.

Волобуев плохо разбирался в морских плавсредствах, но яхта показалась ему огромным кораблём. Как по размерам, так и по внешним признакам это был настоящий корабль, на котором можно было ходить и по морям, и по океанам. Вначале с берега она ему такой не показалась. Здесь была даже вертолётная площадка. Сергею Ильичу в голову пришла глупая мысль о том, какое количество квадратных метров полезной площади имелось на чудо-яхте.

Александр провёл его в просторное помещение с панорамным видом на море, служившее столовой. Здесь размещалось около дюжины столов для гостей, но лишь один был накрыт для еды. Как только Волобуев зашёл в это помещение, человек, сидевший за столом, энергично поднялся и зашагал ему навстречу.

– Сергей Ильич! Как я рад, как я рад! Ну разве мог я мечтать, что в один из дней вы, наш российский Шерлок Холмс, посетите меня на моей шаланде?

От всего этого неожиданного изливания любезностей Волобуев несколько опешил. К тому же, он ещё не понимал, как должен был себя вести с этим человеком, который легко был вхож в кремлёвские кабинеты. Панибратства он себе никогда не позволял. Но, в то же время, в интересах возможного предстоящего расследования ему следовало расположить к себе этого человека. В данный момент он с удовольствием отметил, что Орлов был явно предрасположен к разговору. Это чувствовалось и по его продолжительному рукопожатию, и по добродушной улыбке, и по тону речи. Он ещё не знал, где была граница искренности, а где игра слов, свойственная всем людям, но был уверен, что сможет определить это со временем.

– Вряд ли, Михаил Анатольевич, я гожусь на роль российского Шерлок Холмса. У меня и стиль другой, и задачи совсем другие, да и человек я подневольный.

Орлов моментально понял намёк Волобуева о подневольности.

– О, Сергей Ильич, надеюсь, вы не в обиде на меня? Разве важные государственные люди не просили Шерлока Холмса о больших и небольших одолжениях в виде различных расследований? Да, о них не пишут в газетах, но иногда говорят в верхах. Лично премьер несколько лет назад рассказал мне историю о том, как вы расследовали кражу олимпийских медалей. Презанятнейшая история! Это только вы ошибочно считаете, что незаметны. Я, по правде говоря, тоже многого о вас не знал, пока не начал интересоваться. Давайте пройдём за стол, нам там будет удобнее.

Откуда-то из-за спины моментально появился вышколенный официант. Подождав, пока мужчины уселись, он предложил чай гостю и кофе хозяину яхты. Покончив с этим, он покинул помещение так же незаметно, как и появился там.

– Да, да, Сергей Ильич, – нарушил паузу хозяин яхты, – по правде сказать, прежде чем обратиться к вам, я навёл справки. Сами понимаете, люди в моём положении обязаны обдумывать каждый шаг в жизни с должной тщательностью. И если мой выбор пал на вас, то это не только стечение обстоятельств, как вам может показаться, но и неизбежная закономерность. Человек ваших качеств не мог остаться незамеченным. К тому же, и Генеральный прокурор, и шеф администрации Кремля были единодушны, когда каждый порознь назвали вас. Не скрою, в этом есть даже какая-то интрига. Во всяком случае, для меня. Я вам честно скажу – у всех вещей в мире есть две стороны медали. Если вы такой умный, порядочный и смекалистый, то почему за последние семь лет вам не повысили ни должность, ни оклад? Даже после пертурбаций с выделением Следственного комитета в отдельную организацию?

Волобуев удивлённо приподнял брови, что не осталось незамеченным собеседником.

– Я же признался, Сергей Ильич, что навёл справки, – фраза прозвучала то ли извиняющимся, то ли оправдывающимся тоном. – В наше время и не знаешь, кому можно доверять, а кому – нет. Вы, конечно, про меня и слышали, и читали… В прессе много чего пишут, много сплетен и грязи, сами знаете. Любая пресса в последние годы претендует на долю сенсационности.

Старший следователь лишь согласно закивал головой. Он предпочитал молчать и производить впечатление внимательного слушателя. Это располагало собеседника к большей искренности, и не давало ему возможности сбиться с мысли. Хотя, по собственному жизненному опыту, Волобуев знал, что далеко не все люди умели связанно и последовательно мыслить и уж, тем более, выражаться.

– Сами понимаете, – продолжил Орлов, – свободный рынок и стремление к максимальной прибыли. СМИ ищут сенсации для увеличения тиражей и большей аудитории. Отдельные люди и их личная жизнь становятся мишенью…

Неоконченная фраза повисла в воздухе. После некоторой паузы, многозначительно улыбнувшись, он продолжил.

