Читать книгу: «Прорвемся, опера!», страница 3

– Нельзя тебе сладкого, – он пожал плечами. – Хозяин твой не разрешает.

Я удовлетворённо кивнул.

Василий Иваныч вернулся за стол, отодвинув в сторону самодельную мухобойку из резины, с рукояткой, обмотанной синей изолентой, и принялся за перекус. Толик оглядел, что творится у него на столе, потом переставил стоящий перед ним видак на подоконник. Я даже вспомнил, почему он здесь. Внутри должна быть зажёванная кассета «Кикбоксёра» с Ван Даммом. Да, тогда же всё ремонтировали сами, сервисов у нас не было, а Толик в этом разбирался, вот и брал иногда себе технику, чтобы починить. Шабашку на дом, вернее на работу.

На всех наших трёх столах – полный бардак, только у Якута всегда царил идеальный порядок. Это не весь наш отдел уголовного розыска, остальные в других кабинетах, а кто-то мог быть на сутках, кто-то после суток. Работы вал, часто ночевали прямо здесь, в соседнем кабинете для этого даже была общая тахта.

Якут вполголоса допрашивал Дружинина. Пока ничего необычного: имя, фамилия, где живёт и всё остальное. Колоть Андрей Сергеевич его будет дальше, когда тот расслабится.

А мне надо всё обдумать, пока выдалась свободная минутка.

Старший опер Филиппов спасся, хотя по прошлой жизни я отчётливо помнил, как он умер.

«Погиб при исполнении служебных обязанностей в результате огнестрельного ранения в область сердца», как гласила сухая сводка. Я старался не смотреть на него всё время, скрывая наполнявшее душу торжество от того, что он жив. И если мне удалось это предотвратить, может, выйдет остановить и другие смерти? И спасти отца.

Устинов вот, например – он умер бы позже. Когда Филиппов погиб, то Василий Иваныч, помню, ушёл на пенсию, где в не столь долгий срок спился и умер, хлебнув палёной водки. Жил он один, жена давно ушла, он и сейчас злоупотреблял, а потом будто с цепи сорвётся. Надо подумать, что с этим сделать, хороший ведь мужик.

С Толиком иначе. «Героически погиб, предотвратив террористический акт…» – всё-то помню, как тогда Шухов зачитывал приказ о посмертном награждении.

Толика поначалу не любили, думали, он высокомерный и неприятный тип, который стучит Шухову на коллег, а сам он, выходец из интеллигентной семьи, даже не знал, как надо развеять подозрения. В какой-то момент он всех раздражал, особенно тем, что он тот ещё бабник и постоянно причёсывается и прихорашивается перед зеркалом.

Но потом он пару раз выручил Устинова из неприятностей с начальством, его понемногу зауважали, а в убойный его позвал сам Якут. Потом мы с Толей крепко сдружились, часто выпивали, работали вместе, однажды нас чуть вместе не расстреляли бандюки, но в тот раз мы отбились.

А в 2001-м он погиб. В городе появилась смертница, которая хотела подорвать автобус, а в нём тогда ехал с работы домой сам Толя. Он как раз женился, жена начала рожать, и он отпросился пораньше, чтобы поехать к ней в роддом.

Он быстро всё понял и вытолкал смертницу из салона до того, как она привела взрывное устройство в действие. В итоге вместо множества жертв погиб только он один, остальные отделались испугом.

Это будет нескоро, но как-то надо на это повлиять уже сейчас.

И ещё мой отец, убитый киллером Федюниным прямо в центре города. Это будет совсем скоро. Но кто его заказал? Это точно из-за его работы, отец ведь начальник подразделения по борьбе с оргпреступностью. Братва его ненавидит и боится. Сколько раз пытались купить, сколько раз угрожали, но ничего не выходило. Теперь ставки выросли.

Ждать нельзя. Начну с братвы. В городе три крупные ОПГ, есть где поискать. Сначала надо понять, где сейчас киллер Федюнин, потому что банды Орлова пока не существует вообще, а сам он ещё не вернулся в город из армии.

– Видали? – в кабинет зашёл Шухов, потрясая газетой. – Смотрите, что натворили! Нарисовали усы! Вот же мелкие гадёныши!

– Да как же так, Петрович, как у них совести хватило? – преувеличенно возмутился Устинов. – Надо дежурного спросить, может, видел кого подозрительного?

