Читать книгу: «Зачем ты воскрес», страница 18

– Вы же видели, что он живой. Почему вы об этом не заявили в полицию. Я никак этого не могу понять. Ладно, ошиблись при опознании, сильно волновались. Всё это можно понять. Даже сильные люди этого не всегда выдерживают. Пусть вы его не любите, ненавидите даже, но похоронить живого, как это можно? Разведитесь! Всего дел-то! Вот вы же нашли себе мужчину. Многие разводятся и создают новые семьи. Наверно, вы счастливы. А он тоже живой человек и имеет право на счастье. А вы ему не только в этом отказали, но и в праве на жизнь.

– Не можешь понять? Непонятливая выходит? А кому он нужен живой Хоменко? Тебе одной и всё. А больше никому не нужен. Меня он только мертвый устраивает.

– Как же так?

– А вот так. Потому что он никакой. Слизняк, размазня, тютя-матютя. Или с тобой он другой? Единственное его достоинство – вот эта квартира, которая ему досталась от родителей. У самого-то его ничего нет, ни в кармане, ни за душой. Ноль без палочки. Разведись я с ним, значит, должны разменять эту квартиру на однушки. Или отдай ему половину стоимости. А вот этого он не хотел?

Она показала средний палец.

– Так вы… Так вы из-за квартиры? Из-за квартиры готовы похоронить живого человека?

– Причем тут квартира? Хотя и квартира тоже. Или, по-твоему, я должна бомжевать где-нибудь на свалке? Да, я его ненавидела. Нет! Это даже не ненависть. Он и ненависти не достоин. Слишком много чести для него. Я его презираю. Это физическое отвращение. Вроде того, ты сидишь, а по твоей ноге слизняк ползет. Ты понимаешь меня? И чего тебе хочется? Хочется тебе его раздавить. У меня мурашки бежали от одного звука его шагов. Для меня его запах был непереносим. Всё в нем было отвратительно: его голос, улыбка, как он ест, как он бреется, как одевается и как раздевается. Если он ко мне прикасался, меня как будто током било.

– А как же вы замуж за него выходили?

– Дура была. Припекало. Уже возраст. Подруги все замужние, детей нарожали. А я все одна. А тут Хоменко подвернулся. Я и подумала: перспективный инженер, квартирку имеет, не урод, даже симпатичный. И в меня влюбленный. Ласковый такой. А у меня что? А у меня ничего. Но у него, кроме квартиры, никаких достоинств не оказалось. Да только поняла это я уже после свадьбы. Вот так и жила мучилась.

– Я думаю, что Евгений оставил бы вам эту квартиру и никакой доли не стал бы требовать.

– Это он сам сказал? Да дело даже не в квартире. Не в одной квартире. За то, что он погубил несколько лет моей жизни, сделал из меня злюку, истеричку, уже только за это он достоин смерти. Если вас кто-то лишил свободы на несколько лет, разве этот кто-то не заслужил наказание? Когда меня пригласили опознать его, я, еще не видя трупа, решила, что это он, что месть свершилась, что небеса услышали мои молитвы. И потом это же была головешка. Кто знает, он это или не он?

– Вы чудовище?

– А ты ангел? Ну, да! Водки не пьешь, не куришь. Ну-ка дай спину потрогаю, может быть, у тебя там крылышки. А когда мужикам даешь, крылышки тебе не мешают?

– Прекратите!

– Ладно! Так я не пойму, зачем ты пришла. Посмотреть на жену твоего хахаля, сравнить, кто лучше?

Она грязно выругалась.

– Дело в том, что Евгений пропал из больницы. Из обычной больницы его перевели в психиатрическую. Оттуда его похитили, забрали. Не знаю, кто это. Но думаю, что это очень близкие ему люди. Зачем чужие люди будут похищать чужого человека? Вы же должны знать близких ему людей?

– Вон оно что? Значит, хочешь найти Хоменко и забрать его себе. Влюбилась, да? Я правильно толкую? Или у тебя какой-то другой более замысловатый замысел?

– Нет у меня никакого замысла.

