Читать книгу: «Мемуары Николаса Гарго, капитана Его Величества», страница 2

Так «Леопард» чуть не пропал, на нём были сломаны пятнадцать больших шпангоутов, которые поддерживали корпус и палубу, и трюм наполнился водой. Трубер приказал разоружить корабль, взломал дверь в каюту капитана, вскрыл его сундуки, взял около тысячи экю в серебряной посуде, также мешок с деньгами и многие другие вещи, которые он присвоил, заверив свои права при свидетелях. Было прискорбно видеть это воровство под прикрытием разоружения. Можно сказать, что это был настоящий грабёж. Все, кто мог, приняли в этом участие, вплоть до морского капитана на жаловании, сьёра Матюрена Габарре, который взял две большие бочки испанского вина, сказав, что Гарго должен ему денег, но это было абсолютной неправдой. Таким образом, всё было разграблено и разгромлено, причём наибольшую выгоду от этого получил граф: прекрасные бордосские вина, которые находились на корабле, были доставлены к нему в дом и там потреблялись, как может подтвердить священник графа. Сухари были проданы человеком по имени Незеро, торговцем из Ля-Рошели, у которого оказалась часть корабельного оружия и других вещей с корабля, унесённых на морские склады.

Тем временем Гарго прибыл в Париж, приветствовал королеву-регентшу и сообщил ей, что принёс свою голову к стопам её величества, чтобы дать отчёт в своих действиях, которые полностью отражали его преданность, но тем не менее повлекли потерю имущества, и он просит защиты и справедливости. Королева выслушала всё очень благосклонно и отправила его к кардиналу⁶, чтобы он сообщил о своих намерениях. Кардинал заверил капитана, что его величество отправит в Ля-Рошель необходимые приказы, чтобы вернуть его в море ради королевской службы и приказать графу предоставить капитану Гарго свободу действий в рамках закона в отношении призов. После этого капитану оставалось только отбыть как можно скорее.

Гарго отправился в путь на почтовых лошадях, увозя с собой несколько приказов короля и королевы, но когда он прибыл в Ля-Рошель, то узнал, что граф разоружил его корабль собственной властью, что люди из его экипажа целыми днями бились с крайним беспорядком; что сам граф сказал им, будто забрал деньги короля и увёз много богатств; что часть наиболее ярых бунтовщиков отправилась в его собственный дом, чтобы ограбить, и совершили это без того, чтобы кто-то из соседей им помешал. Что Жан Гарго на протяжении этой грозы вынужден был скрываться, чтобы избежать ярости графа, который бы его, несомненно, убил.

Присутствие Николаса Гарго несколько изменило ход вещей. Лейтенант попросил о встрече, чтобы засвидетельствовать все эти беспорядки, о которых он не внёс никакой жалобы в суд Адмиралтейства, но капитан не захотел его видеть, как и остальной свой экипаж: ведь эти люди поверили человеку, который его подло предал и продал. Несколько дней спустя он вернулся в Париж вместе с братом, где они узнали, что король уехал в Руан, чтобы проинспектировать провинцию Нормандию, в которой возникли шатания из-за заключения в тюрьму герцога де Лонгвиль. Николас Гарго отправил своего брата ко двору с письмом для его высокопреосвященства, в котором было описано всё, что сделал граф. Но это письмо не попало в руки кардинала, а было передано одному из его секретарей, который был другом графа дю Доньон, и переслал письмо ему.

