Читать книгу: ««Четыре Сезона»», страница 3

Карина чуть улыбнулась, хотя внутри что-то дрогнуло.

– А сегодня?

Девушка поставила перед ней чашку с кофе. Аромат был насыщенным, с лёгкой горчинкой и намёком на карамель.

– Сегодня я ещё не решила. Попробуй сначала, – сказала она, кивнув на чашку.

Карина сделала глоток, закрыв глаза. Вкус был глубоким, обволакивающим, совсем не похожим на её привычный чай. Она задержала дыхание, позволяя себе просто насладиться этим моментом, не анализируя его.

– Ну как? – голос рыжеволосой вернул её в реальность.

Карина открыла глаза. Девушка смотрела на неё с лёгким любопытством, как будто ждала не ответа, а чего-то большего.

– Это… не то, к чему я привыкла, – призналась она.

– Иногда стоит пробовать новое. Оно будит то, что спит внутри, – рыжеволосая опёрлась локтями о стойку, глядя на Карину внимательнее. – Знаешь, я однажды встретила старика в парке. Он сидел на скамейке, кормил голубей. Я спросила, почему он каждый день туда приходит. А он ответил: "Потому что здесь я слышу тишину". Я тогда нарисовала его – не лицо, а эту тишину. Она была живой, как ветер.

Карина задумалась, крутя чашку в руках.

– Ты видишь людей так ясно?

– Не всегда. Только когда они сами этого хотят. Или когда не замечают, что открываются, – девушка слегка улыбнулась. – А ты что видишь?

Карина замерла, не ожидая вопроса. Она посмотрела на неё, потом на чашку, на свои руки.

– Ничего, – сказала она тихо, почти машинально.

Рыжеволосая покачала головой, и в её движении было что-то мягкое, но настойчивое.

– Ничего не бывает. Смотри внимательнее. Ты видишь больше, чем можешь понять.

Карина подняла взгляд, и на секунду ей показалось, что глаза девушки – как зеркало, в котором отражается не только она сама, но и что-то глубже. Она попыталась возразить, но слова застряли.

– Например? – спросила она вместо этого.

– Например, тень, – ответила рыжеволосая. – Она идёт за тобой, но ты не смотришь на неё. А в ней – всё, что ты прячешь. Вчера ты пришла сюда не за чаем. Ты пришла за чем-то, чего ещё не назвала.

Карина молчала, но внутри её что-то шевельнулось. Она вспомнила, как в детстве любила сидеть у реки, бросать камешки и смотреть, как круги расходятся по воде. Тогда она не думала о смысле – просто была. Когда это исчезло?

– Ты говоришь так, будто знаешь меня, – сказала она наконец.

– Я не знаю тебя. Я вижу, – девушка пожала плечами. – Как ветер видит листья. Он не спрашивает их имён, но знает, как они дрожат.

Они замолчали, но тишина между ними была живой, наполненной чем-то большим, чем слова. Карина допила кофе, чувствуя, как его тепло растекается внутри. Она задержалась в кофейне дольше, чем планировала, наблюдая за людьми, за тем, как рыжеволосая готовит напитки, как свет играет на её волосах.

Когда она вышла на улицу, город снова показался ей чуть ярче – не кричащим, а живым, как лес после дождя. Внутри что-то сдвинулось, едва заметно, но ощутимо. И Карина поняла, что вернётся сюда снова. Не за ответами, а за этим странным чувством, которое она пока не могла назвать.

"Четыре сезона"

Ника. Глава 10. Невыносимый.

После ухода девушки в бордовом пальто кофейня будто выдохнула, но в воздухе всё ещё витало что-то неуловимое – след её присутствия, её вопросов, её молчания. Ника осталась за стойкой, протирая чашки, хотя они уже блестели, как зеркала. Её движения были механическими, но мысли блуждали где-то далеко. Та девушка оставила после себя лёгкую рябь, как камень, брошенный в воду, и Ника чувствовала эту рябь внутри себя. Она не привыкла к людям, которые возвращаются так быстро, будто их что-то тянет обратно. Обычно посетители приходили и уходили, но Карина была другой – её тень осталась, и Ника не могла понять, почему это её задевает.