– Ну, этого добра мне нисколько не жалко. Только вот подумала ли ты о том, с чего это я тебе буду помогать отыскать Хоменко, если он для меня мертвый, если я законная вдова? Похоронила собственными руками мужа, а теперь начинаю искать его среди живых. И вот вдова обретает чудом воскресшего мужа. А поскольку она уже поторопилась выскочить второй раз замуж, то в квартире с ней теперь живут сразу два мужа. Потом скажут: «А как это при живом-то муже вы замуж вышли? По закону-то у нас многомужество вроде как не разрешено. Закон, стало быть, нарушаем». Подумай об этом! Да если он живой, мне надо убить его, нанять киллеров. Ему никак нельзя быть живым. Неужели это непонятно? Он никому живой не нужен.

– Как вы можете такое говорить? Разве можно так?

– Да шучу я! Шучу! А ты, дурочка, сразу поверила. А у меня юмор такой черный.

Нина снова налила стопку, опрокинула, поморщилась, закусила. Зачем-то подмигнула Ольге.

– У него нет ни родственников, ни близких, ни друзей. Вот уж такой он человек. Квартирка эта досталась ему от родителей после их смерти. Сам-то он ни в жизнь не обзавелся бы. Брат старший тоже умер. Друзья? Друзья, наверно, были. Ведь в школе учился, в институте. С кем-то он мог и должен был сдружиться. Но сколько я с ним живу, никто к нам в гости не приходил, да и мы ни к кому не ходили. Жили как затворники. И в этом весь Хоменко. Не любил он компаний. Ты же должна была заметить, что он не коммуникабельный, с людьми сходится тяжело. Ему подай одиночество, чтобы книжки почитать. Может за день не вымолвить ни слова. Уставится в одну точку, задумается и может просидеть так целый час. Не знаю, ни про каких друзей он никогда не рассказывал. И в телефоне у него ни друзей, ни подруг не было.

– А коллеги на работе?

– Да не нравилась ему эта работа. Сам говорил, что ерундой занимается вместо дела. Бумажки приходилось постоянно писать, отчеты всякие, планы. А ему хотелось создать что-нибудь своё, потрясающее, чтобы все вокруг охали и ахали. Чертил, постоянно что-то считал. А потом махнет рукой. Никому это не надо. Бумажки бесполезные нужны, а настоящее дело не нужно. Может быть, и то, что он чертил, ерунда какая-нибудь. Я, как он сдох, все эти бумаги собрала в кучу и отнесла на помойку. Зачем всякий хлам в доме держать? Целую полку в шкафу освободила.

– Как у вас язык поворачивается такое говорить? Всё же вы с ним жили вместе, бок о бок.

– Ты мне в моем доме не указывай, что и как говорить. Смотри ты! Раскомандовалась! Я сама знаю, как и что мне говорить. Всё разузнала? Всё разнюхала? Или тебе еще что-то надо? Мне скрывать нечего. Я вся как на ладони. Пользуйся моей добротой! А если всё узнала, так шуруй отсюда! Нет! Не шуруй! Ты мне за откровенность пузырь должна. Я не жадная. Многого не требую. Пузыря хватит.

– Что за пузырь?

– Ты что совсем дура? В прочем, и так понятно, что дура. Разве нормальная свяжется с Хоменко. Нормальная на такого слизняка никогда бы не запала. Уж лучше с бобиком каким-нибудь трахаться, чем с ним. Водки ты мне должна бутылку. Поняла?

– Поняла. Давайте я вам деньги дам, а вы сами купите, какая вам больше всего по вкусу.

– Свои деньги ты засунь в одно место! Куда мне такой идти? Меня же штормит. Душ надо принять, наштукатуриться, приодеться, зубы почистить, подухариться. У меня трубы сейчас горят. Так что дуй, подруга, и побыстрей, не задерживай добрых людей.

– Хорошо! Я куплю.

– Магазин тут рядом. Как выйдешь, напротив нашего дома. Справа винно-водочный отдел. Ну, и закуси возьми, консерву там какую-нибудь, колбаски, ну, еще чего-нибудь. У меня в холодильнике мышь повешалась. Дожилась, япона мать!

Ольга кивнула. Когда она принесла водку и еду, Нина заметно обрадовалась. Она выложила всё на стол, оглядывала на это внезапное богатство и потирала руки. Праздник продолжается!

