Белая роза

Кто вы, господин Огюст Маке?

В 1835 году Огюст Маке, преподаватель истории Парижского университета, подал в отставку. Такого шага от талантливого 22-летнего доктора наук никто не ожидал. Все прочили молодому человеку блестящую научную и педагогическую карьеру. Но Огюст предпочел покинуть теплое местечко и уйти на вольные хлеба, чтобы заняться литературным творчеством.

На недоуменные вопросы о причинах его поступка Маке неизменно отвечал: «Я хочу получить от литературы то, чего мне не может дать университет – славу и деньги».

Желание молодого историка добиться успеха на литературном поприще строилось не на пустом месте. Дело в том, что в 20-е годы XIX века во Франции начали печатать переводы произведений Вальтер Скотта, после чего в стране возник небывалый интерес к историческим романам. Реальные события прошлого, сдобренные невероятными приключениями и любовными интригами, привлекли внимание самых известных писателей. Авантюрные и любовные романы с исторической подоплекой пользовались оглушительным успехом у читающей публики. Маке был уверен, что он, профессиональный историк, имеющий опыт работы в архивах и обладающий завидной трудоспособностью, сумеет удивить мир невиданными историческими романами и оставит в литературе глубокий след. Он извлечет из архивной пыли головокружительные сюжеты, соберет сведения об участниках исторических событий, и из этого материала получатся блестящие произведения, которые затмят все, что было написано до него. Ведь главное – найти правильный исторический материал, а облечь его в литературную форму он как-нибудь сумеет. Недаром его связывает тесная дружба с самим Теофилем Готье и Нервалем.

Прошло три года. Маке упорно трудился, публиковал стихи и новеллы, и, наконец, были готовы первая пьеса и первый роман. Но в театре пьесу к постановке не приняли, а издатель отказался публиковать роман. Казалось бы, тупик. Однако благосклонная судьба уже приготовила для Огюста счастливый билет.

В 1838 году известный поэт и прозаик Жерар де Нерваль познакомил своего друга Огюста Маке с самим Александром Дюма.

В то время Дюма уже был автором популярных романов, пьес, путевых заметок и имел репутацию мэтра и непререкаемого авторитета. По просьбе Нерваля он ознакомился с романом Маке, одобрил его и даже выразил готовность переработать неудачные места, а затем вновь предложить роман для публикации. Издателю переработанный роман понравился. Он согласился его напечатать, но с одним условием: Маке не должен фигурировать даже в качестве соавтора. На обложке будет указано лишь одно имя – Александра Дюма.

Может показаться странным, но Маке согласился. К тому времени он уже хорошо понимал, сколь долог и тернист путь молодого литератора к славе и деньгам. На путь славы он еще даже не ступил, зато сможет получить деньги за публикацию своего романа, хоть и под чужим именем. И деньги немалые, ведь имя Дюма стоило дорого.

– Подумайте, – сказал издатель. – За роман, подписанный Дюма, я плачу 3 франка за строчку. А вам я не готов дать больше 30 сантимов.

В итоге роман был опубликован под именем Дюма, деньги компаньоны честно поделили, а в жизни Маке начался новый исключительно плодотворный этап: он стал сотрудничать с самим Александром Дюма. Конечно, о славе на неопределенное время пришлось забыть, зато вторая цель – деньги – стала гораздо ближе.

Дюма, обладавший потрясающим чутьем на все, что может оказаться полезным в писательской работе, мгновенно понял, какой подарок преподнесла ему судьба. Она свела его с очень ценным сотрудником, профессиональным историком и добросовестным тружеником, хорошо понимающим, что от него требуется. Они быстро договорились об основах сотрудничества: Маке ищет в архивах интересные факты, которые можно положить в основу исторических романов, а Дюма превращает добытые материалы в блестящие литературные произведения. Заработанные деньги компаньоны делят «по справедливости». Авторство всех совместно созданных произведений принадлежит Дюма.

