АЛАТЫРЬ, латырь – в русских средневековых легендах и фольклоре – камень «всем камням отец», пуп земли, наделяемый сакральными и целебными свойствами.

Легенды об Алатыре восходят к представлениям о янтаре как апотропее (средневековое название Балтийского моря – Алатырское море).

В стихе о Голубиной книге и русских заговорах Алатырь («бел-горюч камень») ассоциируется с алтарем, расположенным в центре мира, посреди океана, на острове Буяне (Руяне); на нем стоит мировое древо, или трон, святители, сидит девица, исцеляющая раны; из-под него растекаются по всему миру целебные реки.

Мифологический словарь

Москвич из Алатыря. Предисловие

Можно только гадать, как сложилась бы судьба сына художника-фронтовика Н. Д. Шмагина, пойди тот в профессиональном отношении по стопам отца. Наверняка, в смысле ремесла занял бы твёрдую позицию провинциального художника, однако, известного и почитаемого лишь узким кругом земляков – любителей живописи.

К счастью, мятежный дух юноши, наделённого разными талантами, стремился вдогонку за детской мечтой вырваться из тесных рамок районного городка, а заложенные с ранних лет упорство, трудолюбие, тяга к знаниям и, в хорошем смысле, авантюризм влекли его к закономерному успеху сквозь все, порой драматичные, этапы жизненного пути.

Говорить о творчестве Николая Шмагина мне легко, но в то же время и не просто. Легко потому, что близко и понятно то, о чём он пишет. По прочтении строк, вышедших из-под его пера, мне не абстрактно представляются образы выпукло показанных им персонажей, но я узнаю их, реальных, извлекаемых памятью из впечатлений детства. Трудность же родом из того же далёкого времени, ибо давняя наша дружба не оставляет возможности для лукавства при оценке литературных достижений этого, безусловно, неординарного писателя.

…Так случилось, что наши совместные с ним детские годы прошли в одном дворе Алатырского Подгорья, точно обрисованного Шмагиным несколькими мастерскими мазками:

«Высоко над миром застыла полная луна, освещая лес, подгорье, раскинувшееся вдоль реки, скованной льдом. Среди домиков и домишек, огородов с садами, разделённых заборами и занесённых снегом, крутых переулков и малых проулков, стоит двухэтажный деревянный дом, словно дворец, сонно темнея окнами».

Потом, в разное время и при разных обстоятельствах, мы покинули родные места и на долгие два десятилетия потеряли друг друга в бескрайнем человеческом море СССР.

Однажды в 1974 году Николай, в то время уже «завоёвывающий» себе место в столице и, каким-то образом узнавший адрес, вдруг объявился у нас на Берёзовой аллее. Помню, как я и мои близкие, хорошо знакомые с непростыми перипетиями детства Николая, были приятно поражены известием о его работе художником на «Мосфильме».

Как раз тогда он участвовал в создании фильма-эпопеи С. Ф. Бондарчука «Они сражались за Родину», ставшего классикой советского кино.

Можно сказать, в ту нашу встречу я заново познакомился с мальчиком из детства, узнав его новую неожиданную ипостась – кинематографиста.

И снова он растворился в городской суете, не оставив ни адреса, ни номера телефона. Грешным делом, я решил, будто причиной тому снобизм служителя десятой музы. Понадобилось ещё долгих сорок лет, чтобы убедиться, как сильно я тогда ошибался – у Николая в то время просто не было ещё не только телефона, но даже постоянного пристанища в столице.

Готовясь в 2014 году к визиту в родной город, я встретил в Интернете знакомое имя на обложке романа «Дорога в Алатырь», запоем прочёл книгу, от отдельных строк которой меня прямо-таки бросило в жар – «ведь, это же он о нас пишет. Значит, помнит!»:

«Снег укутал всю землю, даже на деревьях в саду лежат лохматые белые шапки. Вот под его тяжестью дрогнула ветка, и посыпался на сахарную целину белый дождь.

Выскочив на улицу, Ванька посмотрел в окна на втором этаже. – Витька, выходи! – ему не стоялось на месте, такие новости.

– Чево раскричался? – выглянула из сеней бабушка, – али опять запамятовал? Неделя уж прошла, как уехали, в Москве теперь живут, – она сердобольно глядела, как радость померкла на Ванькином лице.

