Читать книгу: «Директор», страница 2

– А она должна при каждом случае разрешение спрашивать? – тут же вклинился. – И у кого? Ее в курс-то об этом кто-то поставил? Свои промахи хотите на девушку повесить?

Берия дернул раздраженно щекой и промолчал, выйдя в коридор.

Оделся я относительно быстро, хотя рубашку натянуть не удалось. Вместо нее мне надели медицинский белый халат, рукава которого оказались достаточно широкими, чтобы в них пролезла рука в гипсе.

Внизу нас уже ждала машина. Черная, угловатая, на окнах шторки – кто внутри так сразу и не поймешь.

Если «к кому» мы ехали, я догадывался, то вот «куда» – было под вопросом. Потому что в город мы не заезжали, а приехали вообще в какой-то лес. Чуть позже я понял, что это чья-то бывшая дворянская усадьба. Одноэтажное здание на высоком цоколе, огражденное не маленьким забором. Во дворе пара собак, что встретили нас радостным лаем.

– Казбек, Мухтар, фу! – звонким голосом скомандовал им малец лет десяти. Потом глянул с интересом в нашу сторону и махнул рукой на дом, – папа вас на веранде ждет.

Тут только я понял, что впервые попал в место, где живет Иосиф Виссарионович. И похоже сейчас не только с ним поговорю, но и с его родными познакомлюсь. Так даже лучше! Он семейный человек, должен меня понять. Но почему-то холодок возможного отказа все равно бегает по спине…

Глава 3

Середина августа 1932 года

Я с интересом оглядывался по сторонам, медленно двигаясь от машины к дому. Возле дома росла пара яблонь, справа от дома стояла беседка, но малец вел нас к самой усадьбе.

Берия шел сзади, в двух шагах, и кроме нас троих рядом никого не было.

– Тебя как зовут? – не выдержал я.

– Вася, – откликнулся пацан. – А вас?

– Сергей.

Тут с порога дома по ступенькам сбежал еще один пацан примерно того же возраста.

– Васька, ты чего там телишься?

– К нам гости приехали!

Тут второй пацан заметил меня и энергично кивнул.

– Здравствуйте, – затем не постеснялся подойти и протянул руку. – Артем.

– Сергей, – пожал я его ладонь.

Посчитав на этом знакомство завершенным, Артем схватил Васю за руку и потащил в дом.

– Давай быстрее, пока Светка не заметила!

Что там у них случилось и почему какая-то «Светка» не должна что-то заметить, я не понял. Да и не до этого мне было. Мы с Лаврентием Павловичем уже поднялись на крыльцо, выйдя на широкую террасу. Видимо та самая веранда. На ней уже стоял накрытый стол, а вокруг расположено было четыре стула. На одном из них сидел товарищ Сталин и неторопливо потягивал трубку.

– Присаживайтесь, товарищи, – сказал Сталин, когда мы подошли.

Так получилось, что расселись мы с Берией напротив друг друга с двух сторон от Иосифа Виссарионовича. Перед нами стояли пустые кружки, отдельно располагался чайник, исходящий паром, и вазочка со свежими булочками.

– Угощайтесь, – снова проявил гостеприимство генеральный секретарь.

Я стесняться не стал и осторожно, чтобы не вызвать вспышку боли в груди, налил себе чая. Лишь после меня Берия сделал то же самое.

– Итак, товарищ Огнев, – начал Сталин, – похоже, у вас с товарищем Берией возникли разногласия.

– Товарищ Берия утверждает, что действует с вашего разрешения. Или даже по вашему приказу, – решил я сразу взять «быка за рога». И вопросительно посмотрел на Сталина.

Смысл что-то доказывать, если Лаврентий Павлович и правда лишь исполнитель?

Пожевав губами и выпустив струйку дыма, Сталин кивнул.

– Разговор с товарищем Берией о вашей дальнейшей судьбе у нас был. И он убедил меня, что лучше всего сейчас будет скрыть информацию о вас.