Когда король вернулся в Париж, кардинал отправил на поиски капитана Гарго господина Делуан, секретаря морского министерства, и сказал ему, что нужно срочно вернуться в Ля-Рошель, заново вооружить «Леопард», и вместе с кораблём «Пти Сен-Марк», который принадлежал лично Гарго, идти в Дюнкерк, который был под угрозой вражеской осады. Таким образом, дела короля требовали, чтобы Жамб-де-буа отвлёкся на какое-то время от крайностей и насилия, которые ему причинил граф дю Доньон. В настоящее время ему не могли дать денег, потому что король вынужден был отбыть на осаду Бельгарда. Но нужно было запросить сумму, необходимую для вооружения. В итоге его высокопреосвященство пообещал ему защиту против графа, заботу о его благополучии и продвижение до самых высоких чинов морской службы. При столь важных обещаниях Гарго заверил кардинала, что у него нет ни имущества, ни самой жизни, которыми он не пожертвовал бы ради блага короля, и что его действия будут соответствовать доброте его высокопреосвященства намного сильнее, чем это могут отразить слова. Господин кардинал добавил, что напишет о нём господину д`Эстрад, губернатору Дюнкерка, чтобы тот предоставил ему всё необходимое, и сказал, что ему можно доверять, как человеку мудрому и справедливому, который никогда не будет вести себя так, как граф Доньон.

Получив пакет от господина кардинала и оставив своего брата около себя, чтобы запросить выплаты, Николас взял почтовых лошадей и прибыл через два с половиной дня с целью найти графа дю Доньон, который в тот момент находился в доме маркиза де Дампьер, в семи или восьми льё от Ля-Рошели. Когда он прибыл к воротам замка, то был сильно удивлён, когда один из охранников графа помешал ему идти дальше, грубо спросив у него, что ему надо, и был удивлён ещё больше, когда другой стражник сказал от имени графа, что он ушёл гулять, и что ему больше нечего делать, кроме как с ним разговаривать. Гарго, хоть и был удивлён этими подлыми словами, настаивал на том, чтобы поговорить с графом от имени короля, королевы и его высокопреосвященства, который поручил ему передать графу пакет в собственные руки. Тогда граф отправил к нему Бельмана, капитана своей гвардии. Гарго долго колебался и пытался настаивать на том, чтобы передать пакет лично, но это было бесполезно, и наконец он подумал, что в любом случае должен будет отдать таким способом, если нет возможности сделать это по-другому. Граф в ответ передал ему, чтобы он шёл отдыхать, и что завтра он с ним поговорит. Но на следующий день отправил ему только подписанный приказ, приказывающий господину Труберу вернуть «Леопард» с пушками, механизмами и другими необходимыми элементами.

В Ля-Рошели капитан действительно получил обратно свой корабль с пушками, но без судовых инструментов, большая часть которых была разграблена. Граф, не решаясь в открытую противостоять приказам короля, не прекращал чинить всевозможные препятствия, чтобы помешать вооружению. Гарго выбрал капитана Видо в качестве своего лейтенанта и дал ему сто экю, чтобы тот нанял матросов, поскольку его собственный экипаж был разогнан графом.

Когда граф это узнал, он отправил людей, чтобы подстеречь Видо и запретить ему наниматься. Несмотря на то, что Видо исполнял свои обязанности всего два дня, он явился к Гарго с извинениями и сообщил, что не сможет дальше находиться в должности из страха вызвать неудовольствие графа, и вернул ему деньги. Гарго вынужден был нанять другого помощника. Найм экипажа стоил ему больше двух тысяч экю, вместе с ремонтом и провиантом.

Корабль был выведен из его убежища и из канала, чтобы отвести на рейд Шедебе. Когда граф об этом узнал, он пришёл в ярость и послал к Гарго одного из своих телохранителей с приказом вернуть корабль в канал до новых приказов. Телохранитель явился на дамбу, но не мог подняться на борт, потому что был прилив, а у него не было шлюпки. Тем временем господин Понтресьер, который командовал четырьмя кораблями, вооружёнными маршалом де ля Мельере, явился, чтобы увидеться с графом, от имени маршала попросил его помириться с Гарго и больше не причинять ему вреда. Это вынудило графа отозвать своего телохранителя, который всё ещё находился на дамбе в ожидании подходящего случая для выполнения приказа.

