– Пётр Степанович, – дружелюбно заговорил он, Вы простите меня, я сегодня в запарке. У нас, знаете, меняется руководство, и все мои планы неожиданно нарушились.

Пётр Степанович терпеливо ждал продолжения, молчал. Не услышав ничего от него, Борис продолжил:

– Леночка Вам не очень докучает?

Проигнорировав вопрос Бориса, Пётр Степанович с лёгким раздражением в голосе задал свой вопрос:

– Вы сейчас подъедите?

– Эмм, нет. Извините, Пётр Степанович, не смогу. Я хотел бы Вас просить вновь спуститься в метро. Метро «Китай-город». Там два перрона, поэтому, чтоб нам не разминуться, давайте встретимся на переходе, я имею в виду, на мостике.

Воротникову не понравилась перспектива встречи в метро, и по его молчанию Борис понял это. Не давая возможность ему что-либо возразить, Борис снова кинулся извиняться:

– Вы уж ради Бога простите меня. Я буду на станции буквально проездом, ну а если хотите, давайте перенесём нашу встречу на завтра.

– Когда Вы будите в метро? – сухо спросил Пётр Степанович.

– Минут через десять, я тут недалеко.

– Хорошо, я подойду, – всё так же сухо ответил Воротников, опустил трубку на рычаг и, обернувшись к Лене, уже мягко сказал:

– Леночка, планы меняются. Борис Аркадьевич просил меня встретиться с ним в метро.

– Вот так он всегда! – Лена укоризненно мотнула головкой. – Пытается объять необъятное. Ну, давай, Пётр, выпьем на дорожку.

– Как это по-русски! – улыбнулся Пётр Степанович.

– Что? – не сразу поняла Лена.

– Выпить на дорожку.

– А, да, мы умеем беречь лучшие народные традиции, – ответила Лена, подтягивая ноги на диван. Увидев красивые ноги Лены, Пётр Степанович заспешил присесть рядом. Налив себе и Лене коньяку, он поднёс рюмку Лене, поднял свою и, объяв Лену нежным взглядом, заговорил:

– Я рад, что сегодня, именно сегодня, в твой, Леночка, День рождения, я встретил тебя, и смею даже надеяться, сдружился немного с тобой. Думаю, наше знакомство продлится и доставит нам обоим радость. Давайте, Леночка, выпьем за тебя, за наше знакомство и за всё то, что нас с Ва… с тобой, с тобой, Леночка, ожидает впереди.

«Да уж, за это стоит выпить», – подумала Лена, мило улыбнулась Воротникову и сказала:

– Спасибо за тёплые слова. За нас!

С этими словами она чокнулась с Петром Степановичем и выпила. Пётр Степанович тоже выпил и начал собираться.

– Не торопитесь, – легко положив ему на плечо руку, остановила Лена. – Здесь ходьбы ровно семь минут, я засекала. Я надеялась, – лукаво сощурив глаза, сказала она, – мы ещё потанцуем.

– Спасибо, Леночка, – целуя руку девушки, ответил Пётр Степанович, – в другой раз, а сейчас я пойду.

– Я с Вами, – легко поднялась Лена с дивана.

– Да что ты, это уж лишнее, спасибо, я сам.

– Нет, нет, Пётр Степанович, – употребив опять его отчество, и перейдя на «Вы», возразила Лена. – Борис просил меня проводить Вас и дождаться с Вами его.

Прочитав по выражению Воротникова протест, она добавила:

– Кажется, он хочет что-то и мне передать.

– Ах, ну это другое дело!

По плану Бориса Лена должна была дать таблетку Петру Степановичу на подъёме на переходный мостик, а если он её не примет, остановиться на мостике, якобы, в ожидании Бориса, и снова настаивать на том, чтоб он её принял. И Лене пришлось настаивать, так как Пётр Степанович сразу от неё отказался:

– Нет, Леночка, спасибо, я не люблю все эти средства.

– Пётр Степанович, ну это же не помешает, – стала настаивать Лена. – Говорят, это очень хорошее средство…

– Кто говорит? Уж наверняка не тот, кто жуёт эту дрянь. Я и Вам не советую.