– Да толку-то? – расстроенно протянул Шухов. – Короче, мужики, я чё зашёл, – он суровым взглядом оглядел всех, но вместо ора и ругани вдруг предложил: – У меня тесть с пасеки приехал, мёда привёз. Возьмёте? Свежий.

– Нет! – чуть ли не хором ответили все.

– Зима скоро, пригодится. Чай-то с мёдом пить – самое то. А то сахар дорогой сейчас. А я дёшево отдаю, как от себя отрываю. С получки отдадите.

– Так получка-то ещё когда будет? – Устинов нахмурил брови. – На что мы тебе мёд-то покупать должны?

– Я-то откуда знаю? – смутившийся Шухов выскочил в коридор.

Не, знаем мы его свежий мёд, даже я это вспомнил. Старые слежавшиеся комки засахарившегося мёда, который невозможно есть, но который он продавал всем, кого видел.

Ладно, пока есть свободная минутка, надо действовать. Я поднялся и подошёл к Толику. Он всё хотел перевестись к нам, но Шухов не давал, вредничал, ставил условия. Подмогну немного.

Ведь я помню, куда в итоге делись те медали, дело-то обсуждали долго, когда они нашлись.

– Толя, – позвал я. – Разговор есть.

– Говори, – он с подозрением посмотрел на меня.

– Был на рынке вчера вечером, – сказал я, думая, как лучше всё подать. – Встречался со своим информатором. И он брякнул, что внук генерала Загорского бегал и пытался всем впихнуть ордена своего деда. Тот, который с этой, попугайской причёской, зелёной.

– Ах он сучонок мелкий, – протянул Толик, моментально просияв. – Панк хренов. Так и знал, что это он, гадёныш, спёр их. Ох, дед ему устроит. Своей портупеей генеральской ему всю жопу отхлестает. А я всю голову сломал.

– Успевай, – я кивнул. – Пока он не продал всё. Если успеешь, увидишь расправу.

– С меня пузырь, Паха!

Толик накинул куртку, метнулся то в одну сторону, то в другую, а потом посмотрел на меня и достал из кармана целую горсть жареных семечек.

– Хоть это пока возьми, – бросил он и выскочил в коридор. Оттуда выкрикнул: – Сам жарил!

Ну, вот так шаг за шагом и будем всё делать. А Толик про благодарность не забывает. И чё мы с ним тогда не поделили? Молодые были, что поделать.

А я подошёл к Якуту и Дружинину. Хотелось посмотреть, как матёрый капитан Филиппов будет колоть бывшего зэка. Может, и сам покажу, чему научился за все эти годы. Заодно вспомню обстановку тех лет по городу. Смутно уже вспоминались знакомые когда-то имена и прозвища.

– Я жаловаться буду! – объявил Дружинин, косясь на Якута. – В европейский суд по правам человека! Понял, мент?

– Во как, – спокойным и умиротворяющим голосом произнёс Филиппов… – Там вон телефон с прямой связью с европейским судом. Будешь звонить? – и как даст ладонью по столу! – Где обрез взял?!

– Какой? – зэк выпучил глаза. – Какой обрез, начальник? На понт меня взять хочешь? Не было никакого обреза, вы мне его подкинули, век воли не видать!

– Обрез, – произнёс я и чуть привстал на носки, чтобы разглядеть бумажки на столе Якута, – из которого был недавно убит гражданин Сидорчук, он же криминальный авторитет Чингис из зареченских. Тот самый обрез.

– Да, а мы уже провели экспертизу, – подыграл мне Якут и подмигнул. – Так что видишь, как удачно всё совпало. Взяли тебя, а у тебя есть засвеченная пушка с мокрухи.

– Да я в натуре не понимаю, вы чё, мне Чингиса шьёте? – Дружинин начал вставать, но я надавил ему на плечо, чтобы сел. – Я отвечаю, не в курсах, кто его мочканул! Это…

– Ну, – я пожал плечами. – Мы, конечно, люди не болтливые, но если Артур услышит, он за своего человека будет рвать всех, кого найдёт.

Дружинин приоткрыл рот, но Якут не дал ему подумать об этом.

– Обрез откуда?! – рявкнул он, привстав из-за стола и наклонившись к Дружинину. – Где взял? Кто его сделал? Говори! Или на тебя Чингиса повесим. А братве шепнём, что ты их бугра порешил.