Гарго вернулся на берег, Понтресьер встретил его на шлюпке, рассказал, что произошло между ним и графом и предложил ему от имени маршала всё, что нужно – оружие, людей, провизию, деньги, если во всём этом есть нужда. Даже при желании он мог бы присоединиться к его эскадре и выйти в море вместе, чтобы честно делить все будущие призы. Гарго вежливо его поблагодарил за эти предложения и объяснил, что должен идти в Дюнкерк выполнять приказы короля, но если после этого они встретятся в море, Гарго будет восхищён возможностью крейсировать вместе.

Тем временем граф, несмотря на рекомендацию маршала де ля Мельере, затаил месть. Когда он увидел, что у Гарго уже достаточно всего и он готов к путешествию в Дюнкерк, то прислал к нему Видо с письменным приказом принять его на должность помощника, предписав ему мешать, если Гарго предпримет что-либо против королевской службы, и в таком случае взять на себя командование. Также граф дал ему ещё несколько секретных приказов. Более того, он отправил приказ Гарго, запретив ему брать лейтенантом господина де ля Ривьер – моряка и очень хорошего офицера, даже принимать его добровольцем, приказав взять на эту должность человека по фамилии ля Флёр, который был одним из его телохранителей.

После больших сложностей и затруднений Гарго поднял паруса двадцатого апреля 1650 года. Он прибыл в Дюнкерк и не нашёл там господина д`Эстрад, который отбыл ко двору, и оставался на рейде Дюнкерка и Мардика два месяца, несмотря на то, что не имел достаточно денег и всего, что требовалось для поддержания существования его людей и его самого.

В июне господин д`Эстрад вернулся и передал Гарго письмо от кардинала, но вместо денег – только приказы идти курсом на врагов государства. Несколько дней спустя они вместе решили освежить свои запасы провианта на корабле, ими снабдил господин д`Эстрад, как и двадцать восемь солдат фландрской армии под командованием лейтенанта Бертье, которые находились на «Леопарде». Шестнадцатого июня Гарго и д`Эстрад заключили соглашение под личной подписью, что будут делить призы пополам, и если один израсходует вооружение больше, чем другой, будет составлен честный и точный расчёт, чтобы компенсировать убытки компаньона.

С Гарго должен был идти фрегат, который принадлежал господину д`Эстрад, но по небрежности экипажа он был выброшен на берег штормом в ночь, предшествующую отплытию.

Двадцать пятого числа Гарго пошёл курсом на запад, чтобы выйти из английской части пролива Ла-Манш. На траверсе Дувра он увидел фрегат из Остенде, который вёл на буксире другой корабль; приблизившись к ним, он понял, что это враги, и погнался за ними. Фрегат, чувствуя себя слишком слабым, покинул свой приз и начал убегать, но вылетел на скалы в районе Дувра. Корабль затонул, однако его экипаж сумел добраться до берега и спастись.

Продолжая своё путешествие, Гарго добрался до островов Новой Земли в порту Плезанс⁷ и узнал, что здесь находятся испанские рыбаки, которые ловят и сушат треску. У них было семь кораблей, и там же находились баски с ещё шестнадцатью, так что они мешали проходу в порт. Один из его офицеров по имени Жан Арно, который был назначен графом дю Доньон, дезертировал и скверно поступил по отношению к своему капитану. Испанцы и баски были настолько смущены появлением Гарго, что были готовы отправить к нему парламентёров с поручением предложить ему сумму более двадцати тысяч ливров, чтобы он поднял якорь и ушёл из этих мест. Но тот офицер подлым образом дал им понять, что они могут пока остаться, потому что Гарго должен завтра покинуть эти воды: так было решено на его совете, на котором он присутствовал. Со временем это предательство открылось, испанцы сами рассказали это Гарго, когда он миновал Сан-Себастьян на пути из испанской тюрьмы в 1653 году.