Она бросила взгляд на свои руки – тонкие чернильные линии на запястье, наброски, которые она рисовала вчера ночью, когда не могла уснуть. Это был не портрет той девушки, а что-то абстрактное: линии, перетекающие друг в друга, как её мысли, как её голос. Ника покачала головой, отгоняя эти образы, и включила кофемашину, просто чтобы занять себя звуком. День тянулся медленно, посетители приходили и уходили, но она всё время ловила себя на том, что думает о Максе. Вчера она ждала его, но он так и не пришел. Она уже начала придумывать причины, по которым он не пришел. О его обещании принести новую песню. О том, какой он вообще человек. Он был странным – немного упрямым, но не так, чтобы это напрягало. У него была эта лёгкая улыбка, как будто он видит больше, чем говорит, и это одновременно интриговало и настораживало её.

Ника мельком глянула на часы – до закрытия оставалось меньше часа. Она уже начала прикидывать, как будет убирать зал, когда дверь звякнула, и вошёл он. Макс. Его волосы были слегка растрёпаны ветром, а в глазах горел тот же озорной свет, что и в прошлый раз.

– О! Какие люди! ты обещал вчера прийти, – Ника усмехнулась, ставя перед ним чашку капучино, хотя он ещё ничего не заказал. Она уже знала его вкус. – Снова за огнём пришёл?

– Вчера я не смог, были причины, а сегодня я с песней, – ответил Макс, снимая гитару с плеча. Он улыбнулся той самой улыбкой, от которой у неё внутри что-то шевельнулось, но она тут же отвернулась, делая вид, что проверяет кофейные зёрна.

Макс устроился за столиком у окна, небрежно перекинув ногу на ногу, и начал перебирать струны. В кофейне было тихо – посетители сидели в разных углах, погружённые в свои разговоры. Никто не возражал против музыки, наоборот, несколько голов повернулись к нему, а одна женщина даже отложила телефон, чтобы послушать. Мелодия полилась мягко, но с какой-то внутренней силой – уличная, живая, с лёгкой дерзостью и теплом, как костёр в ночи.

Он запел, и голос его был низким, чуть хрипловатым, но чистым:

Песня была про огненную девушку, которая рисует. Про волосы как пламя, про то, как она летит.

Ника застыла за стойкой, держа в руках полотенце. Она не хотела показывать, что слушает, но мелодия цепляла, а слова будто рисовали её саму – не внешность, а что-то глубже, что она обычно прятала. Когда Макс закончил, в кофейне повисла тишина, мягкая, как дым. Потом кто-то в углу тихо хлопнул, и женщина с телефоном кивнула ему, словно благодаря.

Ника покачала головой, скрывая улыбку, которая всё-таки пробилась на её лицо.

– Ну, ты льстец.– бросила она, скрестив руки на груди.

– Я? – Макс поднял брови, притворяясь удивлённым. – Я просто пою то, что вижу. Это не лесть, это правда.

– И что же ты видишь? – спросила она, не удержавшись. Её голос был лёгким, но в нём мелькнула тень вызова.

Он посмотрел на неё – долго, внимательно, так, что её пальцы невольно дрогнули, сжав полотенце чуть сильнее.

– Ты правда не знаешь? – ответил он тихо, и в его тоне не было игры, только что-то настоящее, как будто он видел её насквозь.

Ника почувствовала, как сердце пропустило удар. Она резко развернулась и пошла за стойку, делая вид, что ей срочно нужно протереть кофемашину. Её щёки слегка горели, и она злилась на себя за это. Макс тем временем отложил гитару и сделал глоток капучино, наблюдая за ней уголком глаза.

– Ты всегда так убегаешь, когда кто-то попадает в точку? – спросил он, и в его голосе снова появилась та лёгкая насмешка, которая её одновременно бесила и забавляла.

– Я не убегаю, – огрызнулась она, не оборачиваясь. – Просто у меня работа.

– Ага, работа, – Макс усмехнулся. – Протирать чистую стойку – это явно дело жизни.

Ника фыркнула, но всё-таки повернулась к нему, уперев руки в бёдра.

– А ты всегда такой самоуверенный? Песни поёшь, умничаешь, будто всё про всех знаешь?

– Не про всех, – он пожал плечами, глядя ей в глаза. – Только про тех, кто меня цепляет. А ты цепляешь. И не делай вид, что не заметила.