– Да у деда одного на хате вынес, он всё равно куда-то пропал, – оправдывался тот. – С Лёхой Кирпичом на дело пошли, квартиру выставлять, нашёл ружьё под шконкой. Ножовкой по металлу ствол отпилил, ну это, чтобы носить сподручнее. И приклад того, отхреначил.

– Кража с проникновением в жилое помещение, незаконное хранение оружия, незаконное изготовление оружия, – перечислял я. – И подготовка к разбойному нападению. Ну и вишенка на торте – нападение на сотрудников милиции при исполнении. Ах да, чуть не забыл, за что мы тебя искали-то. Убийство с отягчающими там.

– И не просто нападение, а вооружённое покушение на жизнь сотрудников, – добавил Якут.

– А у нас же там сидит кто-то из зареченских? – спросил я. – Может, вместе их запихать, в одну камеру в изоляторе? Там и разговорится. Если выживет, конечно. А потом как Артур узнает, уже точно не выживет…

– Да я не в курсах про Чингиса, отвечаю! Б** буду, век воли не видать, я… не надо меня туда, – прошептал он. – Они же отморозки. Твари конченные, начальник!

– Ты за что Кирпича убил?! – Филиппов наклонился к нему через стол так близко, как мог.

– Из-за ружья этого! Говорю, продать надо на Старом рынке, сделать обрез, братва с руками оторвёт. Потом, говорю, поделить поровну, а он выделываться начал, говорить, что его это доля. Выпил, фуфло начал мне толкать, граблями своими махать, вот я нож случайно взял и…

– Пиши, – Якут взял из пачки лист и хлопнул по нему ладонью.

– Что писать?

– Всё пиши. И про обрез, и про Кирпича, и как в нас стрелять хотел, – он закурил и чуть кивнул мне, мол, всё хорошо. – Всё, что говорил, всё и пиши. Или я за себя не отвечаю.

А когда Дружинин стал писать большими корявыми буквами, делая ошибки чуть ли не в каждом слове, Филиппов присмотрелся ко мне и тихо сказал:

– Отсыпайся, Васильев. Ты, конечно, когда сутки не спишь, такое вытворяешь, но отдыхать тоже надо. Иди, прикрою, пока тебя Шухов не увидел, а то запряжёт ещё куда-нибудь.

Тут он был прав, а мне хотелось обдумать всё в спокойной обстановке.

Но выйти из кабинета я не успел, услышал тяжёлые торопящиеся шаги. Отдохнуть и подумать, кажется, пока не дадут.

– Васильев, всё-то на работе? – Шухов, куда-то мчавшийся (это его топот я слышал), резко остановился и заглянул к нам. – Значит, не устал. Возьми кого-нибудь старшего, и идите-ка в депо, да поживее, туда уже судмедэксперт и криминалист едут. По вам работа.

Глава 4

Вот же Шухов, он таким тогда всегда был, и будет потом, когда получит повышение и станет начальником УВД. Не успеешь вовремя уйти – сразу запряжёт под какую-то работу.

– Попозже подъеду, – сказал Якут, поглядывая из-за плеча Дружинина, что он там пишет. – Закончу с этим и приеду. Сходи пока, разузнай, что и как.

– Могу я с ним, – Устинов затушил сигаретку. – Там же как раз Яха Ручка будет, давно его не видел. Соскучился, понимаешь.

Якут неодобрительно покачал головой, зная давнюю «дружбу» между Устиновым и судмедэкспертом с фамилией Ручка. Но куда им деваться? Придётся работать вместе.

– Сейчас пойдём, – Василий Иваныч склонился над Сан Санычем и начал чесать ему за ухом. – Живо там всех разгоним, да же?

Ну, прогуляться с Василием Иванычем всегда того стоит. Он болтливый, но я был рад снова его видеть. Хороший он мужик, только к нему надо найти подход.

– Саня, – позвал я собаку. – Пошли.

Сан Саныч тут же поднялся и пошёл вслед за мной, и я пристегнул его на поводок. А куда деть пса? Возьму с собой, да и тогда закрывали глаза на то, чтобы ходить на место преступления с собакой. Да и он ведь пёс почти служебный, запахи брал на раз-два, помню до сих пор, как мы с ним выследили одного идиота, который думал от нас сбежать.

