Читать книгу: «Магия любви и мыслей. От сердца к сердцу», страница 2

Шрифт:

1965 год

Стукнули рельсы в колёса,
В ночь прослезился гудок,
Дым тьмы ночной раскололся
Фарой – падучей звездой.

Небо прощальные слёзы
Льёт за земной горизонт.
Жмутся друг к дужке берёзы,
Брызжа дождливой слезой.

Злой и отрывистый шёпот
Ветра в колючих кустах.
И: «До свидания!» – шоком
Цедится в сжатых устах.

Плачут разлукой колёса
Где-то в ночи далеко.
Я ж одиноко поплёлся,
Словно бомжара какой.

Только что с другом я спорил,
Спорил до судорог скул,
Только что целое море
Выпил я с ним коньяку.

Там полукругом упругим
В горку врубилось кафе.
Юных казачек мы с другом
В танцах сжимали как фей.

Верные словно чему-то,
Грызли мы корку житья,
Чувствовал пьяный я смутно:
Прав и не он, и не я.

Зная, что спорим напрасно —
Нет в жизни истины той,
Что превращает жизнь в праздник,
Смерть же в сон, в сон золотой.

Друг мой талдычил мне тонко,
Словно учитель какой:
«Ты не старайся жить только
Как деревенский наш скот.

Слов не бросай ты на ветер,
Или пожнёшь столько бурь,
Что вместо истины светлой,
В голову вселится дурь, —

И разогревшийся спором,
Пьяно твердил он. – Поверь.
Жизнь за словесным забором
Ждёт неприступная твердь.

Там есть чертовские вещи,
Как их мусоль – не мусоль,
Будь ты мудрее мудрейших,
Так и не сыщешь в них соль.

Знаю: за первым бокалом
Следует выпить второй.
Жизнь не с таким уж оскалом
Смотрит нам с дальних дорог.

Сельскую жизнь «золотую»
Кинь же и ты навсегда!
Спорим? Сейчас заколдую:
Ты не вернёшься туда.

Нет там ни рая, ни Евы,
В город уполз даже змей,
Ну, и Адам наш – не евнух,
Здесь вот гарем заимел…

Деньги несут ему боги.
Сколько? Не знает никто…
Фей наших стройные ноги —
Вот его ключ золотой!

Что ему дерево рая?
Змей и его научил:
Ева и Света, и Рая —
Рай для него и мужчин.

Бросим же мир наш убогий,
В райские кущи рванём…
Что обжигают не боги,
Что наполняет ворьё?

Хочешь селом увлекаться,
Друг мой, до старческих лет?
Жили дед с бабкою – сказка.
Правда – Кощея скелет.

Взять хоть великий Египет…
Жук фараонов не спас!
Всем уготована гибель!
Как по-французски: Не спа?

Горбиться до смерти с сошкой,
Поле пахать и потеть.
Тьфу ты! Не ворон ты, – сокол!
И не мудри в простоте».

Слушал я друга, я слушал,
Мудрость мешал с коньяком
И чтоб мне помнилось лучше,
Бил по столу кулаком.

Другу ж сказал я: «Удачи!
Я не Адам и без фей
Дам кому надо я сдачи,
Змей твой – не мой корифей.

Так что прощай и прости мне.
Не для меня эта жизнь.
Нет жизни в мире противней
Жизни, погрязшей во лжи.

Не для того я родился,
Чтоб забираться в горшок…»
Как же мой друг рассердился!
С дружеских рельсов сошёл…

Горькой отравой повисло:
«Флаг тебе в руки. Привет!»
Поезд спасительно свистнул,
Мой заглушая ответ.

Сталью колёса и рельсы
В сердце бесстрастно стучат.
Новые жмутся к ним рейсы,
Новых друзей разлучать.

Тьму рубят друг мой и поезд
Где-то в ночи далеко.
Я же с дорогою споря,
Вновь её глажу пешком.

Друг мой умчался, и снова
Нам никогда не сойтись!
Мне же разлука не нова —
Только б не сбиться с пути.

2 августа

Ах, кого мне любить?
Уже некого!
Красотой ослепив
Бело-снеговой,
Пронеслась как во сне,
Да всё мимо и
Холодна словно снег
Моя милая.
Пронеслась тучка-снег
С хребта дальнего,
Пронеслась (следа нет),
Вся растаяла.
Только сердце моё
Стало льдиною.
И мне песню поёт
Лебединую.

4 августа

Снится мне ли, нет ли
Странное свиданье:
Надо мною небо
Ледниками тает.

Дальняя вершина
Держит его тонны,
В озере, в лощине,
Лёд совсем не тонет.

Над горой двугорбой
Прямо в пасть заката
По тропинке горной
Кто-то солнце катит.

Ты, поймав дорожку
Солнца и заката,
Замочила ножку
И потом вдруг как-то

Сбросила одежды.
Но такой красивой
(Каюсь я, – невежда)
Видеть я не в силах.

Ты в воде прохладной,
Словно уголь жгучий,
Не мани, не надо,
Негою не мучай.

