Читать книгу: «Юмор разных лет», страница 3

Глава вторая
Передача задачи

Передача начинается с секретного кода: RANDOM(X,Y,Z)

Из разговора автопилота с автоответчиком

В казарме, как обычно был полный бардак. Из сушилки воняло испорченным мясом. Ленинскую комнату то ли ремонтировали, то ли там складировали барабаны. В бытовке, по звукам, пристреливался самодельный гранатомет. В спальном отделении молодые играли в «призывной поезд». Две двухъярусные кровати изображали кровати, пяток дедов – дедов, дежурный за дежурного продавал водку по червонцу за бутылку. Не хватало только музыки и девочек. Как обычно, все это было сосредоточено в старшинской.

В старшинской было необычно тихо. Кроме того, прибрано и приятно пахло.

Обстановка напоминала нечто среднее между музеем космонавтики и комнатой фэна «Star Trek». Обломок турбокомпрессора ракеты-носителя «Протон», модель космического самолета, кусок приборной доски неизвестного аппарата, тюбики и пакеты с «космической» едой и пр. Стенки покрашены в темно-синий цвет с наклеенными звездочками из фольги и плотно увешены вырезками из фантастических журналов и рисунками космоса неизвестных художников. В центре в большой рамке находилась цветная фотография старшины в обнимку с Гагариным и Янгелем на фоне памятника (ракеты) в г. Ленинске.

Я поначалу решил, что ошибся дверью, но из ступора меня вывел голос старшины:

– Знакомься, Палек, это Маруся.

Марусей называлось довольно стройненькое смазливое создание не более 18-ти лет. Она подала мне руку и сказала:

– А Коленька мне о вас писал, вы как-то раз помогли ему выбраться из сломанного ядерного реактора.

Только теперь я заметил офицерскую форму на «Коленьке» со звездой Героя СС производства Кочкуркина.

– Скорее он мне помог, потому что там было свыше 1000 рентген, я бы в одиночку с ними не справился, – поддакнул я.

Наш содержательный разговор прервал дневальный, открывший дверь:

– Товарищ старшина, у нас в роте «голубые» завелись.

– С чего ты взял?

– А у меня кто-то косметичку спер.

Старшина сгреб нас обоих в охапку и вытащил в казарму.

– Ты, шнырь, марш на тумбочку, – обратился он к дневальному, – твою косметичку я взял для Маруси.

– Значит так, земляк. – Старшина проводил мухой пролетевшего дневального и провернулся ко мне. – Слушай, здесь такое дело… Короче, это вообще не баба, а это, как ее, корреспондентка «Красной звезды»… Интересуется секретными героями Байконура. Я того молодого, который подсунул ее адрес, найду и в бараний рог скручу. – Старшина сделал движение руками, как будто выкручивал белье.

Я поежился, потому что этим «молодым» был я и решил сменить тему разговора:

– Товарищ, старшина, а откуда у вас звезда героя?

– А откуда у тебя в письмах звезды?

– Так то бумажные, а у вас – золотая.

– В мастерской Кочкуры я нашел четыре звезды. 25% найденного по закону – мои. Усёк? Не отвлекайся. Я эту бабу и так и сяк, а она мне ну ни как. Что ты там наплел в письмах? Все требует подробностей, как это я с пилотом Кирком ядерный реактор «с толкача» запускал. Я тебя уже представил, как своего помощника, поможешь? Баба с возу – и потехе час, и волки сыты.

Когда я снова вошел в старшинскую, корреспондентка уже вытащила блокнот и навострила перо. Ручка, кстати, у нее великолепна – из титана, в виде ракеты с прозрачными иллюминаторами – явно подарок старшины. «Ладно, – подумал я, слушай-слушай, жаль только, что в газете не опубликуют».

– Как вы знаете, нам с Колей командование поручило исследовать твердотопливные ускорители американского «Шаттла» на предмет возможных диверсий. Кажется, военная разведка прознала, что КГБ решила его грохнуть, ну и…

– Предотвратить катастрофу? – поддакнула Маруся.

– Нет. КГБ не вмешивается в дела других стран. Просто управление не хотело наших следов.

– Так значит, они были? – снова вставила Маруся.

– После нашей работы – нет. Но если вы будете перебивать, появятся следы моего ухода.

– Я вся превратилась во внимание. – Девушка уткнулась в блокнот.

– Поскольку на земле корабль жестко охранялся, мы приняли смелое решение: провести исследование в космосе. На орбиту нас подбросил советско-вьетнамский экипаж. В целях конспирации они не знали, что мы прицепились снаружи и полетели дальше, типа исследовать космос.