– Что это даст? – напряженно спросил я. И тут же привел аргумент, который говорил Королеву. – Изменим ситуацию: службе товарища Берии удалось тогда предотвратить диверсию. Никто не погиб. Охота на меня и товарищей Королева с Цандером продолжается. В этом случае товарищ Берия действовал бы также? Подстроил нашу мнимую гибель и далее работал так, как хочет сейчас?

За столом воцарилось молчание. Сталин с прищуром смотрел то на меня, то на Берию. Лаврентий Павлович молчал, хотя по глазам вижу, сказать мог бы многое, но только мне. Или в таких словах, которые не хотел озвучивать перед Сталиным.

Через несколько минут я не выдержал и продолжил гнуть свою линию.

– Товарищ Берия не только лишил меня своим предложением возможности видеться с семьей и работать в привычной обстановке, но и практически собственными руками убил меня. Мое имя. Теперь по закону Огнева Сергея Федоровича нет. И законы нашей страны на меня не распространяются. Я – никто. И не только я. И за что со мной так решил поступить товарищ Берия? Только потому, что ему так удобнее? Или он не способен иначе выполнить свою работу? Нет человека – нет проблемы, так рассуждает товарищ Берия?

– Ты сгущаешь краски, – не выдержал Лаврентий Павлович.

– И все же товарищ Огнев прав, – хмыкнул Сталин. – Вы ведь предлагали изначально вычеркнуть товарищей навсегда из списка живых. Без возможности им снова встретиться с родными.

А вот этого я не знал. Значит, это Сталин настоял на «смягченном» варианте нашей смерти?

– Товарищ Огнев показал себя как патриот, – начал Берия, – и в интересах государства его мнимая смерть и работа под псевдонимом вдали от столицы была бы идеальным вариантом, чтобы и помогать нашей стране и при этом не оттягивать ресурсы ОГПУ, не такие уж и большие, на свою охрану. Но как я вижу – товарищ Огнев индивидуалист, и лишь маскировался под строителя коммунизма. Его личное благо для него важнее, чем благо страны.

– Я хочу построить страну, в которой люди чувствуют себя защищенными и свободными, – перебил я мужчину, – а не ощущать себя птицей в клетке! Какой бы красивой эта клетка ни была. Как строительство коммунизма связано с вашим желанием меня заточить под присмотр?

– Если ОГПУ займется вашей охраной, когда на вас устроена охота, львиная доля наших сил будет заточена на это. Из-за чего пострадают другие направления нашей работы. Профессионалов в нашей службе мало, вы сами это видели, когда проводили проверку. Чтобы вырастить новые кадры нужно время. Но когда это сделать, если мы будем вынуждены заниматься вашей охраной? До этого момента враг не показывал, насколько они вас боятся, и насколько критично для них ваше устранение. Поэтому и ваша охрана была не на уровне первых лиц государства. А ты сейчас требуешь к себе именно такого отношения! Это ребячество и эгоизм!

– Ну раз уж наш враг посчитал меня достаточно опасной фигурой, может я заслуживаю подобной охраны? – заметил я.

– Ты не понимаешь видимо, – процедил Берия, – им главное – твоя смерть. Да я навскидку несколько вариантов могу предложить, как это сделать! Просто кинуть бомбу – раз. Всех прохожих не проверишь, тогда тебе придется держаться ото всех на расстоянии. Выстрелить из окна – два. Чтобы предотвратить это, нужно тогда, чтобы за тобой было зарезервировано два автомобиля с закрытыми шторками. А это – техника, люди, проработка маршрута. И чем больше людей, тем проще найти среди них предателя: подкупить, запугать, шантажировать. Да даже тебя можно шантажировать, если кто твою жену с ребенком украдет на улице, пока они в магазин вышли! Сам выбежишь, как миленький. И что? Им тоже охрану приставлять?!

– Так если меня так просто убить, что же раньше не сделали?

– Все хотели замаскировать под несчастный случай. Но вот тебе еще один факт – если бы ты не уехал, то тебя бы скорее всего отравили руками твоей заместительницы. Кто бы ни стоял за покушениями, эти люди не хотят, чтобы о них узнали. Но в случае, если анонимность станет для них не главным фактором, или потеряет актуальность, то и методы твоего устранения поменяются. И будет все то, что я сейчас описал.