Лена заволновалась, вот гад, не берёт, а они уже на мосту, уже Пётр Степанович нетерпеливо посмотрел на свои часы и огляделся по сторонам. Напротив, прижавшись к стенке, стояла пожилая женщина-попрошайка в старом затасканном пальто и линялой вязаной шапочке. Она равнодушно смотрела на Лену и Воротникова.

– Петь, – снова пустилась в атаку Лена, – это же «Антиполицай», он уничтожает все запахи изо рта.

Пётр Степанович грустно улыбнулся. – Спасибо, не надо.

– Ну, сейчас подойдёт Борис Аркадьевич и поймёт, что мы с тобой выпивали, мне достанется, он стал такой ревнивый.

– Леночка, да я не буду на него дышать. Да и потом, почему он должен сразу думать, что мы пили с Вами, может, я по жизни такой выпивший.

– Пётр Степанович, ну, пожалуйста.

На лице Лены было такое убитое выражение, как если б от того, возьмёт он эту таблетку или нет, зависела её жизнь. Причём выражение это было не наигранным, сейчас, действительно, ей было очень нужно, чтоб он взял таблетку, и не просто взял, а положил в рот под язык, как то предусмотрено инструкцией. Пётр Степанович сдался:

– Ну, давайте!

Он взял таблетку, огляделся по сторонам, ища Бориса, и, не найдя, сунул её в рот и начал говорить:

– Что-то Борис Аркадьевич за…

Фразу он не договорил, отпал на стену, рядом с которой они стояли и, шаркаясь по ней спиной, сполз на пол. Лена выхватила из его безжизненной руки портфель и сделала движение бежать в ту сторону, куда наказал бежать Борис, но, встретилась с настороженным взглядом поднимающегося на мостик брюнета, развернулась и понеслась в другую сторону.

– Стойте! Держите её! – крикнул брюнет, кинувшись за Леной. Навстречу Лене лилась толпа, но никто сознательно её не задерживал, а даже напротив, все расступались, уступая ей дорогу. Но всё-таки задержка Лены произошла, по причине встречи её с потоком людей, сошедших с поезда. Мужчина-брюнет догнал её и схватил за рукав.

– Вы отняли у человека портфель! Пойдёмте…

– Пусти, чурка! – завизжала Лена.

– Молодой человек, отпустите женщину! – вмешалась оказавшаяся рядом пожилая женщина. – Что Вы её держите, мешаете проходу. Выясняйте свои отношения в другом месте.

– Позовите милицию, – попросил мужчина её, – это воровка!

– Хам, пусти! – визжала Лена, стараясь заглушить его слова.

– Милиция, милиция, – закричала пожилая женщина, – тут обижают девушку!

Милиционер оказался рядом. Увидев в брюнете лицо кавказской национальности, он шустро подскочил и, не обращая внимания на слова мужчины, который пытался доложить о случившемся, потребовал:

– Ваши документы!

Повторил ещё раз:

– Документы предъявите!

Брюнет ослабил хватку, чтоб достать из нагрудного кармана документы. Воспользовавшись этим, Лена вырвалась и, больно толкнув свою защитницу, пустилась наутёк.

– Гражданочка, задержитесь, – крикнул милиционер, когда Лена уже влетала в вагон поезда.

Лена, вырвавшись из лап «чурки», как она мысленно назвала Ашота Нукзаровича, с краденым портфелем не сразу пошла к себе домой, где, по уговору, её должен был поджидать Борис, а вышла из метро и пошла в ближайший подъезд соседнего дома, который не просматривался из окон её квартиры, с целью изучить содержимое портфеля. В портфеле лежали какие-то документы, ручка «паркер», дорогой футляр для очков с очками в позолоченной оправе, чётки из тёмного дерева, два аккуратно сложенных и упакованных в целлофановый пакет носовых платка, газета и в отдельном кармашке – деньги. Денег было двести пятьдесят долларов и три тысячи рублей. Деньги Лена переложила в уже проверенное место – загнутый широкий манжет своего пиджака, повертела в руках ручку, но не взяла, вспомнив, что именно на таких мелочах попадаются люди, что ей было известно по детективным фильмам и книгам.