Там в озёрных волнах
Стынет нить заката,
Потерял я волю,
Даже берега там.

Тебе радость в дрожи
Тел соединённых…
Ты так просто можешь,
Я ж, как обалдённый.

Тел слиянье в страсти
В чудном сне объятий,
Никакие страхи
Не смогли б унять их.

Только в синей дрожи,
В пене волн на ветре
Есть огонь, что сможет
Страсти сжечь, поверь мне.

9 августа

Мне неведомой мощью
Горы там поднялись,
И стоят днём и ночью,
Замахнувшись на высь.

Там у самого неба
Ветер бурь и тревог,
Белым облаком снега
Мне навстречу плывёт.

И тяжёлым ударом
Пробивает мне грудь,
Просто так, даже даром,
Затевает игру.

Думал я, что я в землю,
В степь корнями пророс,
Но теперь стихов семя
Вон над тою горой.

11 августа

О, смейтесь, люди, люди, смейтесь,
Когда в ночи иду один,
Когда в душе презренья змейка
Укусом сердце холодит.

Во тьме смеётся голос чей-то
Призывно, сладко и легко,
Уж видно, путь ему начертан
Вперёд идти и далеко.

А, может быть, совсем другое
Сейчас сгорело в той душе.
Быть может, смехом дорогое
Оставил он навек уже.

И процедился нитью звона
Сквозь пустоту и тьму ночи,
Как в раннем небе жаворонок
Чудесным пеньем научил

Встречать с улыбкой озарённой
И жизнь, и славу, и мечту,
И боль, и даже разорённость,
Уметь не клясть свою звезду.

Так смейтесь, люди, люди, смейтесь
На то и создана нам жизнь,
И оскорблять её не смейте,
Когда змея ползёт с души.

11 августа

Льётся песня в ночи.
Где-то юность поёт,
Чьё-то сердце стучит,
Чьё-то нежно замрёт.
Только мне не понять
Этих песен уже.
Без любви не звенят
Эти песни в душе.
Растворились как дым
Дни любви и тревог.
Хорошо молодым
В этой дали дорог.
А без этих путей
Не уснуть и не встать
С той улыбкой звезде,
Чтоб ей ярче блистать.
По ночам в облаках
К звёздам песни ушли,
Как летали века
В невозможной дали.
Только мне не понять
Этих песен уже.
Без любви не звенят
Эти песни в душе.

12 августа

Метались бешеные ветры,
Гремели грозы в шум лесов,
Стонали в лучшее без веры
В ночи тревожной крики сов.
Плескались паром и нарзаном
Земли живые родники,
Шипеньем змей и конским ржаньем
Вплетались в рёв Баксан-реки.

13 августа

1966 год

Сегодня приснились мне Чёрные земли —
Безбрежная ровная жёлтая гладь,
Отара цветущая в майскую зелень,
Чабанский пастуший несложный уклад.

Далёкое очень и близкое будто
Раздолье лиманов, бездушие трав,
Где я по ночам лошадей своих путал
И жалкие росы сбивал по утрам,

В которых купались как на море чайки
Стада быстроногих степных антилоп, —
Как бронза кипящая стройные сайги,
Холодную степь заливая теплом.

Полуденным зноем, судьбой расстояний
Жемчужною россыпью чёрной земли
Неслись они мимо кошар и стоянок,
Как солнце в закате стихая вдали,

И ночью и днём, и зарёй, и в закатах
Скользя в горизонтную марев морщинь
Как счастье моё полупризраки-сайгаки
Быстрей и бесшумней коней и машин.

И даль вновь качалась спокойно и строго,
Тоскуя, мечтая, не знаю о чём,
О путнике долгом мечтала дорога,
В дали горизонтам упав на плечо.

Закат забивался под синие тучи,
И звёзды кружили на небе как снег,
И плыли над степью свист, окрик пастуший,
Как будто не ведая вовсе о сне.

Днём жаркая песня лилась жаворонка
А ночью холодной как эхо её
Бубенчик козла заливался так звонко
Что сердце в груди разрывалось моё.

И с ранним рассветом холодным росистым,
Что лился с далёких небесных озёр,
Овец поднимали чабанские свисты,
А солнце, подняв на рога, нёс козёл.

11 сентября

День упал на поля
Дымкой синей и пылью,
Лучи солнца пылят
Над усохшим ковылем.

На бригадном току
Нет ни гула, ни крика.
Только в дальнем логу
Осень полнится скрипом.

Трактора напряглись
Ползут в тяжкой изморе,
Так идут корабли,
Возвращаясь из моря.

На токах воробьи
В драках делят всё пищу,
Под «Чьи вы, да чьи – вы?»
Всё кого-то там ищут.

И окончивши труд,
Голосистые бабы
Как сороки орут
В придорожных ухабах.

А машина придёт
Отвезти их до дома,
В небо песня врастёт —
Бабской жизни истома.

