Читать книгу: «Деньги и просвещение. Том 1», страница 4

Глава 4. До чего техника дошла

Город Юдвина, административный центр Юдвинской губернии, Марнейская империя. Речной порт. День.

Торчать в трактире не имеет никакого смысла, лучше пройтись. На Податной улице во всю бушует весна. Саян расстегнул пуговицы на новеньком сюртуке, он не в армии и уставной вид не нарушает. Лёгкий ветерок приятно омыл грудь и чуть остудил разгорячённое лицо. Деревья вдоль тротуаров оделись в ярко-зелёную листву. На маленьких газончиках под ними поднялась ещё ни разу не кошенная трава. Через грохот телег, повозок и людской гомон то и дело пробивается щебет воробьёв.

Полдень, время приостановить работу и как следует перекусить. Из распахнутых окон домов, приоткрытых дверей трактиров и чайных то и дело долетают запахи жаренного мяса, хлеба, лука, чеснока и свежего пива. Но на полный желудок убойные запахи более не злят и не вызывают желания кого-нибудь убить.

Весна! Саян вдохнул полной грудью прохладный воздух. Сейчас бы скакать и радоваться жизни. Пригласить какую-нибудь красотку на свидание, на романтическую прогулку по парку или речной набережной. Но, но, Саян сердито поморщился. Великая цель? Или великая месть?

Кстати, о набережной. На очередном перекрёстке Саян свернул в сторону речного порта. В любом случае оседать в Юдвине он не собирается. А путешествие хоть на другой конец Мирема всё равно придётся начать с речного порта. Наняться моряком – самый верный способ не только сэкономить на проезде, но, заодно, и заработать. Только, куда ехать? Что делать?

– Держи!!! Хватай!!!

Грохот и треск взрывной волной прокатились по узкой улочке. Саян тут же сиганул в сторону и присел возле стены дома. Дар Создателя на руке нервно запульсировал. Что это было?

– Ты что, скотина, наделал?

– Так, это, уважаемый, они сами упали!

Саян нервно рассмеялся и встал в полный рост. За раздумьями не заметил, как ноги сами привели его в речной порт Юдвины. Возле причала порушенный штабель пустых бочек. Грузный мужик лет пятидесяти с окладистой бородой, в добротной шерстяной рубахе навыпуск на чём свет стоит честит простого работягу в грязной холщовой рубахе и в драных штанах.

– Смотри у меня! – мужик с окладистой бородой поднёс к носу работяги пудовой кулак. – Вычту из заработка!

– Так, это, уважаемый, в порядке же всё. Ни одна бочка не треснула, – работяга в драных штанах пытается пугливо оправдаться.

Саян двинулся дальше. Речной порт живёт обычной жизнью. У длинных причалов пришвартованы баржи и парусники. Вереницы грузчиков таскают на суда и обратно на берег мешки, кули, кирпичи, брёвна и прочие грузы. Толстые доски настилов мелко трясутся под драными грязными лаптями.

Саян остановился на самом краю набережной и опустил глаза. Внизу, между каменной стеной причала и деревянным бортом баржи, лениво плещется вода. Низенькие волны словно пытаются взобраться по массивному камню, но лишь бессильно откатываются обратно в реку. А вот этого двадцать три года назад точно не было.

Носок ботинка поддел колотую щепку. Саян склонил голову на бок. Набережная и причалы облицованы камнем. Не иначе городские власти наконец-то поняли, за чей счёт пополнятся казна Юдвины. На ту сторону Станового хребта к побережью Бескрайнего океана и в обратном направлении идёт огромное количество грузов. Транзит и транзитная торговля в первую очередь наполняют казну Юдвины. А всё остальное, магазины, трактиры, бани и лавки, лишь обслуживают тех, кто занимается транзитом и транзитной торговлей. А это что такое? От удивления Саян вытянул шею. Из глубины порта над крышами пакгаузов тянется шлейф чёрного дыма.