Борис видел, как Лена с Петром Степановичем сошли на перрон, как стали подниматься на мостик. Сделав дело, Лена должна была сбежать с мостика опять в ту же сторону, это ему было нужно для того, чтоб он мог её видеть, но вот уже прошло полчаса, а Лены всё не было. «Что там, – нервничал Борис, – неужели я проглядел её, да вроде, нет, смотрел внимательно. А если что-то случилось, и эту дуру взяли, она же может всё завалить, тогда всё пропало». От неопределённости и щемящих душу подозрений у Бориса закружилась голова, зашумело в ушах, ноги его стали подкашиваться. На непослушных ватных ногах он сделал спасательный шаг к столбу и прижался к нему спиной. «Спокойно, спокойно, Борис, – успокаивал он себя, – всё будет хорошо. Наверное, этот гад не заглатывает таблетку, и Лена вынуждена висеть с ним на мосту, а может…» Мысли его снова стали рисовать картину задержания Лены. Усилием воли Борис почти отогнал эти мысли и стал успокаивать себя. «А может, она, дура, всё перепутала и умчалась в другую сторону, а я стою здесь как дурак. Может, дело уже сделано, и она сидит дома и ждёт меня, чтоб получить свои пятьсот баксов. Интересно, а где она хранит свои деньги?»

Не раз Борис, живя время от времени у Лены, делал попытки найти то место, где она прячет деньги, но так и не нашёл. Наверное, в квартире есть какой-нибудь тайник. Стены в квартире толстые дореволюционной постройки. Борис ещё раз мысленно прошёлся по квартире Лены, прикидывая, где может быть сооружён тайник, обозначил несколько возможных мест, но все они им уже были проверены, значит, должно быть ещё какое-то другое.

Это отвлечение вернуло Бориса к жизни. Он постоял ещё минут пять и пошёл на мостик. На случай, если клиент жив и дожидается его, у Бориса тоже была сделана заготовка: он отдаёт ему половину, соврав, что вторую вытащить не удалось, получится только завтра, и Лена продолжит «свою работу», сев клиенту на хвост. На этот случай тоже был разработан план: Лена приглашает Петра Степановича к себе на «День рождения» и действует по обстоятельствам вплоть до того, что спаивает его и пьяному подсовывает таблетку. Но дело должно быть сделано сегодня, а то завтра придётся отдавать и вторую половину, а Борис уже выстроил планы, как ею распорядиться.

По дороге к мостику у Бориса мелькнула мысль, что было бы лучше, если б он сумел вытащить не половину, а только треть или, ещё лучше, только четверть суммы. Эта мысль и раньше постоянно крутилась в его голове, но он чего-то опасался, хотя сейчас с каждым шагом он всё больше сожалел о своей нерешительности.

Подъём по лесенке на каждую последующую ступеньку давался Борису всё с большим трудом. Наконец, он сумел обозреть площадку мостика: ни Лены, ни Петра Степановича на мостике не было.

«Ушли! Сговорились! Предала!» – мелькнуло в голове Бориса. – «Я ж ведь знал, что предаст, вот сволочь!» – думал он о Елене.

Он звонил Лене, но, не ожидая её услышать, был захвачен врасплох.

– Лен, ты? – удивился он.

– А кто же ещё?

– Ты когда вернулась?

– С пол-часа назад. А ты где? Мы же договорились…

– Да, да. Ты одна?

– А с кем же?

– Где он?

– Кто, клиент? Наверное, в морге.

– Я серьёзно.

– И я серьёзно. Гони мои пятьсот!

– Да, да, еду, – соврал Борис, так как ехать ему было уже никуда не нужно, он стоял у её дома.

«Неужели всё получилось, – ликовал Борис. – Я – миллионер! Жаль, что три миллиона рублей, а не долларов».

Лена не хотела рассказывать Борису о том, что её чуть было, не схватили, но когда Борис стал её упрекать в том, что она, дура, не смогла выполнить всё так, как было велено, она, обиженная, созналась:

– Я чуть не попалась, а ты! Какой-то чурка увидел, как клиент окочурился, а я вытащила из его рук портфель. Знаешь, как покойник уцепился за свой портфельчик, я еле-еле отодрала, ну а этот усёк, и как заорёт – «Держите её, воровка!». Куда я, по-твоему, должна была бежать? – Прямо в его растопыренные лапы? Естественно, я побежала в другую сторону.

