Прощение для мажора

Глава 3

Ветер завывал повсюду, разнося осенью листву по кладбищу, шурша травой. Ветер проникал в саму душу, сливаясь с моим всепоглощающим вихрем боли. Он грубо размазывал по щекам слезы,льющиеся нескончаемым потоком. Душил, не давая сделать вдох. Я смотрела на деревянный крест на могиле человека, которого любила больше жизни. Еще несколько дней назад сгоряча сказала, чтобы муж не возвращался, и он не вернется уже никогда. Никогда не услышу его голос, не увижу лицо, не утону в объятиях. Всё внутри рассыпается на мелкие осколки, превращаясь в раскаленный песок. Сердце истекает кровью, утопая в ней. Пустота… Оглушительная, страшная бездна во мне наполняется адской мукой. Там дьявольское пламя, на котором сгорает моя душа. Безжалостно, невыносимо больно, хочется рвать волосы, сдирать кожу, чтобы хоть как-то унять эту агонию…

Его нет, и мне кажется, что жизнь больше не имеет смысла…

– Почему ты оставил нас? – прошептала не своим голосом. Не своим… в этом мире уже ничего не будет моим… Без него мне ничего не нужно…

Уже смеркалось, а я всё никак не могла уйти. Мы похоронили Игната в закрытом гробу. После взрыва самолета от некоторых пассажиров практически ничего не осталось. Его опознали только по экспертизе ДНК.

Это так страшно– отпустить, не попрощавшись напоследок. А еще страшнее то, что я не чувствую, что он здесь лежит. Ибо не могу поверить, что любимый погиб. Просто не ощущаю этого. Мне кажется, он скоро вернется, обнимет и все плохое останется позади. Возможно это оттого, что я не видела его мертвым, не видела тела… Не хочу принимать то, что Игната больше нет, не хочу и не могу. Это разрушает меня, убивает, отнимает силы. Тронула деревянный крест, нужно уходить, дома ждет сыночек с мамой. Но не могу сделать шаг, словно вросла в землю.

– Как нам без тебя? Неужели это все, и ты не вернешься? – хотелось кричать, выплеснуть всю боль наружу. Но, как всегда, топила все в себе, сходя с ума от горя. Горя, которое погасило свет, затмило солнце, и для меня будто наступила вечная ночь…

– Родной, я приду завтра, – обернулась и наткнулась на стоящего неподалеку Макса. Сердце пропустило удар, а потом с бешеной силой забарабанило по ребрам. Снова на секунду мое подсознание приняло его за Игната…

Пошла прочь, больше не глядя на него, не могу, это невыносимо. Но Максим догнал меня, схватив за локоть, остановил. Вырвала руку, не желая, чтобы он даже прикасался ко мне, его присутствие пробуждало дикую ненависть.

– Женя, может быть тебе нужна какая-нибудь помощь? – спросил Макс участливо, а меня чуть не вывернуло от его лицемерия.

– Нет, от тебя мне ничего не нужно! – отрезала я, не желая даже смотреть на брата любимого. Ведь это все из-за него…

– Родители сказали, что ты осталась одна с ребёнком…

– Это тебя не касается, оставь меня в покое! – повысила голос, не в силах сдержать ярость.

– Но я хотел бы видеться с племянником…

Макс просто убил меня этим заявлением, честное слово, еле сдержалась, чтобы не съездить ему по физиономии.

– Серьёзно? Хотел бы? – усмехнулась, но получившийся звук больше напоминал карканье вороны. – Не смей даже приближаться к нам!

– Почему?

– Ты вообще ненормальный? Не понимаешь? – воскликнула я сквозь слезы.

– В чем ты обвиняешь меня? – допытывался Макс, раздражая еще сильнее.

– А разве не в чем? – в пору бы рассмеяться, если не было бы так больно и горько.

– Да, я натворил дел по глупости, но…

– Черт подери! Даже если не брать в расчет все то, что было тогда… Все эти годы твоя тень стояла между нами. Игнат искал тебя. Не было и месяца покоя. Он постоянно колесил по странам. Лишь только поступала информация о том, где видели тебя, муж мчался туда, не задумываясь, – втянула с шумом воздух, сил не было говорить, но я должна высказаться. Наконец-то сказать все ему в лицо. – Он изводил себя поисками, убежденный в том, что должен тебя вернуть домой. И в этот проклятый самолет Игнат сел, чтобы снова отправиться на твои поиски…

Макс слушал с каменным лицом. Я не видела его чувств. Да и мне было глубоко плевать на это, меня бешеной волной захлестнули собственные эмоции.

– Скажи одно, ты ведь знал, что он ищет тебя? – сдавленно спросила, чувствуя, как последние силы покидают меня.

– Знал…

Я всегда знала это, и не раз говорила Игнату, но тот никогда не слушал…

– Тогда почему ты не вернулся раньше? – прокричала ему в лицо, отшатнувшись.

Он не ответил, и это взбесило до невозможного. Мерзавец разрушил всю нашу жизнь.