Неужели пожар? Саян в недоумении огляделся по сторонам. Да нет, всё как обычно. Мимо вразвалочку прошёл матрос. Рядом бородатые мужики в лаптях и полосатых штанах затаскивают на борт баржи пиленые доски. Порт живёт обычной жизнью. Никто и не думает поднимать тревогу, хватать багры и вёдра и вызывать из города пожарную команду.

Тем более странно, Саян развернулся в сторону дыма. Баржи и парусники, штабеля досок и бочек, крыши и стены пакгаузов – всё, буквально всё, из дерева. Тёплый сухой день с лёгким ветерком и в аккурат с реки. Не дай бог красный петух крылом взмахнёт. Полыхнёт так, что мало не покажется. Да и город рядом. Однако порт упорно не обращает внимания на чёрный шлейф дыма. А это уже интересно, Саян прибавил шаг.

Из-за угла серого пакгауза открылось чудное зрелище. Саян даже замер от удивления. На каменном причале работает, бренчит и пыхтит паром самая настоящая машина. Балка, крюк, чёрные от смолы канаты. В кабине со снятыми окнами молодой человек в чёрной инженерной куртке и в задорно сдвинутой набок фуражке увлечённо дёргает за рычаги.

Так это же, Саян тихо захихикал над собственными страхами, кран. Паровой кран. Из толстой длинной трубы за кабиной валит тот самый чёрный дым. Саяну ещё четверть века назад, до переселения в «Там, где живёт вечность», довелось прочесть в каком-то научном журнале о паровых машинах во Фатрии. Они там что-то крутили, вращали, кажется, воду из шахт откачивали.

Саян подошёл ближе, его тут же обдало влажным теплом. Из-под кабины вырвалось облачко пара. Точно из Фатрии. На стальном боку парового крана гордо красуется эмблема: полукруглый котелок над символическим костром с тремя язычками пламени, а сверху нависает молот. Над эмблемой надпись на фатрийском: «Экор. Паровые машины». Это должна быть та фирма, что сделала этот паровой кран.

Недалеко от крана на старом бочонке скучает старичок в коротком полушубке. То ли сторож, то ли смотритель порта, то ли праздный зевака.

– Скажите, уважаемый, – Саян остановился возле старичка, – что это за чудо такое?

Старичок смерил Саяна презрительным взглядом, словно перед ним предстал деревенский дурачок, который упорно не понимает, почему это вода мокрая.

– Это фрийский кран на пару, понимаешь, – высокомерно протянул старичок. – Его господин Липадос из самой Фритии привёз, понимаешь. Вот до чего техника дошла, ни черта ты не понимаешь.

А действительно, Саян вновь уставился на пыхтящую паром машину, до чего техника дошла. Паровой кран за раз поднимает большую связку брёвен, плавно переносит её через борт баржи и аккуратно опускает через распахнутых люк прямо в трюм. Судя по коре, это горный кедр, весьма ценный товар в центральных и южных губерниях Марнеи. Молодой инженер-механик в кабине за рычагами управления разом заменяет пару десятков дюжих грузчиков, да и работает гораздо быстрее. Лишь двое помощников на пристани стропят толстыми канатами брёвна, да ещё двое в трюме баржи принимают и складируют их.

Контраст более чем разительный. Чуть дальше по причалу под загрузкой стоит ещё одна баржа. С борта на берег перекинут широкий помост. До боли знакомая картина: вереница грузчиков вытаскивает из трюма мешки и складывает их внутри распахнуто настежь пакгауза. Бородатые мужики с мускулистыми руками буквально с ног до головы обсыпаны белой пылью. Не иначе в мешках мука.

Именно таким образом на протяжении тысячелетий, во всех без исключения портах, у всех без исключения народов и стран, загружали и разгружали речные и морские суда. Точно такие же бородатые мужики с мускулистыми руками и крепкими спинами таскали мешки, кули, тюки и прочие грузы туда-сюда. Тысячи лет до недавних пор, пока, Саян повернул голову, им на смену не пришли машины. Пройдёт не так уж и много времени, когда появится контейнер, так называемый крупнотоннажный контейнер стандартного размера и конструкции. И вот тогда привычные сейчас вереницы грузчиков окончательно уйдут в историю. Уже не паровые, а электрические краны будут загружать и разгружать огромные контейнеровозы.