– Не догнал? – нетерпеливо спросил Борис.

– Нет, – соврала Лена, зная, что если она скажет правду, Борис рассердится и, чего доброго, скостит сумму, а то и вовсе придумает какую-нибудь причину не платить. Борис облегчённо вздохнул, но всё же продолжил свои расспросы:

– А этот чурка видел, как ты давала клиенту таблетку?

– Нет, – он появился уже, когда я отнимала у покойника портфель. Кстати, я еле-еле его уговорила принять эту таблетку, не берёт ни в какую и всё. Надо что-то другое придумать, не жуют твои клиенты эту пакость.

– Ну и как ты его уговорила?

– Сама не знаю, как. Пустила в ход всё своё очарование.

– Хмм, – криво ухмыльнулся Борис, подумав, – «Ну и дураки же эти мужики. Уж если я чего не захочу, ни одна дрянь меня не уговорит».

– Дура, – начал сочинять Борис, – если б ты побежала в нужную сторону, тебя б подстраховали мои ребята.

Борис был доволен своей выдумкой, сказанное придавало ему значимость и выставляло Лену виноватой. Не отдавая себе в том отчёта, Борис любил винить Лену, упрекать в чём-нибудь. – А так ты засветилась. Теперь могут начать копать.

Сказав это, он вдруг понял смысл сказанного и очень обеспокоился: – «А ведь могут. Надо бы… " Борис стеснялся думать дальше, но мысль обладает таким качеством, что она чаще всего неподвластна мыслящему её. Она звучит где-то в сознании сама по себе не зависимо от желания человека. И сейчас мысль Бориса додумалась сама: – " … избавиться от Ленки». Сразу же возник вопрос, как это сделать, и Борис начал прокручивать в голове варианты, не исключая и вариант с таблеткой.

– Ну, ты же ничего не говорил мне о своих ребятах, – возмутилась Лена.

– Тебе это не нужно было знать.

– Но дело-то я сделала, давай, гони мои баксы!

– Ленок, не гони коней, – ответил Борис, доставая из портфеля бутылку виски, и, увидев на столике две рюмки, недопитую бутылку коньяка, распечатанный шоколад и две недопитые чашки кофе, поморщился. Лена перехватила его взгляд и тут же принялась всё убирать.

– Знаешь, – говорила она на ходу, – а этот козёл не хотел даже выпивать, попросил себе кофе.

Борис стоял с бутылкой в руке и ждал, когда освободится стол. Лицо его было напряжено, он думал, думал о том, как поступить с Леной.

Выпив по рюмке, Борис, чувствуя ожидание Лены, полез в нагрудный карман и достал из него пять новеньких стодолларовых купюр.

– Возьми, малышка, ты заслужила.

Лена взяла деньги и вышла с ними из комнаты.

Снова Борис остался наедине со своими мыслями. Как скоро приедут родственники этого Воротникова, как объяснить любопытным, откуда появились деньги, что отвечать родственникам покойного, если будут звонить, и много других вопросов роилось в голове Бориса. Почти на все вопросы у него был заготовлен ответ, но всё то, что было связано с Леной, вызывало тревогу. Почему за ней помчался чурка, чурки сами в Москве гонимы, может, это её выдумка. Интересно, видел ли её кто здесь с клиентом, не встретился ли ей кто из знакомых.

С появлением Лены Борис снова начал свои расспросы: не видел ли её кто у дома, не звонил ли куда-нибудь от неё Воротников, чем они занимались, о чём говорили. Лена не стала признаваться, что у дома встретилась с соседкой, ответила, что Пётр Степанович от неё никому не звонил, конечно же, не призналась она и в том, что дала ему, якобы, свой телефон. Лена рассказала Борису полуправду, по возможности приукрашивая свои старания. Наконец, ей надоели его расспросы, и она заявила, кокетливо скривив губки:

– Боря, ты стал таким занудой! Я-то думала, мы с тобой сегодня отдохнём, может, сходим куда…