– Такая отмазка, в натуре, – добавил старшина.

– Ну да, – продолжил я. – Мы же после выхода в космос отцепились и начали свободное плавание. Гм, что-то в горле пересохло.

Старшина услужливо подал стакан. Я отпил и поперхнулся:

– Что это?!

– Водка.

– Я же не пью.

– Ничего. Водка в малых дозах полезна в любых количествах.

– Так вот. После того, как наши сенсоры засекли местонахождение «Шаттла», мы с помощью двигателей скафандров отправились к объекту. Поскольку внешне скафандры замаскированы под контейнеры с мусором, нам удалось незаметно подобраться к кораблю. – Я отхлебнул чаю.

Маруся строчила в блокноте со скоростью швейной машинки. Старшина выпятил грудь колесом и гордо поглядывал на девушку.

– Так. О том, что было дальше, я расскажу в другой раз.

– Но почему? – корреспондентка сказала это так, будто я занимался с ней сексом, но перед ее оргазмом вспомнил о больной маме.

– А знаете такую детскую считалку: А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало, (И стучало в КГБ).

Старшина оттер меня в сторону:

– Ты чего, расскажи ей.

Я вытащил из кармана пропуск на 113-ую площадку и увольнительную на два дня. Старшина сочувственно вздохнул. Все прекрасно знали, что просто так пропуск на эту площадку не дают, тем более рядовым. Я забрал у корреспондентки ручку «на память» и отправился в канцелярию.

В канцелярии было светло и просторно. Большинство плакатов убрано до праздника, однако все свободное место занимали документы – папки, журналы, скоросшиватели. Замполит поднял на меня глаза:

– Твоя передовица: «С бригадиром козлов я встретился прямо на месте их производства. Из распахнутой нараспашку гимнастерки на меня смотрели ярко-голубые глаза. Он сразу взял козла за рога: «Наша бригада трудится день и ночь, не покладая рук, не вставая с постели»?

– Моя. А что такого? Площадка для сборки «козлов» – оснований башенных кранов действительно называется «постелью». Я хотел поднять проблему отсутствия у них оборудованной ямы, из-за чего им приходится трудиться лежа.

– Так, Палек, ты меня живьем отправишь на тот свет. Твоя характеристика? «Военный строитель рядовой Абдулвагабов Асхан Оглы. Пол до призыва – мужской, лет двадцать дебил, наследственностью не отягощен, психологические качества отсутствуют, отказов от нарушений трудовой дисциплины не имеет. Поведение на производстве – ниже своих способностей. К общественной работе не привлекался. Взаимоотношений с товарищами не имел».

Отчаявшись получить от меня приличные политические статьи, замполит привлек к написанию характеристик для увольняющихся. После пятидесятой мне, как водится, все надоело и я начал нести чушь.

– А что, товарищ лейтенант, их кто-нибудь читает? У вас в характеристике вообще написано «морально нестоек, характер электрический, имел порочащие его связи, но замечен в них не был».

– А откуда ты мою характеристику знаешь? – взвился офицер.

– Да я сам ее писал по просьбе замполита отряда.

– Может быть, ты и замполиту отряда характеристику писал?

– Нет. Но я знаю бойца, который писал. Тоже нехилый пацан.

– Ладно. Характеристики я сам закончу. Как насчет баллистики?

Полчаса после я долго объяснял этому балбесу, что синус – это не переменная, «пи» – не функция, вектор – не просто отрезок со стрелочкой, а «навесная» траектория ничего общего с навесом не имеет. Наконец я устал и показал лейтенанту увольнительную на два дня и пропуск на 113 площадку.

– Так. Вляпался, наконец.

– Ну. А сколько раз я просил вас дать мне отпуск?

– А за что?

– Да хоть по телеграмме.

– По этой, что ли: (замполит достал из стола листок) «Карим, приезжай скорей. Умер папа. Очень хочет тебя видеть».

– Это не мне.

– Да, но под твою диктовку. Кстати, он съездил в отпуск. Ты в загробную жизнь веришь?

– Нет.

– После отпуска к этому Коле его покойный папа приехал повидаться. А твои самоволки в Ленинск? Как не соберусь в воскресенье пузырь купить, так Палек тут как тут – стоит в очереди.

– Так я вас всегда вперед пропускаю.

– И то, слава богу. Потому что после тебя ничего не остается.

– Что я виноват, что ли, что весь Байконур пить хочет, а в радиусе двести километров только один винный магазин?

– Но не весь же магазин увозить!

– А я и не весь увожу – вино оставляю.

– Спасибо.

– Рад стараться.