Твою мать… Саян в немом изумлении уставился на пыхтящий паром кран. Догадка, озарение словно молния шибанула между глаз. Неужели дождался? Неужели «вселенная ответила» ему? И как только сразу не понял? «Мир меняется всё быстрее и быстрее. Наступает эпоха стали и пара», всплыли в памяти слова учителя Висара. И он же: «Всё, что хотят фатрийцы, так это без налогов и пошлин продавать гунсарцам свои товары». Саян перевёл дух. «Вселенная и в самом деле ответила» ему, а он едва не проворонил её ответ.

Саян прожил на Миреме почти шесть тысяч лет. Повидал он всякое, да и сам поспособствовал много чему. Иначе говоря, он давно убедился, что история Земли и история Мирема в общих чертах совпали полностью. Нет, не так, Саян тряхнул головой. Общих черт как раз очень мало. Другое дело логика исторического развития. Конечно, здесь, на Миреме, своя специфика. В первую очередь это менги. И во вторую, если начистоту, прогрессорская деятельность трёх бессмертных друзей. Но и здесь были рабовладельческие демократии как в Древней Греции. Была своя эпоха Великих географических открытий. Была и внешняя экспансия наиболее развитых стран по захвату колоний.

Яркий пример – Стирия на материке Ларж. В разгар эпохи Великих географических открытий восточную часть материка заселили выходцы из Фатрии. Климат южной части колонии оказался весьма благоприятным для выращивания хлопка и сахарного тростника. Так возникли многочисленные плантации. Но кто будет на них работать? Фатрийцам потребовались рабы. Вот, только, своей Африки и негров на Миреме не нашлось. Зато нашёлся материк Чалос и многочисленные государства менгов на его северном побережье.

Доподлинно неизвестно, какому именно фатрийскому купцу самому первому пришла в голову гениальная мысль покупать у менгов-правителей преступников и прочих обречённых на смерть невольников. Очередной местный царёк охотно и по дешёвке продал подданных иноземцу с большой выгодой. Так менги оказались на плантациях Стирии в качестве бесправных рабов.

Очень быстро и фатрийские купцы, и местные менги-царьки вошли во вкус. Так на Миреме появился свой «Золотой треугольник». Купец закупал во Фатрии товар, те же ложки, вилки, ткани. Отвозил товар на материк Чалос, где и продавал с большой выгодой. На вырученные средства купец покупал у местных царьков их же подданных и отвозил новообращённых рабов в Стирию, где и продавал их с большой выгодой. Уже в Стирии фатрийский купец закупал колониальные товары, хлопок, сахар, и отвозил их на родину, где и продавал с большой выгодой. И цикл повторялся вновь и вновь. Если прикинуть, то это же едва ли не один в один история рабовладения на юге США.

Неизбежность исторического развития привела к тому, что и здесь, на Миреме, начался свой девятнадцатый век с его колониальными империями, научно-техническими изобретениями и открытиями, с массовым появлением паровых заводов и фабрик. Эпоха стали и пара. Ну конечно же, Саян хлопнул сам себя ладонью по лбу. Паровой двигатель уже изобретён. Яркое тому доказательство пыхтит паром и спорно загружает баржу тяжеленными брёвнами.

А после девятнадцатого века начнётся век двадцатый с его революциями и мировыми войнами. Осталось не так уж и много времени до изобретения ядерной бомбы и полётов в космос. Главное же, началась глобализация. Как и Земля в своё время, Мирем перестал быть «безграничным миром». Пароходы, паровозы и телеграф очень скоро сделают его «маленьким».

В глубине души Саян Умелец всегда ждал и всегда боялся наступления аналогов девятнадцатого и двадцатого веков на Миреме. И вот, наконец, дождался. Если великая цель осталась прежней, то подход к великой мести нужно менять. Какой теперь смысл заваливаться в какую-нибудь страну менгов и резать глотки наиболее талантливым учёным и мыслителям? Нет, теперь это не сработает. И тех и других стало слишком много. Наука вот-вот перестанет быть уделом гениальных одиночек. Очень скоро наука начнёт превращаться в отдельную отрасль промышленного производства.