«Она права, надо отдохнуть», – решил Борис и потянулся к ней с поцелуем. То ли от выпитого, то ли от возбуждения Лена разрумянилась, глаза её расширились и заблестели, взгляд стал рассеянным. Борис почувствовал, что сейчас он сумеет быть на высоте. Сказав Лене несколько ласковых слов, он быстро уговорил её перейти в спальную, там грубыми неловкими движениями раздел её, швырнул на кровать, и, упиваясь своею силой, которую чувствовал сейчас как никогда, набросился на Лену. Лена обожала такого Бориса. Ей нравилось испытывать боль вперемешку с истомой. Когда Борис был в силе, он не щипался, не пихал её, он делал почти всё так, как ей нравилось. Как и в случаях своей слабости в силе Борис свирепел, но эта свирепость в корне отличалась от той злой свирепости, которая была присуща ему слабому, эта свирепость, по мнению Лены, была сродни свирепости хищников, и Лена, ощущая своей плотью силу и свирепость Бориса, свирепела сама. Подобно хищнице она начинала рычать, не понимая сама, рвётся ли это рычание из её гортани самопроизвольно, или она рычит специально, так как, в действительности, рычание само рвалось из груди, а она, помогая природе, ещё его и озвучивала, как могла. Борису это нравилось. В сущности, именно этим своим рычанием Лена и вытаскивала его как мужчину. За годы Борис так привык к этому, что с другими женщинами у него почти ничего не получалось. И нельзя сказать, что он был совсем бессилен, но всё действие происходило слабо и меланхолично, не принося особого удовольствия ни ему, ни партнёрше. С Леной же Борис мог повториться несколько раз, вот и сейчас он сумел это сделать три раза, хотелось и ещё, но день уже был наистёке, а ему ещё надо было определить портфель.

Пропавший у покойного портфель, по мнению Бориса, был очень кстати, пусть родственники его и сослуживцы думают, что деньги пропали в портфеле. Если что, он скажет, что дал Воротникову деньги в баксах, в баксах они как раз умещаются в портфель, и скажет, что сам видел, как Воротников убирал их туда. Как поступить с портфелем, Борис уже решил. Хоть сам до портфеля без перчаток он и не прикасался, он тщательно обтёр его, стирая следы Лены, и спросил, не лазила ли она в него. Лена ответила, что нет, не лазила, полагая, что Борис хочет знать, не взяла ли она что-нибудь из него, ну а раз не лазила, значит, ничего и не брала. Борис не очень-то ей поверил, но обтирать внутри портфеля ничего не стал, не оботрёшь же бумагу. Вечером от Лены Борис проехал с портфелем до студенческого общежития, находящегося на окраине города, и оставил портфель на лавочке у подъезда. Портфель подобрал студент, поздно возвращавшийся со свидания. Он с опаской заглянул в него, не бомба ли, и, убедившись, что чисто, взял портфель и с заметно поднявшимся настроением влетел по ступенькам на крыльцо и скрылся за замызганной дверью. Наутро студент уже шёл в институт с новым элегантным портфелем вместо затёртого рюкзака со сломанной молнией.

Ашот Нукзарович был москвичом в пятом поколении, но, имея презентабельную внешность и красивые ярко выраженные черты дагестанца, он привлекал внимание красоток и милиции города. Внимание первых доставляло Ашоту Нукзаровичу мало хлопот и даже приятно щекотало его самолюбие, но вот внимание вторых досадовало его. Как и миллионов других людей московский закон, позволяющий милиционерам безосновательно останавливать любого человека с целью проверки документов, который, в основном и распространялся-то на лица кавказской национальности и вряд ли служил наведению порядка, а, скорее всего, пополнению личного бюджета сотрудников правоохранительных органов и ряда городских структур, больно бил по его самолюбию. Каждый раз, после проверки его отпускали, иногда даже извинялись перед ним, но каждый такой раз портил ему настроение. Пылкий и добрый по натуре, даже в свои сорок два года Ашот Нукзарович оставался максималистом, человеком, нетерпимым к несправедливости и злу.

– А Вы случайно не из одной с ней шайки? – ехидно щуря глаза, спросил Ашота Нукзаровича в отделении милиции человек в гражданской одежде, хотя показания его совпали с показаниями женщины-попрошайки.

– Да Вы что, зачем бы я стал её ловить? – возмутился Ашот Нукзарович.