– А потом понедельник – не рабочий день, потому что все пьяные.

– А вы хотите, чтобы все были трезвые, но без материалов, потому что их пропили? Или того хуже – выпили сами эти материалы?

– Слушай, Палек, тебе не рядовым нужно служить, а как минимум в политотделе УИРа. Или лес валить за Колымой. Надеюсь, что 12-й этаж – твое последнее приключение.

– Как читателям понравится. К тебе, кстати, жена приехала

– Не к тебе, а к вам!

– Не-е. К нам она вчера приезжала, а сегодня к тебе!

Я вышел из канцелярии и пошел в спальный блок. Кочкура лежал на аккуратно заправленной койке перед экраном и смотрел «Служу Советскому Союзу». На экране образцовые солдатики в отутюженных гимнастерках бодро бегали по плацу, за экраном молодежь в грязных «ВСО» драила пол зубными щетками с мылом. Увидев меня, он вынул из кармана смятый кусок бумаги и подал его мне.

– Что это?

– Эротическая литература.

Я развернул бумажку. Сверху значилось: «Инструкция по использованию теодолита. Распечатать, раздвинуть ножки и воткнуть».

– Ты, Кочкура, сексуально озабочен.

– Еще как! Я хочу жилье в нашей казарме снять.

– Зачем?

– А я не буду за него платить и меня выкинут. И тогда я с бабами повоюю, а не с лопатой.

– Ты же женат!

– Во! Еще хочется, чтобы моей жене присвоили звание сержанта.

– Зачем?

– У меня мечта – оттрахать сержанта. Перед подъемом лежу, чувствую – женщину хочется.

– А перед отбоем не хочется?

– Нет.

– Значит, служба тебя удовлетворяет. Вот только некоторых из УИРа наша служба не удовлетворяет.

– Это как?

– Тут некоторые хотят, что бы мы добровольно еще раз слазали на 12-й подземный этаж 113-й площадки.

– Добровольно – это как?

Я вкратце рассказал.

– Понятно. Драку заказывали? Нет? Не волнует – уплачено! Не сказали, зачем?

– Нет. Но намекнули о приближении дембиля.

– Дембиль неизбежен, как крах капитализма. Я только еще дембильский альбом не закончил – золотая фольга кончилась.

– Ничего, цинка зато на всех хватит.

– Шутки у тебя, Палёк. Жрать охота!

– А что давали на завтрак?

– Да опять сухофрукты, сухое мясо да этот, как его, сухой и соленый кефир.

– Чего?!

– А, сегодня утром только две посылки в нашу роту пришли. Южанам. По-братски разделили.

– Это как?

– Они же наши младшие братья. Им много не надо.

– Ты, Кочкура, расист.

– Да брось, я же делюсь салом с хохлами, когда им посылки приходят.

– Да я насчет столовой.

– Ты что, Палек, там готовят только пищу для жалоб. Да и то, чтобы от молодежи отбиться, надо с автоматом ходить. Холодный несладкий чай без заварки и брикет макарон, густо политый олифой. Ты сам-то, чем питаешься?

– Да что бог пошлет… в магазины военного городка.

Неожиданно дневальный крикнул:

– Рота, смирно!

В казарму зашел командир роты:

– Дневальный! Чтоб туалеты почистил! А то там дерьма уже – в голове не укладывается. Опять женщины на тумбочках. Немедленно отодрать! Старшина!

Прапорщик выскочил из старшинской, на ходу подтягивая трико:

– Ваше приказание выполнено!

– Так я же ничего не приказывал.

– А я и ничего не делал.

– Балда! Где ты был? В туалете? Ты бы еще в театр сходил. Как за порядком следишь? Везде фантики от апельсинов валяются. Все убрать вокруг мусора, с метелками я уже договорился.

Тут капитан заметил нас с Кочкурой. Мы, конечно, как образцовые воины стояли по стойке «смирно» и по-собачьи преданными глазами смотрели на ротного.

– А, это вы. Уже знаю. Что-ж, у вас есть возможность послужить Родине. Я сейчас корреспондентку хочу подбросить до станции, могу отвезти вас к месту вашего будущего подвига.

В «газике» ротного было грязно и воняло бензином. Я сел рядом с водителем, а Кочкура с девушкой – на заднее сиденье. Через мутные стекла можно было видеть тот там, то сям покореженную технику, которая создавала пейзаж в стиле «Пикника на обочине» Стругацких. Маруся, обрадованная тем, что ускользнула от старшины, буквально в рот смотрела Кочкуре. «Из огня, да в полымя», – подумал я. А тот заливался:

– На местном наречии «Тюротам» означает «черные пески».