– Велика месть, – тихо произнёс Саян.

Да, точно она – великая месть. Очередную жизнь он посвятит великой мести. Дормана, государство на западной оконечности материка Чалос. Самое развитое и богатое государство менгов. Если ничего не делать, то со временем она наберёт силу и элементарно завоюет прочие государства менгов на Чалосе, либо иным образом втянет их в свою сферу влияния. А это значит, что в лице Дорманы человечество получит мощный противовес. Саян поёжился, от такой крамольной мысли аж мороз по коже. Для него лично это будет величайшее поражение, позор, который не получится смыть даже с помощью харакири. Ведь тогда он просто воскреснет на Утёсе в Тивнице в очередной раз, и в очередной раз придётся расхлебывать последствия.

Теперь надо действовать и мыслить иначе, глобальней. Не будет никакого смысла, если он приедет в Дорману и начнёт вредить менгам привычным образом. Нет. Теперь нужно создать прямо на материке Чалос достойный противовес древнему врагу. Лучше всего возвысить какое-нибудь государство людей. Причём возвысить его до такой степени, чтобы оно сперва втянуло в сферу своего влияния прочие государства людей на материке Чалос, а уже после завоевало государства менгов, в том числе и саму Дорману.

Отличный план! Саян самодовольно улыбнулся. Вот оно, то самое, что он так долго не мог понять: очередную жизнь он посвятит великой мести, только сделает это как великую цель. И какое государство возвысить? Вопрос риторический – конечно же Рюкун.

Из всех государств людей на Чалосе Рюкун возник самым первым и долгое время доминировал над всеми прочими государствами людей на западе материка. Примерно как Китай на Земле оказывал громадное влияние на весь Дальний Восток. Если глянуть на карту, то Гунсар заметно крупнее Рюкуна. Да только феодальная раздробленность традиционная Ахиллесова пята гунсарцев. Как высказался какой-то мыслитель, гунсарская аристократия из века в век выступала единым фронтом за то, чтобы каждый из аристократов был сам по себе. Не то что сейчас, а исторически король Гунсара был фигурой номинальной, не более чем первый среди равных. Не говоря уже о том, что этих самых королевских династий в Гунсаре сменилось превеликое множество. Вполне закономерно, что фатрийцы влезли туда и подержали Готара Ремана. Менять династию в очередной раз они не стали, может не сочли это дело выгодным.

Решено! От восторга Саян хлопнул ладонями. Он отправится в Рюкун, чтобы возвысить его и сделать из него противовес Дормане, государству менгов на материке Чалос. Для него лично это будет величайшая победа, даже двойная победа: прогресс человечества и регресс менгов. Ради чего собственно он и коптит воздух Мирема вот уже скоро шесть тысяч лет как.

Что особенно приятно, великая месть будет с дальним прицелом. Саян самодовольно потёр руки. Возвысить Рюкун нужно так, чтобы он непременно подмял под себя весь Чалос. И тогда менга будет хана! Но нужно торопиться. Ведь рядом, в Гунсаре, ошивается Фатрия. А это не есть хорошо.

Аж гора с плеч. Саян выпрямился и расправил плечи. На душе сразу стало легко и свободно. Так и тянет затянуть какую-нибудь разухабистую песню, но лучше этого не делать, окружающие не поймут. Решение принято, а это значит, что прочь все сомнения.

– Скажите, уважаемый, – Саян вновь повернулся к важному старичку на старой бочке, – куда направляется эта баржа?

– Вестимо куда, понимаешь, – старичок сердито тряхнул седой бородой. – В Тивницу, куда же ещё?

А, ну да, куда же ещё. Тивница находится ниже по течению, это как раз по пути.

– А не подскажите, где можно найти её капитана?

– Так вот же он, глаза разуй, понимаешь, – старичок кивнул в сторону баржи. – Уважаемый Рант на палубе стоит, глазами зыркает, погрузку бдит, понимаешь.