– Это, Оль! Ты уж извини, если чем обидела. Вижу, ты неплохая баба. С тобой можно кашу сварить. Зря ты с Хоменко связалась. Плюнь и забудь! Ничего хорошего не выйдет. Ты вон какая видная из себя. Найдешь нормального мужика. Это вот я от души советую. Не подумай, что какая-то ревность. У меня к нему никакой ревности не может быть.

– Зачем вы, Нина, пьете? Как ваш новый муж к этому относится? Я думаю, он не в восторге.

Нина погрустнела.

– Муж объелся груш.

Она расставляла на столе нехитрую закуску, выложила консервы на тарелку, порезала колбасу.

– Я, знаешь, влюбилась в него, как девчонка. Стоило увидеть его, как в глазах темнело. И верила, что вот, наконец, пришла большая любовь, огромная, как вселенная. Он лишь прикоснется ко мне, и я вся теку. От его ласк я с ума сходила. Это было такое блаженство!

– Я рада за вас.

– Да что ты выкаешь? Культурная что ли? А радоваться не надо. и у меня радости не осталось. Ты что подумала, что я сижу дома и на радостях хлещу водку в ожидании любимого мужа? Чтобы он пришел и видел, какая я расхристанная? Был любимый, да весь вышел. Разводиться собрался. Надоела я ему. Еще и требует полквартиры.

– Как полквартиры? Я что-то ничего не пойму. Какие полквартиры, почему, за что?

– А вот так! Я тоже сначала ушам не поверила. Думала, что он шутит. А он на полном серьезе. И бабником к тому же оказался. Пришла беда, отворяй ворота. Вот так мое семейное счастье и завершилось. Я не успела его распробовать, какое оно на вкус. Еще и с работы уволили. Теперь ни денег, ни мужика. И квартиру отберут. Полный писец!

– Я понимаю. Вам очень тяжело. Но поверьте, Нина, не бывает безвыходных ситуаций.

– И вот ты еще с этим Хоменко лезешь. Хотя, вот, что я подумала. Если Хоменко живой…

– Почему «если»? Он живой.

– Ну, да! Живой! Так это же всё дело меняет. Въезжаешь, подруга? Ну, если он живой, то тогда, понимаешь…Тогда получается, что мой брак с Вольдемаром незаконный. И никакая я не вдова. И у меня есть муж. А этот второй брак должны расторгнуть.

– Наверно. Но ведь Женя хочет развестись с вами. И мне кажется , что и вы не должны быть против.

– Пусть разводится. Он мне и даром не нужен. Но ведь квартиру он оставит мне? Он же у нас благородный в отличие от некоторых супермачо. Это в нем есть. Не знаю, можно ли это считать достоинством. А ты…это… приходи! Ты вроде баба ничего.

КУЗМИН

Мясников появился в кабинете радостный и возбужденный. Значит, что-то произошло.

– Получил премию? – спросил Кузмин.

– Премию ты сейчас будешь получать, майор. Так что готовь карман. И шире! Полковник тебя требует. Сам черней тучи. Видно, сверху хороший втык прилетел.

– Ну, да! У нас же вертикаль пенделей. Сверху донизу передаются. И чем ниже, тем больнее. Нам не привыкать, Мясников.

– Ну, да! С этим остается только согласиться. Вся наша система построена на пенделях.

– Ладно! Пойду за очередной порцией. А ты тут не скучай без меня. Вот полистай очередное дело! А кстати, за что пендель-то, полковник не обозначил.?

– Не удостоил. Наверно, хочет, чтобы для тебя это было полным сюрпризом. А то, когда знаешь, как-то неинтересно.

Полковник был хмур.

– Кузмин, я вот никак не могу понять: ты в шабашной конторе работаешь или в полиции служишь. Просвети нас, темных и непонятливых. А то вот я никак своим худым умишком не могу дойти.

– Товарищ полковник!

– Что товарищ полковник? Я тебе больше не указ? Положил на меня вот такой с пробором?

– Нельзя ли поконкретнее?

– Поконкретнее? Тогда скажи: нашел ли ты Хоменко, его похитителей? Или еще в поиске?

– Вы же сами приказали не заниматься этим делом. Вот я и прекратил поиски, занялся другими делами.

