Читать книгу: «Афера с незнакомцем», страница 3

Июльский вечер был стеснителен и, лишь взглянув на часы, люди могли догадаться, что он наступил.

– «Похоже, Мазай сегодня не в духе…» – переговаривались зайцы, наблюдая за Герасимом, топящим Му-Му. – Лель покосился в мою сторону. Не подействовало. – Или вот ещё случай. Поймал Вини – Пух Золотую Рыбку и отпустил. Изумилась Золотая Рыбка такой доброте и решила просто так исполнять все его желания. Идёт Винни-Пух по лесу, есть хочет. Думает: «Найти бы сейчас дерево с большим дуплом, а в нём дупло с мёдом». Вдруг откуда ни возьмись перед ним дерево с дуплом, полным мёда. «Эх, – думает Винни-Пух, – лезть туда высоко, не сумею я с голодухи…» И в ту же секунду оказывается в дупле по уши в меду. Ест, причмокивает. Бежит мимо Пятачок. Видит Винни-Пуха на дереве и кричит: «Винни, что ты там делаешь?» – «Мёд ем». – «Угости медком голодного поросёнка!.. Ой! Винни!.. Что это?.. Куда это я пошёл?..» Я тебя правильно понял?

Отворачиваюсь, пряча невольную улыбку и увлажнившиеся вдруг глаза. Это все гормоны! Ну будет у меня ребенок, а мама, наконец, станет бабушкой с моей помощью.

– Мавра, не ты первая, не ты последняя. Зачем же так переживать? – Он попытался заглянуть мне в лицо. – Конечно, ситуация не самая простая.

– Убила бы тебя, если бы могла, – в сердцах ударяю его кулаком в плечо. – Ну почему именно ты?!

– Мне кажется, что нам стоит разделить ответственность. Хотя это вообще-то твоя вина.

Зыркаю на него исподлобья так, что бедняга споткнулся. Вообще-то он прав, но признать это сейчас я не готова.

– И ты вот так просто смиряешься с тем, что станешь отцом? – спрашиваю спустя какое-то время.

– А есть выбор? – Лель прищурился.

– И что мне… нам теперь делать? – спрашиваю беспомощно.

– Рожать, естественно, – с оптимистичностью мужчины заявил он мне. – Я не отрекаюсь от ребёнка и гарантирую вам всяческую заботу. Мне просто нужно время, чтобы все обдумать. Один из нас уже проявил безответственность, и вот к чему это привело. Ради ребенка мы должны сделать верный выбор. И ради нас самих.

Я увидела на его лице решимость, и почувствовала укол совести, пробудивший недовольство собой.

– Это меняет всё. – Саркастическое моё замечание заставило его поморщиться.

– Кажется, я начинаю понимать, почему ты в двадцать четыре года так и не замужем, – наотмашь нанёс свой словесный удар. – Ужиться с такой языкастой стервой мало кто сможет. И эта беременность, похоже, твой единственный шанс стать матерью.

Пощёчина болью отдалась в руку. Сама не ожидала, что способна на такое. Всю дорогу до дома в голове почему-то было пусто. Не помню, как добралась до подъезда.

Дома все валилось из рук, аппетит приказал долго жить, и было так плохо от всех дурацких мыслей, что хотелось выть. Решив эту неприятность переспать, я пораньше отравилась на боковую. Но сны шарахались от меня, как кредитор от судебных приставов. В сто пятый раз я высчитывала, пыталась убедить себя, что врачи тоже люди, тоже ошибаются. Может, сходить к врачихе еще раз, вдруг она обозналась? Тогда моя жизнь снова станет гладкой и понятной.

В два часа ночи я вышла на лоджию, подышать свежим воздухом. Пока бродила по лабиринту своих мыслей, глухая и слепая ко всему, город радовался прошедшему ливню. Отдаленные раскаты грома, уходящего куда-то на запад, и хищные зигзаги молний, расцвечивавшие небо на горизонте, очень соответствовали моему настроению. Дышать после грозы стало действительно легко, но кошкам, скребущим у меня в душе, закапывая сделанное, было на это плевать.