По пути Сан Саныч внимательно глянул на Дружинина, а тот опасливо глянул в ответ, тут же опустив глаза, и стал писать ещё быстрее.

Устинов шёл чуть впереди, вразвалочку, только у лестницы вдруг расправил усы и спустился резвым молодым бегом. Наверное, увидел какую-нибудь следачку или ещё кого-нибудь, вот сразу и сбросил лет двадцать.

– Ща, Паха, машину выпрошу у Ермолина, – бросил он на бегу. – Чё пешком-то ходить?

Не думаю, что у него это выйдет.

Ермолин на кого-то орал, я это слышал ещё на лестнице. Старый вредный дежурный не боялся никакого начальства, никто не мог выгнать его на пенсию, зато он знал кучу законов и инструкций и яростно сражался с каждым, даже с начальником ГОВД Федорчуком. А чего бояться пенсионеру, выработавшему стаж?

Но доставалось не только Федорчуку, в отделе он пил кровь всем.

– И что? – орал он на кого-то по телефону. – По инструкции как положено? А? Вот как положено, так и сделал! И что, что начальник главка? Да хоть Бориска Ельцин, инструкцию люди поумнее тебя писали!

Ермолин с силой швырнул трубку на корпус телефона и подтянул к себе в журнал, а потом медленно поднял голову на Устинова.

– Иди отсюда, – прохрипел он и замахал левой рукой, будто отгонял от себя мух. – Иди отсюда, Устинов, алкаш старый! Иди, кому говорят! Пока делов не натворил.

– Да я ж к тебе всей душой, Афанасий Макарыч, – Василий Иваныч развёл руки в сторону. – Как к старому дружбану, а ты…

– Я всё про тебя знаю! – дежурный погрозил ему пальцем и прижал к себе журнал. – И про туалет, и про пчелу, и про то, как ты тогда…

– Да ладно тебе. Дай машину, до депо доехать. Жмур там.

– Никуда он не денется, а ты пешком пройдёшься. Тебе полезно. Для здоровья.

– Степаныч, а ты смотрел «Городок?» – Устинов наклонился к стеклу, подышал на него и начал выводить пальцем, приговаривая: – Ужасы нашего…

– Иди отсюда! И пальцем мне тут не рисуй, в прошлый раз хватило. Иди, работай уже! Тебе вообще на пенсию пора! Чё ты ещё в отделе делаешь?

– Да кто бы говорил! – Василий Иваныч отпрянул от окна, будто его ужалили. – С самого-то песок сыпется.

Он отошёл с возмущённым видом, повернулся ко мне и виновато пожал плечами, мол, не выйдет прокатиться.

Признаться, раньше, именно в эти годы, с Ермолиным я общий язык найти не мог, и лишний раз к нему не подходил, без особой на то необходимости. Зато потом, когда старик действительно ушёл на пенсию и уехал в деревню, смог с ним разговориться, так что о его слабости я знал.

Я подошёл к окну сам. Дежурный, прижав трубку плечом к уху, набирал номер, медленно вращая диск когда-то белого, а ныне жёлтого от старости телефона. Диск тихо похрустывал.

– Чё? – грубо спросил он у меня.

Я чуть потянул собаку, и Сан Саныч поднялся к окошку, заглянув туда и вывалив язык. Ермолин чуть просветлел.

– О, Сан Саныч. У меня тут только для тебя ничего нет. Тебе же карамельки нельзя?

Любит он животинок, просто тогда я этого не знал. Любит любых, от собак и кошек до куриц и кроликов. Вот и разводит их у себя в частном доме, особенно обожает куриц.

– Афанасий Макарыч, – тоном заговорщика начал я. – Мы тут с батей поговорили, думаем, может, курочек завести следующим летом. А ты, говорят, большой спец в этом.

– Ну, чё-то понимаю, – дежурный положил трубку на место и подозрительно посмотрел на меня. – А чё за вопрос?

– Да вот тут присмотрели брам, десяток, белые такие, большие. Что скажешь…

– Бери! – с энтузиазмом прокричал Ермолин, не дожидаясь вопроса. – Бери, не пожалеешь. Несутся – во! Большие, жирные, мясо вкусное! О! – он поднялся с места и начал что-то изображать руками. – У меня петух есть, брама! Я его отдельно держу, он огромный, всех петухов побил, всех куриц истоптал, ё***-террорист! А он тяжёлый, ломает их, когда топчет. Так что, если что, могу показать, и возьмёте.