– Благодарю вас, – Саян вежливо поклонился, понимаешь.

С борта баржи на пристань вместо полноценного трапа переброшен грубо сколоченный настил. Широкие шляпки гвоздей затянуты ржавчиной. Саян поднялся на палубу. Хорошие работники всегда нужны, если не с крепкими руками, то с крепкими мозгами точно. Если получится договориться с капитаном Рантом, то недели через две Саян сойдёт на берег уже в Тивнице. Уже в столице можно будет наняться на другое судно и отправиться ещё ниже по реке, уже по Акфару, и далее через море Дебар, Южный океан и до Рюкуна. Пусть путешествие не будет лёгким и комфортным, зато питание и кров за счёт владельца баржи.

Глава 5. Великий скок

Город Киатриум, государство Аргуния, колония Фатрии. Новый порт, пирс Услада. Ночь с 8 на 9 июня 5735 года.

Четыре сотни лет семейных преданий. Десятки поколений предков, что прославили себя и весь род на службе Его Величества. Род фатрийских дворян Калиных должен возродиться! Тем более должен, раз сам Великий Создатель в безграничной мудрости своей возложил на него сие тяжкое, но величественное и захватывающее, бремя. Но страшно. Будто и этого мало, душу грызут сомнения.

Алил Калин, рядовой Первого батальона Аимканского пехотного полка, машинально прижался к земле, будто попытался растечься по ней лужей воды. В щели между пакгаузами царит тьма, тут не то, что один человек, целый взвод спрятать можно, хрен кто заметит. Однако от волнения сердце ходит ходуном, во рту пересохло, а на лбу выступила испарина. И вряд ли дело в том, что в Аргунии, в тропической стране, даже в глухой час ночи жарко и влажно.

Место для наблюдения выбрано очень удачно, Алил не зря присмотрел его заранее, ещё днём при свете Геполы. Так-то официально пирс имеет какой-то там номер, то ли пятый, то ли вообще пятнадцатый, однако в народе его упорно называют иначе – Услада. Нужно признать, прозвище более чем точное.

Широкий пирс вдаётся в грязные воды Тилсары на несколько десятков метров. Всего два парусника пришвартованы к его левому боку. Речные воды тихие, оба судна не скрипят и не качаются. В отличие от собратьев по правую и левую стороны, Услада ярко освещён. Целых четырнадцать масляных фонарей заливают толстые доски настила неровным жёлтым светом. Четверо часовых в красных мундирах и с мушкетами на плечах бродят туда-сюда словно заведённые солдатики. Да, рядовые то и дело останавливаются, оглядываются, даже зевают, но непременно топают и топают дальше. В глухой час ночи огромный порт наконец-то утих, словно уснул, от чего скрип досок под грубыми солдатскими башмаками кажется особенно громким и пронзительным.

А вот и господин офицер, Алил презрительно скривился. Под широким навесом отлично виден ещё один красный мундир, офицерский, с аксельбантом и сшитый более ладно. Грузная фигура развалилась в плетёном кресле. Рядом на столике, посреди пустых бутылок и кружек, валятся треугольная шляпа. Громкий храп извещает на всю Усладу, какая же трудная и ответственная служба у господина лейтенанта Ветига, командира Второй роты. Эту жирную свинью Алил легко узнает даже в полной темноте и за километр.

Как же тяжела и неблагодарна участь простого солдата, Алил от злости сжал кулаки, сквозь зубы прорвалось недовольное шипение. Господин лейтенант в наглую дрыхнет на боевом посту. Но не дай бог он проснётся и заметит, что кто-то из солдат из простонародья решил последовать примеру командира, присел или хотя бы прислонился к фонарному столбу. Сперва будет дикий ор, а потом на бедолагу свалится вся тяжесть строевого устава вплоть до публичной порки на плацу. Зато этому жирному борову, как и всем прочим офицерам, что в наглую дрыхнут на посту, ничего и никогда не бывает.