– Может, им не понравится там, – пробормотал он, – и они вернутся…»

Вот так я вновь обрёл друга детских лет, ставшего, помимо прочего, крепким прозаиком. А Николай Шмагин нашёл в моём лице въедливого пристрастного читателя, с той поры не оставляющего без внимания ни строчки, им написанной.

Так что же привлекает в его трудах, чем заботится его пытливая душа? Читая прозу Николая Шмагина, мы невольно приоткрываем дверь в творческий мир талантливого и самобытного писателя. Уверен, неблагодарное занятие – пересказывать содержание хорошей книги, извлекать из контекста показавшиеся знаковыми цитаты, по-своему интерпретировать их, напрасно отвлекая тем потенциального читателя от самостоятельного погружения в повествование. А пишет он, прежде всего, о том, что хорошо знает – о судьбах простых наших сограждан, о собственном осмыслении прожитых лет, о родных и близких ему людях. Умение ярко передать быт прошлых времён, мысли и переживания своих героев, красоту русской природы и силу русского духа – отличительная черта Николая Шмагина.

И, конечно, один из основных персонажей, сопутствующий писателю на протяжении всей его творческой биографии – родной Алатырь, малая Родина, навсегда занявшая главенствующее место в его сердце.

«Детство и юность остались позади, в Алатыре, впереди его ждала новая, неизведанная ещё, но такая долгожданная жизнь, какая она будет? Когда Ванька жил в Алатыре, ему представлялось, что это единственное место на земле, где он живёт, и казалось странным, что он может проживать ещё где-нибудь, кроме их подгорья, единственного райского уголка на земле, в котором он был так счастлив».

Встреча читателя с произведением нового для него автора – будь то рассказ, повесть или роман, всегда неожиданность. Какие сюрпризы припасла она: радость, восторг или разочарование? И когда вдруг появляются строки, отмеченные оригинальным взглядом, казалось бы, на самые обыденные вещи, радуешься тому, что не оскудела земля русская талантами!

Строки Николая Шмагина на протяжении всех глав его нового романа поражают такой глубины искренностью и буквально исповедальной откровенностью, дойти до какой осмеливается далеко не каждый мастер пера в автобиографических произведениях. О мыслях, переживаниях, поступках главного героя, в котором угадывается сам автор, он пишет честно, без прикрас и жеманства. Рисуемые Шмагиным жизненные ситуации зримы, выверены кинематографически точно, и это недаром, ведь, за его плечами оконченный с красным дипломом сценарный факультет ВГИКа!

За кажущейся простотой его фраз просматривается тонкое чувство родного языка и высокая душевная организация, обусловленные хорошим знанием наследия нашей русской классической литературы.

Выгодное отличие прозы Николая Шмагина от наводнивших современный книжный рынок литературных поделок состоит, прежде всего, – и это становится понятным сразу по прочтении первых же страниц его романов – в трепетном отношении к родному языку. Книги этого самобытного автора возвращают читателя в лоно традиций русской литературной классики.

Такое дорогого стоит, ибо теперь встречается не часто. Всё больше сталкиваешься с обеднённым донельзя словарным запасом, а то и с прямым небрежением к первооснове всего – Слову! А кого не беспокоит в наше время примитивизация русской речи, засорение её чужеродной лексикой? Язык ведь – куда значимее, нежели просто средство общения. Он в большой мере – воплощение русской души, народного духа. Кому, как ни Николаю Шмагину, прозаику, получившему напутствие в литературу от Василия Макаровича Шукшина, стоять на страже его чистоты и незыблемости!

Достоянием русской литературы всегда было стремление к жизненной правде. Вот и подтверждает Николай Шмагин своим творчеством, что и сейчас она остаётся безусловной ценностью. Произведения писателя органично встроены в современное национальное направление патриотической прозы.

Если в первом романе «Дорога в Алатырь» читателям предлагается во многом идеализированный путь эволюции маленького Ваньки через возмужавшего Ивана до пребывающего в благополучии пенсионера Ивана Николаевича, передающего эстафету памяти родному внуку, то иная цепь трагичных порой реалий предстаёт в новом романе «Куда уходит детство».

«Опять работа, командировки, чтобы пореже и поменьше находиться дома, где вместо спокойствия и уюта одни раздоры и скандалы. Семейная жизнь моя явно не удалась».

