Читать книгу: «Мы из Кронштадта. Том 2», страница 2

– Будет давать указания, как одному писать, а другому – колесо менять?

– Что-то вроде. Вот тут Блондинка и должна сработать. А не справится – так Мутабор поможет.

– Ну, что-то уже начинает вырисовываться. И кто что делает? Конкретно – я?

– А ты в ударном скваде, – Енот грустно ухмыляется.

– Конкретизируй, изверг!

– Твоя задача – быть при парочке морфов. Мутабор контролирует Блондинку, ты – Мутабора, а Ремер будет доглядать, чтоб пришить обоих нежитей в случае неповиновения.

– И для чего я там нужен?

– Ты знаешь Мутабора. Потому посчитали, что сможешь подать сигнал, ежели его надо будет грохнуть, во избежание и для пресечения. Второй сквад – огневого прикрытия – это оба снайпера, Серега да я туда же. Ну, и сквад управления – майор с Вовкой да два варяга – ясноглазый летеха и твой приятель из саперов. За три часа до проезда цели собираемся, садимся на три джипа ничейных, но уже подготовленных, выезжаем на место рандеву, ну и, подготовив местечко, вкопав и замаскировав сельхоздеталь, ждем встречи. Так все ясно?

Ну, в общем ясно. Только не нравится мне моя роль совершенно. И вся эта авантюра не нравится. Мало ли что придет в дохлые мозги Блондинке? Не, живых-то я их очень уважаю, нравятся они мне… Но эта-то не живая. Да и с Мутабором я давненько не общался. Опять ломать себе мозг, переводя его свистяще-шипящий хрип. Да и сама засада какая-то нелепая. Матерые зубры на навороченном джипе напорются на огрызок советской сельхозтехники и падут бесславной смертью в лапах приблудной блондинки. Чушь какая-то, «Месть мумии-3» даже не голливудского, а индийского производства. Впрочем, вид у Енота вполне себе серьезный. Особенно когда он, обращаясь к деловито чухающему лодочному мотору, назидательно говорит агрегату: «Я тебя предупреждал, канделябр недоделанный, что ты у меня работать будешь!» Странные взаимоотношения у моего поводыря с лодочными двигателями.

Глава 3. Сюрвайверша Ирка. Путь в цивилизацию

После здоровенных хором кабины американского тягача новое место показалось Ирине на первый взгляд тесноватым. Может быть, еще и потому, что открывший ей дверь кабины водитель был здоровенным рослым дядькой, одетым в мешковатый просторный синий комбез, отчего казался еще больше. В глаза Ирке сразу бросился жутковатый, странного вида шрам на коротко стриженной не то седой, не то светло-русой голове. Впрочем, улыбался дядька весьма приветливо, назвался, видимо, по своему позывному – благо, сразу как она села, он доложил по рации, что «Альба продолжает движение» и мягко тронул грузовичок с места. Вот потом и представился Альбой, ровно как до того в докладе по радио.

Ирине в общем-то было глубоко наплевать, как зовут ее водителя, хоть Умбракулом или Гервасием, это было совершенно не важно. В кабине очень вкусно пахло настоящим кофе, и у Ирки потекли слюнки. То ли мужик это заметил, то ли просто из вежливости спросил, не хочет ли она кофейку, и уже немного освоившаяся на новом месте попутчица тут же согласилась. Раньше, по деревенским меркам и правилам приличия, стоило бы пару раз отказаться. Блюсти так свою гордость и фасон, но Ирина уже пообтесалась и понимала, что такое в городе не пройдет. А кофе действительно хотелось, тем более что завтрак-то закончить не удалось толком.

– Вы сами себе налейте, а то у меня руки заняты, – сказал ей водитель.

– А где?

– А вон корзина у вас за сиденьем, термос там. Вы завтракали?

Ирка на всякий случай помотала головой отрицательно.

– Тогда угощайтесь, – ухмыльнулся Альба.

– Да неудобно как-то, – заприбеднялась деликатная Ириха.

– Бросьте, я в одиночку все равно все не съем: вчера была отвальная, так мне хозяева надавали всего разного – вкусного, но скоропортящегося. Дескать, вот – возьмите с собой покушать, а то выбросить жалко! А мне что, неохота обижать хороших людей, я им в ответ и говорю: «Что ж вы так убиваетесь, вы ж так не убьетесь! Давайте, конечно, все и еще немного!» Вот они меня и собрали в дорогу, словно я втроем еду. Так что не стесняйтесь.