Она закатила глаза, но уголки её губ предательски дрогнули.

– Ты невыносимый, знаешь?

– Слышал, – Макс улыбнулся шире. – Но ты же не выгоняешь меня, значит, терпимо.

Ника покачала головой и вернулась к своим делам, но теперь уже не могла игнорировать его присутствие. Он остался сидеть у окна, время от времени перебирая струны, напевая что-то под нос. Посетители постепенно расходились, и кофейня пустела. За полчаса до закрытия Макс снова подошёл к стойке, держа пустую чашку.

– Ещё один? – спросила Ника, кивнув на чашку.

– Нет, хватит, – он покачал головой. – Просто хотел сказать, что песня – это не просто так. Я обещал, и вот она. Что скажешь?

Она посмотрела на него, и на секунду её обычная ирония уступила место чему-то мягкому.

– Скажу, что ты умеешь удивлять, – призналась она. – Она… настоящая. Не знаю, как ты это делаешь, но она звучит так, будто ты правда видишь больше, чем я показываю.

– Может, и вижу, – Макс наклонился чуть ближе, понизив голос. – А может, просто хочу разглядеть. Ты ведь не из тех, кто сразу всё открывает, да?

– А ты из тех, кто лезет туда, куда не зовут? – парировала она, но в её тоне уже не было резкости.

– Только если там есть что-то стоящее, – он улыбнулся, и в его глазах мелькнула искра, которая заставила её замолчать.

До закрытия оставалось минут пятнадцать. Ника начала убирать зал, а Макс, вместо того чтобы уйти, взял тряпку и принялся помогать ей протирать столы. Она бросила на него удивлённый взгляд.

– Это ещё что?

– Помощь, – он пожал плечами. – Не хочу, чтобы ты тут одна возилась.

– Я справлюсь, – сказала она, но не прогнала его.

Они работали молча, но тишина была тёплой, как будто между ними уже протянулась тонкая ниточка.

"Четыре сезона"

Ника. Глава 11. Приключения.

Кофейня опустела, улицы начали затихать, но вечер только набирал свои краски. Ника скинула фартук, встряхнула рыжие волосы, которые тут же рассыпались по плечам, и бросила взгляд на Макса. Он стоял у двери, закинув гитару за спину, и смотрел на неё с той же лёгкой улыбкой, которая всегда сбивала её с толку.

– Ну что, обычный, – усмехнулась она, скрестив руки. – Пойдёшь домой спать или рискнёшь на что-то интересное?

Макс прищурился, будто взвешивал её слова, как монету перед броском.

– А если рискну? – спросил он, и в его голосе мелькнула искра любопытства.

– Тогда вперёд! – Ника развернулась и пошла по улице уверенным шагом, даже не оглянувшись. Она знала, что он последует.

Макс пожал плечами, поправил гитару и двинулся за ней, догоняя её в пару шагов.

– Ты хоть скажешь, куда мы идём? – бросил он, засунув руки в карманы.

– Нет, – она повернула голову, и её глаза блеснули лукавством.

– А если ты ведёшь меня в какую-нибудь ловушку? – он приподнял бровь, притворяясь серьёзным.

– Ой, не переоценивай себя, – фыркнула Ника, но её губы дрогнули в улыбке. – Думаешь, я бы тратила вечер на кого-то, кто не может сыграть приличное соло?

– А ты вообще проверяла, умею ли я? – Макс слегка наклонился к ней, будто проверяя её реакцию.

– Узнаем, – ответила она загадочно, и её голос прозвучал как обещание.

Через десять минут они оказались у старого кирпичного дома, чьи стены хранили следы времени – трещины и облупившуюся краску. Ника обогнула здание, уверенно нашла пожарную лестницу и, не раздумывая, полезла вверх с ловкостью, которой позавидовал бы любой уличный кот.

– Ты серьёзно? – Макс остановился, глядя на шаткую конструкцию, которая скрипела под ветром.

– Конечно! – её голос донёсся сверху, звонкий и чуть насмешливый. – Если боишься, оставайся внизу, обычный.