Сотрудничество Дюма и Маке продолжалось без малого 13 лет. За эти годы были написаны самые знаменитые, самые блестящие, самые… в общем, те самые романы, которые неотделимы в нашем сознании (и подсознании) от имени Александра Дюма: трилогия о трех мушкетерах, трилогия о Генрихе Наваррском (включая романы «Королева Марго», «Графиня де Монсоро», «Сорок пять»), «Граф Монте-Кристо», циклы «Время Регентства», «Записки врача» и еще десятки романов. Работа кипела, отношения между компаньонами складывались как нельзя лучше, Дюма щедро платил Маке за его труды, Маке богател. Правда шипели завистники и «доброжелатели». Некоторые даже утверждали, что Маке – это обычный поставщик на «фабрику романов» Дюма, только поставляет он не бумагу и не гусиные перья, а сюжеты. Но что с них, завистников, возьмешь?

Однако в 1851 году идиллия закончилась. Союз не просто распался, а лопнул с оглушительным треском, и дело кончилось судом. Внешне все выглядело так, словно взбунтовался «литературный раб». Маке подал иск о признании его автором 18 романов. Их автором всегда считался Александр Дюма. Но Маке утверждал, что он лично обнаружил в архивах необходимые материалы и разработал сюжеты «Трех мушкетеров», двух других романов трилогии, а также сюжеты «Графа Монте-Кристо», «Королевы Марго» и многих других романов. Причем не только создал сюжеты, но и активно участвовал в написании текстов.

Интересно, что Дюма в принципе не отрицал участие Маке в создании его произведений. В одном из своих выступлений он даже указал точное количество совместно созданных работ – 42 романа. Но официально признать Маке автором или соавтором Дюма отказался категорически и легко доказал свою правоту. Он просто представил суду письмо, написанное Маке, в котором тот отказывался от притязаний на авторство. После этого Дюма, разумеется, выиграл суд.

Что же произошло? Почему Маке своими руками разрушил плодотворный союз? Неужели он, разбогатев, наконец, вспомнил о славе? Кто в действительности является автором романов, которые считаются «визитной карточкой» Дюма?

Разберемся по порядку.

Начнем с авторства. Участие Маке в подготовке текстов романов Дюма давно обросло множеством противоречивых свидетельств и анекдотов. Но существенны, как представляется, следующие обстоятельства. Никто и никогда не ставил под сомнение гигантский талант Дюма и его способность создавать гениальные творения или придавать блеск любому повороту сюжета, репликам и т. п. Но все же доказано, что, например, сюжет «Трех мушкетеров» и имена героев обнаружил в архиве именно Маке. Кроме того, за годы сотрудничества Маке отлично перенял стиль и лексику Дюма. Известен, в частности, такой случай. Однажды в газете, печатающей роман Дюма, возникла проблема со своевременной сдачей в набор очередной главы из-за того, что потеряли текст, написанный самим Дюма. Маке жил неподалеку от редакции газеты и его упросили прервать домашний обед, срочно приехать и на месте написать новый текст. Просьба была выполнена. После выхода газеты нашли утерянную рукопись и решили сравнить оба текста. В каждом было примерно 500 строк, и оказалось, что различались они не более чем на 30 слов.

И еще одно обстоятельство, которое касается способа публикации новых романов. В те годы романы, выходившие из-под пера авторов, печатались отдельными фрагментами из номера в номер. Это были так называемые романы с продолжением или романы-фельетоны, которые приобрели невероятную популярность. Благодаря этой литературной форме тиражи газет выросли до небес, самые знаменитые писатели того времени (Гюго, Бальзак, Санд, Сю, Габорио, Феваль…) создавали свои лучшие произведения для публикации в виде фельетонов, а французская публика стала самой читающей публикой в мире. В виде книги роман издавался уже потом, после публикации в газете. Книга получалась путем соединения ранее напечатанных глав, которые зачастую писались прямо к очередному номеру газеты и их «с пылу – с жару» сразу несли в набор. Газета есть газета, несвоевременная сдача материала тут в принципе невозможна, и соратники, Дюма и Маке, трудились рука об руку, понимая, что материал любой ценой должен быть своевременно сдан в печать. Понятно, что при такой организации «творческого процесса» авторство отдельных глав, абзацев, фраз навсегда останется тайной.

