Читать книгу: «Постабортный синдром: формирование, диагностика, психологическая помощь. Пособие для специалистов», страница 6

Часть 5. Методика «Таблица – зоны ответственности решения об аборте»

Одно из самых больших заблуждений в теме абортов – это считать, что беременная женщина сама единолично принимает решение о прерывании беременности, и ответственность целиком лежит на ней. Это крайне редкие истории, когда беременная в полной тишине, абсолютно одна идет на аборт. И это тоже тревожный признак про качество ее окружения. Что же за люди такие вокруг нее, что она вынуждена, никому ни сказав ни слова, принимать столь важное решение в тайне. Да и даже если она все делала в тайне – есть врач, медсестра, как минимум, у которых имелась психологическая возможность влиять на решение женщины. И даже если женщина все решила в тайне одна, то ответственность отца ребенка и родных в том, что они создали такие отношения с женщиной, что она не могла прийти к ним за советом, попросить поддержки, наверно заранее понимая, что получит в ответ.

В настоящее время в РФ есть закон об обязательном предабортном консультировании. Но раньше такой практики не было. И те, кто сейчас приходят с постабортным синдромом к психологу, не имели тогда такой возможности поговорить с кем-то искренне.

Помимо специалистов в большинстве случаев вокруг беременной есть как минимум 2—3 человека, активно участвующих в принятии решения. Чаще всего – это отец ребенка и ее мать. Это самые частые действующие лица в моей практике предабортного консультирования. А еще сестры, подруги, свекрови, врачи, отцы, братья, друзья, коллеги по работе. И каждый из знающих о зачатии вносит свой вклад в принимаемое решение, в качество психоэмоционального состояния беременной женщины.

И каждый из знающих о зачатии вносит свой вклад в принимаемое решение, в качество психоэмоционального состояния беременной женщины.

Аборт – это всегда разговор о том, кто «прав», кто «виноват», и кто виноват больше. Разговор о мнимой вине и реальной. И сила эмоциональной боли после аборта напрямую связана со степенью осознаваемой вины за свое поведение в процессе принятия решения. Но очень часто пропорции «вины» распределены несправедливо, поскольку клиент находится в плену деструктивных семейных сценариев, патологических психологических игр внутри семьи, типа «треугольника созависимости Карпмана».

Пример ситуации.

На консультацию пришла студентка Лера, 20 лет. Три месяца назад сделала аборт. После – разрыв отношений с отцом ребенка Максимом. Основная боль связана с потерей отношений, так как любит его до сих пор. У нее нарциссичная мать, психологически слабый отец во всем вторящий матери. Они надавили, заставили, принудили. Словом, сделали все, чтобы склонить Леру к аборту. Рисовали ужастики, обесценивали Максима, давили на нее, манипулировали так искусно, как это умеет делать нарцисс. Конечно, под соусом «мы спасаем тебе жизнь, чтобы ты ее не сломала». Предложение Максима о свадьбе полностью потонуло и заглушилось в родительском давлении. Но Лера настолько эмоционально подавлена матерью, что на встрече с психологом искренне объявляет, что мать «святая», что мама «хочет добра». Хотя мать по факту поставила ей ультиматум «или с мамой, но без ребенка; или уходи к Максиму и будешь самой неблагодарной дочерью в мире». Чувства самой Леры мать слышать не способна, эмпатия атрофирована. Родители – это хоть какой-никакой тыл, а Максим, которого она видела уже только через призму маминой «грязи» – казался хрупким и ненадежным вариантом. Лера жила с родителями, училась на их деньги, сама не работала. Максим также был пока безработным студентом. У Максима и у зачатого ребенка практически не было шансов против «тяжелой маминой артиллерии».