– У меня что старческий маразм и я не помню, что говорю, что приказываю? Так по-твоему? Если я что-то приказываю, я всегда это помню. Да! Был такой разговор. Майор! Ситуация меняется. Вчера одно, а сегодня другое. А завтра вообще неизвестно, что будет. Вчера нам Хоменко на фиг был не нужен, тем более, что заведующий клиники не стал писать заявление, потому что таковой у них не числится. Хоть и находился в палате, а по документам его не было. Вот на бумаге мертвые превращались в живых, а тут живой числится в мертвых. Сюжет, вполне достойный пера Гоголя. Кто же мертвых ищет? У нас же не голливудский фильм ужасов, где зомби расхаживают по улицам городов, мертвые восстают из гроба. Из этого я исходил майор. И мой приказ, точнее устное распоряжение, было правильным на тот момент. А сейчас ситуация изменилась, поэтому и действовать мы должны иначе. Мертвая живая душа оказалась опасной. Вот такая диалектика, майор.

– Я вас не понимаю, товарищ полковник. Может быть, мне неизвестно то, что известно вам. Он же овощ, беспамятный, безъязыкий, совершенно безопасный. Какая опасность может исходить от него? Что же такое может завариться?

– Я же тебе уже говорил об этом. У нас, знаешь, сколько любителей компромата! Вот журналюги, правозащитники всякие узнают об этом. Да их же хлебом не корми, дай чего-нибудь жареного. Представляешь, какой будет визг? Его и в Москве услышат. А там не любят таких вещей. И по головке не погладят начальство, которое допустило это. У нас выборы на носу, у меня вот это кресло, на котором я хочу досидеть до пенсии. Да-да! Я человек, а не терминатор. У меня семья, дети, внуки. И стрелочника обязательно найдут. А кто делом занимался о самоубийстве Хоменко?

– Капитан Гуменев..

– Я так и предполагал. Если хочешь завалить какое-нибудь дело, поручи его Гуменеву… Так вот, майор, эта женщина его… Ольга, да? – была у прокурора. На полицию, стало быть, потеряла всякую надежду и пошла к оку государеву. Помогите, мол, спасите! Полиция никак не хочет заниматься этим делом. Ты нашего прокурора знаешь. Жук еще тот. Везде свою личную выгоду блюдет. И тут он не упустит своего. Ему только палец сунь, он руку по локоть откусит.

– Товарищ полковник, теперь он вас, да и не только вас, может держать на крючке. Шантажировать, какие-нибудь условия выдвигать, чего-нибудь требовать, угрожать.

– Базар фильтруй, майор! Кишка у него тонка, чтобы держать меня на крючке. Хотя ты прав. Тип скользкий и мерзкий. И в любом случае ищет, прежде всего, выгоду себе.

– Хорошо, товарищ полковник, найду я этого Хоменко, представлю его перед ваши ясны очи, а дальше что? Хотелось бы знать план дальнейших действий. Если вы, конечно, считаете возможным поделиться им со мною. Заводить дело на похитителей, которые хотят ему добра, хотят его вылечить? Как говорится, не делай добра. И помещение его в психиатрическую больницу незаконно, где, кстати, никакой медицинской помощи он не получил. Его просто содержали в палате с другими больными. Жена его Нина Петровна уже вышла замуж. Она же числится вдовой. А получается при живом муже, она заключает вторично брак. Тем самым нарушен закон. Гуменеву, само собой, по шапке. Самое меньшее – увольнение за халатность. А вообще он неплохой мужик. Может, со временем и станет хорошим опером. Тут же такой сюжет для шекспиров! Клондайк! Социальные сети взорвутся. Вот и господин прокурор подключился. Еще одна сюжетная линия зарисовывается.

– Майор! Не пугай меня! Я и так пуганный. Чего ты так раздухарился, ка холодный самовар? Ты рассуждаешь верно. Вот и подумай, как сделать так, чтобы этот Хоменко исчез, растворился, чтобы у нас не было в заднице этой занозы.

– Ну, есть радикальное средство.

– Типун тебе на язык!

– Тогда, может быть, как Железную Маску заточить навечно в камере-одиночке, чтобы никто о нем и знать не знал. И даже охранники бы не знали, кто у них сидит. Ни имени, ни фамилии у сидельца. К тому же он и не говорит, и ничего не помнит.

– Шутишь, изволишь, майор?

– Хочу понять, товарищ полковник, что я должен делать. Как-то всё неясно, туманно.