Тогда почему же Маке сначала письменно отказался от притязаний на авторство романов, но потом вдруг взялся отстаивать свое право в суде?

Вот это совсем другая история!

Как оказалось, отнюдь не стремление восстановить справедливость и обрести заслуженную славу привело Огюста Маке в Парижский суд. Его мотивы были более прозаическими и объяснялись опасением потерять деньги, к которым Маке относился с большим пиететом.

Дело в том, что финансовое положение Дюма к этому времени было катастрофическим. Он разорился и был объявлен банкротом. Великого писателя и невероятно темпераментного человека, обожавшего путешествия, женщин, друзей и вообще красивую жизнь, и по этой причине пустившего на ветер громадные деньги, осаждали кредиторы. Маке, которому Дюма задолжал 145 тысяч франков за опубликованные романы, опасался, что его причислят к прочим кредиторам, и тогда он рискует получить по решению суда не более 25 % от причитающихся ему денег. Зато как соавтор, он гарантированно получил бы все сполна. Но не тут-то было. Дюма бережно сохранил полученную от Маке расписку.

Почему же Маке отказался от притязаний на авторство? Думается, ответ прост: по дружбе. Дюма попросил Маке написать отказ от авторства в тот момент, когда в обществе и в прессе невероятно усилились нападки на писателя. Газеты печатали статьи о «фабрике романов» Дюма, о том, что он использует труд «литературных рабов», вот Дюма и выбрал простейший способ защиты. И, в конечном счете, оказался прав.

Но справедливости ради надо сказать, что все свои финансовые обязательства перед Маке Дюма, в конечном счете, выполнил полностью, и их разрыв не был омрачен тяжбами из-за денег. Если не знать истинной подоплеки, то может показаться, что в суде они делили славу – славу авторства самых «дюмастых» романов. А оказалось, что это не так. Получается, что, если бы не риск потерять деньги, Маке так и не стал бы бороться за славу, хотя имел огромные шансы на успех. Сложись все по-другому, и мы бы считали, что «Трех мушкетеров» человечеству подарили два автора: Дюма и Маке. А ведь для Огюста это был бы верный путь к Пантеону!

После разрыва каждый продолжал работать самостоятельно. Маке до своей кончины в 1888 году написал полтора десятка романов и десяток пьес. Дюма умер в 1870 году. Он бедствовал, но успел еще написать множество произведений, причем последним из них, венчающим его титанический литературный труд, стал Большой кулинарный словарь, который высоко ценится понимающими людьми.

Справедливо ли, что за одним лишь Дюма осталось авторство романов, написанных совместно с Маке? Полагаю, история дала окончательный ответ на этот вопрос. В конце концов, Маке был в одном шаге от бессмертной славы, но должным образом не боролся за нее. Выбрал деньги. Каждому свое.

Денег Маке, действительно, заработал немало: Дюма хорошо ему платил. Маке даже приобрел старинный замок, в котором счастливо прожил остаток дней. Карьера Огюста Маке развивалась весьма успешно. Он долгие годы возглавлял Общество авторов драматических произведений, стал кавалером ордена Почетного легиона и даже был кандидатом в члены Французской академии.

Таким образом, одна из двух целей, которые ставил перед собой Огюст Маке, покидая в 1835 году Парижский университет, была достигнута. Он разбогател и очень этим гордился. Особенно Маке гордился своим старинным замком и любил повторять, что деньги на него он заработал собственным пером.

Александр Дюма в последние годы выживал лишь благодаря поддержке сына. После смерти великого писателя был поставлен вопрос о захоронении его останков в Пантеоне, но нашлись влиятельные люди, решившие, что в национальной усыпальнице нет места для сына мулата. Захоронили прах Дюма в Пантеоне лишь в 2002 году. В Париже именем Дюма назвали улицу и станцию метро и поставили на площади генерала Катру́ потрясающий памятник. Охраняет памятник Александру Дюма лично шевалье д’Артаньян. Он лучше других знает, кто в действительности был автором «Трех мушкетеров».