Макс закатил глаза, но всё-таки ухватился за перекладины и полез следом, бормоча себе под нос что-то про безумных девчонок. Когда он выбрался на крышу, перед ним раскинулся ночной город: огни улиц мерцали, как звёзды, упавшие на землю, редкие машины проносились вдали, а окна домов светились тёплыми пятнами. Неоновые вывески мигали где-то на горизонте, и весь этот пейзаж дышал, жил своей тайной жизнью.

– Вот это да, – выдохнул Макс, оглядываясь.

– Думал, я зря тебя сюда тащу? – Ника села на край парапета, свесив, и похлопала по месту рядом с собой. – Это мой любимый вид.

Макс устроился рядом, всё ещё держа гитару за спиной.

– Часто сюда приходишь? – спросил он, глядя на неё сбоку.

– Когда нужно подумать. Или вдохновение найти. Или просто сбежать от всего, – она пожала плечами, но в её голосе мелькнула тень чего-то личного.

– И от чего ты сбегаешь? – он повернулся к ней, пытаясь поймать её взгляд.

Ника посмотрела на него, и на секунду её глаза стали серьёзнее, но тут же она сменила тему:

– Сыграй, – сказала она, и это прозвучало не как просьба, а как естественное продолжение момента.

– А что мне за это будет? – он прищурился, улыбаясь.

– Моё внимание, – Ника подняла подбородок. – Поверь, это уже немало.

Макс рассмеялся, но спорить не стал. Он снял гитару, пробежался пальцами по струнам, проверяя звук, и начал играть. Мелодия была плавной, чуть меланхоличной, как ночной ветер, который кружит листья по асфальту. Ника закрыла глаза, откинувшись назад, и просто слушала, чувствуя, как музыка обволакивает её, как тёплый плед.

Когда он закончил, она открыла глаза и посмотрела на него.

– Ты хорош, – сказала она тихо.

– Это комплимент? – Макс приподнял бровь.

– Скорее факт, – ответила она, и её губы дрогнули в лёгкой улыбке.

Они замолчали, глядя на город. Макс вдруг понял, что рядом с этой рыжеволосой девушкой, которая носилась по жизни без плана, он чувствует себя спокойно. Она была как огонь – яркая, непредсказуемая, но рядом с ней было тепло.

– Пойдём дальше? – вдруг спросила Ника, поворачиваясь к нему.

– У тебя ещё есть такие места? – удивился он.

– Конечно, – она спрыгнула с парапета и направилась к лестнице.

– Однажды я точно сверну себе шею из-за тебя, – проворчал Макс, но пошёл следом.

– Возможно, – она обернулась через плечо. – Но это будет весело.

Они бродили по улицам, пока не оказались у заброшенного здания с облупившейся штукатуркой. Вход перегораживала ржавая решётка, но Ника тут же нашла лазейку сбоку – узкий проход, скрытый за кустами.

– Сюда, – она махнула рукой, подзывая Макса.

– Теперь мы что, в сталкеры играем? – он прищурился, но в его голосе было больше интереса, чем сомнения.

– Просто доверься мне, – ответила она, протискиваясь внутрь.

Макс вздохнул и полез следом. Внутри пахло сыростью и пылью, а вдалеке виднелся тёмный тоннель, уходящий куда-то вниз. Свет фонаря с улицы едва пробивался сюда, рисуя длинные тени на стенах.

– Это старое бомбоубежище, – пояснила Ника, шагая вперёд. – А ещё тут есть секретный выход к набережной.

– Ты меня пугаешь, – признался Макс, но не остановился.

Вдруг в темноте раздался звук – шаркающий, будто кто-то тащил ноги по бетону. Макс замер.

– Это что было? – спросил он, напрягшись.

– Не знаю. Крысы, может? – Ника пожала плечами, но её голос стал тише.

Звук повторился, ближе, и теперь было ясно – это не крысы. Макс шагнул вперёд, загораживая Нику.

– Кто здесь? – крикнул он громко, и его голос эхом отразился от стен.

Тишина. А потом из темноты выступил мужчина в капюшоне, с кривой ухмылкой на лице.

– О, гости, – сказал он, скрестив руки. – Не ожидал.

Макс выпрямился, держа гитару за спиной.

– Мы уже уходим, – ответил он спокойно, но твёрдо.

– Ага, конечно, – незнакомец шагнул ближе. – А может, сначала оставите что-нибудь? Гитара, например, выглядит неплохо.