15 сентября

Осень. Холмистая даль и тоска.
В сини жёлтый пожар лесопос,
И скрипит, надрываясь в телеге, доска
Так, что кажется морщится поле.

Заунывно поёт ездовой,
Так поют все в дорогах по степям,
В этих песнях тоскующий вой
О далёком, печальном нездешнем.

Я наслышался видно уж всласть
Этих песен тоскливых казачьих,
Мне понятна их жгучая власть,
От которой нельзя отказаться.

На пикеты с повинной за Русь
Высылались казаки царицей
В эту дикую сизую грусть,
Чтоб навеки ни с чем не мириться.

В просинённые дали до слёз
Моя юность вот также тележит,
И отжившая песня колёс
Мою душу морозит и снежит.

Терпкий ветер осеннюю прядь
Растрепал на ветвях и разносит,
И вязучая хлюпкая грязь,
Влипши в спицы, со смаком колёсит.

Что-то давнее-давнее в том
Возрождается свистом и гиком
В этом поле безлюдном пустом,
Повидавшим и роды и гибель.

24 сентября

Если бы ты видела рассветы,
В золотой листве моих садов,
В час, когда в деревьях ветер
Спит, не в силах вылезть из кустов.

По листве оранжевой и росной
Шелестят рассветные лучи,
Кажется, что звоном чистой бронзы
Сад раззолочённый зазвучит,

Зазвенит под дымкой дали синей.
Где по заосененным полям
Захолмились вёрсты по России,
Тою же рассветкою пыля.

Наливаясь золотом востока,
Дымкой прикрывается морщинь,
А на речке прямо у мосточка
Высохшие плачут камыши.

Где-то далеко в рассветных пашнях
Напряглись плугами трактора
И на золотое море спящих
Льётся петушиное: «Ура!»

Сад осенний зажелтел уютом,
Сам как загоревшийся восток
Начинает радостное утро
В дыме предрассветном – золотом.

Если бы ты видела рассветы,
Если бы ты видела мой сад,
Плакала бы в розовые ветви,
Ничего не в силах рассказать.

Если бы ты видела рассветы,
Ты бы обессилила дрожать…
Солнце, заблудившееся в ветвях,
Дожигает осени пожар.

28 октября

Ласковое солнце на закате
Заласкало землю сколько видно,
На полей взлохмаченную скатерть
Поразлив лучей заморских вина.

Осень затихает сиротливо,
Догорая сонными кустами.
Отшумел осенний жёлтый ливень
Тихими уютными садами.

Солнце пробирается тихонько
На свиданье к красному закату
И далече в дымке видно сколько
Засыпает, на груди его ласкаясь.

Мчит машина. На село дорога.
Тихий вечер, в небе песня бабья…
Бык заката месяцем как рогом
В небо поднял полог чёрных пашен.

29 октября

Вот она стихающая осень,
Вот она жемчужная луна
Светит занахаленно уж очень
Как всегда по осени у нас.

У деревьев голые скелеты,
Вместо листьев жёлтые лучи,
Словно серпантинные бинт-ленты
Нижутся слетевшее лечить.

А луна совсем осатанела,
Рассыпаясь, падает в листву.
И по всей вспенённой шире неба
Не видать другой какой звезды.

Лучше б день, тот день, что только прожил,
Ожидая милую свою
Вон из той, в закат слетевшей дрожи,
Убежавшей в дым осенних вьюг.

Ах, луна, оставь, оставь, не надо,
Не свети так больно горячо.
Видишь: ворошу листвой я сада
Как в аду углями жалкий чёрт.

Только распекают эти листья
Мученицу в сердце мне одну,
Что не перестанет уж молится
Как на жабу толстую – луну.

Перестань светить! Какого чёрта
Лыбишься до ссиненных ушей.
Видишь – не приехала девчонка,
Что одна теперь мне по душе.

Видишь же? Чего же тебе надо?
Вот попробуй листья собирать…
Хочешь, назову теперь я адом
Даже бога божеский тот рай?

Пусть мне не поможет даже это,
Пусть к тебе сильней я заскулю.
Знать такое сердце у поэта,
Знать наверно им её люблю.

А она-то, может быть, другого
Под руку по городу ведёт…
Не боюсь села, не страшен город,
Страшно, что по осени цветёт.

Страшно, что теперь вот зацветает,
Рассчитав на жёлтую теплынь,
А потом обманутое станет
Даже и в тепле уныло стыть.

Жёлтые изорванные листья
Я теперь навеки разлюблю,
Отчего же, осень, ты не злишься,
Когда я ужасно тобой злюсь.

29 октября

Ой-ё- ёй! Меня ты изругала
Как тебе хотелось в том письме.
Лучше б на яву я был нахалом,
Чем в душе заглазно – не в уме!

Ой, какой колючий бисер!
Жаль, не пахнут в письмах тех духи.
Милая, не плачу я от писем.
Пусть под утро плачут петухи!

Что ж, по мне? Живу в своей деревне,
Радуюсь на пашни и луга.
Здесь бросают листья мне деревья,
И никто не бросит в лицо: «Хам!»