Не забыла родина и Огюста Маке. Он похоронен на престижном кладбище Пер-Лашез, и его именем назвали скромную улицу длиной всего 112 метров в респектабельном 16-м округе Парижа.

Невозможно, да и ненужно, сравнивать талант Огюста Маке с гением великого Дюма. Но нельзя и не признать бесспорный вклад Маке в создание лучших романов классика. Собственные произведения Маке практически неизвестны современному читателю. Это может показаться странным: ведь человеку читающему (homo legens) интересно узнать, на что был способен писатель, открывший для мира д’Артаньяна, Атоса, Портоса и Арамиса. И вот теперь это недоразумение исправлено. Вашему вниманию, уважаемые читатели, предлагается перевод одного из романов Огюста Маке. Сказать по правде, он гораздо лучше остальных его романов. Более того, этот роман просто великолепен. Если бы на обложке в качестве автора был указан Александр Дюма, то читатели наверняка восприняли бы это, как должное. Надеюсь, и вам, уважаемые читатели, этот роман тоже понравится.

Леонид Мерзон, переводчик

I

События, о которых пойдет речь, произошли в последние годы XV века. Начались они теплым июньским вечером, когда группа странников с лошадьми, мулами и повозками шла караваном по узкому ущелью в Альпах. Маршрут каравана проходил по самым труднодоступным тропам, ведущим через горные кручи в долину Роны.

Горная тропа то ныряла вниз, то забиралась вверх, протискиваясь между высокими отвесными гранитными склонами, а когда она наконец начала выравниваться и плавно уходить в сторону, случилось непредвиденное: прямо перед караваном, на расстоянии от силы в триста шагов, сошла лавина и перекрыла дорогу. Сначала путешественники услышали ужасный грохот, как будто захлопнулась гигантская западня. А вскоре обнаружилось, что на тропе выросла целая гора из обломков льда и камней, и дальнейшее продвижение стало невозможным.

Участников каравана было в общей сложности около двадцати человек. Все они были выходцами из разных стран и поначалу путешествовали тремя самостоятельными компаниями. Но перед тем, как отправиться в горы, старшины компаний договорились на время горного перехода объединиться в один караван и идти вместе, полагая, что сообща в этом тяжком испытании им будет легче противостоять волкам, камнепадам, бандитам и всяческим напастям.

Оказавшись перед непреодолимой преградой, путешественники разразились жалобными восклицаниями. И действительно, им было от чего впасть в отчаяние. Ведь тяжкий путь близился к завершению, впереди виднелся чистый голубой горизонт, уже можно было разглядеть позолоченные солнцем вершины холмов в долине и даже дымок, вьющийся над жильем в сумерках наступающего вечера. И пока самые отчаянные из путников отводили душу, посылая небу проклятья, наиболее мудрые стали советоваться и решать, как действовать дальше. Кто-то предложил вернуться к месту последнего ночлега. Но спрашивается, зачем совершать в сумерках опасный восьмичасовой переход, зная, что завтра опять придется пройти тем же маршрутом? Идея возвращения была единодушно отвергнута. Несколько молодых людей предложили прямо на этом самом месте встать лагерем и переждать до утра. В итоге решили, что пока светло, надо заготовить хворост, а для этого попытаться по расщелинам взобраться вверх по скале и нарубить там смолистые еловые ветки и кусты альпийского шиповника. Вскоре удалось запастись хворостом для костра. К тому времени самые большие храбрецы обследовали завал и убедились, что обогнуть его невозможно ни с какой стороны. Положение было безвыходное, и каждый путник принялся устраивать себе из мха и лишайника ложе для ночлега, стараясь расположить его либо в укромном уголке под уступом скалы, либо поближе к костру. Кое-кто уже начал прикладываться к бурдюкам с вином, а старшины каравана тем временем приказали распрячь или разгрузить вьючных животных и выставить со свободной стороны дороги двух часовых, вооруженных арбалетами и длинными ножами, чтобы уберечь караван от возможных ночных неожиданностей.