После аборта на консультации Лера всячески защищала маму, одновременно страдая, что Максим ушел. Хотя по факту она сама перестала общаться с Максимом по настоянию матери. После аборта мать была явно довольна, а Лере не с кем было поговорить о своей огромной душевной боли. Лера реально эмоционально не видела, а точнее не находила мужества осознать и озвучить, что бОльшая часть ответственности за аборт и разрыв отношений с Максимом лежат на ее матери и отце. Это ведь так страшно осознать, что «моя мама на самом деле не хочет мне счастья, а хочет держать меня в психологическом подчинении».

И здесь работа с постабортным синдромом – это в первую очередь работа с признанием истинной роли каждого, это необходимость сорвать психологические маски с участников трагедии, которая началась задолго до беременности. Это работа с кризисом в деструктивной семейной системе. Беременность просто вскрыла те проблемы, которые давно существовали в этой семье. А на самой Лере лежит ответственность за необходимость жесткой сепарации от своих деструктивных родителей, которые не желают ей ни реальной психологической взрослости, ни женского счастья. И что по психологическим законам патологических семей у Максима практически не было шанса как-либо спасти ситуацию.

В данном случае работа с Лерой на полное принятие всей ответственности за аборт на себя являлось бы терапевтической ошибкой, так как подкрепляло бы психологическую манипулятивную игру ее деструктивной матери, что «я святая и все правильно советую, а ты слабая, безвольная, глупая, во всем виновата и не способна принимать решения без матери». Реальной терапевтической пользой обладало именно возвращение фигуре матери ее полноты ответственности за обесценивающее давление, оказанное на дочь и отца ребенка. И возвращение отцу Леры его степени ответственности за то, что не защищал долгие годы дочь от тирании со стороны жены. А Лера сохраняла за собой ответственность за отсутствие бунта против матери. Лере нужно было в терапии позволить выразить яростный гнев на мать. Признать, что мать «не святая защитница», а «злая колдунья», имеет не добрые (как декларирует), а эгоистичные мотивы.

Признать, что именно мама стала главным врагом моему счастью – и страшно, и облегчающе одновременно. Именно этот момент «мучительной правды» становится началом здоровой сепарации, которая в таких случаях всегда будет происходить долго и болезненно, потому что нарциссическая мать всеми возможными и невозможными способами будет этому здоровому отделению препятствовать. Это будет очень похоже на «домашние военные действия». И это еще мягкое сравнение.

Зоны ответственности. Пропорции вины

В некоторых ситуациях клиент приходит с запросом на терапию ПАС с вполне здравым и четким пониманием зон ответственности каждого участника аборта. Мы разберем такие примеры подробно в следующих главах. В таких случаях психолог просто проговаривает это с клиентом, удостоверяясь, что нет перекосов и «игр в маски», когда жертву пытаются представить агрессором, а агрессора – жертвой, что очень характерно для манипулятивных отношений. Такое здравое видение ситуации чаще встречается у взрослых клиентов старше 40 лет, которые приходят к переоценке аборта спустя десятилетия, переосмыслив свой жизненный опыт и путь. Они достаточно объективно видят кто и в чем был виноват, но не знают, как теперь простить, отпустить, и что вообще с этим делать.

А в ситуациях с молодежью, лет до 23 – это чаще всего искаженное видение пропорций ответственности. Студенты в России, как правило, живут еще в тесной эмоциональной связке с родительской семьей. И даже живя телом и деньгами автономно, эмоционально многие находятся еще в глубоком слиянии с одной из родительских фигур, которая сама активно мешает сепарации своего взрослого «уже-не-ребенка».

И не только с молодежью честный разговор про доли ответственности имеет важное терапевтическое значение. Очень часто я была свидетелем того, как явно «виноватую» фигуру клиент пытается обелить, а случайного человека обвинить и обидеться. Психологический механизм тут следующий: гнев, вызванный фигурой, на которую злиться «опасно», перенаправляется на фигуру, на которую злиться «безопасно». Как ребенок, которого обидел большой взрослый, идет бить и ломать маленькую игрушку, так как это безопасно.