– Ну, мало ли, может, в том портфеле ценные бумаги или деньги были, которые Вы хотели присвоить себе.

– Да я случайно оказался свидетелем! – вскакивая со стула, возмутился Ашот Нукзарович.

– Ладно, не горячитесь. Сядьте! – прикрикнул человек в гражданской одежде, – Разберёмся, кто Вы, свидетель или соучастник. Так как, говорите, она выглядела?

Едва попав в свою квартиру, Борис кинулся к тайнику на кухне, искусно устроенному за полочкой с кухонными принадлежностями. В тайнике ровной невысокой стопочкой лежали деньги. Борис вынул их, пересчитал как заправский счетовод и снова убрал на место, положив рядом вторую такую же стопочку. Переобувшись, вымыв руки, поставив кипятиться чайник и сделав ещё несколько незначительных мелочей, Борис снова вернулся к тайнику. На этот раз он вынул обе стопки денег, пересчитал их и положил перед собой на стол. Он привыкал к ним, к деньгам, к своим деньгам. Теперь их надо было суметь уберечь. Борис задумался.

Завтра или послезавтра будут наверняка звонить родственники или те, кто был в одной упряжке с Петром Степановичем по бизнесу, а может даже и другие, но тут Борис всё продумал, он знает, что будет говорить, как будет говорить, как будет держаться. Как объяснить любопытным появление денег, он тоже знает, уже подготовился к этому, но всё-таки есть, есть гнилое звено в цепочке его плана – это Ленка. Ведь проболтается когда-никогда, может это ему, человеку с деньгами, будет уже и не страшно, но зачем эта грязь, а вдруг он захочет заняться политикой, в политику уж лучше войти «чистеньким». С Ленкой надо что-то делать. Собственно, известно что, вопрос, как и когда. Эта мысль всё с большей силой давила на Бориса. С полчаса просидел Борис за столом, вперившись взглядом в кучу денег и даже не шевелясь, как если б выполнял команду «замри!» детской игры в «Замиралки».

Наутро в банк звонила жена Петра Степановича, она же его партнёр по бизнесу, Людмила Анатольевна. Звонила из Воркуты. На этот раз Борис решил не оттягивать разговоры, а сразу соединяться, чтобы меньше светиться на работе.

Людмила Анатольевна представилась как жена покойного Воротникова.

– Простите, кто Вы? – рисуя голосом крайнее удивление, переспросил Борис.

– Воротникова Людмила Анатольевна – жена, нет, теперь уж должно быть вдова Воротникова Петра Степановича. Вы его знаете, вернее, знали. Он должен был встретиться с Вами вчера.

– Ах, Пётр Степанович, ну как же мы с ним вчера встречались. – И, перебивая Людмилу Анатольевну, пытавшуюся ему задать какой-то вопрос, голосом, содержащим нотки удивления и трагизма, спросил:

– Пётр Степанович умер? Что с ним? – получилось очень натурально.

– Да, Борис Аркадьевич, он умер. Отравлен таблеткой «Антиполицай».

– Да что Вы?! Кем отравлен?

– Это-то я и хотела бы узнать, – с укором в голосе ответила Людмила Анатольевна.

– Вы меня об этом спрашиваете? – с негодованием и испугом в голосе задал свой вопрос Борис.

– Нет, нет, Борис Аркадьевич. Спрашивать сейчас об этом Вас или кого-либо бесполезно, ведь даже если б Вы отравили Петра Степановича, Вы б никогда в этом не признались, так ведь?

Борис выдержал паузу и заговорил:

– Мне понятно Ваше горе, Людмила Анатольевна, но я думаю, у Вас нет даже оснований, задавать мне такой вопрос.

– Ну, я ж его и не задала. Я хочу Вас спросить о другом, Вы когда в последний раз встречались с Петром Степановичем?

– Вчера! – выпалил Борис, и понял, что его ответ прозвучал очень поспешно, и уже более уравновешенно он добавил, – утром я виделся с ним.

– Где?

– В метро.

– На какой станции?

– На станции «Цветной бульвар».

Борис не любил однозначных предложений, тем более, однозначных вопросов, требующих однозначных коротких ответов, не дающих возможности обдумать что-либо. Под нажимом вопросов Людмилы Анатольевны он чуть было не назвал станцию метро «Китай-город», хотя им давно, ещё при разработке плана, была выбрана для ответов станция «Цветной бульвар».