Никому не сделаю я больно,
Тихо постигаю сельский труд,
И люблю бродить в широком поле,
Подставляя грудь свою ветру.

Может я виновен в нашей встрече,
Но и то, лишь только потому,
Что вино прибавило мне речи,
Как сказала ты: «Не по уму!»

Что ж, бывает в жизни всяко…
Может ты и нравилась бы мне,
Если б я, другою уже взятый,
Не грустил б в осенней тишине.

Только вот зачем такое иго,
Только вот зачем меня казнить?
Все живём мы в этом мире мигом,
Что разрывом обрывает нить.

Вам видней. Вы люди городские,
Но меня не хватит на двоих.
Так ругай за слабости людские.
У меня их хватит на троих.

Мне не надо быть хорошим,
Я давно в примеры не гожусь
И своей с романтикою прошлым
Никогда, нигде я не горжусь.

Может ты ещё сюда приедешь,
Но милей мне всё-таки она.
С ней мы были чуть ли ни соседи.
От неё пошла моя весна.

Слышишь ли, любил её когда-то.
Ой, давно! Не помню даже как.
Жаль, я не имею память к датам,
Чтоб начать любовный мой рассказ.

Но теперь… О, глупы жизни шутки!
Полюбила будто бы она…
Ты ж, ругай меня за всё. Всё – дудки!
Тих я как осенняя луна.

У неё учусь теперь улыбкам,
Ласково смотреть на эту жизнь.
Золотым в ночи холодным слитком
Сглаживать осеннюю морщинь.

Да и ты печальными глазами
Не смотри туда, где я живу,
Не садись в автобус на вокзале
До тех пор, пока не позову.

Ты меня узнала слишком быстро
И решила: просто – хулиган!
Что ж, пойду с такой припиской
По росе бродить в своих лугах.

30 октября

Что со мной? Грущу, грущу.
Ты сегодня не приехала.
Что ж, родная, отомщу
На твои рыданья смехом я.

Полн октябрь. Луна полна.
Ночь как будто раззолочена.
Для меня была она
Ночь над всеми ночами.

Завтра кончится октябрь,
Почернеют дали синие,
И деревья загрустят
Зябко о холодном инее.

Ты потом меня не жди,
Отгрущу я тихо с листьями,
Жёлтые люблю дожди
Я под лунной полной линзою.

Милая опять, опять
Вечерами буро-жёлтыми
Грустно как-то без тебя
Ветер одевает землю шёлками.

Падает в мою ладонь
Лист-закат уже засвеченный.
Хорошо б таким листом
Отгрустить и мне б до вечера.

30 октября

Не люблю в любви робеть,
Не люблю без сердца петь.
И беды я не боюсь,
И от ветра я не гнусь.
Не могу молчком молчать,
Когда нужно в крик кричать.
Не могу я зло терпеть…
Но послушай же теперь:
Это видит и слепой:
Не владею я собой.

30 октября

Милая, любовь во мне.
Это я почувствовал,
Надоело холоднеть,
Стану я безумствовать.

Стану я писать стихи.
В них моё спасение.
Даже курам петухи
Как коты весенние

С жаром на заре поют,
В эти дни осенние,
И покоя не дают
Мне и всем они.

Скоро вновь снега завьют
Косы в дни январские.
Мне ж не свить из снежных вьюг
Розы тебе майские.

А когда придёт весна,
Сердце всё ж зарядится
Страхом: как скажу я: «На!
Роз букет для радости!»

2 ноября

Я люблю тебя,
Люблю, милая,
Так целуй опять
С страстной миною.
Поцелуй опять
В губы жаркие
И хоть двадцать пять
Меня, жадная.
О, целуй, целуй,
Хоть с засосами,
И осеннья лунь
Зреет солнцами.
Поцелую я
В губы алые
Тысяч двадцать пять, —
Мне всё мало мне.
Зацелую я
Тебя страстную,
Ты – моя, моя,
И я праздную.
Я люблю, люблю,
Ты влюблённая
В голову мою
Непутёвую.
Золотая лунь,
Тишь рассветная,
Так целуй, целуй
За заветное.
И рассвет ещё
Не целованный
Льётся в кожу щёк
Света волнами.
Золотая лунь,
Тишь рассветная,
Гаснет лунный луч
Между ветками.
Так целуй опять,
Ночь вся минула.
Я люблю тебя,
Люблю, милая.

3 ноября

Милая, скажи,
Кто это – вон там
С радостью бежит
Прямо к нам, сюда?

Кто же это? Кто?
Синие холмы
Чистою водой
На заре умыл?

Милая молчит.
Милой нет со мной…
Кто же это мчит?
Ой, не всё ль равно…

3 ноября

Осень. Осенняя хмарь.
Тихое серое небо,
Скирды стоят по холмам
Памятью сжатого хлеба.

Пашен дрожащая чернь.
Далей ссинённые сгустки,
Колокол плачет… Вечернь
Теплится старостью русской.