– Да без проблем посмотрим, – сказал я. – Слушай, Макарыч, я уже на вторых сутках, а мне в депо надо, Шухов отправил, вот когда вернусь…

– Тачку надо? – он поднял трубку, набрал номер и злобно проговорил: – Ефремов! Машину подготовь для оперов! Ну и что, что бензина нет? Слей откуда-нибудь! Мне тебя учить, что ли?

– Благодарю, – я потянул собаку за собой. – Потом зайду.

– Ждёт там, на улице, – дежурный махнул мне рукой.

Я вышел, придержав собаку, чтобы не напугать посетителей. А город уже проснулся полностью. Машины ездили вовсю, открывались магазины, а с рынка неподалёку доносились песни тех лет:

– Говорил мне хан, не ходи на бархан, – слышалось особенно отчётливо.

– Прощай, цыганка Сэра, – прозвучало из проехавшей мимо «шестёрки».

– Золоткой упала с неба звезда. Что, не загадала? Ну, как всегда, – играло где-то ещё.

Василий Иваныч торчал у киоска неподалёку, где продавали пиво и сигареты, и тщательно пересчитывал мятые купюры и монеты в руке. Киоск был укреплён, видна крепкая сварная решётка. К стеклу изнутри приклеены пустые упаковки от шоколадок, жвачек и сигарет, и нарисованные от руки ценники, почти все с тремя нулями.

– Люба, – мягким голосом позвал Устинов в окошко, – у тебя сигареты три тыщи стоили, теперь три с половиной. Запиши на меня, я тебе занесу до вечера. Не хватает чутка.

– Ой, Устинов, – недовольно проговорила ярко накрашенная продавщица, отлипая от зеркальца, в которое смотрела. – Вот на шею мне сел уже. Ладно, но только до вечера! Понял? Чтобы не как в прошлый раз.

– Вот ты меня понимаешь, радость моя. А раз ты сегодня добрая, пива ещё тогда…

– Какое тебе пиво?! – прокричала она. – Окстись уже! Пиво ещё тебе. Иди уже, не мешай!

– Василий Иваныч, – позвал я. – Поехали, машину дали.

– О, да ладно! – он удивился, доставая сигарету из новой пачки. – Ты как его уломал? Не бил же? Ха! Шучу. Ладно, погнали. Ща, покурю только, чтобы собаку не травить. Там, короче, помер кто-то, а пока транспортники из области приедут, три дня пройдёт. Вот нам Шухов и подсуетился, с начальником транспортной договорился, что мы, типа, займёмся.

Это была та же самая машина, на которой мы ехали с Якутом. Водитель Степаныч посмотрел на нас с Сан Санычем, вздохнул, но кивнул – залезайте, мол.

Сам я в депо был всего пару раз, куда чаще там бывали коллеги из линейного отдела транспортной милиции, ведь с железной дороги воровали всё, что не прибито гвоздями, а иногда тащили и прибитое. Зарплату там худо-бедно платили, задерживали редко, особенно по сравнению с остальным городом, но всё равно тащили всё подряд.

Но вот чтобы убийство прямо там, в депо? Такого я не припомнил. Чаще бывало так, что из-за нарушения техники безопасности или пьянства, а иногда всего этого одновременно, в депо, которое просто кишело опасными механизмами, кто-то погибал. Тогда, конечно, прокуратура частенько возбуждала уголовное дело по факту гибели, по которому требовалась проверка.

Но из-за хронической нехватки сотрудников в транспортной милиции, особенно в отделении уголовного розыска, где работало три калеки на весь район (из которых один вечно на больничном, а один под следствием за взятку), никого не удивляло, что привлекали нас. Да и свой криминалист у них был только в управлении, в столице области, поэтому брали нашего.

Так что пока приедут из области, времени пройдёт много. Да и Шухов, кажется, считал, что у нас куча свободного времени, поэтому не упускал случая подкинуть нам дополнительную работёнку, а себе добавить кармы в копилку. Не по правилам, да, потому что такими случаями занимается транспортная прокуратура и транспортная же милиция, но тогда творился такой бардак, что никто на эти мелочи уже не обращал внимания.

