Читать книгу: «Инкубатор Чувств. Эхо Рут»

Откровенно говоря, Пим очень устала. По ней это считывалось в секунду – не нужно быть необременённым, чтобы это заметить. Синие круги под глазами, взъерошенный ёжик волос – кажется, она вообще не спала, но Александр не был уверен.

Они продолжали идти молча, пробираясь сквозь густой лес. Останавливались только, чтобы перекусить, и на ночь разбивали что-то вроде палатки.

Экспедиция длилась уже почти неделю. Институт «Инкубатор чувств» классифицировал их действия как научно-исследовательскую миссию: сбор полевых данных, анализ эмоциональных следов, восстановление утраченных источников.

Александр, обычно очень словоохотлив, неожиданно для самого себя провалился вслед за Пим в глубокие раздумья. Проскользнула мысль, что девушка стала настолько опытна, что научилась контролировать эмоциональный диапазон окружающих.

Если вспомнить, раньше он буквально мог довести юную Пим до слёз – не со зла, конечно, зла в нём и в помине не было. Но Ирония – главное Желание Александра – всегда диктует свои правила.

Александр не верил, что они смогут найти дневники Виктора. Источник всех проблем человечества? Слишком прямолинейная концепция. Хотя для необременённых в самый раз.

Если и существовали какие-то записи, они вряд ли могли объяснить крах – скорее, отражали лишь искажения одного сознания.

Кто был этот Виктор? Единственное, что доводилось слышать из прошлого о человечестве самому Александру, – это о существовании некой «Викторианской эпохи». Судя по всему, если верить примитивной логике, речь идёт об этом самом Викторе. Наверное, был царём или каким-нибудь вельможей – чем там человечество развлекалось до появления машины-изживителя…

С самой Эры Изживления бытовало расхожее мнение, что крах человечества был следствием переизбытка эмоций. Изживлённые в этом не сомневались: трагедии прошлого – от семейных до глобальных – сводились к неумению работать с неправильными эмоциями. Но необременённые с этим спорили. По их мнению, человечество пришло к вырождению не из-за «неправильных» эмоций, а из-за стремления эти самые эмоции уничтожить.

Даже просто наблюдая за необременёнными, можно было заметить, как они выстраиваются в иерархии – от «старшего» к общей массе. Первым критерием в определении «старшего» был самый логичный – возраст.

Необремененные, в отличие от таких как Александр, жили гораздо дольше, лет на 30, а то и на все 50. Хотя вот тоже смешные – помогла ли такая долгая жизнь человечеству в прошлом?

Но вот другие критерии для определения «старшего» среди необременённых казались Александру, как и другим изживлённым, совершенно абсурдными. Как они допустили, чтобы такими важными решениями – даже по меркам возраста изживлённых – руководил ребёнок?

Да, Пим уже гораздо старше, чем была в их первую встречу. Но она всё равно ещё ребёнок. Очень печальный – но всё же ребёнок.

Они продолжали восхождение, и у Александра промелькнула новая странная мысль: а что, если всем, что здесь сейчас происходит, руководит не столько Пим, сколько её идея?

С чего вообще все вокруг решили, что у необременённых не может быть Главного Желания, – как у всех изживлённых? Маниакальной, определяющей все действия идеи. Пим, ко всему прочему, даже не в полном смысле необременённая: её состав молекул ДНК обновляется ежедневно, сколько бы ты эмоций из неё ни изживил.

Усмехнувшись собственным выводам, Александр с лёгким самодовольством поправил свой значок «любопытного». Изучение дедукции и индукции наконец начало приносить плоды – его искусственный диапазон ощутимо расширился. Глядишь, если эти опыты пройдут успешно, каждый изживлённый сможет выращивать внутри себя нужные эмоции и привычки – и совсем перестанет нуждаться в необременённых.

Смеркалось.

***

Ближе к ночи они вышли к старым, почти разрушенным постройкам. Одни лишь камни да плиты. Но вокруг дома было очень много очень маленьких холмов, и природа их происхождения вызывала вопросы.

В их небольшой команде были двое необременённых геологов, трое изживлённых мастеров, Пим и он сам. Если изживлённые тут же принялись за работу – осматривали местность, готовили ночлег, разводили костёр, – то необременённые просто начали жаловаться друг другу: проголодались, набили мозоли… Поразительные создания.

Александр, не теряя времени даром, принялся просвечивать холмы. Машинка для просвечивания была уникальна – инструмент, разработанный кастой любопытных. Она позволяла не только изучать землю, её грунт, породы и объекты как природного, так и искусственного происхождения, но и считывать эмоциональное состояние – грубо говоря, «ауру местности».

А посмотреть было на что. Помимо практически полностью разложившихся трупов животных и людей, пары слитков серебра глубоко под землёй, остатков человеческого быта, внутри холмов Александр обнаружил очень тяжёлую, тупую боль, пронизывавшую всю местность. И чем ближе он подходил к остаткам здания и цеплял локатором окружающее его полотно, тем глуше и вязче становилась «аура» – одновременно подавая сигналы о том, что здесь скопища человеческих останков, захороненных абы как.