Ирка покосилась на многоречивого собеседника. О, эти быстрые женские взгляды мужчины зачастую и не замечают. Потому и не понимают, что их только что просканировали так, что и многотонному хитромудрому томографу не под силу. Выводы Ирка сразу сделала четкие: от мужика перло счастьем, он словно в рай земной ехал – отсюда и поток болтовни. Он очень рад, что появился слушатель, он вроде не жадный. Помимо этих, на самой поверхности лежащих, было еще много разных с оттенками, но ими Ирина решила заниматься после.

Помнится, когда отношения с коварной Веркой были еще куда как нормальными, та рассказывала разные приемчики, с которыми, по ее словам, можно было вертеть мужиками. Кое-что совпадало с Иркиными жизненными наблюдениями, и потому она запомнила тот благодушный разговор хорошо. Другое дело, что вертеть мужиками в деревне было никак не возможно по малолюдству мужеска пола. А про Виктора Ирина сдуру думала, что тому некуда деваться. И ошиблась. Теперь стоило попробовать, как сработает рекомендованное соперницей.

Нет, особых планов на этого мужика со шрамом у Ирки не было, но заручиться поддержкой хоть кого в незнакомой компании явно стоило. Тем более, принципы были простые и легко применяемые. Ирина помнила, что Вера рекомендовала чаще улыбаться во время разговора. Мужики это любят, особенно если улыбка добрая и зубы хорошие. Стоило внимательно слушать собеседника и вести разговор о нем самом. Притом найти интересующую его тему – это особо мужиков подкупает. Ну и, наконец, проявить к собеседнику искренний интерес. Не изображать, а именно заинтересоваться им, узнать, что он собой представляет, чем живет, дать ему рассказать о себе. И понять в итоге, чем может быть полезен, – но эта цель беседы была в скобках. Тем более, что неразговорчивых мужиков, по словам опытной искусительницы Верки, нет.

Есть неразговоренные.

– А вы со мной кофейку попьете? – улыбнувшись как можно приятнее, спросила Ирка.

– А что, тут есть еще претенденты? – в комическом ужасе заозирался здоровяк, подыграв Ирине.

– Сработало, – отметил внутренний голос в Иринином сознании и поставил галочку напротив пункта «улыбаться дружелюбно во время разговора».

– Может быть, все же позавтракаете? Ручаюсь, что за последние месяцы вы точно так не завтракали ни разу! – галантно и интригующе предложил здоровяк.

– Если это вас не стеснит, то с удовольствием, – не менее воспитанно ответила ему Ирина и сама себе удивилась, как гладко это у нее вышло с незнакомым человеком. Нет, как его называть, он сказал, но, во-первых, это не имя-отчество, а позывной. А во-вторых, знакомым от этого он точно не стал.

– Тогда будьте любезны – в корзинке салфетка, слева пластиковая коробка – ага, эта и вон горлышко с пробкой торчит… Нет, не это, а там, где полбагета. Ну, этот, который французский батон длинный… – поглядывая при этом на дорогу, командовал водитель.

Ирина попробовала прочитать надпись на коробке, но там вроде было по-французски, а она этого языка не знала вовсе. Но, собственно, ничего особо сложного не было – скоро она уже нарезала пластиками что-то из коробки, разложила ломтики на кусочки хрустевшего поджаристой корочкой багета, плеснула в пластиковый стаканчик янтарного вина из полупустой бутылки опять же с французскими надписями и попробовала. Было вкусно, как она поняла – печеночный паштет вроде, жирный довольно-таки, вино неожиданно оказалось очень сладким, но хотя вроде как не сочетается такое, было интересно.

– А что это? – спросила она, проглотив первый бутербродик.

– Фуа-гра. И «Медок». Надо бы, по уму, «Шато д’Икем», но и «Медок» достаточно оттеняет вкус. Понравилось?

Ирина что-то вспомнила. Название это ей приходилось слышать: что-то жутко дорогое, для очень богатых… Надо же. А вкус немного знакомый, вроде бы пробовала такое, в детстве еще.

– Та самая фуа-гра? Странно, вкус словно знакомый… Но я полгода не видела не то что фуа-гра, меня больше поразила белая булка. И вино вкусное – вроде сладкое, как кагор, а хорошо пошло…

– А, у вас небось гусей или уток разводили?