Иосиф Виссарионович молча слушал нашу перепалку и пока не собирался встревать. Похоже, он решил выслушать оба наших мнения и уже после сделать вывод. Мне же от этого было не легче. Берия давил на то, что раз я стал таким «популярным» у противника, то тот пойдет на все, чтобы осуществить задуманное. А ресурсов у его службы не хватает и рано или поздно враг своего добьется. Я оперировал аргументами из серии «работать надо лучше, или менять принцип и подход, а не ссылаться на свои проблемы». В итоге Сталину это все же надоело.

– Хватит, – веско обронил он, выбивая пепел из трубки.

Мы с Лаврентием Павловичем замолчали и перевели на него взгляд.

– Я услышал достаточно, – продолжил Сталин. – Вы оба по-своему правы, поэтому нужно искать общее решение. Товарищ Берия, – посмотрел он на Лаврентия Павловича, – что с вашей работой по поиску заказчика диверсии?

– Мы смогли обнаружить соглядатаев у квартиры Огневых, – покосился тот на меня, – но основная надежда на связного, который передает указания Белопольской. Человек это осторожный и опытный, поэтому быстрых результатов не ждем. Это игра в долгую.

Его слова заставили меня нахмуриться, а по спине пробежать озноб. Кто-то следит за моими родными? Так слова Берии про возможность похищения Люды не для красного словца?

– А что по поводу «смерти» товарищей Огнева и Королева? Вы смогли узнать, поверил ли противник в это?

– По тому, что Белопольской не поступало указаний на этот счет, я делаю вывод – что они поверили. Однако звонок жене Огнева может заставить их усомниться.

– Что ты скажешь об этом, Сергей? – посмотрел Сталин на меня.

– Моя семья должна быть в курсе, что я жив. Я готов не выходить «в люди» и работать вдали от института, но в неизвестности томить своих не желаю!

– Похороны уже были проведены? – вдруг спросил Иосиф Виссарионович Берию.

– Да. Буквально за день до звонка.

– Тогда я считаю, что желание товарища Огнева необходимо исполнить.

Во мне разлилось ликование.

– Сергей, – обратился ко мне Сталин, – в разговоре с женой предупреди ее, чтобы она молчала о тебе и все и дальше должны считать тебя мертвым. Пока что.

– Как долго? – нахмурился я. – Эдак всю жизнь можно прожить вдали от близких. А я никакого преступления не совершал, чтобы так жестоко меня наказывать. И в разведчики не подавался.

– Я понимаю, – кивнул Иосиф Виссарионович. – Вот чтобы ты не переживал по срокам – будешь работать с товарищем Берией над способами лишить врага желания и дальше убивать безнаказанно наших граждан.

– Но… – попытался что-то сказать Лаврентий Павлович.

– Это не обсуждается, – отрезал Сталин.

– По срокам, – начал я, когда Иосиф Виссарионович замолчал и выдержал паузу, – как долго нам работать над этими способами? Я смогу вернуться к семье до того, как мы закончим с работой? Может, определенную дату поставить – к какому числу нам хотя бы основу для дальнейшего совершенствования методики противодействия подготовить?

– Мне сказали, что твоя рука будет заживать около трех месяцев, – сказал товарищ Сталин. – Этого времени вам хватит?

– Нет.

– Да, – ответили мы с Берией одновременно.

– Хватит, – добавил я, сверля Лаврентия Павловича взглядом. – Для того, чтобы создать основу. Какие меры нужно предпринимать, какие средства для этого понадобятся. Какие специалисты. Все это можно будет проработать. Дальше останется только воплощение плана в жизнь и его совершенствование.

– Значит, на этом и остановимся, – кивнул удовлетворенно Иосиф Виссарионович. – С семьей сможете связаться завтра. Вижу, Сергей, тебе тяжело сидеть. Не буду тебя больше задерживать. Или у тебя остались еще вопросы?

– Мне медсестра в больнице помогла связаться с супругой. Я надеюсь, товарищ Берия или кто-то иной не будет за это ее наказывать. Ведь формально она ничего не нарушала, – решил я подстраховать Дарью.