Когда что-то не так, сразу вспоминаются слова мамы «а я тебе говорила…». Да, говорила, да, предупреждала, ну доигралась… Делать-то что, мамочки??? Не рожать? Когда еще представится такой шанс? Рожать? Хоть на ромашке гадать садись. Жаль, ромашек под рукой нет сейчас. И маму надо еще в это посвящать будет. Боюсь, что к непорочному зачатию дочери она не будет готова никогда. Не то что бы я сама с этой мыслью свыклась, но других у меня вариантов нет все равно. А про отца ребенка ничего родителям не скажу – буду просто улыбаться загадочно, пусть думают что хотят.

Запрокидываю голову в небо в поисках подсказки. Темно-синее, усыпанное звездами, ясное-ясное. Даже если ответы в нем и написаны, то читать их не мне. Конечно, можно забыть о причине, породившей во мне жизнь, но актуальными оставались вопросы: как жить и действительно ли я готова взять на себя ответственность за чужую жизнь? Ребенок – это всегда перемены, так что мои растерянность и страх, как жить дальше, естественны и физиологичны, но жить от этого не фига не легче.

В кабинете гинеколога меня первым делом, после выявления беременности, спросили: «Аборт?» Так равнодушно, даже не поднимая голову от медицинской карты. Словно и не подразумевалось, что ребенка можно оставить. Меня даже в зубном спрашивали, лечить зуб будете или вырывать, а там всего лишь зуб – не живое существо.

В одиннадцатом классе к нам в школу пришёл человек с черным чемоданом. Всех собрали в актовом зале. Мы посмеивались, думая, что это очередная реклама противозачаточных средств. Пожилой мужчина открыл чемодан, достал оттуда пластмассовую фигурку ребенка, железные крючки и другие самые настоящие пыточные приспособления. Всё это положил на стол перед собой, раздал фотографии и рассказал нам про аборты. Когда кто-то спросил, делал ли он когда-нибудь аборты (он был гинекологом), мужчина побледнел, опустил глаза, потом поднял их и сказал: «Делал. Много лет назад и много абортов. Теперь грех свой пытаюсь искупить». Мне полгода после той лекции снились кошмары. У каждого своя ситуация, свой выбор, свое искупление грехов.

Та подленькая трусливая часть, которая живет в душе каждого, вопила, что я не справлюсь, ребенка мне еще рано, жизнь только началась, а тут впрягаться на восемнадцать лет в кабалу. Нет человека – нет проблемы. Вторая половинка уже прикидывала, кто будет – мальчик или девочка, и куда ставить кроватку. Если рассуждать как первая половинка, то время никогда подходящее не придет, а если решила – рожай! Трудности, по сути, они временны и преодолимы. «Если бог дает ребенка, то даст и на ребенка» – любимая поговорка сестрицы моей. Ей виднее, с ее тремя маленькими разбойниками и мужем-программистом.

Мало того, что у меня случилась бессонница, так еще и звонков телефонных не было почему-то. Хотя бы работой отвлеклась что ли. Подработка эта мой хлебушек с маслицем и красной икрой, и в случае чего прокормит не только меня, но и ребенка. Вздохнув, возвращаюсь в спальню. Надо все же немного поспать, а завтра пойду в другую клинику, вдруг там скажут, что…

До больницы я так и не дошла, не сумев выделить на это время с двумя своими работами. Ни утром, ни вечером ко мне больше никто не явился в гости, и я немного расслабилась. А в четверг, возвращаясь домой из гостей, чуть не прошла родную квартиру, сбитая с толку нехарактерным для нашей площадки зрелищем. Большая плетеная корзина едва вмещала в себя пышный букет летних садовых цветов, практически закрывая собой человека. Тьфу ты, бога!

– Это не тебе, – сказал мне Лель, выступая из-за цветов. – Это ребёнку. Тебе я с удовольствием принесу свою голову на блюде, но позже.