– Есть такой товарищ по фамилии Ударник.

– Ударник?

– Ударник. Ну, вот и собирает он на свою кандидатскую фактографический материал. Всякие такие необычные случаи. И наш Хоменко его очень заинтересовал. Я вот что подумал: может он его и похитил, чтобы поближе изучать? А что? Всегда под рукой. Наблюдай, сколько хочешь, изучай и строчи свою кандидатскую. Пробей-ка этого Ударника, выясни, у него ли Хоменко. Но так, чтобы он ничего не знал. В контакт с ним не вступай, чтобы у него не возникло никаких подозрений.

– Ничего не предпринимать?

– Ничего. Только выяснить и держать ситуацию под контролем. Не надо, чтобы он делал лишние телодвижения.

– Понял, товарищ полковник.

– И это, майор, не светись. Кстати, что там с его женщиной? Ничего не узнавал?

– Вы имеете в виду жену?

– И жену, в том числе.

– Ну, я же вам сказал, что она вышла замуж. Вышла замуж.

– Ах, да! Задумался и пропустил твои слова. Во как! Как там у классика? Еще не успела оттряхнуть прах с колен. Скорострелка, однако. Кто ее новый?

– Не интересовался.

– На всякий случай поинтересуйся. В нашей работе ничего не бывает случайного.

– Исполню.

– А вторая его женщина что? Ну, с которой у него любовь. И вроде бы как взаимная.

– Знаете, товарищ полковник, я как-то женщинами не интересовался.

– Рано ты, майор, потерял интерес к женщинам. Непростительно рано для твоего возраста. Наведи справки! Может быть, пригодится. И вообще изучи окружение Хоменко, родственников, знакомых, коллег по работе, не вызывая подозрения.

– Прикажите заняться?

– Дела не заводи. Занимайся текущими делами. А это – как бы правильно сказать? – вроде тренировочного упражнения для сыщика. Ну, ты меня понял. И не болтать. Майор! Никакой огласки. Никто ничего не должен знать, кроме меня, разумеется. О всяких неожиданных поворотах немедленно мне докладывать и днем, и ночью.

– Всё понял, товарищ полковник.

Разговор с полковником заставил Кузмина задуматься. Нужно было искать выход.

Получалось, что он, Кузмин, ведет собственную игру, о которой полковнику лучше было бы не знать.

Начальство этого ой как не любит. И по головке не погладит, если узнает про это. Поэтому будет лучше, если полковник будет в неведении. А докладывать ему он будет то, что посчитает нужным.

Кузмин позвонил.

– Надя! Мне надо встретиться с вами. Это не терпит отлагательства. То есть сегодня.

– Где? Когда?

– Вы меня не поняли. У вас. С вами и с Ударником. На вашей квартире

– Но вы же сказали, что он ничего не должен знать.

– Ситуация, как говорит полковник, изменилась. Или вы мне не верите, Надежда?

– Верю. У вас честные глаза. Может врать язык, но глаза не врут. Но всё-таки что изменилось?

– Благодарю вас, что вы доверяете мне. Я на вашей стороне, поверьте. Я хочу помочь этому несчастному.

– Я должна предупредить Ваню?

– Обязательно предупредите, чтобы он не наделал глупостей, не начал пороть горячки.

«А пока выполняем приказ товарища полковника. Узнаем, кто у нас новый муж. И начнем с нашей базы данных. Если его там нет, расширим область поиска. Нет ли тут какой связи с Хоменко?»

Кузмин поднялся. У него были хорошие отношения с Ольгой Кожемякиной, руководителем информационного отдела. Это был тот случай, когда люди чувствуют друг к другу симпатию. Ольга могла бросить всё, даже самые неотложные дела, чтобы выполнить просьбу Кузмина. Зная это, Кузмин старался не сильно эксплуатировать ее. Он не успел даже выйти из-за стола, как в двери постучали. Уже по стуку он понял, что это был кто-то из посетителей. Свои так не стучали. И не поверил своим глазам. На пороге стояла Нина Петровна Хоменко. Кого-кого, а ее он никак не надеялся увидеть у себя.

Сейчас она уже, конечно, не Хоменко.

Но как она изменилась, осунулась! Это была другая женщина, не прежняя, уверенная в себе. Как вульгарно накрашены губы! Даже аромат духов не мог перебить похмельного духа. Да он был не свежий. Выходит, что вчера она немало приняла на грудь.