Сталин подтвердил, что я могу не переживать по этому поводу, после чего я все же отправился обратно в больницу.

***

– Вы уверены, что это хорошая идея? – спросил Лаврентий Сталина, когда машина с Огневым покинула территорию усадьбы.

– Сергей показал, что умеет замечать закономерности и делать неожиданные выводы. Его идеи тоже отличаются от стандартных. Ты, Лаврентий, так и не предложил мер по тому, как сбить желание у наших врагов охотится на наших граждан.

– Но я же делал доклад…

– Я помню. И ничего кардинально нового там нет. Все это ты УЖЕ обязан делать, просто теперь в большем объеме. Однако эти меры не помогают. Поэтому послушай, что предложит парень. Для него сейчас эта работа – самая важная из текущих. И выкладываться он будет на максимум своих возможностей.

У Сталина были и другие мотивы поступить таким образом, о которых он не сказал Берии. Например, Иосиф поддержал мужчину с его желанием скрыть парня от общества не потому, что его убедили аргументы Лаврентия. Просто Огнев стал постепенно выходить из орбиты влияния генерального секретаря. Пока что это едва заметно. Ну что он сделал? Лишь пошел в президиум со своими правками в законы. Но факт, что он не поставил об этом в известность его, Сталина, – это уже звоночек. Прибавить к этому, что парнем сильно заинтересовались товарищи в политбюро. Особенно Серго. Как Орджоникидзе уговаривал всех, чтобы следующий доклад был по его ведомству! Еле удалось сменить вектор внимания членов политбюро на армию и подчиненных Ворошилова.

Тут тоже Сталин преследовал сразу несколько целей. Проверить, что твориться в армии, лишь одна и не самая главная. Вот «встряхнуть» эту структуру – другое дело. Напомнить старому товарищу, что забываться не стоит и надо уметь вовремя остановиться, когда делаешь нападки в сторону личных протеже Сталина. Да и просто понять, как развивать эту махину, необходимо. А Огнев уже доказал, что умеет делать далеко идущие выводы, на основе которых получаются очень впечатляющие результаты. Вон, даже враги это оценили.

Но если вернуться к парню – Сталину нужно было «вернуть его в стойло», однако так, чтобы у Сергея не возникло даже тени неприятия к своему покровителю. И неожиданное предложение Лаврентия оказалось «в тему». Повторять своих ошибок, как получилось со старшим сыном Яковым, до сих пор живущим у родни жены в Ленинграде и ни в какую не желающего возвращаться под отцовское крыло, Иосиф не желал.

Что касается самого Лаврентия… поначалу Сталин еще опасался, что тот будет благодарен парню за «освободившийся пост». Что вызывало откровенную опаску. Не любил Иосиф, когда подчиненные сильно дружат. Эдак они и против него самого могут дружбу завести. Но потом неосторожные действия Лаврентия в отношении жены Сергея убрали это опасение. Однако сейчас их конфликт стал сильнее, что может в дальнейшем негативно сказаться на работе обоих. Надо, чтобы они учились работать, невзирая на личную неприязнь. Когда это необходимо конечно. А то – оба еще молодые, горячие. Лаврентий же с таким стремительным взлетом и в такой специфической структуре похоже начинает забывать, что не все вокруг должны его бояться или относиться уважительно. И тем более не все должны полностью следовать его рекомендациям. Да и внешний вид Сергея сыграл с Берией похоже злую шутку. Зря он парня не воспринял всерьез.

«Или наоборот? – вдруг проскочила мысль у Сталина, – Лаврентий очень серьезно относится к Огневу и потому спешит его убрать или взять под контроль пораньше, пока это возможно? Стоит обдумать это…»

Тут на веранду забежала девочка лет пяти, за которой запыхавшись бежала женщина.

– Света, стой! – крикнула она девчонке вдогонку, но нагнать сумела лишь уже на веранде, когда та с усердием забиралась на колени Сталина. – Извините, Иосиф Виссарионович, не догнала я ее.