После того, как он таким образом упустил испанцев в порту Плезанс, Жамб-де-буа пошёл к северной части острова Терр-Нёв искать порт Бланфаблон, находящийся на пятьдесят втором градусе широты. Он пришёл туда восемнадцатого августа 1650 года. Там он встретил в море огромную ледяную гору – больше, чем Лувр. В порту Бланфаблон он узнал от капитана маленького французского корабля, что всего десять дней назад два испанских корабля, нагруженные жиром тюленей, которых они выловили, ушли в сторону Испании, и что в восемнадцати или двадцати льё отсюда находились несколько других кораблей той же нации в порту острова Сен-Жан. Пользуясь этими сведениями, он захватил небольшой корабль «Нуэстра сеньора Делькор», где находилось примерно тридцать испанцев, которых он заставил подняться к себе на борт. Николас не имел достаточно людей, чтобы увести этот корабль с собой, к тому же среди его экипажа возникло соперничество – кто должен туда перейти, а кто остаться, поэтому он забрал оттуда все ценности, а сам корабль сжёг, чтобы извлечь оттуда железные части, в которых нуждался для ремонта своего корабля.

Затем он пустился к Азорским островам, чтобы запастить провизией, которой у него уже не хватало: он сам и его люди получали в день по восемь унций хлеба. Правда, у них было вдоволь сушёной рыбы, некоторое количество которой они нашли на испанском корабле, но они не осмеливались есть её вдоволь, не имея в достатке пресной воды. Прибыв на Файяль – один из Азорских островов, Гарго обменял свою сушёную треску на хлеб и другие продукты. Отсюда он пошёл к городу Ангр на острове Терсер, где он зашёл на рейд, незадолго перед тем едва не погибнув во время сильной бури и потеряв три якоря из-за обрыва канатов. Здесь они тоже попросили продукты в обмен на треску. Затем он направился к острову Сен-Мишель, где принял на борт графа Виллафранка, правителя этого острова, и доставил его в Лиссабон, откуда рассчитывал увезти его во Францию в качестве посла, но португальский двор изменил свои планы по этому поводу.

Гарго оставался в Лиссабоне около трёх месяцев, чтобы отремонтировать корабль, и это повлекло большие расходы, как и покупка провианта. Центнер сухарей обошёлся ему в десять экю, так что он вынужден был заложить свой бриллиант и золотую цепь, чтобы купить порох и завершить своё пребывание в Лиссабоне.

Он вышел в море двадцатого февраля и три месяца крейсировал в районе Канарских островов, потому что ожидал прохода двух испанских судов с реки Ла-Плата, каждый из которых стоил более пятисот тысяч экю. Проходя мысом святого Винсента, французы встретили турецкий корабль, за которым гнались весь день и часть ночи, наутро оказались на траверсе Маморы у западного берега Африки и вошли на рейд Сале. Здесь Гарго встретил фрегат, который менял флаг два или три раза. Без особого труда он привёл его капитана к себе на борт и узнал, что корабль называется «Золотая роза», это было очень красивое судно, вооружённое шестнадцатью пушками, из которых шесть были из зелёного чугуна. Корабль принадлежал еврею из Сале, губернатору Тутуана. В то же время выяснилось, что «Золотая роза» была нагружена разнообразными контрабандными товарами, как и порохом, свинцом, парусным полотном – часть была разгружена в Сале, а остальное ещё находилось на борту. В составе экипажа было несколько испанцев и фламандцев. Всё это дало повод для ареста корабля. Гарго привёл его на Канарские острова, чтобы с двумя кораблями более успешно атаковать те два испанских судна, которых он поджидал.