3 ноября

Не плачь, любимая, не плачь.
Смеются люди. Им всем весело.
Не думай, что их жизнь тепла
И им не хочется повеситься.

Сегодня празднуют они
Весну какой-то революции,
А мы с тобой одни, одни
Сидим с пустыми блюдцами.

Та знаешь, я не пью вина.
Меня не очень это трогает,
И не твоя, и не моя на то вина,
Что мы идём другой дорогою.

Есть в мире счастье на показ,
Оно как колокол трезвонится.
И есть, по счастью, есть тоска —
Она единственная вольница.

Я видел часто их тоску,
Что за бутылкой с ними шепчется.
Она как стайка потаскух,
Им шлёт улыбки из-под чепчика.

Не красота улыбок тех
В неё влюбляет, а безвыходность.
Их поражает лабутень,
Захамелеоненная выгода.

Так что, любимая, не плачь.
Смеются люди. Им всем весело.
Дай бог им счастья и тепла,
И не дай бог с тоски повесится.

4 ноября

Здравствуй, мать-степь, здравствуй!
Здравствуй, сад мой, здравствуй луг!
Поклонюсь земному царству,
Поклонюсь всему селу.

Я влюблённый в вас, такой же,
Очарован вами, вами пьян.
Жаль загара нет на коже,
Да и руки-то без ран.

Но душа как прежде в ранах,
Словно пахоть в бороздах,
И головушка баранья
Гнётся к травам и цветам.

4 ноября

Надежды мало. Отвернись.
Надежды мало, мало, мало,
И та уходит вниз и вниз…
Но, боже мой, какая жалость!

Сумей презревшего презреть.
Конечно, лучше без смешного.
Ведь как недолго плоду зреть
На ветвях дерева родного.

Запомни только: в мире есть
В закат стихающая алость,
Она не может также греть,
Как на рассвете обещалось.

И ты, случайная, пойми:
Жизнь не накатанные лыжни.
Бывает в жизни ценен миг
И обесценено полжизни.

На письма я не отвечал,
А ведь на губы я ответил.
Легко как руку снял с плеча
Твоей любви сухие ветви.

Коль не люблю, так не люблю,
И здесь я вовсе не виновен.
И ты возьми, возьми и плюнь
И позабудься в любви новой.

Сумей не плача и не злясь
С таким как я легко проститься,
Уж лучше в землю кинь свой взгляд,
Чем на такого проходимца.

5 ноября

О тебе я одной,
Сладко думаю, сладко.
Хочешь быть мне родной,
Хочешь, милая, славная?

Хочешь я принесу
Тебе с мёртвого поля
Ту живую росу,
Чтоб избавить от боли?

Я причёску твою
Растреплю и скомкаю,
Потому что люблю
Лишь тебя, дорогая.

Ты теперь приезжай
Чаще, чаще и чаще,
Что-то стало мне жаль
Вновь с тобой расставаться.

Подари мне свой май.
Подари своё сердце.
Обнимай, обнимай,
За измены не сердясь.

Полюбил я дрожать
От твоих поцелуев,
И расстаться мне жаль,
Потому что люблю я.

Потому что теперь
Холод синий осенний
Изнасиловал степь,
Изнасиловал зелень.

Мне же больше весна
По душе голубая.
Ты мне – это она
Пришла холод убавить.

А весна – это ты
Над моим изголовьем
Расставляешь цветы,
Чтобы цвёл я любовью.

Лишь тебя я одну
Хочу видеть всё чаще
Так не ждал я весну,
Так не ждал даже счастье.

О тебя я одной
Только думаю сладко.
Стань же, стань мне родной,
Моя милая, славная.

6 ноября

Холодно, душно как-то в душе,
Разыгралась осенняя слизь.
Настороженно ёршится шерсть
Про мою непутёвую жизнь.

Жил и не жил как будто, а вот
Стал с какой-то поры замечать,
Что уж я среди юных не свой
Там в каких-то пустых мелочах.

Что всё больше я вижу теперь
Целый круг неизвестных мне лиц.
Неужели пристало запеть,
Что года молодые ушли?

Без возврата, без жали такой,
Чтоб рыдать и кусаться как пёс,
А потом захлебнуться тоской
От земли аж до самых небес.

И всю ночь завывать на луну
Про рассветов счастливую слепь,
Чтоб года сторожа, не уснуть,
А кусаться за них злей и злей.

Перемелется, стихнет печаль,
Жизнь как жизнь, расцветает, шумит.
Каждый будет в свой век замечать
Что сжило свой отмеренный миг.

Каждый был, есть иль будет миг юн,
Да и плохо быть век молодым,
Видеть юность цветущей свою
На чужие поля и сады.

Хорошо в своё время расцвесть,
Хорошо в своё время созреть…
Но и всё же хочу я навек
Быть таким каким был на заре.

6 ноября

Милая, любимая, прости мне,
Что я был сегодня холоден с тобой.
Это холод осени противный
Хочет отравить мою к тебе любовь.

Это всё луны былой чудесность,
Когда я в саду любви бродил.
Думал я, как в мире грустно, тесно
Жить, когда живёшь совсем один.