– Конечно, эти личности тоже иногда принимают меры, чтобы не делать свою частную жизнь достоянием многих…

Волобуев вспомнил, как несколько лет назад его собеседник с потрохами купил медиа-холдинг, который, почему-то, любил вмешиваться в личную жизнь Орлова, к тому же обсуждая до мельчайших подробностей любые принимавшиеся им стратегические решения. «Конечно, – подумалось старшему следователю, – когда у тебя за спиной мешок с десятью миллиардами долларов, то почему бы не покуражиться и не прикупить крикливые и надоедливые СМИ?»

– Знаете, Сергей Ильич, я уважаю две вещи в характере людей: лояльность и цельность личности. С людьми, обладающими обоими этими качествами, приятно иметь дело. А самое главное – надёжно. Судя по всему, вы – один их них.

– Спасибо за оценку, – вежливо, но сухо поблагодарил Волобуев.

– Ну, Сергей Ильич, благодарить меня не за что. Я лишь констатирую. А вот вы являетесь носителем этих качеств. Это я вас заранее должен благодарить за то, что вы готовы меня выслушать. И не только…

Последние слова прозвучали одновременно многозначительно и заговорщически. Старшему следователю по особо важным делам успела надоесть вся эта вводная часть, состоявшая из намёков и витиеватых фраз. Однако внутреннее чувство подсказывало, что следовало набраться терпения.

– Итак, – вздохнул олигарх, – вы, наверное, уже подустали от моего трёпа и спрашиваете себя, о чём вообще идёт речь, и почему вас так срочно вытащили из Москвы. Скажу вам откровенно: всё это моё словоблудие в данный момент легко можно объяснить одним простым фактом. Я, представьте себе, не знаю, с чего начать. Столько всего… Вот такое прозаичное признание.

В эту минуту лицо Орлова представляло собой смесь глупой улыбки и грустного взгляда.

– Вы начните с чего-нибудь, а дальше дело само пойдёт, – подбодрил его Волобуев. – Наш мозг в процессе работы сам подсказывает правильные ходы и решения.

– Да, вы, наверное, правы на все сто, – согласно кивнул головой его собеседник. – Пожалуй, я начну с определённой точки, а уж вы потом сможете мне помочь с более детальным рассказом.

– Вы не будете возражать, если я стану делать заметки? – вежливо поинтересовался Волобуев.

Для этого случая у него с недавних пор всегда был с собой маленький диктофон. Но диктофон мог отпугнуть олигарха, поэтому простой блокнот и ручка были, в данном случае, оптимальным вариантом.

За бортом был слышен гул ветра и шум разбивавшихся волн. Море было по-прежнему неспокойным, день – тусклым и серым, что наилучшим образом совпадало с настроением Волобуева. Здесь, на этой фешенебельной яхте, он чувствовал себя несчастным узником, страдальцем и мучеником. «Ну что их привлекает в этих яхтах?» – думал он про себя и проклинал судьбу, которая сделала посещение этой яхты в такую погоду обязательным событием.

К тому же, старший следователь почувствовал, как внутри его стал нарастать протест. Он не мог себе объяснить, почему и как, но уже это ощущал. Вначале он подумал, что всё началось после того, как олигарх признался в том, что заранее разузнал подробности о следователе. Однако затем ему в голову пришла мысль о том, что это раздражение он привёз вчера из Москвы, и это чувство лишь разрасталось и увеличивалось в объёме.

Ему не доставляло никакого удовольствия быть чьей-то прихотью. Но, судя по всему, именно так оно и было. Сильные мира сего могли дёрнуть любую ниточку, и государственная машина, как хорошо настроенная и послушная марионетка, приходила в движение, цепляясь за воздух своими подвешенными ручками и по команде открывала рот. Ему в какой-то момент даже стало стыдно за себя. И ещё больше за Следственный комитет РФ. Теперь его пребывание на этой яхте в ветреный осенний день казалось не только нелепым, но и обидным.

Пока Орлов пил кофе, собираясь с мыслями, Волобуев незаметно его рассматривал. На вид ему было около пятидесяти. Лицо вытянутое, овальное. Высокий лоб и короткая стрижка ещё больше подчёркивали это обстоятельство. Нос был с небольшой горбинкой, глаза проницательные, серые, теперь хорошо сочетавшиеся с сединой. Скулы несколько выдавались на худом лице.

Эмоциональность собеседника подчёркивали морщины на лбу и возле глаз. Каждый раз при разговоре его лицо превращалось в живое «перекати-поле». Морщины двигались, соединялись, исчезали, опять всплывали, меняли направление, увеличивались и медленно замирали.

Наконец он откашлялся и начал, устремив свой проницательный взгляд на старшего следователя.

