Рана

Мама хранила деньги в стопке выглаженного белья. Когда я принесла ей семнадцать тысяч, она не могла уже сама встать и спрятать деньги. Сказала, чтобы я сама и положила туда четырнадцать тысяч, а три взяла себе на подарок в память о ней. Я сделала вид, что взяла, но брать не стала. Мама сказала, что я теперь знаю, где деньги лежат. На всякий случай. Всяким случаем называется смерть. Никто не называет смерть смертью. Смерть называется всяким случаем, уходом и еще разными другими словами, которые не обозначают смерти в бытовой речи. Мама не должна была умирать, должен был произойти всякий случай. Андрей повез показывать мне собаку. Огромного дурного волкодава, которого они завели с мамой на участке. Мы ехали на его бежевой «Ниве», и меня тошнило. Он говорил разные вещи – про загубленный совхоз, про коров, которых раньше держал его отец, про то, как коты едят еду собаки, но мышей не ловят. Я спросила его, понимает ли он, что мама умирает.

Она так долго и с такой любовью смотрит на меня, что мир вокруг дрожит и меняется. Он смотрит на меня ее глазами.

что мама после батюшки воспряла и поднялась на ноги. Любовь Михайловна сказала, что мама смеялась и приготовила

Потом это все переворачивалось и превращалось в садистские игрища. Я даже однажды умудрилась толкнуть ее на диван, усесться сверху и начать орать на нее за то, что она не помнит строчки из стихотворения Фета. Я была пьяна.

Люди говорят много. Я к этому привыкла.

коммуникация с живой природой мне просто необходима. Она не происходит на языке человека, она происходит на языке соприсутствия

Она поддевала красивым длинным ногтем ломтик розовой колбасы, поднимала его высоко и как-то по-особенному, торжествующе кормила сама себя. Я пишу «кормила сама себя» именно потому, что в эти моменты она как бы разделялась на две части, руки и голову. Рука была кормящей, она цепко держала кругляшок колбасы на уровне глаз.

мир – это сложная связная вещь, и его осмысление возможно лишь тогда, когда ты получаешь опыт и преобразуешь его

Олеся любила трогать других людей, она могла сидеть, обнявшись со мной, и болтать по несколько часов подряд. Мне такая близость приносила мучения.

Это были бестолковые дни и месяцы. Теперь мы называем это созависимыми отношениями.