– Что-то пески здесь светлые какие-то, – выглянула Маруся в окно.

– Значит, много краски ушло налево. Помню, наша ракета, значит, бац об землю, только брызги в разные стороны, никто не спасся.

– А ты?

– А я тогда еще не призвался.

– Слушай, надо было у тебя интервью взять. – Маруся инстинктивно потянулась за ручкой, но вспомнила, что я ее забрал и выразительно посмотрела на меня. Я демонстративно уткнулся в окно – как флиртовать, так с Кочкурой, а ручку – так у меня?

– Интервью? Ты знаешь, я сегодня его не мыл. Но можешь прикоснуться к национальному герою.

– Чего? – Маруся была девственно чиста, так что Кочкура старался зря – она просто не понимала его намеки

– Так этот герой, то есть неизвестный солдат перед тобой. Сегодня уже со второй женщиной до города еду.

– А я не женщина еще. – Маруся покраснела.

– Так еще и не город!

Газик сильно тряхнуло на ухабе и девушка свалилась на заботливо подставленные колени товарища. Я же предавался мрачным раздумьям.

Глава третья
Предпоследняя

– А корова-то и спрашивает: где, мол, у вас электростанция. Вот и смекаю: наши-то коровы знают, где у нас электростанция.

Снова показания бдительной селянки.

Двое в штатском ждали нас прямо у КПП 113-й площадки. Этот пункт было по-своему примечателен: прямо посреди степи вагончик, перед ним – часовой. Никто на нашей памяти никогда не ходил через КПП – зачем? Налево-направо никаких заборов, только голые столбы из-под колючей проволоки. Тем не менее, наши сопровождающие поперлись прямо на часового. Естественно, тот обиделся за нарушенный покой:

– Стой! Запретная зона!

Хмурый выругался:

– Ты, козел, я полковник внутренней службы, вот мое удостоверение.

– Ничего не знаю. Есть приказ никого без пропуска не пускать.

Хмурый выругался еще раз.

Из КПП раздался голос:

– Эй, бабай, долго ты с ним будешь спорить? Стреляй в этого идиота, как положено по уставу и пошли, перекинемся в буру.

Часовой изящным движением дослал патрон в ствол. Вся наша процессия резко сдала назад. К счастью, из караульной вышел заспанный прапорщик:

– Иванов, какая машина прибыла?

– З елена я.

– У нас тут все зеленые, номер какой?

– А номер белый…

– Ты, что, умного из себя корчишь, хочешь меня перещеголять? – прапорщик посмотрел на номер машины, что-то сверил в записях и наконец поднял глаза на нас:

– А, внутренняя служба. Пропустить.

Проходя мимо, Хмурый сказал прапорщику:

– Ну и служба у вас поставлена! Ваш попка мог нас пристрелить!

– Да, этот что сказал, то сделает, – твердо ответил прапорщик.

– Кстати, почему у него фамилия Иванов?

– А вы сами у него спросите.

Хмурый глянул на часового:

– Ты кто по национальности?

– Караульный внутренней службы рядовой узбек!

– А почему Иванов?

– Так в уставе записано.

Хмурый повернулся к прапорщику:

– Он же и вас ненароком может прикончить.

– Вряд ли. У него патроны учебные.

– Это же нарушение.

– Зато безопасно. Раньше, знаете, что ни ночь – так пара трупов. Все офицеров норовят кокнуть, знаете ли. Или местных подманивают и дырявят. Что угодно сделают ради отпуска. Неделю назад тут тоже двое проходили. Этот «Иванов» кричит: «Стой, кто идет?» И стреляет два раза. Одного – наповал, другого – ранил. Подходит к раненому и говорит: «Хорошо, что остановились. В другой раз в воздух стрелять не буду!»

Через десяток метров мы остановились перед оградой. Похолодев, я понял, что наша остановка – кладбище. На Байконуре никого не хоронят – останки отсылают по месту, так сказать проживания тела. Очень пикантно смотрелось в этой связи плакат на ограде, оставшийся с прошлых выборов: «Все на выборы! Встань и проголосуй!»

Кочкура тихо сказал:

– Остановка – кладбище. Конечная. Всего вам доброго…

Заметив наше замешательство, Хмурый подал голос:

– Успокойтесь. Это просто маскировка. Западные шпионы очень суеверны, никогда разорять могилы не будут, – он поднял крайнюю могильную плиту и приказал: – За мной!

Действительно, под плитой начинался просторный и освещенный коридор. Спустившись, мы пошли вперед.