Молча начинаю открывать дверь, как назло, никак не могу попасть ключом в скважину. Бог (очень странно его так называть!) забрал у меня ключи и занялся дверью. Неловкое молчание затягивалось – ненавижу такие мгновения.

– Я всегда смотрю, как мужчина открывает чужую дверь. Отличный способ выяснить, каков он в постели. Если грубо и торопливо втюхивает ключ в замок – от него много не стоит ждать. Если роняет ключи и не может найти замочную скважину – он неопытный любовник-торопыга. А как ты открываешь дверь? – интересуюсь у него.

Ключ царапнул дверь рядом с замком, и мы попали внутрь со второй попытки.

– Что это было сейчас? Приглашение в постель или так мне дали понять, что я прощён? – он зашёл следом за мной, захлопнул дверь, а я включила свет в прихожей.

– Скорее второе, – избавившись от босоножек, прохожу в зал.

– Я так и понял, просто решил уточнить, – кивнул Лель. – Как ты провела эти дни?

– Не расставаясь с успокоительным, – сажусь на диван, устало запрокидываю голову.

– Ты совсем не спала, – садится рядом. Светлые брюки без единой складочки, рубашка с коротким рукавом вызывающе не застегнута на верхнюю пуговицу, дорогие часы на запястье левой руки. Тонкий аромат парфюма. Кончик снятого галстука выглядывает из кармана рубашки.

– Спала.

– Врешь, – сказал он. – Вот эти тени выдают твои бессонные ночи, – и шероховатая подушечка большого пальца коснулась нежной кожи под моими глазами. Испуганно распахиваю веки: я ревностно охраняю свое личностное пространство и не люблю, когда в него без спроса вторгаются. – Они от тяжелой работы или от ночных развлечений?

– И от того, и от другого, – отбрасываю его руку. – Сделай милость, прекрати лезть в мои дела.

– Убери свои колючки, ежик. Я тебя не съем, – Лель поудобнее устроился на диване. – То есть ничего из ряда вон выходящего не происходило с тобой? – уточнил он, забросив одну руку за голову и запутав пальцы в волосах. Вокруг глаз его скопились усталые морщинки, но это не портило глянцевой красоты его лица. Да, видно бессонница не только ко мне захаживала в эти дни. Хотя разве боги спят?

– Помимо непорочного зачатия? – язвительно уточняю у него.

– Помимо. – Голубые глаза пристально смотрели на меня. Он вытянул ноги и сцепил за головой обе ладони. Выражение его лица непроницаемостью могло поспорить с ликом каменных идолов.

– Зелёные человечки мне не являлись.

– Я серьёзно.

– Не было у меня твоих родственников, успокойся, – фыркаю. Лель резко подался вперед. – Что еще?! – испугалась я.

– Почему ты заговорила о моих родственниках, если никто не являлся? – застыл, как волк перед броском. Захотелось попятиться и взять в руку тяжелый предмет – так, на всякий случай.

– Я под родственниками имела в виду всю магическую братию, а не конкретно твою родню. – Мне стало смешно. – Что, досталось из-за меня от мамочки? – не удерживаюсь от шпильки.

– Ничего не понимая в происходящем, ты играешь серьёзными вещами, – он помрачнел. – Постарайся повзрослеть. Я физически не могу быть при тебе двадцать четыре часа в сутки.

– Если я стану ещё немного серьёзнее, я сойду с ума. Причём безвозвратно. – К психиатру я все же сходила, желая получить медицинское заключение о собственной вменяемости. Получила. Но жить от этого проще не стало.

– Не надо крайностей. – Лель взял мою ногу и стал массировать ступню. Часть моего сознания была возмущена его бесцеремонностью, а другая настолько устала, что была рада этому массажу необыкновенно. – Ты живёшь сейчас одна?