– Ага. И охотились тоже. А это что – их печень?

– В точку! С французского так и переводится: «жирная печень». Птицу специально разводят, откармливают. Вы еще с мармеладом попробуйте, тоже вкусно.

– Полная ксюш! – подумала про себя Ирина, сделав маленький глоточек душистого винца и удобнее развалясь на уютном сидении. И совершенно неожиданно даже для самой себя подумала: а ведь ничего не стоит пристрелить этого бугая, выкинуть его из машины и, быстро развернувшись, дернуть обратно в деревню. Ясно же, что, кроме фуа-гры, машина битком забита всяким очень ценным по нынешним временам имуществом. Идущие впереди тяжеловозы и БТРы явно уступят по проходимости и скорости, да и места она тут знает…

С другой стороны, она не американка какая-то, и вот так стрелять живого мужика совсем глупо. Но можно и не стрелять. Можно высадить и быстро угнать машину. Управление-то у грузовичка явно было легким – водитель играючи вертел руль одной рукой, нимало не напрягаясь. Ирка пригубила вино, улыбнулась и спросила: «А где это вам такой шрам вручили?»

– На память – охотно откликнулся здоровяк – о том, как я домой ехал.

– Расскажете? – заинтересовалась Ирина.

– Если хотите – с удовольствием, дорога-то длинная, – обрадовался водитель.

Человек со шрамом начал бодро рассказывать о том, что он москвич, работал в весьма престижной фирме по поставкам алкоголия и черт его занес в командировку в Питер…

Ирина кивала головой, округляла глаза, прихлебывала ароматное винцо и думала. Да, определенно, машину она может угнать. Но весь вопрос в том, а хочет ли она это делать?

Совсем недавно, пожалуй, сработала бы, не задумываясь, и сейчас здоровяк уже стоял бы растерянно на дороге, а иностранный грузовичок с зубастыми колесами вездехода уже пер бы к ближайшему съезду с трассы. Но теперь…

Теперь Ирке почему-то не хотелось с триумфом возвращаться на трофее. Прошедшие дни блуждания по лесу и болотам как-то странным образом позволили глянуть со стороны на ее жизнь в последние месяцы. И неприятная мысль пришла Ирине в голову: «Все, что мы с таким трудом создали вместе с Витькой, привело к тому, что стал Витька председателем колхоза. Бедного, никчемушного и, что самое поганое, – бесперспективного».

Ирина поежилась. Здоровяк рассказывал как раз о том, что на этих семинарах и деловых встречах и минуты свободной нет, и вот он в Питере уже в четвертый раз был, а толком даже и посмотреть ни на что не успел – только ели да пили, да еще дела вели. Без разницы – что Париж, что Питер, все равно постоянно в гостиницах. Он принял это за проявление сочувствия и кивнул головой.

– Нет, какой там колхоз, – отчетливо подумала Ирина, – колхоз куда лучше. Тут у нас получилось убогое средневековье. В колхозе-то худо-бедно люди понимали, что делать надо, а тут, кроме Мелании и пары старух, никто с землицей и свинками дела толком не имел – горожанки же… Опять же, фельдшерско-акушерский пункт в колхозе был. Техника была. Семенной фонд и прочие приусадебные огороды… Автолавка регулярно и кинобудка. А эти горожанки… Шить не умеют, одна умеет вязать, да и то плохо. Ирина стала перебирать достоинства жительниц ее баронства и, вспомнив про таланты Верки, мысленно сплюнула и ощетинилась.

– Тут мне начальство звонит в самый неподходящий момент и требует, чтобы я все бросил и хоть на такси, хоть вертолетом, но успел подписать документы на поставки продукции по Свирским круизам! Дескать, заболел наш представитель, а я в этом регионе единственный, кто успеть может – нельзя терять контракт, а то выбьют из бизнеса, потом не вернешься. Я уж совсем было на колоннаду Исаакиевского собора взобрался – меня на лестнице звонок застал. Все-таки посмотрел сверху на Питер – правда, в спешке, без удовольствия, и тут же отправился нашего представителя заменять… – продолжал свою сагу здоровяк.

Ирина продолжила размышлять.

– Когда мы с Витькой вдвоем жили, еще куда ни шло. (Ирина покивала поощрительно головой, и здоровяк обрадовался вниманию, как ребенок). Но мы же полагали, что одни из всего человечества уцелели. В этом было что-то… Как Адам и Ева… И Верка, сука! – тут Ирина аж перекосилась от злости, испугалась, что не в тему, прислушалась.