Пример случая

На терапию пришла Оксана, 26 лет и рассказала следующую историю, которая случилась, когда ей было 19 лет.

Оксана, 19 лет. Папа умер. Живет с мамой. Мама сделала из Оксаны подружку, а по факту себе «родителя». Мама ей всегда говорила, что даже если не будет мужа, то надо обязательно родить для себя: «Я так хочу внучечку». Девушка встречалась с молодым человеком, оставляла его у себя ночевать с полного одобрения матери. А когда Оксана забеременела, мама вдруг начала кричать, чтобы парень больше сюда не являлся, что ей неприятно присутствие постороннего человека в квартире, что ей хочется тишины после работы. Оксана растерялась, но мама сказала, что на мою помощь не рассчитывай, я слишком молода для роли бабушки. И вообще называть себя бабушкой не разрешу, я еще очень молода, мне стыдно иметь внука в таком возрасте.

Оксана была в шоке от разницы между тем, что раньше транслировала мама и тем, что она говорила теперь, когда реально наступила беременность. И на фоне всего этого Оксана случайно встретила в подъезде соседку с маленьким ребенком. Они пообщались, поболтали. Оксана взяла малыша на руки, помогла подняться в подъезде. Девушка держала ребенка, как бы примериваясь к роли матери, решиться на рождение или нет. И соседка сказала: «Ты так хорошо смотришься с ребенком, смотри, как она тебя принимает, хотя ни к кому на руки не идет. Ты будешь хорошей мамой». Слова эти сильно запали в душу девушки. Но в итоге был выбран аборт. С парнем этим рассталась, продолжила жить с мамой.

И вот спустя 7 лет девушка оказалась на приеме у психолога по поводу отсутствия отношений и навязчивых воспоминаний о той беременности. Теперь Оксане казалось, что это был реальный шанс на счастье. И парень был неплохой. «Если бы я сказала, давай поженимся, мы бы и поженились. Он очень переживал наше расставание, долго потом писал и звонил».

И вот Оксана с абсолютной верой говорит психологу, что огромная вина за аборт лежит на этой соседке, которая даже не знала о беременности и мыслях об аборте! А на маме нет вины, она просто выражала свои чувства. И парень не виноват, просто был молодой и растерялся, но он так сильно ее любил, что согласился с ее решением об аборте. То есть по итогу ответственность за аборт, по ее мнению, лежит на самой Оксане, на враче, что не отговаривала. И на соседке – за то, что не почувствовала, что говорила с беременной, не догадалась. Телепатически не прочитала, если доводить до абсурда.

И подобные перекосы в распределении зон ответственности встречались мне в практике многократно! Настолько часто, что проверку «зон ответственности участников аборта» я сделала обязательной процедурой в работе с постабортным синдромом. И всегда важно понять с какой «реально виноватой» фигуры переносится столько негативной энергии на невиновного «козла отпущения». Осознание клиентом реального распределения зон ответственности является мощным инсайтом и катализатором терапевтического процесса и личностного роста.

Осознание клиентом реального распределения зон ответственности в прошлой ситуации аборта является мощным инсайтом и катализатором терапевтического процесса.

ВИНА СВОЯ И ЧУЖАЯ.

ПРОСТИТЬ СЕБЯ И ДРУГОГО.

Я И МОЯ СОВЕСТЬ

Очень важно понимать, что осознание своей вины и ответственности требует простить себя, это работа с актом «самопрощения». Для верующего человека – это «вера в любовь Бога ко мне», осознание того, что Бог меня простил, это отношения с собственной совестью.

ДРУГОЙ И Я

А осознание вины и ответственности другого человека – это работа по прощению, отпусканию, перестраиванию отношений с этим другим. Но как простить человека, который не просит прощения, не признает своей ответственности, и даже наоборот всячески продолжает доказывать свою позицию и отрицать твою боль? И простить – это согласиться с его действиями, которые меня так ранили? Или простить – это перестать вспоминать, закрыть ту главу жизни и двигаться дальше? В следующих главах на реальных примерах мы увидим, как клиенты с ПАС решают эти вопросы для себя.