Ты прости, я голову склоняю,
Полюбил тебя я словно сад,
И несу всесильными корнями
Сок земли к любовным небесам.

7 ноября

Отсветили осенние ночи
Золотою огромной луной.
Ветер злой и холодный хохочет
За моим одиноким окном.

Лучезарная золота прелесть
Осталась в октябре погрустить.
Что ж, любимая, в новом апреле
Видно нашей любви расцвести.

Моя милая, ты не сумела
Наш приют в холодах сохранить.
Оттого так жестоко и смело
Ветер буйствует ночи и дни.

Коротки разговоры в свиданьях
Как тоскующий плачь журавлей,
Отшумела листва золотая
На осеннюю сырость и лень.

Ой, любимая, грустно и больно,
Что таких нам ночей не словить,
Чтобы сердце до края наполнить
Журавлиною песней любви.

8 ноября

Я не знаю, что с тобой случилось,
Почему ко мне ты не пришла?
И какую выбрать мне причину,
Чтоб идти к тебе теперь без зла?

Бешеная ветра одичалость
Сколотила в банду снег, пургу,
И тебя дождаться я отчаясь,
Отправляюсь к дому на углу.

Ночь. Холодная туманность,
Серая встревоженная тьма.
От дорог к теплу упрямо манят
Окнами светящие дома.

Прошлые разбитые надежды
Зажимают сердце как в тисках.
Сбросив с плеч осенние одежды,
Жмётся ко мне голая тоска.

Что могу я с этим сделать?
Как тепло любви моей вернуть?
В душу, прожигая моё тело,
Лезет жуткий холод, не вздохнуть.

Замерзая, всё-таки надеюсь,
Что я встречусь снова здесь с тобой,
И в счастливой радости оденусь
С головы до пят в твою любовь.

Чуть дрожа от внутренней улыбки,
Что как прежде я удал и смел,
Подхожу к зелёной той калитке,
Что закрыта наглухо к зиме.

Открываю. Плачут петли скрипом,
Разбудив собачку на цепи.
Лаем заливающимся хриплым
Нетактично мне она грубит.

Ни одно не светится окошко,
Пуст и не уютен тихий двор,
Лишь к ногам мурлыча жмётся кошка,
Заводя какой-то разговор.

Лает в страхе бешеном собака,
Но стою я, всё надеясь, что
Выйдет твоя мама или бабка
И введёт меня в понятный толк.

Но напрасно. Свет так и не вспыхнул,
И никто не вышел мне сказать,
Чтобы отошёл я от избы хоть
По собачьи раны зализать.

Я стоял от холода скукожась,
Изредка бросая кошке: «Кис,
На тебя сегодня я похожий
От разлуки горькой тоже скис».

И под ветром, наклонившись низко,
Гладил и шептал ей: «Милый зверь,
Жалкая, заброшенная киска,
И тебе не открывают дверь».

Так смертельной наливаясь болью,
Я смотрел, как там сгущалась темь,
И, дрожа рождённая любовью,
У калитки встала твоя тень.

Ей сказал я: «Милая, прости мне,
Что не смог тогда я быть с тобой,
И убийца твой, тот гад противный
Жизнь отнял твою, – мою любовь».

«Ты пришёл не вовремя!» – в ответ мне
Прошипела тень та как змея.
И в лицо ударил снегом ветер,
Надо мною плача и смеясь.

Думал я, отчаянно надеясь,
Что свершится чудо: и ко мне
Ты, душой и телом овладея,
Как тогда примчишься на коне.

Но от тени нужного ответа
На «Прости!» моё не получил.
«В Бешпагире, – разносилось ветром, —
Для неё не все нашёл ключи!»

9 ноября

Тебя зовут все проституткой,
А я и плачу, и смеюсь
Над этим словом скользким жутким
Похожим чем-то на змею.

Тебя зовут все проституткой,
Сведя до роли потаскух,
Чуть ли ни каждому доступной
В тепле постельном на закус.

Тебя зовут за что-то шлюхой,
Брезгливо смотрят тебе вслед.
Моя любимая, послушай,
Не уж то ль правы в этом все?

Мне как-то трудно в это верить,
Я как с младенцем на руках
С моей любовью ищу двери
В дыму пожара наугад.

Ведь помню я однажды ночью,
Когда забилась в жилах страсть,
Твои заплаканные очи
Сверкали пламенем утра.

Ты, оскорблясь моим поступком,
Кричала, в судорогах бьясь:
«Ты думал, что я проститутка,
Ты думал так, а я, а я…

А я была и буду верной
Тебе, любимый, одному,
Ведь ты в любовь мою поверил,
Поверил сердцу моему».

Нет, нет, девчонка, дорогая,
Я так не думал никогда.
Я знал, ты не такая, ты – другая.
Я верил сердцу: ты чиста.

Я верил с первой нашей встречи,
Что я люблю, что я любим.
И не хочу я слышать речи
Твоих завистников любых.