Мысли о несправедливом устройстве мира враз вылетели из головы, когда взгляд Алила упал на самое главное, ради чего под навесом дрыхнет лейтенант Ветиг, а четверо его подчинённых механическими солдатиками грохочут башмаками по толстым доскам пирса. Под огромным куском брезента легко угадывается аккуратный штабель деревянных ящиков. Алил потянул носом, даже на расстоянии в сотню метров можно почувствовать запах денег, больших денег, очень больших денег. А для простого рядового Аимканского пехотного полка деньги просто бешеные.

Содержимое одного только ящика с лихвой перекроет жизни всех четырёх солдат, включая стоимость красных мундиров, треуголок и мушкетов. А господин лейтенант? Алил задумчиво скосил глаза в сторону. С лейтенантом Ветигом несколько сложнее. Хотя, Алил скривился. Лейтенант Ветиг хоть и дворянин, только вряд ли его род может похвастаться богатством и влиянием. Содержимого одного ящика с лихвой перекроет и жизнь господина офицера тоже, включая его красный мундир, треуголку и шпагу на поясе.

Как говорил Кривой, давний подельник и наставник Алила по воровским делам на улицах Вардина, только серьёзный скок реально поднимет бабло. А скок и в самом деле предстоит серьёзный. «Это тебе не мелочь по карманам тырить» – в памяти всплыл ещё один любимый афоризм Кривого. А деньги нужны, очень нужны. Ну не на жалкие же артаги солдатского жалования ему выкупать родовые земли и замок?

Этот скок Алил задумал больше месяца назад. Казалось бы, подготовил и продумал всё отлично, даже идеально. Дождался, когда в ночь с субботы на воскресенье на Усладе опять появится груз, который в обязательном порядке будут охранять. Что не менее важно, очередь караулить выпадет Второй роте, а не Четвёртой, где служит сам Алил.

Когда после отбоя товарищи по роте принялись храпеть в тёмной и душной казарме на все лады, Алил тихо выбрался из-под одеяла и, в одних подштанниках и нательной рубахе, отправился на улицу в толчок, в длинный и узкий глинобитный сарай возле наружной стены. Расчёт более чем верный: красный мундир, штаны, башмаки и треуголка остались возле топчана. Если то глянет, то решит, будто солдат выбрался посреди ночи по малой или большой нужде. Ну с кем не бывает.

На самом деле Алил вытащил из тайника другую одежду и облачился в тёмные штаны, рубаху, кожаную жилетку и небольшую шапочку серого цвета. Главное, он надел на ноги лёгкие низенькие сапожки на тонкой подошве. Пусть ступни ощущают едва ли не каждый камешек на дороге, зато такая обувка не гремит в темноте на всю округу. В ней можно даже лазить по деревьям и перебираться через заборы.

Дыра в заборе является самым большим секретом солдат и сержантов Первого батальона. Ведь через неё можно выбраться в город в самоволку, в обход караула у ворот. Под видом праздного гуляки Алил прошёл через весь Цунгун, район, где находится казарма Первого батальона и где живут фатрийцы с прочими иноземцами. Был риск наткнуться на знакомого офицера, но пронесло.

Самым большим испытанием стал сам Новый порт. Казалось бы Алил изучил его вдоль и поперёк, все эти проходы, переходы, переулки и тупички между многочисленными пакгаузами, конторами, мастерскими и прочими глинобитными хибарами непонятного назначения и смысла. Но то было днём, когда на небе ярко сияла Гепола. В темноте… Алил потёр ушибленный лоб. В темноте с первых же метров ему показалось, будто он попал в чужой в напрочь незнакомый город. И лишь само проведение вывело его прямо на пирс Услада.

Дольше и упорней всего Алил думал над самым главным – как добраться до содержимого заветных ящиков, а потом по-тихому унести ноги. Продумал всё вплоть до мелочей. Не забыл прихватить мешок из прочного холста, небольшую фомку и даже небольшой кинжал на случай, если придётся что-нибудь, а то и кого-нибудь, резать. И… В самый ответственный момент страх взял за горло, Алил судорожно сглотнул.

