Читать книгу: «Женский портрет на фоне Венеции», страница 4

Солнце в декабре

 
На сетчатке моей – золотой пятак.
Хватит на всю длину потемок.
 

И. А. Бродский

Сегодня получился длинный день. Накануне, эмоционально «перебрав», решила обойтись без серьезных маршрутов. Ранним утром опять в тумане побродила в районе Академии: здесь есть настоящий бульвар с деревьями – если так можно назвать чахлые кустики – достаточно широкий, идущий, совсем прямо, не по-венециански, через Дорсодуро к Дзаттере. Наблюдала, как монашка куда-то вела группу карапузов – совсем малышей, гуськом: может быть, в церковь? Обошла вокруг мыса Догана¹⁹. Оказывается, на самом его краю выставлены модернистские скульптуры, как часть коллекции, находящейся в павильоне современного искусства рядом. В очередной раз поругала себя за консерватизм: наверное, нельзя вычитать из городской среды, «не замечать» этих примет новой эпохи. Во многих городах Европы, например, таком эклектичном как Берлин, смелые артобъекты рядом со старой архитектурой мне даже нравятся. Однако в Городе меня эти бездушные, машинизированные здания или скульптуры каждый раз заставляют вздрагивать. Место, где у каждого дома есть своё «лицо», где из их неповторимости складывается гармония, несовместимо с этими «объектами».

Размышляя так, перейдя мост Академии, несколько раз машинально отрицательно помотала головой: «Но, но», в ответ на призывы гондольеров: «Прайс аут». Здорово, конечно, но дорого, несмотря на снижение цен, да и для путешествия в гондоле нужен спутник. Ведь тогда это будет романтическая поездка, и удовольствие от совместной прогулки (как не вспомнить фильм «Плащ Казановы») оправдает затраты. Да и погода не располагает: холодновато для поездки по каналам на открытых лодках. Вон как гондольеры утеплились: из-под традиционных шляп проглядывают вязаные шапки. Не очень красиво, зато не мерзнут уши!

Но тепла сегодня больше, чем в предыдущие дни. Солнце пригревает, и на кампо Манина я чувствую, что можно смело расстегнуть куртку. Одну сторону площади ограничивает канал с двумя мостами, по которому друг за другом идут две лакированные черные лодки, управляемые почти синхронно гребущими гондольерами. С одинаковым выражением лица в них сидят самые активные в любом городе туристы – японцы. Маленькие, закутанные с ног до головы, но самозабвенно снимающие огромными, в полметра, камерами всё, что видят вокруг.

Главной достопримечательностью площади формально можно считать скульптуру Манина, борца за свободу Венеции против австрийской оккупации в XIX веке. Но настоящая знаменитость здесь – лев, расположившийся у подножья памятника как живой. Он, действительно, и размерами и позой производил бы полное впечатление царя зверей, а не символа Марка Евангелиста, если бы не благородная зелень на бронзе и крылья за спиной, гордо распахнутые, будто он приземлился на этот постамент только что. Его полный достоинства вид – лучшая дань уважения человеку, поднявшему горожан на борьбу, результат которой был заранее предрешен – слишком неравные были силы. Несмотря на печальный исход, лев не смирён: поверженный, но не побеждённый. Эта скульптурная группа всегда собирает вокруг себя туристов, желающих сфотографироваться с ними. Как жаль, что одну сторону площади образует современное уродливое здание, кажется, какого-то банка, убрать этот фон из фотографий можно только с помощью фотошопа.

Сейчас я как будто иду по другому Городу: в нём что-то неуловимо изменилось или это я смотрю иначе? Всё дело в солнце, приходит мне в голову. Несколько дней до этого лил дождь, и было очень холодно. Сегодня я вижу, что в Городе кроме меня ещё есть туристы. Да ведь и катающиеся на гондолах мне ни разу не попадались за последние дни: пустые каналы, улицы, мосты. Казалось, Город так рад моему возвращению, что отменил все встречи на это время. Сегодня жаждущие прикоснуться к прекрасному высыпали из гостиниц и музеев на улицы и мгновенно заполнили их.