Однако, герой романа сумел преодолеть как невзгоды, так и соблазны столичной жизни, так как твёрдо верил, что его мечты обязательно сбудутся.

Да, жизненный путь москвича из Алатыря оказалась не из лёгких, но, судя по итогам, а в нашем возрасте их пора начинать подводить, – верным. Как справедливо заметил автор словами героя романа: «Это был его выбор, и жаловаться на свою судьбу не следует».

Виктор Фролов, секретарь Союза писателей России

От автора

Мой первый роман «Дорога в Алатырь» – это семейная жизнь как бы в идеале, где почти сказочная судьба главного героя Ивана сложилась настолько удачно, как ему и мечталось с детства. Однако, он не был тем везунчиком, которому счастье упало прямо в руки. Пришлось поработать, закончить ШРМ, отслужить в армии, проявить характер, настойчивость, чтобы претворить свои мечты в жизнь, и она улыбнулась ему. Но главным достижением стало для него единение их душ с внуком, которого он привёз из столицы на свою малую Родину, рассказал историю жизни всей своей семьи, показал подгорье, городок, в котором вырос, и тот осознал, наконец, что могилы их предков не пустой звук. Об этом и многом другом можно прочитать в романе.

В романе-дилогии «Куда уходит детство», наоборот, всё как в жизни, когда мечты – это одно, а суровая реальность нечто другое. То есть, наш советский неореализм во всём своём многообразии. Первый роман дилогии, это «Алатырская сага» о счастливом детстве и незабываемой юности, тогда как во втором романе дилогии «Там, за горизонтом…» герой сразу же оказывается во взрослой жизни, ведь он так стремился побыстрее стать взрослым. Работает и живёт в Краснодаре, затем служба в армии, в войсках ПВО в Подмосковье, где он впервые почувствовал, что детство и юность остались там, за горизонтом.

Это же чувство посетило его во второй раз, когда он обосновался в Москве, о которой мечтал всегда, женился на москвичке. Стремительный круговорот столичной жизни, когда некогда остановиться, чтобы оглянуться назад, в прошлое, захватил его в свой заманчивый плен. А тут ещё друзья, соблазны, как без всего этого обойтись в молодости? Обратная сторона медали – это неудачи, разочарования, семейная жизнь даёт трещину, так ли уж хороша эта взрослая столичная жизнь? И вот всё сильнее тяга вернуться в те благословенные места, где прошло твоё детство и юность. Вместе с тем приходит осознание того, что та счастливая пора больше никогда не повторится…

В дальнейшем, во многом благодаря работе в кино, я познакомился и общался с известными режиссёрами, актёрами, писателями, которые были подарком судьбы для молодого декоратора. Ещё в 1974 году судьба свела меня с Василием Шукшиным, во время работы над фильмом «Они сражались за Родину», который снимал всемирно известный режиссёр Сергей Бондарчук. Даже проживали мы в соседних каютах на теплоходе «Дунай», стоящем на приколе возле хутора Мелологовский, на Дону. После тяжёлых съёмок он не отдыхал, как другие, а трудился над сценарием к своему новому фильму «Я пришёл дать вам волю вольную», о Степане Разине. Подойти к нему не было возможности, помог его друг и актёр Георгий Бурков, относившийся ко мне сочувственно. Прочитав мои первые литературные этюды, Шукшин одобрил их, и посоветовал поступать во ВГИК, на сценарный, что я и сделал впоследствии.

Во время работы над музыкальной комедией «Пока безумствует мечта» режиссёра Юрия Горковенко, снятой в 1978 году, как-то в Монино, съёмки проходили в музее авиации, молодого шебутного декоратора заприметил не кто иной, как автор сценария фильма, он же известный писатель Василий Аксёнов. Мы познакомились, много общались, и даже выпивали после съёмок в злачных местах городка. Видимо, общность взглядов на окружающую нас действительность, и натуры земляков способствовали этому. Он из Казани, я из Алатыря, это совсем неподалёку по российским меркам. Особенно, когда я рассказал писателю, что дед мой из волжских купцов, уроженец города Тетюши, что под Казанью, его семья была раскулачена, и умер он совсем молодым, оставив жену с тремя сыновьями, одним из которых был мой отец, влачить нищенское существование, так как экспроприировали их подчистую. Мои первые рассказики писатель прочитал со вниманием, и его советы пригодились мне позднее. В связи с выходом из СП он вынужден был эмигрировать в США, но общение с такой яркой личностью не прошло бесследно для начинающего литератора.