При работе с ПАС разговоры о «вине/прощении» – один из центров терапевтического процесса.

И здесь важно понимать, что вина бывает реальная и мнимая, то есть навязанная, придуманная. В деструктивных семьях прививание ребенку токсичного стыда и вины – это может быть вообще центральным звеном «псевдовоспитания», а точнее подчинения ребенка больной воле родителя. Тогда такая девочка или мальчик может вырасти с депрессивным ощущением «я глобально всегда и во всем виноват». И в таком состоянии боль от ПАС может быть никогда не преодолимой, разрывающей на куски, потому что там не только боль за свой один конкретный поступок, а навешанная мнимая вина за всё и вся. И в терапии психолог в первую очередь помогает отделить реальную вину от мнимой, увидеть эту «токсичную вину и стыд», которым отравлен человек, вернуть другим деструктивным родственникам их порцию ответственности. Одно только это «честное» распределение ответственности уже приносит огромное облегчение в душевном состоянии клиента с ПАС.

Конечно отношения – это не точная математика, и мы не станем высчитывать по сложной формуле строгий процент участия каждого, но крупными штрихами обозначить зоны ответственности всех участников аборта терапевтически крайне важно. Хорошо зарекомендовала себя в работе Методика «Таблица – зоны ответственности решения об аборте».

ВАЖНО!

Ответственности больше на том, у кого больше реальной силы и власти. У него больше ресурсов, а потому и выше ответственность. Это непреложный закон человеческого мироустройства. Кому в семье/ситуации принадлежат жилье, финансы на насущное (еда, проезд, одежда), больше физической мощи и интеллекта, тот и обладает большей властью и силой, но и большей ответственностью, и его пропорция вины больше. И внутренне люди это прекрасно интуитивно чувствуют. Даже если внешне могут врать другим и даже самим себе. Но в обстановке честной психотерапии правда неминуемо поднимается наружу со всей своей очевидностью. Дальше будет много примеров из практики.

Ответственности больше на том, у кого больше реальной силы и власти.

У него больше ресурсов, а потому и выше ответственность. Это непреложный закон человеческого мироустройства.

Методика «Таблица – зоны ответственности решения об аборте»

ПУНКТЫ ТАБЛИЦЫ

1 строчка «Кто, что»

– личность, обстоятельства. Когда человек пишет конкретное имя – то это претензии к человеку. А когда человек пишет какое-то обстоятельство: «бедность», «коммуналка», «условия работы или контракта», то это либо претензия к Богу, либо гнев на самого себя, либо подавленный гнев на какого-то человека, который подсознательно есть, но признать вслух очень сложно и больно. Когда написано «что-то» – это всегда зона для повышенного внимания психолога к нюансам, интонациям, скрытым подтекстам и сопротивлению.

2 строчка «Его роль, зона ответственности, влияние, вина».

Дается такое пространное название, перечисление понятий, чтобы клиенту легче было выразить себя. Потому что один клиент откликнется на слово «вина», другой на слово «влияние», третий – «роль». Это пространство для разговора, для выражения мыслей и эмоций.

3 строчка «Ваше взаимодействие с этой фигурой (этим фактом) на тот момент».

Проговаривая свое взаимодействие, клиент начинает брать свою часть ответственности на себя. «Да, отец ребенка настаивал на аборте, а я не спорила, я замкнулась в себе, я внутренне хотела, чтобы он решил полностью, взял на себя и мою часть ответственности». Часто клиенту сложно и очень больно быть честным с собой, честно и справедливо распределить ответственность между всеми участниками той трагедии. Этот честный взгляд в прошлое с поддержкой психолога уже и есть важная часть терапевтического процесса, снятия масок, осознания патологических сценариев отношений.