Отсюда он прошёл в африканский порт Санта-Крус, договорился с губернатором насчёт пресной воды и убил там несколько быков, чтобы засолить их мясо и вернуться к Канарам. Пока Жамб-де-буа находился в Санта-Крус, удерживаемый там плохой погодой, он отправил свою шлюпку на борт «Золотой розы» с приказом отправиться за пресной водой, и в то же время поднял якорь, чтобы приблизиться к земле, от которой находился слишком далеко. Но в тот момент ветер стал настолько яростным, что он вынужден был выйти в море. На исходе десяти дней, видя, что его запасы истощаются, а шторм продолжается, а ветер не позволяет ему вернуться к «Золотой розе», на которую был погружен провиант, он велел собрать людей, и после вечерней молитвы (это было воскресенье двадцать седьмого марта 1651 года), дал им понять, что придётся немного урезать рацион, потому что было неизвестно, сколько дней они ещё пробудут в море. Они притворились, что соглашаются, но предатели думали о другом. Также Николас, знавший, какую опасную закваску внедрил на его корабль граф дю Доньон, видел опасное соотношение сил в своём экипаже и понимая, что может столкнуться с бунтом, провёл всю ночь на ногах, а около полуночи велел переместить две пушки с носа на корму и там же разместить все сундуки, которые находились между палубами и в трюме, под тем предлогом, что с такой загрузкой корабль будет более управляем. Также он приказал сержантам на страже и капралам, чтобы они отправили своих солдат спать в кордегардию со шпагами на боку, с целью помешать беспорядкам, а также чтобы не оставляли на палубе или между палубами никого из пленников и держали их в помещении для канатов, и такой же приказ отдал офицерам. Сам он провёл ночь на полуюте вместе с одним из своих голландских штурманов, с которым беседовал о Восточной Индии, где бывал этот штурман.

Когда встало солнце, Гарго позвал Бертье, которого господин д`Эстрад дал ему в качестве лейтенанта, и попросил разрешения отдохнуть в его комнате, поскольку всю ночь не спал и нуждался в отдыхе: «Прикажите соблюдать ночные приказы до десяти часов дня, и я вам скажу, что делать дальше» – сказал он.

Жамб-де-буа имел обыкновение оставлять одного из слуг подле себя во время сна, чтобы было кому разбудить его в нужный момент или предупредить, если происходит что-то важное. Сейчас рядом с ним был мальчик-турок, захваченный на испанском корабле и крещёный. Этот маленький мошенник ввязался в корабельные интриги, дождался, когда его хозяин заснёт, похитил его деревянную ногу, без которой тот не мог ходить, и спрятал её под кроватью, а потом сообщил заговорщикам, что они могут начинать.

Если бы сержанты и капралы, которые находились на страже, как следует исполняли свой долг, бунтовщики никогда бы не осмелились осуществить задуманное ими предприятие, но одни пренебрегли наблюдением за обстановкой, другие вели себя нерешительно, в итоге заговорщики не встретили сопротивления. Сначала они овладели каютой канониров, где жили два дворянина – их ранили почти смертельно. Другие выпустили пленных, третьи – их было восемнадцать или двадцать человек – направились к каюте капитана, которая находилась на полуюте. Пленники оживились от того, что сбылось их желание освободиться; те, кто был верен Гарго, под влиянием раскаяния и стыда сражались, как львы, в твиндеке⁸. Лейтенант Бертье не оказал серьёзного сопротивления и просил помилования. Боцман тоже сдался, но после того, как его ранили. Их обоих заперли в трюме для канатов вместе с теми, кто пытался сопротивляться.

От криков, ударов и звуков выстрелов Гарго проснулся и не сразу мог понять, что происходит, но на выходе с полуюта встретил толпу из восемнадцати или двадцати разъярённых человек с пиками в руках и криками «Бей, бей!» Они нанесли капитану множество ударов, но дрожащими руками. Он весьма удачно парировал первые удары байонетом, которым пользовался вместо ножа, потом книгой, которую взял на полуюте (это была «Гидрография» Пера Фурнье), держа её, как пластрон. В этот том попало множество ударов пикой, а он не терял самообладания и только произносил: «Ах, друзья мои, какой злой дух толкнул вас на это нападение – так подло убить вашего капитана! Ах, предатели! Что вы делаете! Бог отомстит за меня!»