Год назад, на улицах Вардина, было куда проще. А всё потому, что он «ходил под Кривым». Как на самом деле зовут подельника и откуда он родом Алил не знал, да никогда и не стремился узнать. В преступном мире не принято лезть в душу. Главное, под Кривым было спокойно и надёжно. Более зрелый и опытный вор сам и только сам подбирал лавку, дом или даже квартиру «жирного индюка» для очередного скока. Несколько позже, как правило в глухой час ночи, они с Кривым проникали в «номер» и выносили всё мало-мальски ценное. Конечно, бывало всякое, в том числе и полный голяк по части хабара. Так как-то раз они проникли в квартиру, казалось бы, особо «жирного индюка», но на деле жилец оказался «тощим воробьём». Как позже выразился Кривой: «Кредиторы, дьявольское семя, хакнули индюка ещё до нас». Но одно всегда оставалось неизменным – они с Кривым ни разу не спалились.

В том-то всё и дело. Настал момент, когда Алил задумал собственный скок в тайне от подельника, чтобы не делиться с ним. По первоначальному договору Кривой выбирал первым и забирал себе три четверти добычи, а взамен учил «козлика» премудростям воровского ремесла. Тогда Алилу тоже казалось, что он всё тщательно продумал и просчитал. И… И тупо спалился прямо в «номере». Сторож, деревенский мужик с огромными грубыми руками, прищучил Алила прямо с мешком столового серебра за спиной во дворе господского дома. От тюрьмы Алила спасла взятка отца. Судья деньги взял охотно, но потребовал, чтобы Алил завербовался в армию и убрался прочь из Вардина, из весёлой и богатой столицы родной Фатрии. Увы, пришлось завербоваться рядовым, ибо денег отца на офицерский патент, по сути на ещё одну взятку, не хватило. Именно таким образом Алил оказался в Аргунии, в далёкой колонии, в жарком и душном Киатриуме, простым солдатом Четвёртой роты Первого батальона славного Аимканского пехотного полка. Алилу хватило всего недели, чтобы понять, что его окружают точно такие же как и он сам неудачники. Всё равно неудачники, даже если у них на плечах майорские погоны.

Алил нахмурился, вот почему страх взял его за горло в самый неподходящий момент. Или и в самом деле вернуться в казарму? От такой мысли Алил брезгливо скривился. И что дальше? Он так и будет всю жизнь тащить презренное ярмо солдата простолюдина, о которого господа офицеры старательно вытирают ноги? Максимум, чего он сможет добиться, так это дослужиться до старшины лет эдак через двадцать-тридцать. Если ещё раньше его не убьют во время подавления очередного бунта в какой-нибудь дыре. Благо в Аргунии зловонных дыр в избытке. Нет, Алил решительно тряхнул головой, ему всего восемнадцать лет (хоть он и выглядит на все тридцать). У него вся жизнь впереди. Здесь и сейчас решится, какая у него будет судьба, сумеет ли он возродить былую славу фатрийских дворян Калиных, или так и сдохнет простым солдатом где-нибудь в зловонной дыре на задворках великой империи.

К тому же… Самодовольная улыбка растянула губы. Память очень вовремя подсказала ещё один мудрый афоризм Кривого: «Трясучка – это пучком. Бойким и зорким будешь, а ещё очень шустрым. Иначе копы сцапают». И то верно: трусость – одна сторона монеты, а беспечность – другая. Никогда не стоит бросаться из одной крайности в другую. Всё, решено, Алил осторожно выпрямился в полный рост. Или он сейчас сорвёт банк, или так и останется до конца жизни презренным рядовым.

Набережная перед пирсами плотно заставлена штабелями бочек, ящиков, тюков и прочих грузов. Ещё в первую неделю службы Алил поразился, сколько же всяких товаров проходит через Новый порт. А ещё имеется Старый порт и куча пристаней по берегам Тилсары. Можно проскользнуть, но не стоит рисковать. Алил развернулся и скрылся в густой тени в щели между пакгаузами.