– Пропустил строчку в моей биографии? – притворно посочувствовала ему я. Тонкие сильные пальцы дело свое знали на пять с плюсом, как будто пудовые кандалы снимал мне с ног. Массаж был выше всяческих похвал, но действительность нагло мешала наслаждаться ощущениями. Трудно было жить, как ни в чём не бывало, зная, что в животе у тебя растёт маленький…

– Когда я лезу в твою память, чтобы узнать необходимое, тебе не нравится, когда не лезу – тебе не нравится и подавно, – проворчал гость, склонив голову к ступне. – Не угодишь некоторым.

– Моя сеструха уехала с семьёй в Италию, и я присматриваю за квартирой. Да, после Коли я живу одна. Ещё вопросы? – угрожающе интересуюсь у него.

– Ты по мне скучала? Ну, хоть чуточку? – хитро прищурил глаз, заглядывая мне в лицо.

– Мне было некогда – я всю свою жизнь ревизии подвергла. Лель, – голос против воли дрогнул. – Кто у меня родится? – Не то, что бы мне снились кошмары по поводу рождения монстра, но определенности некоторой хотелось.

– В смысле: мальчик или девочка? – не понял он.

– В смысле: человек… неведома зверушка… или бог?

– Полубог. – Лель коснулся особо чувствительного местечка и по телу пробежались мурашки. – Получеловек. Внешность точно будет человеческая. – Пальцы исчезли, оставив щемящее чувство разочарования. – Я хотел бы, чтобы ты поносила во время беременности вот это, – передо мной возникло ожерелье с бусинами, маленькими голубками, рожками и фигурками лосей.

– Что это? – Беру украшение. Стиль этнический унисекс: подойдёт и мужчине, и женщине.

– Обереги. Их сделала мама, когда я родился, – улыбнулся при слове «мама» – тепло, но немного грустно.

– Не уверена, что могу принять…

– Одевай и не снимай, – Лель взял ожерелье и застегнул его на моей шее. Оно оказалось тёплым и совершенно незаметным по весу. – Лучше всего тебе поменьше выходить из дома, но ведь ты на такое не согласишься? – Массаж переключился на другую ногу.

– Угадал.

– Современные женщины совершенно не заботятся о своей безопасности сами и не дают это делать мужчинам, – бурчание его показалось внезапно таким родным, что я вздрогнула, на миг вообразив себя под его защитой.

– Мне что-то может угрожать? – Все эти разговоры будили во мне некоторые подозрения.

– Вряд ли. Но не исключено. Ты носишь не просто ребёнка, а ребёнка бога. – Пальцы Леля творили волшебство. – Моего ребёнка, – добавил напряженным голосом. – Уже очень давно не случалось ничего подобного. Кто-то вполне может захотеть причинить вам с малышом вред. Хоть христианство и ограничило степень вмешательства в жизнь людей магических существ.

– Каким же образом ты появляешься здесь? – Снова резкая перемена в его настроении. Ощущаю её практически кожей. Поворачиваюсь к нему всем телом.

– Любовь-страсть очень хитрая штука, не признающая законов, – ответил он с ленивой чувственной усмешкой, которая не вязалась с беспокойным выражением глаз. – Без неё жизнь на земле просто исчезнет. Мне, как её помощнику, в этом случае очень повезло.

– А другие… боги? – отворачиваюсь, не желая видеть больше горечь в его глазах.

Примириться с существованием Леля было можно (и вовсе не из-за того, что он привлекательный!). Воспринять же, что где-то живут еще другие подобные ему существа, мозг отказывался. Из сказок я выросла, а взрослая жизнь играла по другим правилам, одно из которых недвусмысленно гласило, что магия бывает лишь в кино. Беременность, к сожалению, подтверждала пока обратное.

– Не все смогли вписаться в новый мир, – голос стал почти бесцветным. – Это так важно? – он посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом. Пауза затянулась. – Ты хочешь родить этого ребёнка? – он чуть сильнее сжал стопу, требуя внимания. – Когда ты будешь по утрам вспоминать, что понесла от меня, будешь ли ты переворачиваться на другой бок, пытаясь забыть о реальности, ударяя кулаком подушку, проклинать все на свете?