4 строчка «Моя ответственность, прощение, разговор с этим человеком».

Мы так устроены, что осознаваемая реальная «вина» просит искупления. Только тогда приходит облегчение. Но искупать нужно только свою вину, а не чужую. Поэтому мы и распределяем пропорции ответственности. У людей разных психотипов разные отношения с виной. Одним легче простить другого, но очень сложно или почти невозможно простить самого себя (например, эмпаты, тревожно-мнительный тип личности). Другие легко прощают и оправдывают себя, но с большим трудом прощают другого и склонны мстить (например, эпилептоиды). Мы разберем разные примеры в следующих главах.

5 строчка «Мое решение сейчас и на будущее».

Это всегда вопрос о сепарации и автономии. Это обсуждение с психологом плана на выстраивание здоровой самооценки, здоровых границ в отношениях, в семье, здоровых планов на будущее.

РЕКОМЕНДАЦИИ

Я призываю эту табличку заполнять именно письменно. И чтобы писал сам клиент. Так как выгрузка эмоций и мыслей на бумагу структурирует нашу психологическую реальность, облегчает понимание самого себя. При устном проговаривании многие нюансы могут ускользнуть от внимания клиента. Но если он пишет на бумаге, то внимание фиксируется, и мысли становятся ярко осознанными.

Часто первая версия заполнения таблицы содержит ошибочные установки и ожидания, переносы на других людей, содержит искаженные «пропорции виновности», когда чья-то вина сильно преуменьшается и незаслуженно оправдывается или сильно преувеличивается в попытке переложить ответственность на «козла отпущения». Психолог вместе с клиентом анализирует написанное, помогает выявить установки, тормозящие нормальную работу горя или принятия ответственности на себя. Часто первый вариант заполнения требует переделки, переформулировок. И сначала психолог помогает переформулировать устно, а затем просит переписать таблицу в новых формулировках. И записывание ручкой на бумаге новых формулировок является уже терапевтическим процессом изменения ментальных установок с дезадаптивных на адаптивные.

РАЗБОР ОТВЕТСТВЕННОСТИ (ВИНЫ) ВСЕХ УЧАСТНИКОВ СИТУАЦИИ

– Начинайте с тех лиц, которые сама беременная (мужчина, другой человек) обвиняет больше всего. На каждое лицо пишется снова вся табличка. Можно помочь, подсказать лицу с ПАС, о ком можно вспомнить: со-родитель (мать, отец абортированного ребенка), собственные родители: мать, отец; все, с кем говорили, советовались: сестра, подруга, соседка, коллега по работе, врач, акушерка, медсестра, соседки по палате в больнице и т. д.

– Дайте образец таблицы, начните заполнять его вместе. Но окончательное заполнение задайте как домашнее задание. Убедите беременную не высказывать никакие претензии и не обсуждать написанное ни с кем, пока вы не обсудите это вместе с ней.

– Ритм задает клиент! Таблица может заполниться не сразу, а в течение нескольких встреч. В том темпе, в котором безопасно клиенту. Параллельно с выявлением разных лиц будет идти «проработка» отношений беременной (человек с ПАС) с ними.

– Если абортов было несколько (2 – 4), можно взять только один случай (но конкретный)! Нельзя брать все вместе «собирательный образ»! Предложите беременной (лицо с ПАС) выбрать либо самый болезненный случай, или последний, либо тот, который больше запомнился… Его разберите первым. Если эмоционально человек готов, то можно предложить вспомнить каждый аборт и его расписать. НО постоянно поддерживайте человека, чтобы не произошло развития депрессивного эпизода, погружения в отчаяние. Если же абортов было больше четырех, то заполнение таблицы может быть слишком травматично и противопоказано. Специфику работы с женщиной с «самоповреждающим поведением» в виде множественных абортов мы обсудим в отдельной главе.