– Можно к вам?

– Конечно, Нина Петровна! К нам всегда можно. А даже иногда нужно. Присаживайтесь!

Кузмин даже не пытался догадаться, что могло привести ее к нему. Он мог ожидать увидеть в своем кабинете кого угодно, только не ее. Тем более, что она должна была воспринимать его ни как друга. Это уж точно.

Нина присела. Во всей ее фигуре, движениях чувствовались усталость и опустошенность, как бывает с людьми, сильно помятыми жизнью и желающими только одного – покоя. Выглядела она постаревшей и потерявшей вкус к жизни.. Счастливая женщина выглядит иначе. И Кузмин уже понял, что и визит ее, и внешний вид связаны с ее новым браком. Что-то здесь пошло не так, что-то случилось.

– Просто не знаю, к кому мне обратиться. А вы мне показались порядочным человеком,– заговорила она. Руки ее лежали на коленях, которые она медленно поглаживала.

– Нина Петровна! Вы хотите, чтобы я вам помог?

– Слушайте! Вы, наверно, осуждаете меня. Конечно, осуждаете. А вы постарайтесь понять. Вам не нравится мой поспешный повторный брак? Сейчас я понимаю, что допустила ошибку. Но я влюбилась в него, по-настоящему, как девчонка.

– Вы взрослый человек. Как я могу вас осуждать? Это ваша жизнь, ваш выбор. И вам с ним жить. Вы же не маленький ребенок, чтобы вас за ручку вести по жизни.

– Выбор… выбор… Конечно. Максим! Можно я к вам буду обращаться по имени? В конце концов, мы же ровесники. И мой визит не носит официального характера.

– Пожалуйста.

– Вы всё-таки служитель закона, его блюститель. И мне сейчас нужна ваша помощь. Ну, вроде как я хочу проконсультироваться с вами. Мой муж, ну, нынешний, хочет разводиться со мной. Вот такая у меня жизненная ситуация. Очень неприятная.

– Как? Так быстро!

– Да я сама в шоке. Поверьте, я никаких поводов не давала. Ни малейших, чтобы он так поступил со мной. Для него я всё готова была сделать. Всё для него. Ни одного слова поперек. То есть с моей стороны никаких поводов для такого решения не было.

– У него другая женщина?

– Да. Но дело даже не в этом. В конце концов, я могла бы ему простить измену. Ну, был быстрый секс на стороне. Он хочет забрать у меня квартиру.

– Постойте! Вот с этого места поподробней. Как это забрать квартиру? Он так и сказал?

– Он говорит: «Мы же зарегистрировались, значит, у нас общая собственность. При разводе всё делится пополам. Так по закону. Конечно, твои тряпки, тарелки мне не нужны, а вот квартиру поделим». Или мы размениваемся на две квартиры, или я отдаю ему половины стоимости. Вот так он мне прямо и сказал. Как говорится, не в бровь. А в глаз.

– Брачный контракт вы не подписывали?

– Нет! Мы просто зарегистрировали брак. У нас даже свадьбы не было. Посидели со свидетелями в ресторане. И всё.

– Я не специалист по семейному и имущественному праву. Может быть, какие-то тонкости мне и не знакомы. Но насколько мне известно, разделу подлежит только совместно нажитое имущество. Нажитое в браке. Вы просто еще ничего не успели вместе нажить. Я думаю, что он просто шантажирует вас, берет на испуг, пользуясь вашим незнанием законов. Возьмете и согласитесь и пойдете навстречу его требованиям.

– Вы думаете?

– Я могу вам дать телефон хорошего юрисконсульта, который как раз занимается этими делами. Он берет за свои консультации деньги, но не такие уж большие. Зато всё делает качественно и профессионально. Он все вам разъяснит от и до. Это его работа.

– Хорошо! Вы меня успокоили. Дайте мне его телефон. Ну, что ж, я пойду! Спасибо вам, Максим! Все-таки я не ошиблась, когда решила прийти к вам. Вы хороший человек.

Поднялась. Ее повело в сторону. Она схватилась за спинку стула и быстро выпрямилось. Но это ее напугало. Она поняла, что не совсем может контролировать себя. Тут же бросила испуганный взгляд на Кузмина. Не заметил ли он ее слабости? Осуждения – вот чего она боялась больше всего. Ей хотелось выглядеть сильной.