Однако Николас получил множество ран в руки и бёдра, и книга выпала у него из рук. Тогда он стал обороняться матрасом, один против многих, стараясь вырваться из каюты, где он был, как в ловушке, чтобы воодушевить тех, кто остался ему верен, но не смог этого сделать и выронил матрас у дверей. Тут к нему прорвался один из штурманов со словами «Ах, монсеньёр, мы пропали!» «Так и есть, мой друг – умрём как храбрецы: если нас предали, не будем предавать сами себя! Дай мне пару пистолетов, которые лежат позади моей кровати.»

С пистолетами в руках они попробовали выйти, но как только убийцы увидели открывающуюся дверь, принялись бить по ней пиками. Гарго подумал, что если сможет прикончить двух-трёх зачинщиков, то появится надежда спастись. Он открыл огонь из своих пистолетов, но не смог никого убить – может быть, его юный слуга, который спрятал деревянную ногу, вытащил пули. Вооружившись всем, чем только можно, он швырнул пистолеты в головы убийцам, а вслед им полетели толстые книги лейтенанта Бертье, которых было много. Один из его слуг, молодой англичанин, который находился снаружи, стал кричать, призывая Бога в свидетели: «Вернитесь, монсеньор, вы же весь в крови!» Но Гарго ничего ему не ответил, кроме «Убирайтесь отсюда, юноша, чтобы вас не убили.»

Не имея больше ничего, пригодного для обороны, он задумал отнять пику у кого-нибудь из нападавших. Немного прикрытый дверным полотном, которое представляло собой всего-навсего еловые доски, которые легко было пробить, он схватил четыре или пять пик, но они все сломались, и он швырнул обломки в головы врагов. Однако и сам Гарго получал всё новые удары по всему телу, так что кровь лилась ручьями. Штурман вышел вместе с ним, предатели увидели, что они не могут проникнуть на полуют, и решили притащить сюда пушку, чтобы наконец покончить с капитаном.

Тем временем Гарго воспользовался передышкой и принялся за поиски своей деревянной ноги, нашёл её под кроватью и пристегнул к своей культе. Там же он обнаружил две шпаги, которые взял в обе руки. Теперь он готов был выйти из каюты. Там уже заряжали пушку, она стояла на расстоянии половины пики от него. Огромные усилия, затраченные им на сражение, и бесчисленное множество ран стали причиной того, что капитан потерял сознание прямо перед пушкой, готовой в него выстрелить. Предатели решили, что он умер, испустили громкий радостный крик, переступили через его тело и направились на полуют для грабежа.

Став господами корабля, бунтовщики посовещались между собой, что им следует делать дальше. Они сделали выстрел из пушки и подняли испанский флаг. Тем временем Гарго пришёл в сознание и попросил немного воды; ему её дали. Потому он спросил лейтенанта Бертье, и когда тот пришёл, Гарго сказал: «Посмотрите, что сделали со мной люди, которых я кормил, которым давал свои деньги! Прошу вас это запомнить, и если вам посчастливится вернуться, сообщите обо всём этом господину д`Эстрад, чтобы он со своей стороны заверил двор, что я погиб, как верный слуга короля.»

Бертье пообещал точно выполнить это поручение, если только сможет вернуться во Францию, но добавил, что не думает, что капитан смертельно ранен. На это Николас ответил, что имеет мало шансов выкарабкаться – весь израненный, отплёвывая кровь, и вдобавок в полной зависимости от бунтовщиков и предателей, которые ещё не отошли от своей ярости, потеряли почтение к капитану и стали хозяевами корабля.