Макс сжал челюсти, его рука невольно стиснула ремень гитары.

– Не вариант, – отрезал он.

– Значит, по-хорошему не хотите? – мужчина сделал ещё шаг, и в его голосе появилась угроза.

– Бежим! – Ника схватила Макса за руку и рванула назад.

Они бросились через тоннель, лавируя между бетонными колоннами и ржавыми трубами. Шаги за спиной становились громче – незнакомец гнался за ними. Ника запрыгнула на выступ, ухватилась за трубу и ловко забралась на платформу. Макс повторил её движение, чуть не поскользнувшись, и через мгновение они выскочили наружу, оказавшись на свежем воздухе.

– Чёрт, это было близко, – выдохнул Макс, переводя дыхание.

– Да ладно тебе, – Ника рассмеялась, откидывая волосы с лица. – Это же весело!

– Ты вообще в порядке? – он посмотрел на неё, пытаясь понять, шутит она или нет.

– Абсолютно, – она снова засмеялась и побежала дальше, увлекая его за собой.

Когда они наконец остановились, город уже начинал светлеть. Они забрались на очередную крышу, и Ника села на край, глядя на первые лучи солнца, которые пробивались сквозь облака, окрашивая их в мягкие розовые тона. Макс плюхнулся рядом, всё ещё держа гитару, и выдохнул, потирая шею после всей этой беготни.

– Хочешь знать секрет? – сказала Ника, повернувшись к нему. Её голос был тихим, но в нём чувствовалась какая-то глубина, как будто она собиралась сказать что-то важное.

– Какой? – Макс посмотрел на неё, слегка прищурившись, будто пытался угадать, шутит она или нет.

– Время – это не просто часы, – начала она, глядя куда-то вдаль, на горизонт. – Это то, что мы оставляем в каждом шаге. Я иду туда, куда тянет, потому что каждый момент – это след, который потом нельзя стереть. И я хочу, чтобы мои следы были яркими.

Макс почесал затылок, нахмурив брови.

– Э-э… Это типа ты про то, что надо жить на полную? – спросил он, явно пытаясь уловить смысл, но не совсем понимая, куда она клонит.

Ника улыбнулась уголком губ, заметив его растерянность.

– Можно и так сказать, – кивнула она. – Но я про то, что всё, что мы делаем, остаётся. Даже эта ночь. Даже этот разговор.

– И всегда так живёшь? – он посмотрел на неё внимательнее, но в его взгляде было больше любопытства, чем понимания.

– Всегда, – ответила она, и её глаза блеснули, отражая первые солнечные лучи.

Макс покачал головой, откидываясь назад и опираясь на руки.

– Круто звучит, но, чёрт, это же опасно бывает, – заметил он, вспоминая их недавний побег.

– А без риска скучно, – парировала Ника, и её улыбка стала яркой, дерзкой, как огонёк, который не погасить ветром.

Он хмыкнул, глядя на неё.

– Ну, с тобой точно не заскучаешь, это факт.

– Завтра? – спросил он, повернувшись к ней с той же лёгкой улыбкой, которая всегда появлялась, когда он не знал, что ещё сказать.

– Может быть, – ответила она, и её улыбка стала мягче, почти тёплой, как будто она оставляла ему пространство для чего-то большего.

Макс не до конца понял её секрет – все эти разговоры про время и следы звучали красиво, но были для него как загадка без ответа. И всё же он чувствовал, что эта рыжеволосая девушка с искрами в глазах тащит его в какой-то новый мир, где не нужно всё понимать, а можно просто идти вперёд. И, похоже, ему это нравилось, даже если он не мог бы объяснить почему.

"Четыре сезона"

Алёна. Глава 12. Встреча.

Утро встретило Алёну лёгкой усталостью, словно тень вчерашнего дня ещё цеплялась за неё, но вместе с тем принесло спокойствие – мягкое, почти ощутимое, как тёплый плед. Она проснулась позже, чем обычно, и позволила себе задержаться в постели, наслаждаясь уютом. Вчерашний разговор с Машей всё ещё звучал в голове: их смех, лёгкость, с которой слова лились без всякого напряжения, оставили в душе приятное тепло, как от кружки чая в холодный вечер.