– Ничего, – усмехнулся мужчина в усы, – мы уже закончили, Александра Андреевна. Что ты хотела мне сказать, доча? – обратился он к девочке.

– Стих!

Лаврентий молча уткнулся в кружку с чаем. В принципе все уже было обсуждено, но покидать общество генерального секретаря пока тот не разрешит, не имея срочных дел, не стоило. Вдруг все же они еще о чем-то поговорят?

***

По возвращению в больницу меня попыталась тут же закидать вопросами Дарья. И к моему удивлению от нее почти не отставал Королев, даже выйдя из своей меланхолии.

– Дайте мне хоть слово сказать, – остановил я их.

И лишь дождавшись тишины, ответил.

– Разговаривал с товарищем Сталиным. Звонок родным разрешили, но пока не выработаем меры противодействия попыткам покушений – остаемся «в подполье». Этим буду заниматься вместе с товарищем Берией. Доклад окончил.

– Вы говорили с товарищем Сталиным? А где? В Кремле? А какой он? Очень строгий? А…

Дарья тут же начала бомбардировать меня вопросами, будто до этого и не знала о моем знакомстве с генеральным секретарем. Или и правда это прошло мимо нее? Сергей Палыч же при словах о звонке родным просветлел лицом, но потом нахмурился, когда узнал, что «воскрешать» нас пока не будут. Видно все же надеялся, что мне удастся убедить Иосифа Виссарионовича отменить прошлое решение. Но чуда не произошло. Однако главного на мой взгляд я добился – и родных успокою и хоть какая-то определенность появилась. Осталось лишь дождаться разговора с Людой и как-то объяснить ей, почему стоит и дальше держать на лице скорбь и траур. Но все равно я рад. Соскучился по ней.

Глава 4

Середина августа 1932 года

– Сережа? – сначала с недоверием переспросила Люда в трубку телефона и уже гораздо более радостно, когда до нее дошло, что это не сон, воскликнула, – Сережа! Наконец-то! Что с тобой случилось?

– …

– Как к тебе приехать? Где ты лежишь?

– …

– Что значит «нельзя»?! – возмутилась девушка.

На ее восклицания и эмоциональный разговор вышла Настя с Лешей на руках и с любопытством принялась «греть уши».

– …

На этот раз слушала ответ Люда долго. И с каждым мгновением ее лицо все больше хмурилось. А под конец и вовсе на глаза навернулись слезы.

– Как же так… Ты же обещал…

– …

– Хорошо. Я поняла, – шмыгнула носом Люда и тут заметила любопытную моську младшей сестры мужа. – Обязательно со всеми поговорю и предупрежу. Но ты там выздоравливай побыстрее. Я жду тебя. Леша тоже скучает.

Еще немного поговорив, она положила трубку и строго посмотрела на Настю.

– О моем разговоре с твоим братом, кроме родителей никому ни слова, поняла?

– А почему? – непосредственно пискнула девчонка.

– Так надо. Тебе потом твоя мама объяснит. И вообще, ты уже поела что ли? А посуду за собой помыла?

Настя понурила голову и, отдав племянника Люде, поплелась на кухню. Девушка же с горечью подумала, что в ближайшее время так и не сможет увидеть мужа. Вот как сердце ее чуяло! Ну главное – он жив. А с остальным уж как-нибудь они разберутся.

***

После общения с женой на душе стало легче. И сразу голова заработала в направлении, как предотвратить подобные происшествия в будущем. Когда «жопа в огне» человек резко начинает умнеть и выдает самые разнообразные идеи.

Лаврентий Павлович сам ко мне не пришел, а для работы над заданием товарища Сталина отправил уже знакомого мне Грищука. Вот Павлу Петровичу я и высказал свою идею:

– Тут принцип психологии, – объяснял я ему, – если у врага будет чувство безнаказанности, он будет действовать с каждым разом все наглее и наглее. Как бандит в подворотне. Но если ему сразу дать в зубы, в следующий раз он тысячу раз подумает – а стоит ли наглеть? А может, есть иные способы достичь цели? Не такие радикальные? Для этого нам нужно достичь двух целей: точно установить, с чьей подачи произошла диверсия, и второе – дать симметричный ответ. Но не просто дать его, а так, чтобы все знали – «за что им прилетело» и «что при повторении от наказания враг не уйдет».