– Почему? – крикнула, схватившись за голову. – Отвечай!

– Не хотел…– и этот ответ стал краем моего терпения, выстрелом в голову, размозжившим мозги.

«Не хотел».Поганый урод!

Игнат погиб из-за него, а он просто не хотел! Издав нечеловеческий рев, кинулась молотить кулаками по его груди. Макс лишь чуть дернулся, но даже не сдвинулся с места.

– А-а-а-а-а, ненавижу тебя! Ненавижу больше всего на свете! Это ты виноват в смерти Игната! Ты! Боже, ты разрушил всю нашу жизнь, отнял у меня самое дорогое, – слова лились потоком, да я даже не пыталась их остановить. – Если бы ты только приехал несколько дней назад, то ничего бы не случилось. И Игнат остался жив…

Макс попытался прижать меня к себе, но я вырвалась, резко отскочив в сторону, и чуть не упала.

– Не прикасайся ко мне!

– Женя…

– Ничего не хочу слышать. Тебе нет оправдания! Держись от нас подальше! – прошипела напоследок, и почти бегом бросилась к воротам.

Меня трясло, кажется, даже волосы на голове дрожали. Просто невероятно колотило всю изнутри. Не нужно было этого говорить, слова ничего уже не изменят, и не вернут мне любимого. Я ужаснулась, когда чуть не ляпнула Максу, что лучше бы он погиб вместо Игната. Такое нельзя говорить, даже думать грешно. Однако подумала, и в тот момент желала этого больше всего на свете. Меня, наверное, можно понять, я не в себе после смерти мужа, и кажется, начинаю сходить с ума.

Макс опустился на колени у могилы брата, внутри все пылало, а встреча с его женой, добавила масла в огонь. Он и без того чувствовал себя виноватым, а она выплюнула все это ему в лицо. Больше всего на свете Максим жалел о том, что не приехал раньше, Господи, как он хотел все изменить. Но это не в его власти, если бы было возможно, то, не задумываясь, поменялся местом с братом. Родители раздавлены горем, хотя они ничего не говорят, но Макс ощущал их отстраненность, те тоже считали его виновным. Да, черт возьми, так и было, и теперь ему с этим жить.

Глава 4

Не знаю, которую ночь подряд, я не могла сомкнуть глаз, мучила дикая бессонница. Уложив сына и проворочавшись в кровати, я тихо вставала и кралась на кухню, чтобы не разбудить маму. Ставила чайник и в прострации не слышала его свист, тогда просыпалась мама и выключила плиту. Она делала две чашки чая, ставила на стол и усаживалась напротив. А я на самом деле вовсе не хотела чай, и грела чайник, чтобы не сойти с ума от тупика, в который загнала меня жизнь. Я не хотела ничего:ни дышать, ни существовать, тяжесть внутри сгибала, ломая пополам. Засыпала и спала не больше часа, потому что во снах приходил муж. И от этого становилось так больно, что хотелось, проснувшись, кричать, выть, скулить… Но не могла, потому что малыш спокойно сопел рядом со мной в колыбели. Сегодня очередная бессонная ночь, и вот отстраненно вижу, как мама ставит передо мной чашку с чаем. Мама, моя дорогая добрая мама, она понимает все как никто другой. Знает, что ни одни слова на свете не облегчат мои страдания. Знает, и просто молча сидит рядом, а в ее глазах читаются глубочайшее сострадание и печаль, она чувствует то же, что и ее убитая горем дочь. И в этом молчании я ощущала столько поддержки, что море слов не сравнится с нашей тишиной. Мамочка моя, замечательная мамуля знает не понаслышке, что я чувствую, ведь она тоже рано потеряла мужа. Но как, мам, ты справилась с болью? И смогла посвятить себя мне? Как научилась улыбаться по-новому? Как смогла жить? Когда мне кажется, что жизнь кончена… Да, так нельзя, у меня есть сын, но пока невыносимо тяжко.

Дни идут, сменяются ночи, и признаться страшно – чего я жду… Жду, что Игнат ко мне вернется… Ведь раньше всегда возвращался. Знаю, что его нет, и все равно неустанно жду… Он не приходит, и с каждым днем становится хуже, накрывает жуткая тоска. Хочется убежать, спрятаться от всего где-то далеко. Отключить мысли, сердце, душу и не думать ни о чем. И я вою, как ненормальная, стоит только остаться в квартире одной. Вою, содрогаясь от рыданий, кусая губы до крови, сжимая пальцами волосы так сильно, что чувствую, как они рвутся. Однако это не приносит мне боль, ибо я сама – сплошной комок непереносимой адской боли. Мама возвращается с сыном с прогулки и замечает мое состояние, видит кровавые ссадины на губах, царапины на руках, но ничего не спрашивает и не говорит. И я вздыхаю с облегчением, мысленно благодаря ее за понимание.