За окном висели тяжёлые серые облака, но Алёна не хотела сидеть дома. Ей захотелось выйти, прогуляться, зайти в любимую кофейню, посидеть там с книгой и просто отдохнуть от суеты. Ей нужно было что-то простое, без лишних мыслей и тревог, как глоток свежего воздуха после долгого дня.

Кофейня встретила её привычным уютом: запах свежесваренного кофе, тихая музыка на фоне, мягкий свет ламп, который создавал ощущение дома. Алёна устроилась у окна, где свет падал неярко, пробиваясь сквозь облака, и достала книгу. Но сосредоточиться на чтении не получилось – мысли всё время ускользали, а строки расплывались перед глазами.

– Извините, это ваше? – раздался голос, спокойный, но с тёплой ноткой, которая сразу привлекла внимание.

Алёна подняла взгляд. Перед ней стоял мужчина – высокий, с широкими плечами, но без грубой резкости. У него была открытая улыбка, а в одежде – лёгкая небрежность, которая не выглядела неряшливостью, а скорее намекала на уверенность в себе. В руках он держал её шарф – серый, с тонким узором, который она сама вышила однажды вечером.

– Ой… Да, спасибо, – сказала она, беря шарф и слегка улыбнувшись. Внутри шевельнулось лёгкое смущение, как будто её застали врасплох.

– Он упал, когда вы заходили, – пояснил он, и в его голосе не было ничего, кроме дружелюбной простоты, как будто он говорил о мелочи, которую заметил случайно.

– Даже не заметила, – Алёна пожала плечами, стараясь скрыть неловкость за этим движением.

Он посмотрел на неё чуть внимательнее, и в его серых глазах мелькнула искорка – не то шутка, не то любопытство.

– Может, это какой-то знак? – сказал он, и улыбка его стала шире, но не навязчивой, а тёплой, как свет солнца в пасмурный день.

Алёна прищурилась, уловив в его словах лёгкий намёк на игру, но с подтекстом.

– Знак чего? – спросила она, и голос её прозвучал мягче, чем она планировала.

– Что нам стоит познакомиться, – он протянул руку, широкую, с длинными пальцами, на которых виднелись слабые следы карандаша, как будто он только что рисовал. – Михаил.

Она замешкалась на секунду, но пожала его руку, почувствовав тепло, которое шло не только от кожи, но и от его взгляда.

– Алёна, – ответила она, и её имя прозвучало в тишине кофейни, как тихая нота.

– Красивое имя, – заметил он, и в его голосе не было ни капли притворства, только искренность, как у человека, который умеет замечать детали.

– Спасибо, – она улыбнулась чуть шире, ощущая, как смущение растворяется, уступая место лёгкости.

– Можно я угощу вас чем-нибудь? – предложил Михаил, садясь за соседний столик с такой естественностью, будто они уже были знакомы сто лет. – В благодарность за эту встречу, которая сделает мой день лучше.

– Это же вы нашли мой шарф, а не я ваш, – рассмеялась Алёна, и её смех прозвучал чисто и звонко, как звук стеклянного колокольчика.

– Значит, мне и благодарить судьбу за удачу, – ответил он, и в его глазах заплясали весёлые искры, как будто он видел в этом разговоре больше, чем просто обмен фразами.

Алёна посмотрела на него, задумавшись. В нём не было ничего отталкивающего или напористого – только лёгкость, как у человека, который знает, как держать дистанцию, но умеет быть рядом. Она кивнула.

– Ладно. Чай.

– Отличный выбор, – сказал он с лёгким одобрением в голосе, как будто её решение что-то значило для него.

Он сделал заказ, и скоро перед Алёной появилась чашка с чаем, от которой поднимался аромат трав и мёда. Они разговорились, и Михаил оказался таким собеседником, с которым время летит незаметно. Он рассказал, что работает архитектором, что ему нравятся старые здания с их историями, и что он мечтает однажды создать что-то своё, уникальное, что останется после него.

– Однажды я был в Провансе, – начал он, глядя куда-то в сторону, как будто воспоминания рисовали перед ним картинку. – Там был старый дом, с потрескавшейся штукатуркой, но он был живой. Его построил какой-то местный мастер для своей семьи, без всякой мысли о славе. Я смотрел на него и думал: вот бы и мне сделать что-то такое – простое, но настоящее. Чтобы люди спустя годы смотрели и чувствовали тепло.