Ну и, наконец, во время съёмок картины «Василий и Василиса» режиссёра Ирины Поплавской, на волжских берегах, рядом с Дубной, писатель и автор сценария Валентин Распутин без лишних рассуждений, кратко сказал, прочитав пару моих рассказов: «Работай, Коля, у тебя есть все данные, чтобы писать о нашей русской провинции».

Общение с ними, как и с другими деятелями искусства, о которых я обязательно расскажу позднее, в своём следующем романе «Советская фабрика грёз», придало уверенности в своих силах и возможностях. Закончив ВГИК, стал снимать авторское документальное кино о малых исторических городах России, полузабытых и позаброшенных, внёсших, каждый в своё время, весомый вклад в дело становления и развития нашего государства. Не стоит забывать, что многие из тех, кто достиг определённых успехов и положения в обществе, сами родом из этой самой глубинки, как и множество нынешних москвичей, жителей других крупных городов.

Писать о российской провинции, где проживают и трудятся, хранят свои традиции и вековые устои простые русские люди, которые любят свою Родину, не предадут её, несмотря ни на какие трудности быта, которые подпитывают своими талантами и трудолюбием большие города, дело чести и совести каждого современного писателя.

Для всех нас актуален вопрос о том, как жить, во имя чего, и что останется после нас нашим детям и внукам.

Дом под горой

Свет прошлого, особенно детства и юности, озаряет всю нашу дальнейшую жизнь.

Автор

Первая глава
Зимушка-зима (Ванькины сны)

День первый

Вдоль забора, за которым слышался глухой ритмичный шум, крался мальчик лет шести в матросском костюме с якорями, стараясь поймать порхающую перед ним бабочку.

Улучив момент, он бросился в траву и накрыл её руками, но бабочка мелькнула перед его носом и улетела.

Проводив её разочарованным взглядом, мальчик встал и, привлечённый шумом, с любопытством приник к щели, не видя, как от появившейся на дороге стайки гусей к нему подкрадывался здоровенный гусак…

За забором внутри деревянного строения железная машина яростно распилила толстое бревно на доски и принялась за следующее.

Внезапно ожил висевший на столбе громкоговоритель:

«Едут новосёлы по земле целинной, песня молодая далеко летит…»

…В это время гусь сердито тяпнул мальчика за мягкое место, и тот с криком отпрянул от забора, растерянно уставившись на обидчика.

Придя в себя, мальчик схватил палку, и бросился на нахальную птицу. Струсив, гусь пустился наутёк по дороге, ведущей в гору. Спугнув гусиную стайку, с криками разбежавшуюся в разные стороны, мальчик нёсся следом и, догнав-таки врага, шмякнул его палкой по спине.

Гусь растерянно заметался и кинулся ему под ноги. Споткнувшись о забияку, мальчик неожиданно для обоих очутился верхом на гусе, словно всадник на коне. Махая крыльями, незадачливый гусь с отчаянным криком рванулся вниз и вдруг полетел, задевая лапами землю.

Крепко вцепившись в него, мальчик летел и восторженно смеялся.

– Вы только гляньте! – закричала полная, бойкого вида женщина, остолбенев от изумления. Около дома возникла толпа любопытных.

Мальчик промчался на гусе мимо них и скрылся за углом.

– Люди добрые, – охнула на всю улицу женщина, – это ж мой гусь, – и она бросилась пересчитывать стайку растерянно гогочущих птиц.

– Пропал теперь, – подначил кто-то, – заморенный гусь, не жилец.

Растопырив крылья, гусь улепётывал от наездника из последних сил, а он победоносно смотрел ему вслед, затем пренебрежительно глянул на восхищённого карапуза, почтительно замершего неподалёку.

– Я видел, как ты летел, – карапуз задохнулся от избытка чувств.

– Ерунда, я не такое могу, – небрежно отмахнулся мальчик, направляясь к шоссе, по которому мчались машины. – А ты смелый?

– Не знаю, – карапуз застенчиво захихикал.

– Эх ты, – потерял к нему интерес мальчик, – из труса героя не получится. Смотри!.. – и, выждав, когда очередная машина была уже совсем близко, вихрем пронёсся через шоссе ей наперерез.