– И как ты это видишь? – с интересом спросил мужчина. – Допустим, мы узнали, кто стоит за покушением. Дальше что? Ученых той страны, которая все это провернула, убивать?

– Да, – жестко ответил я. – Не абы каких, а сходного уровня. Цандер у нас работал в оборонке. Значит и у врага надо убрать кого-то из конструкторов предприятий этой сферы. А затем в их же стране найти политическую оппозицию или недруга официальной власти, кто бы смог выпустить статью для населения в большом тираже, в которой говорилось бы примерно следующее, – я перевел дух и продолжил. – «Месть красных! В ответ на действия нашей разведки красные убили нашего конструктора». Да еще и какую-нибудь записку подкинуть под двери их МИДа или здания, где располагается штаб их разведки такого содержания: будете бить по нашим ученым, ответим по вашим. И параллельно нашим дипломатам выступить: что это была ответная реакция по защите наших граждан. И привести доказательства, что это была диверсия – допрос исполнителей, кто заказчик, почему мы так считаем. И в конце добавить – мы мол мирная страна, но ответ на агрессивные действия наш будет жестким.

– Жестко, но в чем-то справедливо, – заметил Павел. – Но все упирается в первый пункт – как вычислить заказчика.

Тут я стал его расспрашивать, какие меры были приняты по поиску, задавая все больше и больше уточняющих вопросов. В итоге выяснил, что мужчина не в курсе таких подробностей. Пришлось нам сделать перерыв, чтобы он сходил до Берии, либо того, кто занимается этим делом сейчас, и взял все материалы. Уже от этого и будем «плясать».

К тому же сама моя идея затрагивала сразу несколько министерств самого высокого уровня. И без санкции «наверху» ее в разработку никто не возьмет. Но ведь товарищ Сталин и сказал – придумать, что делать, чтобы враги даже не помышляли о нападении на наших граждан? Вот я и предлагаю. Да, для этого времени это очень нагло и даже провокационно. Однако не так давно наша власть уже показала себя достаточно наглой, чтобы подобный «финт ушами» от нас восприняли адекватно, что это как раз в нашем «духе». Ну и сам факт, что мы способы провести операцию подобного уровня станет для многих сдерживающим фактором. Осталось лишь воплотить ее в жизнь.

Сергей Палыч после звонка жене тоже немного успокоился. Да и события после диверсии медленно отходили на второй план и блекли, не вызывая у него столь острых эмоций, как раньше. В итоге он еще сильнее ушел в теоретическую проработку боевой установки и снарядов к ней. Впрочем, не забывая и о ракетах. Я иногда обсуждал с ним эти темы – все же раз меня с проверкой к ним отсылали, доступ, получается, к этим разработкам у меня есть.

– Вывести полноценный космический корабль сразу не получится, – говорил Королев, – но какие-то результаты надо дать, иначе нас прикроют. А в голову ничего не приходит.

– Сам факт того, что у нас есть ракета сверхвысокой дальности, вызовет панику у Запада, – хмыкнул я. – Вот глядя на их реакцию и вас ценить станут больше.

– И как они это узнают? А главное – как наши узнают об их реакции?

– Диверсия – чем не та самая реакция? Или у нас на всех конструкторов так покушались?

– Аргумент, – согласился, поморщившись, Сергей Палыч. – Но ведь это может быть связано не с ракетами, а с установкой.

– Ну, для начала тогда можно попробовать сделать сверхмощный фотоаппарат и его использовать как полезную нагрузку. Пустить ракету, там по отсечке аппарат включается и делает снимки поверхности, потом отделяется и на парашюте спускается. Можно пулять такую ракету над территорией противника на недоступных высотах, после чего подбирать приземлившийся аппарат на нейтральной или дружественной территории. Чем не вариант?

Почесав голову, Королев заметил, что разработка такого аппарата будет как бы не сложнее, чем сама ракета. Да и не его профиль.