Пирс справа от Услады тоже заставлен штабелями товаров, по нему тоже бродит несколько сторожей с колотушками, но он едва ли не целиком погружён в темноту. Лишь кое-где горят масляные фонари. Алил пересёк набережную и спрыгнул на мелкий чуть влажный песок.

Лет двадцать назад Новый порт серьёзно обновили, в частности построили новые капитальные пирсы. Алил торопливо прошмыгнул под деревянный настил. В жарком и влажном климате Аргуны деревянные столбы, какими бы толстыми они не были, скорее рано, нежели поздно, сгниют под корень. Вот и пришлось заменить их на квадратные кирпичные столбы, на которых уже соорудить деревянный настил из длинный брёвен и толстых досок.

Под настилом темно. Вонь от гниющих водорослей и тухлой рыбы лезет в нос. Алил брезгливо сплюнул. Зато заблудиться невозможно. Впереди, словно путеводная звезда, светят фонари Услады. Но, главное, другое, Алил самодовольно улыбнулся. Сегодня не просто отлив, а большой отлив. Обычно мутная речная вода подступает прямо к каменной облицовке набережной, но сегодня она отступила метра на два, местами так вообще на четыре. В этом вся соль – под пирсами можно пробраться по узкой полосе песка. Главное, Алил присел на корточки, улучить момент.

Никого? Один часовой смотрит на берег, другой в сторону речного простора. Ещё двоих не видно вообще. Алил торопливо, но стараясь не шуметь, проскочил через открытое пространство между пирсами и шмыгнул под настил Услады. От волнения сердце застучало в груди, а на лбу выступил пот. Но, Алил прислушался, получилось! Получилось, чёрт возьми!

Башмаки часовых всё так же размеренно бухают по толстым доскам. Алил усмехнулся. Ему этот шаг хорошо знаком, когда стоять на месте нельзя, а спешить некуда. Со временем вырабатывается привычка ходить почти не сгибая ног, то и дело разворачиваясь всем телом из стороны в сторону. Будь иначе, часовые и забегали бы иначе, и шум бы подняли. Но нет, тишина, пока тишина, если так можно выразиться.

До этого была всего лишь разминка, впереди осталось самое трудное. Тут либо получится, либо нет. Во втором случае придётся очень и очень быстро уносить ноги. Алил осторожно выглянул из-под настила. Аккуратный штабель ящиков под брезентом буквально под носом, только руку протяни. Как в своё время объяснил сержант Курдан, по правилам особо ценный груз требуется складировать по середине пирса, как раз чтобы его было легче стеречь и сложнее украсть. Но! Как-то само собой получилось, что, спустя годы, особо ценный груз стали складировать на левом краю пирса, чтобы не загромождал проход к другим судам. На левой стороне осталась лишь узкая тропка для грузчиков и часовых. На вполне закономерный вопрос Алила, зачем этот особо ценный груз вообще оставляют на ночь на пирсе, сержант Курдан лишь пожал плечами. То ведает лишь высокое начальство.

Богатство! Огромное богатство! Только руку протяни. На этот раз вовсе не от страха, а от приятного возбуждения в животе запорхали бабочки. Но, Алил мысленно одёрнул сам себя, расслабляться нельзя. Под плотной тканью угадываются прямые углы и грани. Штабель сложен таким образом, чтобы было невозможно тихо и незаметно утащить хотя бы один нижний ящик. Для этого пришлось бы разобрать штабель буквально с самого верха. А это долго и сто пудов привлечёт внимание не то что часовых, даже вечно дрыхнущего дежурного офицера. Но имеется один нюанс.

Ага! То, что надо! Алил торопливо бросил взгляд туда-сюда и рывком запрыгнул на пирс. Погрузкой и разгрузкой судов занимается местная голытьба. Аргунским портовых грузчикам плевать как на сохранность товара, так и насколько правильно сложен штабель. Не разваливается? Начальника доволен? Ну и ладно, и так сойдёт. В результате же… Алил аккуратно приподнял край брезента. В результате один из ящиков во втором ряду стал косо. Самый нижний можно вытащить.