Пример случая

Вера, 42 года.

В 22 года сделала аборт, будучи студенткой медицинского ВУЗа, сейчас врач-терапевт в районной поликлинике. Отец ребенка Виктор отстранился от решения, сбежал, порвал отношения. Мать ее уговорила на аборт.

На момент консультации – личная жизнь так и не сложилась, замужем не была, длительных отношений с мужчинами не было, детей нет. Хотела усыновить ребенка, но мать категорически против, а они прописаны вместе, и требуется письменное согласие матери, а она его не дает. Живет вместе с мамой в однокомнатной квартире.

Запрос клиентки: «У меня все плохо. Тем абортом я испортила себе всю жизнь. Сейчас боюсь смотреть в будущее и живу в тотальном чувстве одиночества. Выйти замуж или просто даже найти мужчину для постоянных отношений уже не надеюсь, и надежду быть матерью тоже потеряла».

Диагноз психолога: 1 группа последствий ПАС «горе». То есть предстоит работа с нарушенным гореванием.

ФРАГМЕНТ КОНСУЛЬТАЦИИ:

Вера: я понимаю умом, что вы говорите, что Витя несет ответственность и мама очень активно предлагала аборт, что их вина в этом решении тоже есть. Но я так не чувствую. Внутри меня боль за всех. И при этом я их оправдываю, а себя нет.

Психолог: закройте глаза, дышим, расслабляемся. Где в теле эта вина?

Вера: здесь в груди, разлита.

Психолог: жидкая? На что похоже?

Вера: как мазут, нефть, все в груди внутри грязное, все в ней.

Психолог: берите огромный таз с ручками, зачерпывайте эту жидкую вязкую вину, набирайте целый таз. Получается?

Вера: да, набирается, я все руки испачкала.

Психолог: и теперь этот таз вынимайте из себя и ставьте снаружи, зовите Виктора. Это его таз, вручайте ему.

Вера: он далеко, он не хочет брать.

Психолог: а мы его не спрашиваем, хочет он или не хочет. Это его порция вины. Пусть себе обратно забирает.

Вера (улыбаясь): он не хочет, прям машет руками и убегает.

Психолог: ну пусть побегает. А то живет где-то там и в ус не дует. Это его вина, она его ждет. Скажите ему мысленно или прямо вслух: «Это не моя часть вины, это твоя часть вины».

Вера (робко, неуверенно, но повторяет вслух): Витя, это твой таз, мне твоего не надо.

Психолог: зачерпывайте теперь побольше таз, второй. И выставляйте своей маме. Мама, а это твой таз с виной.

Вера: я прям вижу ее глаза огромные и брови вверх, мол, с какой стати?

Психолог: с такой стати, что активно дочь убеждала делать аборт, а теперь жалуется, что внуков нет. Это твоя часть ответственности, мама.

Вера: ей не нравится, она машет руками и отворачивается.

Психолог: ну нас мало волнует, чего она там машет. Это ее таз. Пусть стоит снаружи, внутри вашей груди этим двум тазам делать нечего.

Вера (текут слезы): мне стало легче дышать в груди, столько места освободилось. Хочется прибраться, вытереть пол от этих пятен.

Психолог: берите тряпку, швабру, мойте, вытирайте.

Вера: прибираюсь, но мой таз стоит.

Психолог: нам главное, чтобы чужих тазов не стояло. Много места освободилось?

Вера: да! Так просторно. Словно огромный зал внутри меня, как бальный, мне представился, и зеркала, свечи, чисто, но холодно, пусто.

Психолог: пока не привычно. Столько места освободилось от чужого хлама. Чем хочется наполнить это пространство?

Вера: свечи, рояль, камин, какие-то умные люди, приятные разговоры, бал как в 19ом веке.

Психолог: бал как в 19ом веке…

Вера: захотелось пойти на занятия бальными танцами.