Взвизгнув тормозами, грузовик резко остановился у обочины.

– Под колёса захотел, чертёнок? – заорал шофер из кабины, но насмерть перепуганные сорванцы уже бежали прочь, навстречу обомлевшей от ужаса женщине, ставшей очевидцем страшной картины.

– Ванечка, ты жив? – кинулась она к мальчику, который при виде её перепугался ещё больше и рванул, было, в сторону, но женщина схватила его в охапку и, убедившись, что он цел и невредим, заплакала:

– Ты же обещал во дворе играть, опять за своё? Хоть работу бросай, – и она потащила упирающегося сына всё к тому же дому…

– Ваш сынок-то на гусе моём с горы летал, – встретила их у подъезда раздосадованная женщина. – Теперь бедняга едва дышит, – кивнула она на гуся, понуро стоящего у сарая. – Помирает, сердешный.

Мать растерянно смотрела на неё.

– Разве может маленький мальчик на гусе летать? Никак не может! Николай, скажи ей, – обрадовалась она, увидев подходившего мужа.

– Не верите? Все соседи видели! – возмутилась женщина.

– Если подохнет, мы заплатим, – успокоил Николай хозяйку гуся.

– Пап, он сам захотел, чтобы я летел на нём, – оживился, было, сын.

– Дома поговорим, – невольно усмехнулся отец, входя в подъезд, вслед за своим семейством…

– Как насчёт садика, узнавал? – мама вынула из ридикюля ключи.

Он безнадежно махнул рукой, с сочувствием посмотрел на сына.

– Опять дорогу перебегал, – расстроенная мама открыла дверь.

– Всё! Поедет к деду с бабкой, – решил отец, входя в длинный коридор коммунальной квартиры. – Поживёт там, а к школе заберём обратно…

Вечерние игры

Мать старательно мыла посуду после ужина, отец расположился с газетой на диване. Ванька был наказан одиночеством за дневные подвиги, и молча страдал, хлюпая носом.

Намаявшись в своём углу, он крадучись подходит к отцу и, увидев, что тот уже не сердится, вскакивает к нему на колени, и они опрокидываются на диван. Ванька быстро усаживается на его согнутые в коленях ноги, цепко обхватывает их руками и взмывает вверх…

Потом пикирует прямо на отца, опять взмывает, представляя себя нашим, советским лётчиком-истребителем, атакующим фашистов: жжж… тра-та-та… жжж… тра-та-та…

– Фу, устал, мочи нет, – отец снимает Ваньку с ног.

Началась борьба. Сопя и пыхтя, отец с сыном возятся на ковровой дорожке на полу. Отец очень сильный, толстый и большой, волосатый, применяет приём: захват головы подмышку.

В ответ сын, напрягая последние силы, применяет приём самбо, выкручивая папину руку за спину. Ещё немного, и папа повержен на живот.

Крепко стискивая своими ручонками папину тяжёлую руку, Ванька торжествующе сидел у него на спине, взъерошенный, с горящими ушами.

– Сдаюсь, – хрипит папа красным лицом.

– А ну, пора спать, вояки. Совсем отца замучил, – подходит мама.

– Пап, мы завтра будем бороться? – с надеждой вопрошает Ванька.

– А как же, конечно будем, спи, давай…

Проезжающая по шоссе машина высветила окна в комнате; свет пополз по потолку, стене, исчез. Урчание удаляющейся машины растворилось в наступившей ночной тиши, которую нарушало лишь поскрипывание родительской кровати да их сдавленный шёпот: уж не борются ли они там за шкафом без него, Ваньки?..

День второй. Влюблённый художник

Утро. Мама ушла на работу. Папа заканчивал портрет очередного члена политбюро. Ванька, сидя на скамеечке рядом, тоже мазюкал красками, водя кисточкой по картону, установленному на стуле отцом. Он писал свой автопортрет, иногда поглядывая на себя в зеркало.

Раздался стук в дверь и в комнату вошёл папин коллега по работе, художник Сверчков. Он мельком глянул на работу отца и остановился возле Ваньки, удивлённо рассматривая творение юного художника.

– Талант, несомненный талант, – наконец произнёс он, глядя на Ваньку сверху. Ванька засмущался, не прерывая занятия.