– У нас что, специалистов не найдется? – пожал я плечами. – А даже если нет, все равно работать в этом направлении надо. Разведка – краеугольный камень любой удачной военной операции. Так что наши командиры должны уцепиться за эту идею. А пока будет разрабатываться аппарат, вы ракету спокойно доведете до ума. И нервы уже не вам трепать будут, а в первую очередь – создателям фотоаппарата.

– Ну, может быть… – с сомнением покачал головой Сергей Палыч.

Павел Петрович вернулся лишь спустя два дня. Я даже стал думать, что Берия хочет затянуть процесс нашей совместной работы, однако когда Грищук кроме двух папок принес еще и стопку фотографий, то понял, на что было потрачено время.

– Вот – все, что мне удалось получить по расследованию диверсии, – сказал мужчина, усевшись на свободный стул. – Твою идею тоже передал, и предварительно отказа нет. Но и одобрения пока тоже.

– Что сами думаете, почему так? – спросил я, потянувшись к папке.

Павел, заметив, как я морщусь, пододвинул документы ко мне под руку, после чего ответил.

– Наверное, хотят решить, когда мы поймем, кто против нас работает. Все же твоя идея и международную обстановку затрагивает. Мало ли какие у нас отношения с теми, кто такое устроил. Но тут я ничего точно сказать не могу. Могли и просто взять паузу на размышления.

Кивнув, я углубился в чтение. В папках оказались материалы допроса двух троюродных братьев, непосредственных исполнителей, а также дело о вербовке моей помощницы Ани. На фотографиях был запечатлен издалека мужчина – вербовщик и уже в рамках следствия фото задержанных братьев.

Ниже на отдельном листке приводился список действий и задействованных лиц, без конкретных имен – лишь должность и задание – которые занимались наблюдением за вербовщиком и составляли список предполагаемых заказчиков. По этим данным чуть ли не все европейские страны подходили под вероятного противника.

– К сожалению, разговоры с вербовщиком наши сотрудники подслушать не смогли. Да и слежку он сбрасывает быстро, – добавил Павел, когда я закончил с чтением.

– А разве Аня не рассказала все? – удивился я, кивнул на папку на моих коленях.

– Мы не уверены, что она до конца откровенна. Да и пересказ – это не точные цитаты. Обороты речи, характерные слова – по ним можно составить психологический портрет, и даже вычислить место обычного обитания человека. Но только тогда, когда есть запись голоса.

– Так в чем проблема? – удивился я снова. – Прослушка на что?

– Мы прослушиваем только твой рабочий телефон, которым теперь пользуется Анна. Но на него по понятным причинам вербовщик не звонит. В квартире девушки телефона нет, да и к ней домой противник не ходит. А как их на улице подслушать? Таких технических средств у нас нет.

Помнится, я говорил как-то, что ОГПУ нужно оснащать техникой, чтобы повысить качество их работы. Лаврентий Павлович тогда меня не послушал? Или не понял, о чем именно я говорю? А может, большинство таких средств еще не разрабатывается? Да вроде должны быть. Или только за границей? Об этом я и спросил Грищука.

– Не могу ответить на твой вопрос, – развел тот руками.

У меня в голове такое не укладывалось. Разве нельзя той же Ане нацепить микрофон, с которого по радио снимать показания с расстояния? * Вот тебе и звук. И агент себя не выдаст заодно. Или пока это нереально создать? Блин, надо искать местные технические журналы, да поговорить с тем, кто в радио хорошо разбирается. О! Так Боря же радио так и не переболел! Он-то мне может дать толковую консультацию. Ага, если он в курсе о том, что я жив. Иначе не дадут мне с ним связаться.

В итоге я все же попросил Павла, чтобы тот привел к нам в больницу моего друга. Тот ничего обещать не стал, уточнил, зачем он мне нужен, после чего ушел. Ну а я понял, что без технических средств наблюдения дело по поиску «кому выгодно» грозит затянуться на неизвестное количество времени. Да и потом производить «симметричный ответ» тоже чем-то надо будет. Что опять нас приводит к техническому решению проблемы. Скорее всего. Хотя и не факт. Берия мне тогда несколько вариантов моего устранения накидал, что и к противнику, думаю, применимо.