Потом, конечно, стало жёстче, линейный отдел усилили, добавили оперов, посадили к ним своего криминалиста на постоянную ставку, только Ручку гоняли (он судмед), если были трупы, а мы больше туда не ездили. Разве что раз пришлось в нулевых, когда ленивые коллеги оттуда нашли «подснежника», труп, лежащий на запасных путях депо, и специально перетащили его подальше, чтобы он оказался на нашей территории…

Не вспомнить, что случилось в депо тогда, в первой моей жизни, потому что туда должны быть направить кого-то другого. Но от этой рабочей рутины никуда не избавиться. Да и проще будет вспомнить обстановку этих времён, если буду разговаривать с людьми…

А вспоминать мне надо быстро. Три банды в городе, каждая из которых могла нанять киллера. Но кто из них? Точно не зареченские, потому что скоро костяк группировки будет уничтожен, и на их месте зародится новая банда…

Но зародится ли? Ведь Витька Орлов ещё не приехал с Чечни. И он не сразу пошёл по этой дорожке, он поначалу пытался жить мирно. Может, стоит с ним повидаться? Мы тогда – вот теперь, в той точке, где я сейчас – были пусть и не друзьями, но хорошими знакомыми.

Ладно, это посмотрим. Ведь Якут из-за моих действий выжил, и я загорелся мыслью, что могу повлиять и на что-то ещё.

Кстати, а что насчёт близнецов бабы Маши? Я вспомнил несчастную бабку, раз за разом таскавшуюся к нам. Её разум не смог принять их гибель. А что сейчас? Они ещё живы или нет? Когда же это случилось или случится?

Машина проехала дальше, мимо заброшенного радарного завода, через железнодорожный переезд, через речку, и вот – перед нами тепловозное локомотивное депо. Путь перегораживали ржавые стальные ворота, на которых ещё можно разобрать надпись: «ТЧ-18».

Ворота открыли сразу, Степаныч заехал внутрь и остановился рядом с административным корпусом, между памятниками. С одной стороны – старинный паровоз с наглухо заделанными окнами, с другой – белый постамент, на котором когда-то стоял небольшой Ленин, а ныне просто торчали закрученные вверх куски арматур. Будто какой-то образец современного искусства за дохрелион денег, популярное у богатеев где-то на Западе.

Под скамейкой у входа в здание стояла жестяная тарелочка с водой и потёртая пластиковая чашка из-под какой-то китайской завариваемой лапши. Ещё не «Доширак», тот вроде тогда уже был, но его первые годы называли «Досирак», так что по понятной причине популярностью он не пользовался, пока не переименовали.

В чашку кто-то положил еды для кошки, но сама кошка, большая и рыжая, при виде моего Сан Саныча сиганула за угол. Пёс навострил уши, но догонять не кинулся, уже приучен.

– Ща, – высокий мужик в камуфляжном костюме, должно быть, охранник, выглянул из окна. – Сейчас, идём! Покажу всё, ваших жду.

– Подождём, – сказал я и потрепал собаку за ушами.

Пёс покрутил головой, а потом вообще лёг, открывая свой живот. Пока я его чесал, он вытянулся и начал похрюкивать от удовольствия, дёргая задней лапой. Но потом, когда из здания начали выходить люди, сел чинно.

– О, – Василий Иваныч обрадовался и провёл рукой по усам, пялясь на девушку в форме. – Говорят, ей только майоров подавай. Но где наша не пропадала?

Самым первым шёл Кирилл Аничкин, эксперт-криминалист, щуплый парень в очках. На плече он нёс тяжёлую сумку со своей аппаратурой, в основном, для фотосъёмки. Следом за ним вышагивала девушка в синем мундире прокуратуры, блондинка, невысокая, но фигуристая. Носик чуть вздёрнут, губы сжаты, взгляд на всех смотрит с этаким подозрением. Не очень ей нравится тут работать.

Не помню её фамилию, вместе работать не доводилось, но видел я её частенько. Фигурка запала в глаза и вспомнилась, несмотря на прошедшие годы. А что с ней потом стало? Вроде бы, уехала, и мы с ней потом не виделись, что дальше было у неё – уже не в курсе.

Казалось бы, такой хрупкой, миловидной девушке нечего здесь делать, но всё-таки это следователь прокуратуры. Значит, она и старший среди этой следственной группы.

