Читать книгу: «Импровизаторы», страница 3

Генерал обругал его как не надо хуже и вскочил опять на извозчика и все извозчика после этого вслед скорей подгоняет.

А извозчик догадался, для чего он ездит, и говорит:

– А осмелюсь спросить: которого часа вашего человека взято?

Генерал говорит:

– О полуночи.

– Ну так теперь, – говорит, – ему уже аминь.

– Что ты вздор говоришь!

– Помилуйте, какой же вздор! Теперь они ему уже струменцию запустили.

– Ты глупости говоришь.

А извозчик полуоборотился и крестится рукой, а сам шепчет:

– Ей-богу, ей-богу, – говорит, – ведь они теперь всех струменцией пробуют. Сначала начнут человека в ванной шпарить и кожу долой стирать, и притом в рот лекарства льют; а которые очень крепкого сложения и от лекарства не могут умереть, тем последнюю струменцию впустят – и этого уж никто не выдержит.

Генерал же думает: врет извозчик, – бросил ему деньги, а сам вбежал в больницу и вскричал:

– Попросить ко мне старшего доктора! Кто здесь старший доктор?

Старший доктор выходит – этакий в заспанном виде, и никакого особливого внимания не обращает, а спрохвала спрашивает:

– Что вам угодно?

Генерал ему отвечает живо и бойко и рукой простирает, что вот так и так: «Я, – говорит, – в нынешнем лете на дачу не переезжал и остался в городе…» А лекарь его перебивает: «Вы, – говорит, – пожалуйста, покороче, а то мне из отдаленных начал слушать некогда…»

Генерал немножко рассердился и говорит: «Я вам начинаю так, чтобы было понятно. Я вечером человека в цветочный магазин посылал за букетом и оставил его в цветущем виде, и он еще после меня пошел на садок и спевку слушал».

Но лекарь опять перебивает: «Ваше превосходительство, мне – говорит, – некогда! Нельзя ли, в чем дело?»

– Дело в том, – говорит генерал, – что этого человека взяли и увезли, и он у вас, а я желаю его к себе взять.

Старший доктор обернулся к фельдшеру и говорит:

– Справься!

А тот справился и сразу отвечает:

– Есть!

– Что же он?

– Умер.

Доктор говорит:

Вот и можете получить.

Генерал и осомлел.

– Что это такое? – говорит. – Я не верю… Всего несколько часов тому назад человек был полный жизни…

А доктор говорит:

– Это и очень часто так бывает. А впрочем, пожалуйте, служитель вас проведет и его покажет! – и велел служителю: – Проводи генерала!

V

Служитель привел генерала в мертвецкий покой; но тут покойников несколько, и еще на них только нумерки лежат, а нет никакого возвания, и по лицам отличить нельзя, потому что все лица почерневшие, и руки от судорог в перстах сдерганы так, что не то благословение делают, не то растопыркою кызю представляют.

Генерал и говорит:

– Я так не могу своего человека узнать! Мне пусть покажут!

Служитель побежал в контору спросить, под каким оный нумером, а генерал остался и замечает, что сзади его кто-то вздохнул. Видит, это читальщик, человек степенный, в очках, в углу стоит, но не читает, а на него сверх очков смотрит, и, как генералу показалось, – с сожалением.

Генерал его и спросил:

– Что, старина, с сожалением смотришь?

– Да, – говорит, – ваше превосходительство.

– Жутко, я думаю, и тебе в этаком адском месте?

– Да, – говорит, – но главное дело, что мне утром всегда пить очень хочется, а тут нигде лавчонки нет. В других больницах, которые строены в порядке домов, это хорошо: там сейчас как дождешь утра, так и выбежишь: квасу или огуречного рассолу выпьешь, и оживет душа; а тут эта больница на площади… ни одной лавки вблизи нет… Просто, ей-богу, даже рот трубкой стал.

Генерал вынул два пятиалтынных и говорит:

– Сходи, за моего усопшего чайку в трактире напейся.

Читальщик, разумеется, доволен и благодарит.

– Видно, – говорит, – вам дорогой человек был?

– Да, братец! Я бы ста рублей не пожалел, чтобы его поставить.

А читальщик ему и шепчет:

– Как же их поставить! У них уж все чувства убиты и пульсы заморены, потому что ведь струменцию-то ставят под самую мышку, а в пятках под щиколоткой еще и после смерти пульсы бьются.

Читальщик это сказал и ушел, а генерал евонный намек, на что он намекал, – понял, и как служитель вернулся и сказал, под которым нумером камердинер лежит, – тот ему говорит:

– Хорошо, братец, я над ним здесь останусь, а ты поди и сейчас мне батюшку попроси, – я хочу панихиду отпеть.

Служитель опять побежал, а генерал зажег читальщикову свечечку да прямо покойника огнем под пятку… Тот враз и вскочил, а генерал его сейчас на извозчика да домой, а потом в баню, а другого человека, буфетчика, к этим же докторам с письмами послал – к старшему и к двум его главным помощникам, – чтобы пришли к нему его самого лечить.

Те и рады: думают, генерал с состоянием, тут уж мы хорошо попользуемся! И притом же они были напугавшись, куда от них из мертвецкой мертвый делся; весь лишний форс с себя сбросили и пришли.

А генерал велел, чтобы как они придут и сядут, так чтобы сейчас открыть из другой комнаты дверь и чтобы камердинер, во фраке, с большим подносом чаю в руках входил.

Доктора как это увидали, так все трое с кресел на пол и упали. А генерал выхватил пистолет и одному и другому помощникам груди прострелил, а старшего доктора выступкой подкинул и начал трепать его со щеки на щеку, а после, как уморился, – говорит: «Иди теперь, жалуйся».