– Он получил то, что должен был получить?

– А как же! Я ему всё передал. Он при мне положил это в свой портфель, знаете, кажется, такой коричневый…

– Понятно…

– А что, в портфеле нет?

– Портфеля нет.

– Вот как?

Борис усиленно стал вспоминать, спрашивал ли он её, как погиб Пётр Степанович, надо ли спрашивать её, как это запланировано, об аварии. Ах, да, она же сказала, что он отравлен. Значит, надо спросить, кто отравил, спрашивал, может спросить, где.

В это время Людмила Анатольевна озвучивала свой очередной вопрос.

– Скажите, а он был один?

Борис ждал этот вопрос, но до сих пор не решил, как ему на него ответить, и вдруг решился:

– Нет… Знаете, с ним была красивая молодая блондинка.

Прилагательные «Красивая и молодая» больно задели Людмилу Анатольевну, и это вывело её из себя.

– Понятно, – злобно выдохнула она, забыв об имеющихся к Борису других вопросах, и простилась с ним.

Борис задумался: «Откуда ей известно, что он отравлен? Она же звонит из Воркуты, а уже всё знает… неужели так быстро сделали экспертизу, и ведь таблетку-то правильно назвала. Как она сказала, связалась с криминалистами? Или она этого не говорила. Там или здесь, в Москве? Неужели у неё такие связи? Да, хваткая баба. С Кашиным всё прошло гладко, а эта стервозь может наломать дров».

Других звонков Борису в этот день по поводу Петра Степановича не было. Это несколько успокоило его. Анализ своего разговора с Людмилой Анатольевной тоже его удовлетворил. Вроде нигде не прокололся. И очень хорошо, что сказал о блондинке, пусть эта вдовушка исходит ревностью, это её рассредоточит, а то вон как рьяно взялась допрашивать. И если станут копать под Ленку, концы совпадут, а её надо кончать.

Вечером Борис поджидал Лену на лестничной площадке, хотя у него был ключ от её квартиры. Месяц назад, когда Борис решил зацепиться за Беллу, после короткого объяснения с Леной он вернул ей ключ от её квартиры, но на всякий случай, без её ведома, оставил себе его копию. Сейчас ему не хотелось светиться перед соседями, но и не хотелось обнаруживать Елене, что у него есть от её квартиры ключ.

Лена удивилась ему.

– Ты? Входи.

Долго в квартире висел невысказанный Леной вопрос, зачем он пришёл, а Борис всё не объяснялся. Наконец, когда, приготовив нехитрый ужин, Лена пригласила его на кухню, Борис начал свой спектакль.

– Лен, ты такая уютная, – сказал он, хватаясь за её свободную руку. Лена насторожилась. Предчувствие подсказывало ей, что ему что-то от неё нужно.

– Может, выпьем? – предложил он.

– У меня нет ничего, – ответила Лена, хотя всегда имела в доме что-нибудь из спиртного, и Борис знал это. Лена знала, что Борис не пьёт, а так, «марается», а пить одной не хотелось: поздно уже, да завтра ей надо было хорошо выглядеть, она готовилась к фотопробам.

– У меня есть, – охотно отозвался Борис и для убедительности добавил, – мне презентовали коньяк.

Сегодня Борис задумал сделать дело, то есть кончить Лену. По его плану надо было Лену напоить, а потом пьяной сунуть ей в рот таблетку с начинкой, предварительно дав ей потрогать упаковку, а самому на ней отпечатков не оставлять, и с отпечатками её пальцев оставить упаковку тут же рядом с покойной. Выглядеть всё должно натурально. Отравительница раскаялась и отравилась сама. Мотив отравления, ну может, всё те же деньги. Куда она их дела, а хоть бы и проиграла в казино, у покойной не спросишь.

Но предварительно Борису хотелось выведать, где Лена хранит деньги. Для этого он решил, якобы, доплатить Лене. Причём на этот раз он решил деньги дать ей пьяной, полагая, что тогда, расслабленная, она понесёт их в тайник. А для этого он решил передать ей приличные деньги, считая, что ничем не рискует, ведь потом он всё заберёт назад.