Прохожу проулками, идущими параллельно Сан Марко на восток: яркие витрины уже не сдерживают радости приближающегося праздника. Он, в сущности, наступил. Каждый день подготовки – покупка подарков, украшение дома, вся эта суета дает ощущения радости, счастья, семьи. Не задерживаясь у Сан Дзаккарии, прохожу мимо. Внезапно понимаю, что интуитивно двигаюсь от людных мест – на воздух, свет и простор.

Передо мной абсолютно пустая площадь. Как это возможно? Мне кажется, я даже слышу шум набережной Скьявони²⁰, доносящийся сюда, но здесь удивительно безлюдно. На кампоБрагора стоит палаццо Гритти – Морозини с одной её стороны и приземистая церковь, в которой служил клириком Вивальди – с другой. При взгляде на дворец понимаешь, что это одно из самых старых зданий в Городе. Прекрасные готические окна и фамильные гербы, которые, увы, снизу трудно разглядеть. В этой площади, как на большинстве подобных в Венеции, – колодец с каким-то орнаментом. Почему-то, несмотря на солнце, ощущаю холодок на коже. Здесь как-то нерадостно. Уже дома прочитаю, что «Брагора» означает «болото», а примыкающий к кампо переулок именуется «тупиком смерти» (морте). Говорят, в Средневековье здесь выносили смертные приговоры.

Вкус к жизни

 
Вдохни свободно запах рыбы, масла
Прогорклого и овощей лежалых.
 

В. Ходасевич

Как же людно сегодня! В районе Каннареджо вдруг вышла на оживлённую улицу. Магазины, кафе, торговые палатки, холодная закуска с лотков и горячая – с небольших прилавков, здесь же вино по 50 центов. В пёстрой толпе уже не различишь туристов. Вот молодой мужчина делает заказ – морское ассорти в кляре: креветки, крошечные рыбки размером меньше креветок и кольца кальмаров. Покупает он эту «уличную еду» основательно и много, просит завернуть с собой. Может быть, турист – выбежал из отеля, в тапках на босу ногу, а может, коренной венецианец. По тому, с каким знанием дела и уверенностью он делает заказ, заключаю, что всё-таки местный. Представляю, что дома его ждёт подруга или жена. Сегодня воскресенье: они заберутся с ногами на диван, откроют коробочки со всеми этими яствами, будут есть и слушать звуки Города.

Попробовала эти деликатесы и я. В картонную коробочку мне щедро положили обжаренное в масле, горячее фруттидимаре, дали палочки и стаканчик вина. Есть можно было здесь же – рядом стоял стол с деревянными скамьями, на них уже сидели всё те же японцы, уплетая еду.

Нет, это не мой вариант, думала я, продолжая прогулку. Мне больше нравится здесь заходить в небольшие остерии, пробовать местные блюда, но из нормальных тарелок и с хорошим вином. Вчера, например, в районе Сан Поло я дегустировала пасту с соусом из чернильной рыбы. Цвет блюда соответствовал названию, но вкус был изумительный. Успела почувствовать, что в еде жители Города совсем неприхотливы. Самая любимая еда большинства в будни – маленькие бутерброды с разными закусками на бегу. Я в том смысле, что, как правило, в самых любимых ими местах все посетители стоят. Однажды, вернувшись с островов и промёрзнув до костей, я зашла в подобное заведение недалеко от Пьяцца Рома. Всё кафе в ширину не превышало, как мне показалось, трех метров, но было вытянуто, повторяя закруглённую форму здания, в торце которого находилось. Внутри было так тесно, что, взяв бокал вина, я с трудом протиснулась к окну. Кроме того, в заведении стоял такой гул, что я с удивлением вспомнила совет в одном из путеводителей, который я не приняла всерьез, – делая заказ, кричать. В тот раз, испытывая только одно желание – поскорее согреться, я так и поступила.