* – устройства для дистанционного подслушивания уже существовали, но это был не массовый продукт даже для спецслужб. Первое подобное устройство появилось в 1907 году в Америке и патентовалось как для слабо слышащих. Расцвет подслушивающих устройств произошел с началом холодной войны, но самым прогремевшим на весь мир считается случай с подарком американскому послу в 1945 году герба США, созданного из ценнейших пород дерева, который был начинен подслушивающим устройством на основе резонатора конструкции Льва Термена. Герб подарили пионеры СССР, и он провисел в кабинете посла аж до 1952 года и был обнаружен лишь из-за предателя офицера из ГРУ, перевербованного ЦРУ

Бориса в больницу не привезли. И по рассказу Павла, не собираются его посвящать в мое воскрешение. Пока что во всяком случае. Однако совсем уж без внимания мою идею не оставили.

– Напиши, как ты видишь эту техническую прослушку, – говорил Грищук, – да другие подобные моменты. Ну а мы поищем специалистов и дадим им задание.

– Когда? – мрачно спросил я.

Что-то брали меня сомнения, что они прямо кинутся кого-то искать.

– Сразу же, как поймем, что с них спрашивать, – усмехнулся Павел, правильно поняв мое плохое настроение.

– Когда сделают устройство, я хочу сразу об этом узнать, – заявил я. – И было бы неплохо как-то спровоцировать этого вашего «чудо-вербовщика».

– Уже занимаемся этим, не переживай. Пока ждешь, может, все же поработаешь? – протянул он мне листки с собранными данными по Красной армии. – Очень просили, – проникновенно добавил он.

На этот раз отказываться я не стал. Действительно, смотрю я на Королева, и в чем-то ему завидую. Вот у кого за работой время летит! Да и стыдно мне в какой-то степени. Все же я изначально принимал задание и должен был давать отчет. А сейчас все на Аню свалилось. Поэтому спокойно взял листки и пообещал в этот раз их не портить, а ознакомиться и написать свои замечания и мысли по дальнейшей работе. Надеюсь, все же скоро в ОГПУ найдут истинного заказчика этой истории со взрывом.

***

– Аня, ну наконец-то, вы вернулись! – остановил на пороге ее кабинета девушку Валерий Семенович.

– Что-то случилось? – встревожилась она.

– Еще как случилось! – всплеснул руками Лукьянов. – Глава нашего института – и не член партии, как такое возможно? В общем так, я написал поручительную записку о приеме вас в качестве кандидата. Вы понимаете, какая это ответственность?

– П-понимаю, – запнулась девушка от неожиданности.

– Очень на это надеюсь. Вы же помните, что партия – наш рулевой? А наша деятельность рассматривается на самом верху! – многозначительно поднял он палец. – Кстати, я вам еще вчера вечером хотел позвонить, но тут выяснилось, что у вас дома нет телефона. Для человека на вашей должности это серьезная недоработка. Исправьте в ближайшее время!

Убедив напористого парторга их института, что все сделает, Аня все же смогла наконец попасть на свое рабочее место. Да уж. А всего-то и отлучилась на денек – товарищи из ОГПУ сдержали свое слово, и она повидалась с дедушкой. После чего у нее остались неоднозначные впечатления. Ее дед отказался наотрез признавать советскую власть и идти на уступки, еще и ее обвинил в соглашательстве и предательстве их семьи. А ведь она хотела ему помочь! И как теперь быть? Когда она пересказала их общение маме, та лишь головой грустно покачала и посоветовала жить своей жизнью. Аня после всего этого была в раздрае. А если и отец, если он жив, тоже не захочет переезжать в СССР? И будет стоять на своем? Но ведь у Ани здесь вся ее жизнь. Работа, уважение, перспективы. Да и подружки, хоть и немного, но есть. А там может и парень появится. И променять все это на неизвестность?.. Она надеялась, что дедушка примет ее выбор и согласится на ее предложение. Она помогла бы ему покинуть лагерь, а там и отец бы оказался дома со временем. Но теперь былая уверенность канула в лету, оставив на душе лишь сомнения.