– Здрасьте, Ирина Константиновна, – Устинов выпрямился и расправил усы уверенным движением. – Какими ветрами вас к нам занесло?

– Здравствуйте, Василий Иваныч, – Ирина с удивлением посмотрела на нас. – Я думала, будет Филиппов. И я не заказывала кинолога.

– А мы и не кинологическая служба, – сказал я, подходя к ней ближе. – Мой пёс мешать не будет. Павел Васильев, уголовный розыск, а это – Сан Саныч.

– Ну ладно, – следачка присмотрелась к нему, потом ко мне. – Лишь бы…

– Опять ты, – раздался голос у дверей. – Никого в отделе больше нет? Почему опять тебя отправили, Устинов?

– Вот мы и дошли до Ручки, – Василий Иваныч засмеялся.

Яков Ручка, пожилой седеющий мужик, высокий и тощий, стоял в стороне, опираясь на стену и даже так чуть покачиваясь. Глаза мутные. Опять пьяный. И как он вообще на ногах стоит?

Судмедэксперт Яков Вениаминович Ручка был единственным судебно-медицинским экспертом в Верхнереченске, а ещё по совместительству единственным патологоанатомом на весь город и окружающий его район. Поэтому мы могли работать только с ним.

Найти его обычно можно было в морге, обладал он невыносимым характером, а ещё пил, как три вахтовика после дежурства, и часто мог явиться на место преступления пьяным в стельку.

Ничего сделать мы ему не могли, потому что работал он не в МВД, а в Минздраве, и нам не подчинялся. Однажды один следователь написал на него представление с жалобой. Из Минздрава пришёл ответ, что меры приняты, беседа проведена, но ничего не изменилось. Оно и понятно, если его уволить, то город останется вовсе без судмедэксперта.

– Вот мы и дошли до Ручки, – громко повторил Василий Иваныч, будто не все это слышали в первый раз. – Ну, чё там случилось, Яха?

Ручка медленно повернулся к Устинову, смерил его очень внимательным взглядом и мрачно произнёс:

– Он умер.

Друг друга они не любили. Особенно с тех самых пор, как однажды Василий Иваныч пришёл в морг, где работал Ручка, откатил каталку с телом подальше, а сам прикатил из коридора другую, накрылся простынёй и принялся ждать, чтобы в нужный момент «ожить» с яростным воплем. Судмедэксперт такую шутку не оценил, Устинова выгнал, потом три дня заикался и не просыхал от пьянки пару недель.

Остальных, кто теперь вышел из здания, я не знал. Так как слышал краем уха о порядках на железной дороге, то догадывался, что эта троица мужиков в костюмах и тот смуглый парняга в промасленной спецовке здесь не просто так. Один из них должен быть начальник депо, другой – главный инженер, а третий – инженер по охране труда, которому прилетит больше всех, потому что техника труда нарушена в явном виде, раз кто-то умер. А тот невысокий смуглый парняга в спецовке – кто-то из мастеров, может, непосредственный руководитель погибшего.

Всей этой компанией мы пошли через цеха, где что-то гремело, бренчало, гудело. Тепловозы заезжали и выезжали, кто-то вёз всякие тяжести на тележках, люди куда-то торопились. Приходилось следить, чтобы не вляпаться в мазут, который был тут разлит повсюду, и смотреть, чтобы туда не залез Сан Саныч.

Смотрели на нас все с удивлением, то и дело перешёптываясь друг с другом. Да, тут точно произошло нечто недоброе и непривычное. А громогласный начальник депо, высокий лысеющий мужик, вещал так, что его слышали во всём корпусе:

– Он спец был за***й! Руки – золото, из плеч, а не из жопы! Егор всю ходовую тепловоза мог по винтикам разобрать и собрать. Но бухал – мама не горюй… сколько раз его выгнать хотел, да жалко, куда ему идти? Даже в бандиты таких алкашей не берут. Вот и дожалелся.

– Много пил, – тонким и шепелявым голоском добавил низкорослый главный инженер в клетчатой кепке. – Пил и пил, каждый день. Потом месяц терпит – и опять в загул.

– Мужик-то хороший, – добавил мастер, вытерев лоб рукавом и не заметив, что так он стал ещё грязнее. – Но пил. И на работе пил, прятался от меня по кабинам тепловозным и там бухал. Раз вообще с палубы упал…

Он показал рукой на трёхэтажную металлическую конструкцию с лестницей, нависавшую над путями почти по всему цеху. Как я понял, это чтобы можно было занести что-то тяжёлое внутрь машины или получить доступ к крыше тепловоза, а не карабкаться снизу.