11 ноября

Нет ещё я не смирился
Отказаться от дорог.
Чёрте чем связал я крылья
И слежу лишь за орлом.

Над степями он высоко,
Кружит, всматриваясь в цель.
У меня ж солёным соком
Стынут слёзы на лице.

Никого я не ласкаю,
Сердце запахал своё.
В небе крылья распускает
Орёл в клюве со змеёй.

Мои ж крылья уж большие,
Мне б их гордо распластать,
И, расправив их пошире,
Оторваться от гнезда.

Как живу, мне жить не надо.
Хоть, конечно, проживу.
Листья умершего сада
Любят землю и траву.

Но бывает закружится
На ветру осенний лист,
Полетит и приземлится
На чужой траве в пыли.

Годы ветром дуют в спину,
Мне б листом слететь с ветвей,
И хоть им бы на чужбину
Улететь под суховей.

Но хочу я быть отчайно
В небо рвущимся орлом.
И хоть раз, хоть раз случайно
Встать на верное крыло.

19 ноября

Уж привык я и, впрочем,
Можно быть, быть ещё холодней.
Наши встречи всё реже, короче
И пора бы свести их на нет.

Не великая мудрость
На земле человека любовь.
Будет новое утро,
Будет новая боль.

И не надо уже нам,
Свою жизнь разрывая, мельчить.
Я найду себе женщин,
Для себя ты отышишь мужчин.

Не хочу, не желаю
По собачьи и выть и грустить.
Звать любовь свою лаем,
В небо морду свою опустив.

20 ноября

Хочешь, милая, я расскажу
Своё обветшавшее счастье?
В моё сердце закралась вдруг жуть
Зеленющей лягушкой кричащей.

Отчего я и сам не пойму
Так грущу и тоскую усердно.
Видно трудно жить порознь уму
И горячему глупому сердцу.

Пролилась синей хмарью тоска
Сквозь осеннее небо вечернье
И застыла ледышкой в мозгах
Так, что с треском ломает мне череп.

Всё не так мне, и всё не по мне,
Да и чёрт разгрызает мне душу.
С каждым днём кровь моя холодней,
Так, что видно: я впрямь занедужил.

22 ноября

Тоска. Собакой лает
Тоскою схваченное сердце.
Тоскливость серая и злая
Мне душу жжёт как губы перцем.

Кусать и выть протяжно
И головою бить во что-то
До самой печени охота
Душой растоптанной бродяжной.

Что мне теперь за радость
Справляться с этою заразой?
Кто мне теперь поможет?
Родная, ты быть может?

Нет! Я не хочу! Не надо!
Не приезжай ко мне ты.
Горящею кометой
Ты поглотишься этим адом.

Не приезжай! Я умоляю
И заклинаю всей дорогой,
Горами синими, морями
Тебя, родная, недотрога.

Не приезжай! Кричу я,
До хрипа раздирая горло.
Не приезжай себе на горе.
Не приезжай! Я не хочу же.

Нет, не хочу! Пустыня.
Душа моя сейчас застынет,
Песками жёлтыми зажжётся,
Что называют горькой жёлчью.

Я оскорблю. Не приезжай же
Собака я, сейчас собака.
Весь разум мой уже запахан
И в дальнем поле, и в ближайшем!

25 ноября

Всё случилось. Только по-иному.
Жизнь, ты непутёвая шальная.
Сельщина моя – мой гиблый омут.
Как не утонул я в нём, не знаю.

Ничего нигде я не оставил,
Ни к чему не шёл, ломая шею.
Тихо закрываю окон ставни,
Словно чем напуганный мошенник.

В щель окна смотрю, и даже тошно
Что волнуюсь глупо по-пустому.
И за душу не возьмёшься тоже,
Прочь она, – сойдя с ума, – из дому.

Ну, а ты? Хоть ёжиком ты съёжься,
А хоть птицей на сухой отросток
Сядь и рухни на ежа, поймёшь ты,
Что не всё так в этой жизни просто.

Так что, пробивай себе дорогу,
Годы и надежды попирая,
Не пристав ни к чёрту, и ни к богу,
Путь меж адом-раем выбирая.

Всё случится. Только по-иному.
Жизнь пойдёт как ранняя малина.
И забудешь ты дорогу к дому.
Уж такою станет она длинной.

26 ноября

Серые туманы
Полюбили степи,
И уже не манит
Побродить в них где-то.

Опустели пашни.
Гул машин надрывный
В них давно не пляшет
Криком непрерывным.

Лишь одни вороны
Жмутся к синей скользи.
Тихо по-воровьи
Убегает осень.

27 ноября

В последний час в последний раз
Я попрошу тебя послушать
Про ту судьбу моих утрат,
Про наш с тобой печальный случай.

Мне больно очень, тяжело
Понять, что это всё! Измена!
С чем только сердце не сжилось,
Но вот такого не имел я.