Кузмин не проявил себя никак. Но когда она шагнула к двери, он спросил:

– Нина Петровна! Вопросик можно? Раз вы уже здесь, я не могу не спросить этого.

– Вам всё можно.

– Спасибо! Ваш муж… я имею в виду первого мужа, Евгения Васильевича Хоменко…он же приходил к вам. Вы не открыли ему двери. Почему вы его не пустили? Он стоял за дверью, звонил, стучал, сказал вам, зачем пришел, а вы не открыли дверь. Почему?

Она смутилась. И Кузмин понял, что она мучительно подыскивает объяснение своему поведению, такое, какое бы оправдывало и обеляло ее. Вроде как она поступила совершенно правильно.

– Я была уверена, что он умер.

– Но разве вам не было ясно, что он живой, стоит перед дверью и просит вас пустить? Нельзя же подделать голос?

– Всё можно подделать. А пранкеры, которые разыгрывают любого политического деятеля?

– Ведь вы же, наверно, поглядели в глазок?

– Господи! Да любой студент театрального училища загримируется под кого угодно. А если это какие-то мошенники, грабители? Откуда мне знать, кто стоял за дверью?

– Нина Петровна, до свидания! У меня к вам больше нет вопросов. Вижу, что для вас незнакомо такое понятие, как совесть.

Кузмин считал, что это нехорошо, но он испытал чувство злорадства. «Получила то, что заслужила. Вот тебе, голубушка, награда за твои козни. Ладно, посмотрим, кто там у нас коварный муженек, который решил тебя так жестоко наказать».

Оленька, голубоглазая блондинка, нравилась ему. И не столько за внешность, сколько за нрав и характер. Она была доброжелательна, никогда не повышала голоса и ни о ком не отзывалась плохо. Что больше всего удивляло женщин, которые работали в управлении. А вот в личной жизни ей как-то не везет. Непонятно почему. Первый муж оказался алкашом и тунеядцем, да еще и стал поднимать руку на нее. И она несколько раз приходила с синяками на работу. Даже пудра не могла скрыть их. Она ушла, забрав с собой дочку. Сняла маленькую квартирку.

И со вторым мужем, как говорят, отношения у нее тоже не складываются. Вот что за напасть? Никто ее, однако, не видел расстроенной, раздраженной, она всем улыбалась, была доброжелательна, и не отказывала никому в просьбе, ссылаясь на занятость и срочные дела, как сплошь и рядом поступали ее коллеги. А были и такие, к кому вообще не стоило никогда обращаться.

Обращались же к ней часто. Всё-таки информационный век. И на каждом шагу нужно было что-то пробить, узнать, распечатать, уточнить. В каждом кабинете, даже у завхоза, стояли компьютеры, ноутбуки, были планшеты, не говоря уже о сотовых телефонах. Техника сложная и проблемная. А поэтому Оленька не оставалась без работы. Удивительно, как она везде успевала, как будто у нее было сто рук. А ведь собственных дел у нее было выше головы. Невозможно было представить, что будет, если Оленька вдруг однажды не выйдет на работу.

– Прекрасной половине человечества мой пламенный сердечный привет!

Кузмин почему-то был уверен, что чем витиеватей говоришь с женщинами, тем больше у тебя шансов на успех. Еще он хотел шаркнуть ножкой, но передумал в самый последний момент, решив, что это будет явный перебор. Даже в галантности нужно знать меру.

– А сейчас должна последовать очередная просьба, – улыбнулась ему Оленька. – Майор! Не напрягайте себя, переходите сразу к делу. В конце концов, вы же не дамский угодник, а оперативный работник.

– Оля! Ты не только прекрасна, но и проницательна. Только в тебе можно обнаружить такое удивительное сочетание.

– Максим Николаевич! Давайте уж к делу!

– За Николаевича я могу смертельно обидеться. Ты хочешь убить меня? Ай-я-яй!

– Как-то вырвалось по привычке. Даю слово, что больше не буду. Но и Максимчиком тоже не назову.

– Не всякая привычка украшает прекрасный пол.