Отец с коллегой о чём-то поговорили и засобирались на работу.

– Сынуль, остаёшься за старшего, скоро мама придёт. Пока, – и они исчезли за дверью. Ванька тут же встал и подошёл к портретам отца, вглядываясь в них и считая себя заправским художником.

«Как же это папа проглядел, глаза не прописаны, как следует, тени не очень глубокие на лицах», – подумалось ему, и он с жаром принялся за работу. Наконец, удовлетворённый и усталый, он полюбовался исправленными произведениями искусства. Они были совершенны.

Ванька вышел в коридор и увидел девочку в школьном платье с фартуком, огромные банты украшали её косички, в руках – настоящий школьный портфель. Соседи улыбнулись друг другу.

– Ваня, приглашаю тебя к нам в гости, – она взяла его за руку, и Ванька очутился в соседской квартире. Навстречу уже спешила мама девочки.

– Танечка из школы вернулась, здравствуй Ваня. Садитесь обедать…

Таня с Ваней сидели за столом и учили уроки: Таня писала в тетради, выполняя домашнее задание, а Ваня рисовал зайцев, кошек, чертей, потом стал рисовать Таню за уроками.

Таня закончила уроки и заглянула в тетрадь соседа:

– Похоже, и косички с бантами получились. Ты художник, как отец.

– Это ерунда, я и не такое могу нарисовать, – зарделся польщённый художник и полез под стол: усевшись, потянул к себе девочку, затем в непонятном волнении стал гладить её колени. Таня встала из-за стола.

– Ваня, тебе пора домой, – строго сказала она кавалеру. Оскорблённый в своих лучших чувствах, Ванька удалился.

Побегав по двору, он привёл к себе в гости двух соседских девчонок своего возраста. Уложив их рядком на ковровой дорожке на полу, кавалер лёг сверху на одну из них и стал чмокать в губы, подражая взрослым.

Девочке стало щекотно, и она засмеялась.

Тогда кавалер лёг на другую, и они стали целоваться. Раздался шум в коридоре и голоса родителей, возвращающихся с работы. Девчонки почему-то испугались и забились на всякий случай под кровать, а Ванька остался стоять столбом посреди комнаты, весь взъерошенный.

Вошли родители и подозрительно поглядели на сына. Услышав шум, отец заглянул под кровать и извлёк на свет божий двух обольстительниц.

– Вы что под кроватью забыли? В прятки играете?

Смущённые и испуганные девчонки убежали домой, а Ванька нехотя признался, наконец:

– Мы тут в папу с мамой играли. Они мамы, а я папа.

Родители остолбенели от такого признания, не зная, что и ответить.

Вечер. Семейство втроём ужинало за круглым столом. Ванька, наконец, не выдержал и сказал отцу загадочно:

– Папа, ты разве ничего не заметил?

– Нет, а что? – сказал папа, и тут его словно осенило. Он встал, подошёл к портретам и замер, восхищённо глядя на них. Мама безмолвствовала.

– Ну, как? – Ванька торжествовал, его голос прерывался от волнения.

– Неплохо, – ответил папа тоже внезапно охрипшим голосом. Весь побагровев, он снял ремень и подошёл к сыну.

– Зачем это? – недоумённо нахмурившись, сын насторожился.

И тут отец снял с сына штаны и выпорол его ремнём. После экзекуции оскорблённый Ванька забился под стол: не оценил отец его искусство.

Отец заглянул под стол, сын отвернулся.

– Понимаешь, сынок, портреты завтра сдавать, а ты всё испортил.

– Я же хотел как лучше, – с жаром возразил Ванька.

– Понимаю. Но ты вот всё хочешь как лучше, а получается как нельзя хуже. Пора тебе об этом подумать. Теперь придётся исправлять, переписывать всю ночь. Чтобы стать настоящим художником, надо много учиться, понял?

Ванька сокрушённо кивнул головой, скрывая слёзы.

– Не горюй. Вылезай из-под стола и ложись спать. А завтра подумай над тем, что я сказал. А за порку извини, погорячился.

Мир и справедливость были восстановлены.

И опять Ванька любовался, как свет от проезжающих по шоссе машин полз по потолку, стенам, слушал затухающий вдали шум моторов, и опять наступившую звонкую тишину нарушало лишь мерное поскрипывание родительской кровати…