Они думали, что он умрёт от потери крови, оставили его лежать в каюте Бертье и забыли о нём. Прошло больше двух часов. Капитан находился в полумёртвом состоянии, когда вдруг увидел, что дверь приоткрывается, и после этого – яркую вспышку. Тут же он почувствовал, что все его боли прекратились, а в соседней каюте ему послышался пистолетный выстрел и голос, который умолял: «Боже, пощади меня, я умираю.» Это заставило капитана подумать, что бунтовщики продолжают расправляться с верными ему людьми, но тут почувствовал, что кровь струится по его лицу, и по новой жгучей боли возле левого глаза понял, что выстрел на самом деле прозвучал здесь и был направлен в него, а слова произнёс он сам. Нужно заметить, что сила и неожиданность выстрела вызвали сотрясение мозга, которое заглушило все другие боли, но он это понял лишь спустя много времени.

Находясь в этом плачевном состоянии, он вспоминал свою тяжёлую жизнь и почувствовал даже что-то вроде радости от того, что теперь с этим будет покончено. Но, размышляя более глубоко, вспомнил, что иногда обращался за помощью к Пресвятой Деве с мольбой прийти к нему на помощь и заступиться за него перед её сыном, который мог бы оказать ему жалость и сострадание, если это верно, что она слышит молитвы. Гарго пообещал Богу, что если выберется отсюда, начнёт изучать католическую религию, так как те, кто представлял протестантскую веру, в которой он был воспитан, пытались его убить. Он также дал обет поехать в паломничество в Иерусалим, чтобы поблагодарить Господа за его доброту и великую милость. Он ещё не договорил до конца этот обет, как ему показалось, что он видит сверхъестественный свет, в котором находилось распятие, поддерживаемое сзади человеком невероятной красоты. Это чудо заворожило его на некоторое время, он снова потерял сознание, но его душа была преисполнена утешения.

Он пробыл в каюте ещё часа два, и за это время никто не пришёл, чтобы узнать, жив он или нет. Потом тот, кто в него стрелял – это был голландский канонир – явился с фонарём, в сопровождении хирурга и одного из слуг Гарго. Этот голландец увидел, что капитан находится в сознании, и сказал ему, что привёл хирурга его перевязать, потому что поскольку он не умер, его не будут добивать – так было решено на их совете. Его личное мнение заключалось в том, что надо всё-таки прикончить, но другие предпочитают продать его в Берберии, получив неплохие деньги, как за капитана королевского корабля. При этих варварских словах Гарго ответил еле слышным голосом: «Несчастный, что я тебе сделал, чтобы обойтись со мной в такой манере?» «У меня было на то две причины, – отвечал канонир, – первая – чтобы прекратить твои страдания, вторая – чтобы ты уже не мог причинить нам никакого зла, потому что я хорошо знаю: как только ты ускользнёшь от нас, то сделаешь так, что нас повесят. Но поскольку большинством голосов принято другое решение, я на это согласился. Так что выздоравливай, если можешь, и мы отвезём тебя в Берберию, где ты будешь продан: вот что я пришёл сообщить от имени моих товарищей.»

С этими словами он ушёл.

Хирург раздел Гарго и обнаружил на его теле двадцать три или двадцать четыре раны, нанесённые бискайскими пиками с острым и квадратным наконечником. Четыре раны он получил в грудь, остальные – в руки и ноги, но абсолютно случайно среди них не было ни одной смертельной. Его слуга потом насчитал на рубашке более сорока прорех от удара пикой. После перевязки его уложили на матрас, и два штурмана пришли, желая спать в той же комнате, чтобы мятежники не явились ночью с целью его добить, поскольку ещё колебались, убить его или продать. Что касается тех, кто был на его стороне, их было четырнадцать или пятнадцать, тяжело раненых осколками гранат, ударами пик и выстрелами из пистолетов – их всех заперли в помещение, где хранились канаты.

Предатели-мятежники долго совещались по поводу того, как им следует поступать дальше, и решили взорвать корабль, если их предприятие будет провалено. Причём предназначили для этой цели одного человека (с которого потребовали ужасные клятвы держаться возле открытого люка, который вёл в трюм с боеприпасами и который они взломали при помощи ганшпуга) с гранатами и фитилём, чтобы взорвать порох.