Ничего нет страшнее безысходности, когда ты не можешь сделать ничего, не можешь его вернуть. Когда так этого хочется, больше чем жить. Почему так несправедлив мир? Те, кто достойны жить, – погибают, а мрази всякие живут? Да я не вправе решать, кому жить, а кому умирать, но эта несправедливость душит. Метаюсь по квартире, ищу угол, в котором станет легче, и не нахожу. Обнимаю сыночка, вдыхая его сладкий запах, и чувствую, как внутри все обливается кровью, оттого что он никогда не увидит отца.

Несколько дней назад было девять дней со дня смерти Игната. Я не могу сказать точно, сколько дней после этого прошло потому, что потеряла счет времени. Я запуталась в течении дня, для меня это одни тянущиеся сутки, после того как он ушел. Сплю не больше часа за ночь, днем стараюсь помогать маме, стараюсь заниматься побольше Кириллом. Стараюсь, но сникаю все больше и больше, и уже почти не вижу свет.

Я не поехала к его родителям на девять дней, они звонили много раз. Не смогла, там конечно был Макс, а смотреть на него и сходить с ума оттого, что он жив и дышит, в то время как мой любимый погиб, выше моих сил. Почти весь тот день я провела на кладбище, на могиле мужа, лишь отлучившись в то время, когда пришла его семья. Тогда даже небо плакало со мной, усыпая землю мелкими каплями моросящего дождя. Был будний день, и никто больше не навещал своих родственников, по крайней мере, я не видела. Да и разве могла увидеть кого-то в своем состоянии? Я пыталась выплакать всю боль, хотела, чтобы стало легче. Кричала,ругалась на мужа за то, что бросил нас, замирала на секунду, действительно веря, что могу услышать ответ.

– Я просто хотела, чтоб мы были все вместе. Неужели я просила так много? За что отняли у меня все? – шептала я, обнимая крест любимого, не чувствуя, что промокаю до нитки под дождем. – Я так люблю тебя! Боже, как же я люблю тебя! Почему ты ушел, а любовь так и живет во мне?

Замолкала потому, что горло разрывало, сводя спазмами жуткой боли. Горело, резало, жгло… Отдышавшись, снова шептала ему, словно молитву, напевала слова отчаяния.

– Живет… И теперь приносит только ужасную боль. Я так скучаю, как же скучаю… Если бы только ты мог вернуться к нам, я больше никогда не упрекала бы тебя. Если бы только вернулся…

Хотелось рыть пальцами землю, найти его там, в глубине, и вернуть. Сумасшествие? Да, я была не в себе. И именно в тот момент было бы впору признаться в этом самой себе. Но вместо этого закричала громко, страшно, отчаянно, так, что от моего крика вороны, сидящие на ближайших деревьях, испуганно разлетелись с них.

– Твой брат вернулся! Живой и невредимый… Как я и говорила тебе! А где же ты теперь? К чему привели эти проклятые поиски? Кто вернет мне тебя? – голос утихал, и переходил в завывающий стон. – Как же я ненавижу его!

Упала грудью на могилу, прижимаясь так же, как когда-то к любимому, и громко обреченно зарыдала. Меня трясло, как последние оставшиеся на деревьях желтые листья под бьющими по ним каплями дождя. Но я совершенно не чувствовала холод, казалось, что больше не почувствую никогда ничего, кроме раздирающей изнутри муки.

Я вернулась домой глубоко затемно. Мама к тому времени уже уложила Кирилла. Тихонько прошла на кухню и села на стул, не включив свет. Посмотрела на свои руки, даже в темноте виднелась на них грязь. Но у меня просто не было сил отмыться от могильной земли. Я была опустошена полностью и окончательно.

Мама вошла тихо и тоже не стала включать свет. Села рядом и впервые за все время заговорила о случившемся:

– Время лечит, дочка, – произнесла она очень тихо, будто боялась спугнуть. – Нужно только перетерпеть, родненькая. Нужно потерпеть. Поверь, я знаю, о чем говорю. Нет, я не обещаю, что ты забудешь мужа, но со временем станет легче, это точно. Свыкнешься, сживешься, и однажды сможешь без него. Но главное– сейчас не отталкивать правду, ее нужно принять, чтобы потом не было тяжелей…

Она говорила, а я слышала в ее голосе плач. И пусть сейчас я не видела лицо мамы, однако знала наверняка, что по ее щекам текут слезы, так же как по моим. Положила голову на стол и заплакала, впервые так горько, в голос при ней. А мама гладила по спине, утешая. Она знала как никто, что однажды действительно станет легче. Но я не знала, не верила в это. И не уверена, что и хотела, ведь так я еще чувствовала любимого.

Люди не машины, но тоже способны ломаться, только для их починки не существует сервиса и деталей. И я ломалась, не в силах справиться с горем. Сама того не замечая, замыкалась в себе, отдаляясь ото всех. Позволила горечи взять верх над собой, утопая в тоске и печали. Я уже не искала утешения в сыне, больше не хотела ничего, просто сидела отстраненно в комнате, делая вид, что все нормально. Тем временем как во мне нарастала бомба замедленного действия, и ее таймер уже истекал.