Алёна слушала, и ей казалось, что его слова – это не просто история, а кусочек его самого, который он делил с ней без всякого умысла. Ей нравилось, как он говорил – спокойно, но с какой-то внутренней страстью.

– А ты чем занимаешься? – спросил он, возвращая взгляд к ней.

– Преподаю французский, – ответила она, и в её голосе мелькнула нотка гордости, как у человека, который любит своё дело.

– Круто. А сама говоришь на нём свободно? – в его вопросе был только интерес, без малейшего желания проверить её.

– Oui, bien sûr, – улыбнулась она, и французские слова слетели с её губ легко, как дыхание.

– Звучит красиво, – сказал он, и в его голосе было настоящее восхищение, как будто он услышал мелодию, которую не ожидал.

Они болтали ещё минут сорок, и разговор шёл так естественно, что Алёна даже не заметила, как пролетело время. Михаил рассказал, как в детстве заблудился в лесу, когда искал старую мельницу, о которой ему рассказывал дед. Он смеялся, вспоминая, как боялся волков, которые оказались просто тенями от деревьев, а Алёна поделилась, как в школе мечтала стать актрисой, но потом выбрала язык, который стал её способом выражать себя.

Когда она начала собираться, Михаил вдруг сказал, глядя ей прямо в глаза:

– Я рад, что нашёл твой шарф. Это дало мне шанс заговорить с тобой. Можно надеяться, что мы ещё увидимся?

Алёна посмотрела на него, чувствуя, как внутри что-то отзывается. Он ей нравился – не только своей уверенностью, но и теплом, которое пряталось в его взгляде, как свет в глубине.

– Можно, – кивнула она, и её голос был мягким, но твёрдым.

– Тогда, может, в субботу встретимся здесь же? Выпьем кофе, поболтаем ещё? – предложил он, и в его тоне была надежда, но без давления.

– Посмотрим, – ответила она с лёгкой улыбкой, в которой мелькнула искорка загадки.

– Буду ждать, что ты скажешь "да", – сказал он, и в его глазах снова заплясали те же весёлые огоньки, что в начале их разговора.

Он проводил её до выхода, придержав дверь, и Алёна шагнула на улицу. Пасмурный день уже не казался ей унылым – в воздухе витало что-то свежее, а на губах играла лёгкая улыбка. Она шла домой, прокручивая в голове их разговор, и думала, что это утро, начавшееся с тишины, подарило ей неожиданную встречу. Может, это и был тот знак, о котором говорил Михаил – не громкий, как сигнал тревоги, а тихий, как шёпот ветра, зовущий к чему-то новому.

Дома Алёна поставила чайник и села у окна, глядя на облака. Ей вдруг вспомнилось, как Маша вчера сказала: "Иногда случайности – это не просто случайности". Она задумалась: а что, если эта встреча с Михаилом – не просто совпадение? Может, жизнь подбрасывает такие моменты, чтобы напомнить, что не всё нужно планировать? Она достала телефон, нашла его номер – он успел записать его на салфетке, когда они прощались, – и улыбнулась. "Посмотрим", – повторила она про себя, но в глубине души уже знала, что в субботу вернётся в кофейню.

"Четыре сезона"

Алиса. Глава 13. Трещина в прямой линии.

Алиса стояла у панорамного окна своего пентхауса. Внизу, город представлял собой грандиозную, живую карту, расчерченную строгими линиями проспектов и переулков. Она любила эту высоту, эту отстранённость. Отсюда человеческая суета казалась упорядоченной, подчинённой логике светофоров и дорожной разметки. Всё было системой, и она была её наблюдателем, её верховным аналитиком.

Её взгляд скользил по голым, ещё чёрным ветвям деревьев в парке далеко внизу. Она думала о том, сколь несовершенен и расточителен мир природы. Эти вечные, бессмысленные циклы: набухание почек, буйство зелени, увядание, смерть и снова возрождение. Миллиарды единиц энергии, потраченные на повторение одного и того же сценария. Её собственная жизнь была антитезой этому хаосу. Она была прямой линией, вектором, направленным из точки А в точку Б с максимальной эффективностью. В её мире не было места увяданию, ибо она не позволяла ничему расцвести сверх меры. Не было места и возрождению, ибо она никогда не допускала смерти своих проектов.