Гарго лежал на матрасе на полуюте, его оставили в таком положении до следующего дня, когда лейтенант Бертье пришёл к нему со слезами на глазах и сообщил, что помощник находится внизу, мятежники прострелили ему шею из пистолета и проткнули тело насквозь ударом шпаги. Он видит, что негодяи решились завершить эту трагедию, невзирая на все его мольбы. При этом он принялся рыдать сильнее, чем когда-либо. «Остановите слёзы, – сказал ему Гарго, – они не помогут, когда нет способа спастись. Эти люди желают забрать мою жизнь – в добрый час, если будет на то Божья воля; в их власти не более, чем три-четыре дня, потому что я себя чувствую на краю слабости и ко мне подступает икота, которая является признаком конца. Я об одном вас прошу: расскажите господину д`Эстрад то, что я сказал вам вчера.»

Тут вошли десять или двенадцать моряков, которые намеревались бросить его в море, со словами, что он, очевидно, заколдован, если не умер от такого количества ран. Бертье пошёл им навстречу и стал умолять их со слезами на глазах не выполнять столь жестокого намерения без необходимости; говорил, что капитану так плохо, что он не сможет избежать последствий своих ран и просил именем Господа дать ему возможность умереть в покое. Но они отвечали ему не более, чем смущённым бормотанием, взяли раненого вместе с матрасом и понесли его с полуюта, оставили на какое-то время и принялись совещаться, что им следует делать дальше.

Судите об опасности, в которой он находился: ведь совет преднамеренно был составлен из воров и мошенников, которые решали, бросать его в море или нет. Наконец моряки взяли матрас за четыре угла, так что раненый оказался внутри, не имея возможности пошевелить ни ногой, ни головой, но с твёрдым сердцем, без удивления глядя в лицо смерти и полностью передав себя на волю Божью, которого молил от всей души. Бертье, видя, что они снова подняли матрас, снова принялся горячо их умолять и схватил за край матраса, пытаясь умерить их ярость. Он и в самом деле их немного успокоил, они его заверили, что не имеют другого намерения кроме как отнести его вниз, в большую комнату, а в полуюте хотят устроить кордегардию. Что и было сделано.

В этой большой комнате он был оставлен на три дня, на исходе которых, между девятью и десятью часами вечера вошёл один из канониров с обнажённым ножом в одной руке и заряженным пистолетом в другой, с кинжалом на поясе, пристально на него посмотрел и сказал ему, что желает узнать одну очень важную вещь: верно ли, что по прибытии во Францию он велит их всех повесить?

«Ах, мой друг, ответил раненый, – не думаешь ли ты, что в моём состоянии я могу думать о том, чтобы причинить кому-либо вред? Нет, я думаю только о Боге, прошу его простить меня. Наш Господь и его сын, умерший на кресте за наши грехи, просил своего отца простить его врагов. Уверь твоих товарищей, что у меня нет никакого злопамятства по отношению к тем, кто причинил мне зло. Если я излечусь, что невозможно, я никогда этого не сделаю, никогда.» «Скажи мне правду, капитан», – снова начал канонир. «Уверяю тебя, мой друг, клянусь тебе, как человек, у которого смерть стоит перед глазами, не должен думать ни о чём другом, кроме как о том, как угодить Богу.»

Тогда канонир, прикоснувшись к голове, на которой был ночной головной убор, уронил или притворился, что уронил, пакет мускуса и принялся его искать, но хоть его и искали и Бертье, и слуга Гарго, не могли найти. Тогда этот бездельник заявил, что если его мускус пропадёт, он убьёт всех, кто есть в комнате. После долгих поисков он начал разглядывать Гарго. Тот ему заявил, что этот мускус – безделица, которая не стоит таких усилий. Он ответил грубым голосом, но мало убедительно, так, как говорят те, кто готов совершить омерзительное преступление: «Я ищу другое, капитан, я хочу выяснить, не имеешь ли ты намерений нас повесить.»