Оказалось, что очень удачно попала в масть: здоровяк как раз описывал свою встречу с сотрудником, который успел обратиться и активно напал на пришедшего в номер. На громадное счастье здоровяка, весовые категории были настолько разные, что отделался здоровяк порванным в хлам пиджаком, а больного спеленал в одеяло, и когда понял, что это нежить – ужаснулся до ледяного пота.

– Знаете, я как пощупал ему пульс – а он холодный сам, и глаза такие, знаете, так я вспотел в момент, только таким холодным потом пробило, что ледяшками буквально вспотел, – доверительно рассказывал водитель.

Ира сочувственно улыбнулась и, пожалуй, впервые отчетливо подумала о том, что все это время гнала от себя. Что нет у Витьки будущего. Жизни человеческой у него тоже не будет. Будет тягостное, жалкое выживание, тяжеленная работа впроголодь и впустую. И если она к нему вернется, то и у нее все будет плохо. Как ни корячились на зачистках, а жратвы на зиму не собрали – разве что вонючий «Вискас» поможет протянуть ближайшую зиму. Свинки – хорошее подспорье, только и их кормить нечем, не коровы они – травой сыты не будут.

Боеприпасов больше не стало, а продвигаться дальше по дорогам – будут поселки еще больше, зомби еще гуще. Там патронов не хватит точно. Значит, еще одна-две деревушки – и все, придется дубинами работать. Или топорами. Витька толковал как-то, что по зиме зомбаки будут вялые, можно патроны экономить.

Положим, зимой можно будет дубинами-топорами махать – ладно, хотя в избах с низкими потолками топором не размахнешься толком. А дальше что? А дальше – медленное угасание. И держится все на Витьке и на ней, Ирке. Вот сейчас она уехала – Витек дерьма ковшом хлебнет, Вера ему не помощь. И ведь не переубедишь балбеса, он все время любил повторять фразу какого-то напыщенного итальянца: «Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме!» То-то этот итальянец не остался председателем колхоза в деревне, а дернул в императоры. Ирину не раз тянуло ляпнуть это в ответ на древнюю цитату, но сдерживалась – знала, что партнер обидится не на шутку…

– А я еще такой дурень был, что сначала уладил все по контрактам на круизы, все подписал. И пошел – представляете, какой идиот – все-таки коллегу проверить. Я же подумал, что он просто не в себе, напился сильно – бывало такое у наших. Думал, проспится – и все будет в полном порядке. Пульс-то я не мастак щупать! Ну, а холодный – так и такое бывает. Я же не знал тогда! Представить себе не мог!

А он из одеяла сумел выпутаться – или, может, его горничная выпустила – и опять на меня попер. Вот тут я и испугался: вчера-то не разглядел в сумерках, что да как, а тут на свету – вот и глянул, а потом еще и пульс… А внизу тоже шум с визгом. И ни одного таксиста! Я звоню домой – жена криком кричит: дескать, в Москве что-то ужасное творится, страшно ей за детей. Ну, представляете мое положение?

Ирка заела сладкое вино бутербродиком и кивнула, думая о том времени, когда ее папка еще был нормальным крепким, веселым мужиком и часто по осени притаскивал «с рыбалки» гусей и уток. Те перед отлетом жрали в три горла, готовясь к тяжелому пути, и накапливали в печени жир – как верблюд в горбе. И не знала она, что ест эту самую фуа-гру… тут, правда, вкус немного другой, навалено специй как из мешка, но основа-то та же…

– Я очень расстроился! Представляете – машину угнал! Увидел стоящую таратайку с водителем, подошел, спрашиваю его, а он возится и скулит. И глаза эти, как у коллеги! На меня как нашло – я дверь открыл, выпустил его. Он – за мной. А я вокруг машины оббежал – и перед его носом дверь захлопнул. Они же медленные, пока не поедят. Ключи в замке были, двигатель работал, я и рванул с песнями.

– И проскочили? – спросила Ирина, чтоб все-таки поддерживать беседу не только многозначительными взглядами, улыбками и кивками.

– Километров пятнадцать! А потом бензин кончился. Видимо, датчик в машине был неисправный. Я пока разобрался – чуть с ума не сошел. Стоит на половине бака индикатор, и все тут. Однако я немного одумался. Не дело так опрометью кидаться – я же в гостинице все свое добро оставил. При себе только айпод да бумажник. Пока шел обратно, думал, что дальше делать.