Для странников, вынужденных из-за непредвиденных обстоятельств сделать остановку в пути, возможны только два варианта достойного времяпрепровождения: сон или беседа. Вскоре несколько любителей поспать уже исчезли из виду, будто растворились в сумерках. Но большинство путников расположились поближе к свету и теплу разгоревшегося костра, из которого уже вырывались сполохи красного огня и облака пахучего дыма. Поначалу беседа не клеилась и касалась самых обыденных вещей, но постепенно разговоры становились все живее и интереснее, и собеседники перешли к обсуждению политических событий, тревожащих в те годы жителей всех стран Европы.

Что за времена настали! Что же такое творится на этом свете! Уж что-что, а недавние события давали обильную пищу для обсуждений. Ведь подходил к концу пятнадцатый век, и был он ужасен. Казалось, что не только кровь льется потоками, но даже солнце заливает землю кровавыми лучами. Начало века было отмечено резней, учиненной Тамерланом, и массовым уничтожением гуситов. А потом бургиньоны устроили в Париже резню арманьяков. Франция испытала кровавое нашествие англичан в Столетней войне, в которой борьбу за освобождения страны возглавила Жанна д’Арк. На Востоке пал Константинополь, а в Германии в это же время свои первые опыты проводил Гуттенберг. Везде лилась кровь, но одновременно налицо был приток новых идей: появились артиллерия и печатное дело, распространились новые виды оружия.

Собеседники вспомнили борьбу, развернувшуюся между Людовиком XI и Карлом Смелым. Помянули сопровождавшие ее эшафоты, виселицы и поля кровавых битв. Оказалось, что у всех еще свежи в памяти кровавые битвы при Грансоне, Муртене и Нанси. Не забыли собеседники и труп герцога Бургундского, найденный какой-то прачкой в замерзшем пруду. Обсудили свирепствовавшее в Италии семейство Борджиа, папу Александра VI Борджиа, который выкупил свою тиару у французского короля и тут же выдал ему несчастного Джем-султана. Поговорили о Карле VIII, который покорил Бретань и Милан, а потом потерял их. И наконец перешли к событиям в Англии. Вспомнили несчастья, свалившиеся на головы Йорка и Ланкастера, и этого ужасного Ричарда III, вырезавшего одного за другим всех членов королевской семьи. После этих зверств трон захватил Генрих VII Ланкастер, который ранее был объявлен вне закона и изгнан из страны. Таковы были темы беседы, и каждую из них навеяли события уходящего пятнадцатого века.

Участники беседы все больше распалялись, причем каждый волновался в меру своего ума или в зависимости от национальной принадлежности. Между тем небольшая группа странников незаметно от всех укрылась под скалой в естественной нише, вход в которую скрывали свисающие рододендроны и цветущий ракитник. Их было трое. Один был совсем седой и ходил в мерзкой одежде, какую носят немецкие евреи, которых в описываемые времена все еще подвергали гонениям. Его товарищ был человек мощного телосложения, широкоплечий, с грубым лицом. Он походил на ушедшего с военной службы лучника и выполнял обязанности сторожевого пса при двух своих подопечных. Третьего странника разглядеть было невозможно, так как его хрупкое тело было укутано плащом, а сам он помещался на ложе, сооруженном его товарищами из кучи опавшей листвы.

Двум компаньонам показалось, что их третий товарищ уже уснул, и они, растянувшись по обе стороны от него, тоже решили поспать.