В маленьких остериях намного теснее чувствуешь связь с Городом, чем в ресторанах, ориентированных на туристов. В таком вот искусственном месте мы в один из прошлых приездов, заказав дорогую рыбу, как королевские особы вкушали еду в абсолютно пустом зале. По левую руку от нас шеренгой выстроился отряд официантов, глядящих нам в рот и готовых предупредить любое желание. Чаще всего в таких заведениях обслуживают не итальянцы, а цены не соответствуют качеству. Напротив, в небольшом семейном ресторанчике, всё в том же Сан Поло, где вечером не было ни одного пустого столика, еду приносили только сами хозяева: словоохотливый и приветливый синьор с брюшком и его сухая, неулыбчивая супруга. Я была действительно польщена, когда, придя к ним в третий раз, удостоилась её приветливой улыбки и лично принесённого графинчика (кварты) вина.

Находясь целый день в городе, то там, то здесь угощаясь, можно изрядно захмелеть. Правда, любимые напитки здесь – достаточно лёгкие: местный спритц – напиток из смеси просеко, кампари и газированной воды. Он бодрит, согревает, а по вкусу и цвету как-то очень соответствует Городу, его настроению. Я однажды наблюдала у «Нико» рано утром, как в кафе зашёл очень пожилой синьор. Опираясь на палку, кряхтя, он присел на табурет возле стойки и выпил почти залпом вот такой веселящий напиток! Вот это я понимаю – вкус к жизни.

Санта-Мария-делла-Салюте

 
…и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь – звезда.
 

И. А. Бродский

После обеда светило яркое солнце, было очень тепло, особенно по меркам декабря. По глади Лагуны бежала лёгкая рябь: вода переливалась, преломляясь в вечернем солнечном свете. Катер, везущий пассажиров с Сан Джорджо Маджоре, а может быть, из пригорода Лидо, делал изящный разворот и казался светящимся изнутри. Я стояла на набережной Скьявони и не могла отвести взгляда от этого великолепия.

Вот солнце опустилось ещё ниже, и теперь подсвечивался фонарь под куполом Санта Салюте. Это делало собор похожим на огромный маяк: казалось, этот свет может достигнуть самых дальних уголков не только Венето – провинции, чьим центром является Город – но и тех сердец, что, находясь за много километров, бьются в унисон с ним. С маяком эту церковь роднят не только ее размеры, но и особенности восприятия: издалека она заметнее и значительнее, чем вблизи. Словно, находясь в Городе, она существует отдельно от него и предназначена, в первую очередь, для того, чтобы быть видимой со стороны, издалека.

И снова в который раз утвердилась в мысли: это строение всё же больше памятник, чем церковь. В Городе несколько барочных церквей: о некоторых я говорила выше. Все они очень деликатно «встроены» в пространство. Нельзя сказать, что они создают его атмосферу, но многие очень интересны. В некоторых из них за броскими, но холодными фасадами скрываются настоящие жемчужины. Например, в Джезуатти – церкви на севере Города, рядом с Фундамента Нуова. Обязательно побывайте здесь. Ваше воображение будет поражено возможностями и способностью жителей создавать королевское великолепие в периферийной церкви локального значения.

Тем не менее именно популярное строение архитектора Лонгена, Санта-Мария-делла-Салюте, стало Символом города. Думаю, это объясняется местом, выбранным для его возведения, а не пониманием смысла события, давшего ему рождение. Лонген увековечил непонятную современному человеку радость окончания Ужаса и надежды на его нескорое повторение. На этом Городе чума оставила вечный отпечаток. Ведь чёрный цвет «гондол не весел, даже страшен: их в чёрный цвет раскрасила чума», как пишет поэт. Знаменитые маски с длинными белыми носами – отсюда же. Набережная Неисцелимых – место, название которого свидетельствует о том, что позади современной Санта Салюте когда-то складывали прямо на камни набережной умирающих, которым было невозможно помочь, «неисцелимых». Однако столь мрачное событие породило появление самого нарядного строения эпохи барокко в этом городе. Сегодня мало кто, глядя на открытки с видами, ассоциирует его с этими событиями. Санта Салюте стала самым узнаваемым объектом городского пейзажа.