Но сегодня на её идеальной прямой линии появилась трещина. Неровность. Непредвиденная переменная по имени Виктор Семёнов. Контракт, навязанный отцом, был не просто деловой сделкой; он был вторжением, нарушением её суверенитета. Он заставлял её отклониться от курса, подчиниться чужой воле, чего она не терпела. Мысль об этом оставляла во рту горький привкус, как от дешёвого кофе. Ей нужен был воздух. Ей нужно было пространство, чтобы обдумать эту аномалию и найти способ вернуть свою жизнь на предначертанную траекторию.

Спустя полчаса она сидела на скамейке в том самом парке, на который смотрела из окна. Воздух был колким и влажным, слабый солнечный свет не грел, а лишь подчёркивал промозглую сырость гранита. Алиса сжала пальцы в тонких кожаных перчатках. Почему она должна подстраиваться? Почему всегда по их правилам?

Она вдруг вспомнила другой день, в другом парке. Пятнадцать лет назад. Она сбежала туда с одноклассниками, нарушив строжайший запрет родителей. Тот день был наполнен солнцем, смехом и вкусом дешёвого, но оттого самого вкусного в мире мороженого. Это был бунт, короткий, отчаянный глоток свободы, за который она заплатила неделей ледяного молчания матери и тяжёлым, осуждающим взглядом отца. Страх их разочаровать тогда оказался сильнее радости. И теперь, годы спустя, она снова стояла перед выбором: подчиниться воле отца или шагнуть в неизвестность, отстояв своё право на собственный путь? Этот контракт был не о деньгах. Он был о власти. О его власти над ней.

Звук уверенных, неторопливых шагов по гравийной дорожке вырвал её из воспоминаний. Она подняла голову. К ней приближался мужчина, которого она видела мельком у отеля после встречи с Семёновым. Высокий, с уверенной походкой, но без отцовской тяжеловесности. В свете дня его лицо стало чётче: резкие, умные черты, холодные глаза, которые смотрели сквозь неё.

– Добрый вечер, Алиса, – его голос был ровным, без лишних эмоций, но в нём чувствовалась скрытая сила.

Она смотрела на него, выуживая имя из глубин памяти.

– Артём Власов, – произнесла она тихо. Это было не вопросом, а констатацией.

– Рад, что помните, – он позволил себе тень усмешки. – Вы выглядите так, словно пытаетесь решить неразрешимую задачу.

– Возможно, – Алиса чуть приподняла бровь, не позволяя себе проявить ни удивления, ни интереса. – Что вам нужно?

Артём не ответил сразу. Он присел на скамью, оставив между ними ровно столько пространства, чтобы не нарушить её личную зону. Он положил рядом с собой тонкий портфель. Алиса, мельком отметила материал. Это была не обычная телячья кожа. Это был кордован – редкая, благородная кожа глубокого, почти чёрного вишнёвого цвета, с характерным маслянистым блеском. Такой аксессуар говорил о его владельце больше, чем дорогие часы или костюм. Он говорил о тихой, уверенной в себе силе и безупречном вкусе.

– Я слышал о вашей сделке с Виктором Семёновым, – сказал он наконец, глядя прямо перед собой, на серую гладь пруда. – И о том, что ваш отец настаивает на ней.

Алиса ощутила укол ледяного раздражения. Ещё один человек, считающий, что может лезть в её жизнь.

– Я не обсуждаю дела с посторонними, – её голос был холоден, как апрельский ветер.

– Понимаю, но вам стоит меня выслушать, – Артём повернулся к ней, и его взгляд стал пронзительным.

– Семёнов – не тот, за кого себя выдаёт. Этот контракт – ловушка. И если вы в неё попадёте, она уничтожит не только вашу компанию. Она уничтожит всё, что строил ваш отец.

Алиса медленно выдохнула. Её пальцы в перчатках дрогнули. Она и сама замечала несостыковки в предварительных документах, странные формулировки, завышенные суммы. Но до сих пор списывала это на свою врождённую осторожность. Теперь слова Артёма превратили её смутное предчувствие в оформившуюся угрозу.