Лена запьянела после четвёртой рюмки, зарумянилась, взгляд увлажнился и рассеялся, глазки заблестели, и Борис почувствовал сексуальное возбуждение. Сейчас, как и вчера он точно знал, что всё сможет, а тот раз… это просто случайность, просто он был перенапряжён, вернее, переутомлён. Борис смотрел на Лену и думал, что ему сделать в первую очередь, то ли дать ей деньги, чтоб она несла их в тайник, то ли заняться с ней сексом. Жадность взяла верх. Борис притянул к себе девушку и нежно заговорил:

– Ленок, ты хорошо поработала. Мы с тобой, – он специально произнёс местоимение «мы» и закрепил его словами» с тобой», – мы с тобой немного заработали. Я хочу дать тебе твою долю.

Лена насторожилась. «Да она ещё совсем трезва, – подумал Борис, наблюдая за ней, – наверное, я поторопился». Но отступать уже было поздно.

– Я не ослышалась, ты принёс мне мою долю? – спросила Лена.

– Да, дорогая, только давай сначала…

– Сколько? – прервала Лена. Мне нужна тысяча, я хочу отдохнуть за бугром.

– Леночка, я принёс три.

Борис произнёс эти слова, а сам всё ещё не был уверен, что поступает правильно, сумеет ли ещё он их вернуть, но тут же себя успокоил, верну, ведь с ней пора кончать. Пряча волнение, Борис достал из своего кейса пачку денег, составленную им специально из крупных купюр, с тем, чтобы пачка не была особенно толстой, а значит, могла уместиться в тайник, ведь в противном случае Лена не понесла бы её в него. Он протянул деньги Лене, дал их ей, схватил её руку с деньгами, вывернул тыльной стороной и поцеловал.

– Ты у меня умница, – подкрепил он поцелуй словами.

Лена улыбнулась, небрежно бросила деньги на стол и потянулась за рюмкой.

– За это надо выпить.

Выпили. Борис, не выдержав, как бы, между прочим, бросил:

– Ты убери их.

– Зачем? Я хочу их видеть.

– Но ведь и я их буду видеть, а вдруг передумаю, – почти серьёзно заявил Борис.

– Ты можешь! – ехидно заметила девушка пьяным голосом, и это очень задело Бориса, хотя он знал, что она права.

– Да, я лучше их уберу, – сказала Лена, ловко соскребая деньги со стола. Она бросила Борису воздушный поцелуй и удалилась из комнаты. Борис напряг слух: идёт по коридору. Он не выдержал, вскочил, выглянул – зашла в туалет. Тайник в туалете? Может быть. Вышла из туалета, пошла в ванную. Надо проверить, с деньгами или без. Он спешно пошёл за ней. Лена мыла руки. Отлично, денег нет, значит, тайник в туалете. Борис, изображая жажду секса, впрочем, жажда действительно вдруг появилась, стал раздевать Лену.

– Малышка, я хочу. Рассматривая округлость груди Лены, Борис вспоминал острую грудь Беллы с волосками вокруг сосков. Не нравилась Борису грудь Беллы, да и сама-то Белла мало нравилась ему как женщина. Так, ухожена, намазана, но ведь всё не то. Вот уж правильно говорят «супружеский долг», с Беллой Борис всё исполнял по долгу, не то, что с Леной. И вдруг у Бориса мелькнула мысль, что теперь с деньгами, ему не обязательно жениться на Белле.

Удовлетворённая, Лена почти безжизненно лежала распластанная на покрывале с закрытыми глазами, но Борис чувствовал, что она не спит. Надо было, чтоб она допила бутылку коньяка, стала пьянее и уснула.

– Я приготовлю кофе, малышка, – сказал, вставая, Борис. Лена не пошелохнулась. Борис поспешно выскользнул из спальной, в это время зазвонил телефон. Борис поморщился, но трубку взял, намереваясь тут же опустить её на рычаг и отключить телефон, но любопытство взяло верх, а вдруг звонок как-то касается его. И он не ошибся, звонила Людмила Анатольевна – вдова Петра Степановича. Её голос вовсе не был голосом убитой горем вдовы, он нёс в себе злую энергию, враждебность.