– Вам придётся выслушать, хоть и в сжатом виде, историю моей семьи, – улыбнулся хозяин яхты, хотя глаза его, при этом, оставались серьёзными и задумчивыми.

– Понятно, – вздохнул Волобуев, совершенно не уверенный в том, зачем он находился на яхте и чего от него хотели.

– Много лет назад старший брат моего прадеда, штабс-капитан Григорий Ипполитович Куприянов-Седой, был адъютантом генерала Свиты его Императорского Величества Павла Семёновича Свиридова. Прадеда моего звали Иван Ипполитович Куприянов-Седой. Родились они в семье потомственного военного, но мой прадед, в отличие от своего брата, отказался от военной службы и стал инженером. Он бредил аэропланами, тогда это было в моде, и потому выбрал специальность, которая могла открыть ему путь в небо. Григорий Ипполитович был женат на дочери богатейшего сибирского золотодобытчика Заносова. Заносов был известной личностью, меценатом, дружил со Столыпиным¹, пока того не убили, пользовался покровительством императорской семьи. Как раз на каком-то приёме в Санкт-Петербурге и познакомились его дочь и брат моего прадеда. Поженились они в 1916 году, а потом, как вы понимаете, жизнь их закрутила в жестокой свистопляске: Первая мировая война, потом революция большевиков, эмиграция… Но всё по порядку. Вы ещё не устали?

Волобуев усмехнулся.

– Устать не устал, но имена прилежно записываю. Раз вы начали с прадедов, то мне ещё предстоит много работы по вашей генеалогии, верно?

– Увы, что есть то есть, – задумчиво согласился Орлов. – Я постараюсь быть кратким, а вы потом сами решите, о чём расспросить меня поподробнее. Итак, брат моего прадеда с супругой и маленькой трёхлетней дочерью в ноябре 1920 года покинули, вместе с другими беженцами, Крым. Армия Врангеля разбита, шансов победить большевиков больше не оставалось. Их первая остановка – Константинополь. Многие оттуда перебираются в Болгарию, которая к тому времени уже приютила у себя остатки деникинской армии. Но брату прадеда удаётся вместе с семьёй добраться до Парижа. Однако долго они там не задержались, и через полтора года уехали в Берлин. Из-за инфляции жизнь в Германии была дешевле, чем во Франции. Не было такого наплыва русских, поэтому оказалось легче устроиться. Вы, Сергей Ильич, вообще представляете, сколько русских попало во Францию в период с 1919 по 1939 год?

Волобуев встрепенулся, как будто его застали врасплох.

– Много. Знаю, что много, но точной цифрой никогда не интересовался.

– Да, их было много по тем временам. Я сам не знал этой цифры, пока не стал интересоваться всей этой историей семьи. Сорок пять тысяч русских поселились в Париже и его пригородах. И это только Париж! По тем временам цифра неслыханная. Это сейчас никого не удивишь такими цифрами. Век глобализации, миграция населения и так далее. А тогда это было нашествие всего русского. Короче, до 1924 года брат прадеда с семьёй жил в Берлине, но после стабилизации немецкой марки и первых признаков нацизма они возвратились в Париж.

Волобуев кашлянул, давая понять, что хочет задать вопрос. Орлов остановил свой рассказ и выжидательно посмотрел на гостя.

– Михаил Анатольевич, насколько я вас правильно понял, жена брата вашего прадеда была не из бедной семьи. Что, в революцию они всё потеряли?

Олигарх усмехнулся.

– Сергей Ильич, вы действительно молниеносно соображаете и реагируете. Да, вы правы, реально это были очень богатые люди. Но это до революции и Гражданской войны. После всех катаклизмов они остались просто богатыми. Заносов имел недвижимость в Париже задолго до революции. Мой прадед ещё в 1918 году отдал своему брату кое-какие ценности и золотые червонцы. Сам же выбраться не смог. Заносов успел от кое-чего избавиться, переправив золото и семейные драгоценности в Париж. Но сам слишком долго задержался в России, веря в мощь Антанты². Однако в этот раз просчитался. Его расстреляли красные без суда и следствия как предателя и финансиста врагов пролетариата. А, отвечая на ваш вопрос, замечу, что Григорий Ипполитович, разъезжая между Парижем и Берлином, искал не работу, а выгодное вложение своим уцелевшим капиталам. И, в том числе, своего брата.

Волобуев понимающе кивнул головой и что-то пометил в своём блокноте.

– Цифры имеют значение? – поднял он голову.

– Цифры, Сергей Ильич, всегда имеют значение. Но не в данном случае. Никто не знал, ни сколько дал мой прадед, ни сколько денег было у его брата. Да и дело, возможно, не в этих деньгах. Хотя, возможно, я и ошибаюсь…

Волобуев недоумённо посмотрел на Орлова.