– …но, говорят, Бог пьяных и детей бережёт, вот он и не убился тогда. Только поцарапался.

– А щас помер Егорка, – пробурчал инженер по охране труда, пожилой усатый мужик. – А ему путёвка была положена. Он же ходовик, у него ноги больные были, от мазуты, в ней же по колено ходят, там всю кожу разъедает.

– Кто такой ходовик? – спросил я.

– Слесарь по ремонту ходовой части, – пояснил мастер и показал вниз, в длинную яму под стоящим в корпусе тепловозом, в которой возились ремонтники, бряцая ключами. Там было темно, только налобные фонари рабочих освещали бетонную канаву. Тяжёлая, должно быть, работа.

Скоро мы подошли к такой же яме, только на этой ничего не стояло и людей рядом с ней не было. Длинная, метров в двадцать, глубиной в человеческий рост, тёмная, потому что ламп в ней не было, только пустые гнёзда под них, а на дне растеклась тёмная жижа, в которой лежали обломки досок.

И там, почти в середине, лежало тело лицом вниз. Что-то разглядеть сложно, но я заметил светоотражающие полосы на грязных штанах, когда мастер ненадолго посветил шахтёрским фонариком, висевшим у него на плече, но сразу отвернулся.

– Когда вы его нашли? – спросил я и заметил, что Устинов чуть кивнул, задумавшись о чём-то.

– Утром сегодня, – пробасил начальник, стоя у края канавы. – Ходовики ночью не работают, поэтому никто не заметил. Кто сюда спустится по доброй воле? Тут мазуты по колено.

– Он вчера в день работал, – мастер снова ненадолго глянул вниз и опять отвернулся. – Потом жена его вечером искала, мне звонила, что домой не пришёл. Думали, опять в загул ушёл. Утром пришли, хотели сюда тепловоз ставить, смотрим канаву, а он там лежит. Вот и позвонили в милицию сразу. Ночью туда грохнулся, значит. Напился и упал.

– Всё-таки допился Егорка, – главный инженер снял кепку.

Раздался хорошо знакомый звук, обозначающий, что рядом кто-то пьёт. Пока криминалист Кирилл готовил аппаратуру, судмедэксперт Ручка тайком прибухивал из чекушки, пытаясь от нас отворачиваться. Заметивший это Устинов показал мне на него кивком головы, мол, глянь, опять.

Или он про что-то другое?

– Ручка, – распорядилась Ирина и недовольно на него покосилась. Не нравится ей такой сосед. – Нужно определить время смерти и причину. Спускайтесь.

– Я туда не полезу, – ответил Ручка недовольным голосом. – В это говно лезть? Ты меня за кого держишь?

– Надо, – девушка сжала губы ещё сильнее. – Даже если это несчастный случай, порядок есть порядок.

– Да и куда ты денешься, Яха? – спросил Устинов и снова посмотрел на меня странным взглядом, будто чего-то ждал. – Надо спуститься и пощупать всё. Вот тем более, раз лицом вниз лежит, травму видно.

– Да ты кто такой, чтобы мною командовать? – возмутился Ручка и встал на самом краю ямы. – Видно, же, что он туда по пьяни грохнулся, и…. ай!

– Держу! – Устинов схватил его за воротник и потянул к себе. – Ещё немного, и будет два тела. Чё, сам себя потом вскрывать будешь, коновал?

Он хихикнул и снова выжидательно посмотрел на меня.

– Скажу, чтобы паллеты вниз набросали, – мастер задумался. – По ним пройдёте. Только не упадите.

– Ты мне лучше обувку дай нормальную! – рявкнул Ручка. – Как я тебе пойду в туфлях?

– Какую тебе обувь! – мастер не выдержал и закричал на него в ответ. – Я себе ботинки за свой счёт беру! Рабочие за два дня разваливаются. По паллетам пройдёшь, ничё страшного. Сверху подержим, чтобы не убился.

– Надо Косте в профсоюз позвонить, – тихо распоряжался начальник депо перед своими, но я всё равно слышал каждое слово, – чтобы с похоронами помог. И мужикам скажи, чтобы сложились, кто сколько может.