– Во второй раз я уже приготовился как должно, все нужное собрал. Да, машину с водителем нанял, до Питера ехать. И недорого. Сравнительно, конечно, недорого. Вроде как из-за того, что еще двое попутчиков со мной поехали. Слушаете? – неожиданно спросил здоровяк-водитель.

Ирка утвердительно кивнула, продолжая прикидывать: каково Витеньке придется зимой, а особенно через год-другой. Получалось весьма кисло, и чувства она испытывала двойственные: некое злорадство и жалость. Угонять машину она уже не хотела. Меньше всего из-за приторного винца и этой дурацкой фуа-гры. Меньше всего.

Просто некуда ее было угонять. Да и незачем. Биться за благосклонность невенчанного мужа, может, и стоило бы, будь они действительно единственными выжившими, ан выживших-то куда как больше. Кто-то и завалы на трассе расчистил, и самолетами разведывал, и вот – прет весьма мощная по нынешним временам колонна серьезной техники с серьезными дядьками…

– Я, к сожалению, поздновато сообразил, с кем еду – они меня по голове ударили и стали душить. Удавка, знаете? Я из машины выскочить смог, но уже был не боец: после ударов ослаб, в глазах темнело. Запомнил только, что у одного из них – совсем мальчишки, школьника – была свернутая газетка. Вот он этой газеткой меня по голове и приложил. А в газетке, вероятно, была монтировка или кусок трубы. Мне здорово повезло: очнулся оттого, что мне кто-то уши трет. Я глаза открыл, никак не разгляжу, кто это. Потом с трудом сфокусировал взгляд и понял, что не зря меня по голове били – я спятил. Уши мне тер заправский японский ниндзя.

– Ниндзя? – переспросила Ирина, как раз посчитавшая, что свинки без самца потомства не дадут, а значит все имеющимися в свинарнике и закончится. Разве что догадаются в лес на выпас пустить, надеясь приманить кабана. Интересно, вот собаки с волками иногда вяжутся, хотя куда чаще волки собаку просто едят. А вот как у свинок?

– Да-да! Настоящий ниндзя! В черном, одни глаза видны, за поясом самурайский меч, еще какой-то нож… И трет мне уши. Кое-как кровищу уняли. Текло сильно, даже на запах пришла пара мертвяков – видать, меня не первого в это местечко привезли, глухое там местечко было. Они тоже голые, как я. Думал, что точно не уйду, а этот ниндзя своим мечом им сначала руки, а потом и головы снес. Потом доволок меня до своего экипажа, еще более диковинного: представьте, два велосипеда собраны этаким катамараном четырехколесным и с багажником. Я кое-как усидел, но вез меня он.

– Ниндзя? – решила не слишком разнообразить свои вопросы Ира.

– Да он и не ниндзя оказался. Обычный школьный учитель решил глянуть, чем это его выпускнички занимаются. Меня ведь десятиклассники отволтузили, как выяснилось. А сам он не японец, просто вот нравилось ему всякое японское, и когда Ужас пришел, он таким образом от него и защитился.

Как бы если на тебе героический костюм, то и тебе придется соответствовать, и другие задумаются. К тому же его немножко сумасшедшим считали. А у нас в провинции сумасшедших и побаиваются слегка, и почитают немного.

Я так думаю, что, играя ниндзю, ему становилось жить проще. Приехали мы с ним в школу. Несколько дней я отлеживался. А он меня кормил-поил и мораль читал. Да я уже и сам понял, что вел себя как идиот: кинулся, не подумав, не собравшись, безоружным. На это ниндзя-учитель особенно напирал.

– А дальше? – с интересом спросила Ирина. Повествование немного отвлекло от раздумий на тему, как Витеньке жить без нее.

– О, дальше было и смешно, и грустно: оказалось, что под мои габариты у ниндзи нет одежды. Единственное, что подошло – форма советского солдата, что у них в школьном музее хранилась. Выдавали ее за военную, но там на штампе было, что пятидесятых годов выпуска. И сапоги, кирзовые. Представляете? Я такие в армии еще носил, так что привычно было. С оружием было сложнее – сначала с топором ходил, и даже пару раз пришлось применять. Но этим никого сейчас не удивишь.