Психолог: здорово, значит настало время пойти. Побудьте здесь, походите, насладитесь простором, свободным местом.

Вера: не хочется отсюда уходить.

Психолог: всегда можно сюда возвращаться, когда захотите…

Пауза

Психолог: Вдох, выдох, открываем глаза. Как вы? Как в груди?

Вера: легче, я давно так легко не чувствовала себя в груди. Это история про нас троих, а я одна тащила все это двадцать лет.

Психолог: да, это история про троих, три действующих лица.

Вера: у меня сейчас такой образ возник. Сравнение! Что мы были как три подростка, они вдвоем меня подначили пойти разбивать стекла на стеклянной остановке автобусов. Первыми стали кидать камни, подначивали меня, первыми разбили. И я дурочка поддалась, тоже стала кидать камни. И вдруг приехала милиция, и они вдвоем сбежали, а я осталась одна, и меня схватили, посадили. И я их выгораживала зачем-то, взяла всю вину на себя. И меня посадили, а на них даже дела не завели.

Психолог: и вы ведь отсидели в этой тюрьме срок за троих уже двадцать лет.

Вера (текут слезы): я сейчас чувствую такое облегчение, словно меня правда наконец выпустили из этой тюрьмы. И я сейчас со всей очевидностью вижу, что отсидела срок за троих. А они вдвоем меня предали.

Психолог: да, похоже, что так.

Вера: и еще издевались, точнее мама. Она же постоянно ходит и ну раз в день точно, иногда несколько раз в день вздыхает, как бы и не мне, а в воздух, мол «Вот, жалко, внуков нет. Эх, вот не смогла ты замуж выйти… Эх не повезло мне, одни сидим тут».

Психолог: нет слов… Это же как тыкать иголкой вас каждый день…

Вера: да! Точно, тыкает меня каждый день. У меня и так эта рана болит, она знает. И она еще пальцем ковыряет там каждый день. Поэтому ведь тоже и не может рана зажить.

Психолог: а что вы ей отвечаете на ее вздохи?

Вера: я молчу, отворачиваюсь, делаю вид, что не слышу.

Психолог: а что бы хотелось сказать?

Вера: мне казалось, что я одна во всем виновата, и подвела и себя, и маму. Но теперь я вижу, что она жестоко делает.

Психолог: и теперь, когда видите, что бы хотелось сказать?

Вера: хватит мне это говорить! Ты мне делаешь больно! Ты также виновата, что теперь нет внуков. Поддержала бы меня тогда, и внуку уже 20 лет бы было!

Психолог: я очень рада, что вы теперь можете это сказать. Готовы маме это лично сказать?

Вера: я боюсь ее обидеть…

Психолог: есть методика «разговор с ближним об аборте». Есть четкая схема, как подготовиться к такому разговору, я вас научу.

Вера: страшно с ней об этом заговорить.

Психолог: конечно, двадцать лет молчать и вдруг заговорить. Но это очень важно для вас. Вообще-то для вас обеих. Как вы сейчас? Можем сегодня на этом остановиться?

Вера: да! Так много всего. Я прям чувствую, что словно получила право на продолжение жизни, что 40 лет – это не конец.

Психолог: ха! Это самое начало! И мужчину еще можно встретить, и семью создать, и ребенка еще попробовать родить или усыновить. Целую жизнь еще можно прожить.

Вера: моя несбыточная сказка.

Психолог: вы большая молодец! Я очень за вас рада.

Вера прошла краткосрочную терапию ПАС (6 встреч) и перешла на длительную терапию к психологу – специалисту «по женскому счастью», где училась здоровой женской самооценке, правильному алгоритму построения отношений с мужчиной, ориентированному на создание долгосрочного эмоционального союза и семьи. Начала ходить на свидания, знакомиться, открылась возможности создать свое семейное счастье в 42 года, раз уже не получилось в 22.