– Слушай, Палек, эти говорят, что здесь шпионов нет. А как же Джон? – спросил меня Кочкура.

– Да правильно они говорят. Действующих шпионов нет. Их закидывают на военный объект, соответственно готовят, а здесь бардак почище того, что во всей стране. Ну и они теряют голову, ассимилируют…

– Чего?

– Ну, становятся пофигистами. А они, там, в резентурах, думают, что их здесь ловят и шлют новых. Я думаю, у нас каждый второй – шпион. За себя я уверен. А ты, Кочкура, случаем, не из Техаса?

– Скажешь тоже. Я с Сибири.

– Джон тоже с Сибири. По легенде даже со мной в университете учился. Да хрена с два – с таким акцентом его же на первом экзамене по английскому завалили бы. Мне твои способности не дают покоя.

– Хочешь жить хорошо – умей вертеться.

– Посмотрим, помогут ли твои способности выкрутиться на этот раз.

– Да. Куда нас ведут, кстати? Эй, товарищи офицеры, а куда мы идем?

Офицеры остановились. Улыбчивый неторопливо закурил и сказал:

– Что вы знаете о минус тринадцатом этаже?

– То, что его не существует.

– Неверно. На –13-м этаже находится резервный законсервированный источник питания старта – атомный реактор.

– Вот это да! – Кочкура присвистнул. – И ведь ни на одном плане его нет.

– Естественно. Даже строители не знали, что он был под фундаментом. Для этого со стороны рылся специальный туннель. Ты же, когда лез в третий резервный блок второго реактора на Красноярске-13, тоже не знал, что это именно то место, где делают ружейный плутоний.

Я с изумлением посмотрел на Кочкуру:

– Так ты все-таки агент?

Кочкура усмехнулся:

– Да просто я страсть как любопытный.

– Твое любопытство, а также способность выпутываться из самых безнадежных

ситуаций мы давно взяли на заметку. К примеру, из свалки «Маяка» в зауралье никто живым не выбирался. Кроме тебя. И призвали сюда, а не куда-нибудь еще. И долгое время сквозь пальцы смотрели на твои художества – надо же опыта тебе набраться, может пригодится.

– Так. Кажется подходим к самому главному, – спросил я. – Что случилось?

– Наши приборы зафиксировали утечку радиации в этом районе. Посланные нами агенты на –13-й этаж не вернулись. Это все, чем мы располагаем.

– Есть предположения? – спросил Кочкура.

– Да. Если разогнать реактор, то на нем можно получать ружейный плутоний. Или стронций-90. Или устроить такой тепловой взрыв, что весь Байконур станет радиоактивной пустыней.

– Кому это могло понадобиться?

– Кому угодно. Американским агентам, казахским сепаратистам, военной оппозиции России.

– А такая есть? – удивленно спросил Кочкура.

– Официально – нет.

– И что вы хотите от нас? – спросил я.

– Почти ничего. – Офицер достал сигарету из портсигара и начал постукивать ей по крышке. – Посмотреть, что же там происходит на самом деле.

– И что бы мы разделили судьбу ваших агентов?

– Вам повезет. Надеюсь.

– Так, – я прислонился к стене, – У вас найдется что-нибудь перекусить?

– Кусок медного провода тебя устроит? – улыбнулся Улыбчивый.

– Товарищ офицер, почему вы без конца улыбаетесь?

– Без конца я бы не улыбался. Пошли.

Однако через несколько шагов Кочкура толкнул меня в боковой проход и бросился бежать. Я еле успевал за ним. Наконец он остановился и прислушался: Погони, как ни странно, не было.

– Что побежал? – спросил я, отдышавшись.

– Знаешь, как в степи казахи верблюдов ловят и кастрируют?

– А ты тут причем?

– Ага, поймают – доказывай, что не верблюд. Лучше быть живым дезертиром, чем мертвым героем. Я по Красноярскому полигону шарился, так боюсь, что уже не отец.

– Знаешь, даже если тебя съели, все равно остается два выхода.

– Что-то мне не хочется опять идти через задницу. – Кочкура прислушался.

С одного конца коридора послышались тихие шаги. Такие же шаги послышались с бокового прохода. К нам приближались офицеры.

– Чем бы дитя ни тешилось лишь бы не руками. – Это были слова, конечно, Улыбчивого. Хмурый молча рассматривал вынутый пистолет с таким видом, как будто забыл, где у него предохранитель.

– Ты знаешь, – продолжал Улыбчивый, – у меня всегда была голубая мечта – найти друга. И вот, когда она почти исполнилась, он пытается убежать.

– Друзья познаются в биде. – Кочкура сел на связку кабелей.