Пусть не страшна так чувствам смерть,
Как пустота гнилого гроба,
Пусть человеку не суметь
Боятся молний, а не грома,

Пусть мне былого не вернуть
И не спасти любовь от смерти,
Но за измену, за вину —
Есть ревность, жаждущая мести.

27 ноября

Смейся месяц, смейся месяц,
Из-за серой сети туч,
Ты один во мне заметил
Горькой ревности звезду.

Обманула тихо мило
В первый раз любовь меня.
Обнимаю вместо милой
Я измену с чувством пня.

В первый раз на моём сердце
Эта рана пролегла,
Как туманов слизь и серость
В заосененную гладь.

Толь храбриться, толи плакать,
Всё равно заест тоска.
Ой, какое же мне благо
В этот случай отыскать?

Смейся месяц, смейся месяц.
Я прощаюсь, зарыдав.
Уж любовь готова к смерти,
Как падучая звезда.

27 ноября

Степь, моя степь,
Обращаюсь к тебе.
Ты любви мне взамен,
Ты лишь одна
Без замков и без стен,
Ты лишь одна
Без вранья, без измен.

Знаю, был рай,
Знаю, был ад.
И мой мираж, —
Райский мой сад.
В этом саду
Яблоко, знать,
Сам я найду,
Чтобы всё знать.

Обманщик – злодей —
Рай без людей
Оставил тот змей,
Дав Еве уже, —
Бессмертной душе —
Яблоко – смерть, —
Раю взамен.

Он теперь здесь,
Ветви обвив,
Хочет поднесть
Не из любви
Яблоко мне,
Грудой камней
Путь завалив
К знанию, и…

28 ноября

Грустит, грустит о листьях ветвь,
Голубку кличет, кличет голубь.
Ушла любимая навек,
Ушла и отдалась другому.

Моя любовь, моя судьба,
Моя бесценная утрата,
Как ты смогла вот так упасть
В чужую жизнь, в чужую радость?

Как ты смогла поверить в то,
Что наше счастье так далёко,
И рассчитаться с чистотой,
Тебе, как понял я, нелёгкой.

Теперь уж всё, теперь конец,
Прощай любви больной удушье,
С другим пошла ты под венец,
Другому отдала ты душу.

О, боже мой, как трудно знать,
Что ты потеряна навеки,
Что без тебя придёт весна
В поля, в луга, в сады на ветви,

Что без тебя придёт метель
На степи, города, на сёла,
Что ты с другим легла в постель
С любовью, с радостью весёлой,

Что ты навеки не моя,
Что я один теперь как ветер,
Что одному мне вся земля, —
Всё, – одному не нужное на свете.

30 декабря

Ты прости меня, милая мать,
Пожелай мне хоть чуть-чуть удачи,
Я пойду города обнимать,
Получать зуботычины в сдачу.

Стала жизнь мне в селе тяжела,
И не тянет дорога уж к дому,
Ничего не осталось желать
На селе одному молодому.

Видно детство ушло от меня
По степям забываться, по пашням,
Ну, а юность не хочет гонять
По степям меня вовсе пропавшим.

Я терпел, но терпенью конец.
Как отец, как деды, как прадеды
Уезжали, вскочив на коней,
Так и я завтра утром уеду.

Только время другое теперь.
Не на фронт, не в огонь революций
Отправляет безумная степь
Эшелоны за юностью юность.

И идут миллионы юнцов
В остроносых штиблетах, ковбойках,
Повторяя дедов и отцов,
Но по-своему чётко и бойко.

И двадцатый, двадцатый наш век
Уж не в силах за ними угнаться.
Землю всю исходил человек,
А ему уж галактики снятся.

И всё шире улыбка Земли,
И лицо её светит уютно
Оттого, что её всю прошли
Нога в ногу, за юностью юность,

Оттого, что хватает ума
Побеждать им и космос, и вечность,
Оставляя родимую мать,
Что и в них, и в бессмертие верит.

1 декабря

Грусть измены прошла,
Я смеюсь просто так,
Нет ни капельки зла,
Чтоб кого-то топтать.

Пой, любимая, пой,
Пой с другим, пей с другим,
Есть на свете любовь,
Что не выпить троим.

Сладко, горько смеюсь
До невидимых слёз
За любовь ту мою,
Что пропала меж звёзд.

3 декабря

Моё Бешпагирское счастье…
Попробуй такого дождись:
В степях теперь будут качаться
Лишь тучи, ветра да дожди.

Несбыточным мне не напиться,
Былого уже не любить,
Таинственной синею птицей
Парит моя юность в степи.

Из дали росистого утра
Прозрачная шаткость плывёт
В оранжевых огненных кудрях
Со светом на тысячи вёрст.

Из чистых омывшихся марев
Всплывают селенья, холмы,
В туманной разорванной марле
Качаются мирно дымы.

Всплывёт отдалённость и сгинет
В провалы безбрежной степи,
За дымкой, за горным изгибом
Ещё позарюет, поспит.

Рассветное белое счастье,
Глаза заслезившая синь,
В дымах тебе вечно качаться
И болью по сердцу скользить.

4 декабря
Сельские Гимны