– Если ты мне сейчас начнешь читать сонеты Петрарки, я буду заниматься своим делом. И пусть это тебя не обижает. Работа всё-таки на первом месте. Особенно, если ты находишься на рабочем месте.

– Читать не начну за незнанием таковых. Но к следующему визиту непременно два – три сонета выучу. Даже на языке оригинала. И пусть это мне будет стоить невероятных трудов.

– И прочитай их своей жене.

– Ну, вот, как что, так сразу вспоминают жен. Жена – это сакральное, не упоминаемое всуе.

– Немедленно, что нужно?

– Оленька! Пробей мне этого человечка! Оченно нужно. Само начальство непременно требует.

Положил перед нею листок.

– А кроме фамилии, имени, отчества, ничего нет? Хотя бы лагерная кличка, количество судимостей?

– Нет.

– Хорошо. Но это займет некоторое время. Никаких гарантий не даю. Сам должен понимать.

– Готов ждать вечность, но не более часа.

– Нетерпеливость не украшает мужчину. Настоящий мужчина всё делает неторопливо, но основательно.

– Особенно в отношениях с женщиной. Ведь ты об этом хотела сказать?

– Не мешайте работать, товарищ майор. Иначе вы не дождетесь выполнения своей заявки.

«Пока Ольга пробивает мне этого человечка, можно смотаться к своим новым друзьям. Только никто об этом не должен знать. Надо придумать какую-нибудь отмазку».

Кузмин переоделся в гражданку. Она висела у него тут же в кабинете в шкафу. Кстати, очень удобно. Не нужно мотаться домой, терять зря время. А маскарад с переодеванием повторялся довольно часто.

Об этом он часто говорил Мясникову, который никогда не расставался со своей полицейской формой. Наверно, и дома расхаживал в ней, чтобы домочадцы прочувствовали, с кем живут.

Кузмину не нужно было лишнее внимание. А человека в форме заметит каждый. «Полицейский! К кому и зачем? Кто там и что натворил?» Да его запомнят все, кто будет во дворе. Он переоделся, поглядел в зеркало. Обычный гражданский.

ХОМЕНКО

Ударник был возбуждён. Он ворвался в спальню. Надя сидела на кровати. На коленях у нее лежал ноутбук. Она оторвала взгляд от монитора, удивленно поглядела на него.

– Надя! Смотри!

Он тряс у нее перед лицом бумагой. Лицо его светилось детской радостью. Он даже тихонько подхрюкивал.

– А чего смотреть?

– Он нарисовал! Смотри, что он нарисовал! – радостно кричал Ударник. – Я сначала даже глазам не поверил.

Света взяла листок. На нем была изображена женщина. Довольно симпатичная.

– Очень реалистично, – оценила она. – Конечно, не Тициан. Но мастерство чувствуется. Впечатление, что он рисовал с натуры.

– Он рисовал по памяти. Значит, память его не повреждена. Он все помнит. Ну, может быть, и не совсем всё, но помнит. Он рисовал реального человека. И вероятно, очень близкого и дорогого ему. Здесь даже чувствуется влюбленность. Он любил эту женщину. Память его жива. А значит, есть надежда вернуть его к жизни. Я немедленно позвоню Саше. Он должен это знать. Это его обрадует. Он верил в его выздоровление.

– Погоди! К нам гость.

– Какой гость? Ты что с ума сошла? Не понимаешь, в каком мы положении? Никто не должен знать, что у нас Хоменко.

– Это майор полиции Кузмин.

– Ты не бредишь? Какой майор?

– Ваня! Он наш друг. Он хочет помочь этому несчастному. Он честный человек.

– Он полицейский. А для закона мы преступники. Он вмиг отправит нас за решетку, чтобы получить звездочку на погоны и премию. Надя! Нельзя быть такой доверчивой.

– Он не такой. Поверь мне!

– Так! Расскажи всё по порядку.

Надя рассказала. Ударник нервно стучал пальцами по столу. Он никак не мог решить, доверять ли этому полицейскому или нет.

– Хорошо! Но вот, что меня настораживает. Сначала он решил поддерживать контакт только с тобой. А сейчас со мной и Сашей. Что изменилось?

– Может быть, над Хоменко сгущаются тучи, и он решил подать знак всем нам. Одно понятно, что-то сильно изменилось. Наверно, над Хоменко нависла опасность.