Тем временем разговор у костра становился все более захватывающим. Швейцарцы (а их было двое в караване) с удовольствием рассказывали о подвигах своих воинов. Оба они участвовали в битве при Муртене и увлеченно рассказывали о самых известных схватках. Какой-то француз описал въезд Карла VIII в Рим и то, как гордо держался король-победитель, как он красовался на коне в шлеме с опущенным забралом и с пикой наготове у бедра. Но самый большой интерес вызвал рассказ одного торговца шерстью, возвращавшегося из Уэльса. Он тоже рассказывал о разных битвах и описал резню, учиненную на Босвортском поле, где король Ричард III расстался с короной, а заодно и с жизнью. Торговец поведал, как он оказался на этом поле и в полном смятении глядел на землю, еще теплую от пролитой крови. Потом на причудливой смеси фламандского и французского языков он описал лицо тирана, его изуродованное плечо и руку, похожую на руку скелета. Эта рука была столь же смертоносна в бою, сколь смертоносны были мысли, высказанные, королем на военных советах. По мере того, как торговец набрасывал портрет короля-убийцы, добавляя к нему все новые штрихи, слушателей охватывала дрожь. Вопросы сыпались один за другим, и почти каждый из сидевших вокруг костра уже был охвачен суеверным ужасом и норовил подтолкнуть ногой в костер побольше нарубленных веток, чтобы веселей разгорелся огонь и развеялся сумрак, в котором, не приведи Господь, может скрываться тень тирана, не находящая приюта даже в аду.

Пока торговец, трепеща от еще свежих воспоминаний, рассказывал о царствовании Ричарда III, а каждый из присутствующих добавлял к его рассказу то одно, то другое упоминание о совершенных королем преступлениях, огонь пылающего костра осветил скалу, под которой спали три вышеупомянутых путника. Если бы собеседники не были так сильно поглощены разговором, то они могли бы заметить, как медленно развернулся плащ самого молодого из спящих компаньонов, и из тени показалось бледное лицо, вдруг попавшее в прямоугольник яркого света, который, будто нарочно, ореолом лег на светловолосую голову.

Лицо молодого человека носило отпечаток ума и доброты, а выражение голубых глаз свидетельствовало о его крайнем изнеможении. Породистые черты указывали на принадлежность юноши к нордической расе, которая отличается не столько мощью, сколько изысканностью. Рисунок рта свидетельствовал о его сдержанности, но не природной, а приобретенной в результате воспитания, на это же указывали алые слегка округлые губы. А еще на лице семнадцатилетнего юноши явственно проступал отпечаток мыслей и страданий. Все это внезапно высветила вспышка огня, случайно метнувшаяся от костра в сторону скалы.

Молодой человек, убедившись, что его компаньоны крепко спят, приподнялся, опираясь на локоть, устремил свой взор на собеседников и стал внимательно прислушиваться к их разговору.

Казалось, что не уши и не глаза, а сама душа его жадно ловит слова собеседников. Сила, ум и тяготы прожитой жизни вдруг проступили в его глазах, которые постепенно загорались, как загораются окна вновь заселенного дома, давно покинутого людьми. Казалось, что он впитывает через чуть приоткрытые губы все услышанные слова, и каждое слово по капле вливает кровь в его артерии и пробуждает какие-то новые воспоминания в мозгу. Все это походило на действие электрического разряда. Ведь известно, что такой разряд может оживить даже остывшее и посиневшее мертвое тело, потому что мощь электричества намного превышает обычные силы природы.

Молодой человек медленно, напрягая последние силы, подполз на коленях к костру, не чувствуя ни идущей от земли сырости, ни впивающихся в ноги острых камней.

Речь в тот момент зашла о самом отвратительном преступлении Ричарда III, которое и навлекло на него кару небесную, а именно о подлом убийстве в Лондонском Тауэре двух принцев, его племянников.

Рассказчик в наивных выражениях поведал собравшимся о красоте этих детей, их невинности, дружбе. Он описал леденящий ужас, который охватил детей, сидевших в запертом помещении, когда в него внезапно проник свет красной, как кровь, луны, и послышались тяжелые шаги убийц. Он рассказал, как страшно вонзались ножи в крохотные нежные тела, и как невыносимы были душераздирающие крики жертв, которых душили палачи.

Внезапно молодой человек, который к тому времени уже полностью поднялся на ноги и стоял с каким-то диким выражением на искаженном мукой лице, замахал руками и испустил ужасающий крик, эхо от которого еще долго отражалось от стен горных ущелий. Затем он, бормоча какие-то никому не понятные слова, упал без чувств, прямо посреди сидящих у костра перепуганных людей, которые тут же бросились его поднимать.