Первый раз, побывав здесь, пронесясь по Городу в компании еще сорока туристов из нашего автобуса и гида Светланы, я уезжала через несколько часов счастливым обладателем маски с черными перьями, бус из стекляруса: всё это было куплено по астрономической цене здесь же, на Фундамента Скьявони. Более скромным приобретением, но хорошим пополнением моей коллекции стала фарфоровая тарелочка с видом кусочка Лагуны и Санта Салюте на заднем плане. Дома кухонное стекло и сейчас украшает витраж, сделанный дочерью мне на день рождения: гондолы, фонари, сваи и неизменная Санта Салюте. Когда утренний свет проникает в кухонное окно, получается почти такой же эффект маяка.

Кстати, во многом из-за споров об её, церкви, архитектурных достоинствах, я полюбила поездки сюда в одиночестве. Однажды я привезла свою подругу показать «мой Город», она же восторженно ахала каждый раз, завидев Санта Салюте. Мне приходилось объяснять, что собор, несмотря на его ослепительный вид, не исчерпывает собой образцовые черты городской архитектуры, хотелось быстрее разрушить стереотипы Города, показать, что он прекрасен по-другому, менее заметной, часто «увядающей» красотой. Позже, открывая для себя «Камни Венеции», глядя на многие знакомые мне здания глазами Рёскина, я еще раз утвердилась в своем первоначальном мнении: истинные шедевры византийской и готической архитектуры в городе не столь бросаются в глаза. Почему, например, не так, как Санта Салюте, растиражирован Палаццо Дукале? Ведь его первенство с любой точки зрения неоспоримо. Рёскин называл его шедевром венецианской готики, впитавшем лучшие черты стиля и всех построек в его духе в Городе. Тем не менее мне он первое время казался скучно-монотонным, слишком растянутым, приземистым, словом, плохо соответствующим моему представлению о том, каким должен быть дворец. Понять его совершенство, изолированность и одновременно включенность в пространство Города я смогла, к сожалению, не сразу. Но если смириться с тем, что многие видят в Санта Салюте символ города, он более узнаваем, чем что бы то ни было, приходиться признать – место для его строительства выбрано идеально. Этот гигантский маяк, кажется, врезается в Лагуну как огромная носовая фигура корабля. Его белое каменное тело прекрасно сочетается со всеми оттенками её вод.

И ещё меня привлекает к этой церкви находящееся внутри полотно Тинторетто. Оно так же скрыто от глаз неискушённого посетителя, как и многие его картины в других соборах. За алтарём – крошечный указатель, который не так-то легко заметить, направляет нас в специальное помещение. Здесь за отдельную плату можно посмотреть «Брак в Кане Галилейской»²¹. По-моему, там есть и другие картины, но как-то сложно сосредоточиться на них рядом с этой. Помню своё потрясения от знакомства. Это первая картина художника, которую я увидела, когда почти ничего не знала о нём и его работах. С этой встречи для меня начался Тинторетто. Меня поразило в этой картине многое. Во-первых, композиция, в которую помимо гостей, слуг, утвари включена архитектура. Это просторная венецианская зала XVI века: кессонный потолок, люстра и арочные окна на заднем плане с легкими облаками Адриатики. Сколько в ней воздуха, света! Здесь, нарушая ренессансные традиции композиции, действие разворачивается ассиметрично центру. Каждый сидящий за столом по-своему выражают удивление происходящим. Но все волны энергии – потрясения, недоверия, радости – стекаются в глубину к дальнему концу стола. И небольшие в перспективе фигуры Иисуса и Марии в духовном измерении приобретают ключевую роль. От них исходит благодатный свет, переданный художником ненавязчиво тонко. Создаётся ощущение Чуда: тихого, незримого, но своим светом озаряющего каждого находящегося в зале. Оно, как тихая музыка, струится и проникает везде и не только превращает воду в вино, но и открывает сердца людей навстречу друг другу.