– Нет, – отвечаю после некоторого молчания. – К чему злиться на то, что невозможно изменить? – И понимаю, что говорю искреннее.

– Тогда просто носи обереги и если что – сразу зови меня! Большего от тебя не требуется. Это сложно запомнить? Тебе записать на видном месте крупными буквами? – насмешливый тон сразу вызвал желание дать ему пинка.

– Я запомню: носить, кричать.

– Ты способная девочка. – Меня поощрительно погладили по голове.

– А как к этому отнеслись… – Я показала глазами в потолок, не способная выговорить непривычное слово. Всё мне казалось если не кощунством, то чем-то близким к нему.

– Боги? – он со смешком закончил мою фразу. Настроение у него менялось так быстро, что я не всегда успевала подстраиваться.– По-разному. Мы давно уже живём в тени. Люди перестали верить в нас и контакты можно сосчитать на пальцах одной руки. – Моё здоровое неверие в существование богов, помимо бога христианского, его отчего-то забавляло. – Боги уходят все дальше от людей. Или люди от богов.

– Боги… то есть вы умираете? – Это было очень странно осознавать, почти так же – как произносить. А еще я четко осознаю, что не хочу смерти сидящему рядом со мной божеству.

– Всё в природе имеет начало и конец. Мы ещё будем долго «уходить», не переживай, – тяжело усмехнулся он. – В этом одно из преимуществ богов: жить и умирать своей смертью очень долго.

Беседы о смерти следовало сворачивать. Ну ее, в болото.

– Расскажи мне о себе, – прошу. – Сколько тебе… лет? Веков? – На вид он был едва старше меня, если не всматриваться ему в глаза.

– Не забивай себе голову ерундой.

– Ты что, кокетничаешь? – удивилась я. – Обычно это женщины скрывают возраст.

– Я последний ребёнок, родившийся среди богов, – буркнул он.

– Был последним, – сказала я, и мы посмотрели на мой живот. Живот смущенно заурчал.

– Этот ребёнок на половину человек, так что не забывай регулярно питаться, – Лель прислушался к чему-то. – Нам многое надо обсудить – и не за пару встреч. Кроме того, мне уже десять минут надо быть в другом месте, – договорив это, он исчез, оставив после себя в воздухе всплеск травяных нот и мандарина.

– «Привет, я шоколадка „Nuts“. – Привет, я мозг! – Привет, я трава! Я помогаю мозгу разговаривать с шоколадками», – задумчиво рассказала я сама себе анекдот, после чего отправилась готовить ужин.

Готовить – это громко сказано. Так, разогрела вчерашнюю курицу-гриль в микроволновке, поставила кипятиться чайник. Пока еда доходила до нужной кондиции, я успела в спальне переодеться в домашние синие брючки и мягкую курточку. Тело поверило, наконец, что измываться над ним сегодня больше не будут – и расслабилось. Прислушиваясь к звукам с кухни, оглядываю себя в зеркале – ну разве я похожа на беременную? Беременные – они… круглые, капризные, не от мира сего, а я… Звонок в дверь заставил меня подпрыгнуть: дерганная я какая-то становлюсь последнее время. С неохотой иду, пытаясь представить, кого там нелегкая принесла, на ночь глядя.

– Умоляю, – соседка с первого этажа сунула мне в лицо рыжего персидского кота.

– Добрый вечер, Нина Семёновна, – отстраняюсь от приплюснутой морды и широко распахнутых глаз кошачьих. – Что случилось?

– Мняуу, – пронзительно сказал кот, раздраженно дергая хвостом.

– Ложусь в больницу – место освободилось чудом, – женщина демонстрирует мне баул слева. – Позвонил участковый. Если не лягу сейчас, то только через полгода. Томочка в деревне. А бедный Рейган не переносит одиночество.

– Гостиница для домашних… – пробую напомнить ей.

– Ты знаешь, какие там цены?! – шокировано вскрикивает она. – Ты же любишь животных? – тут же смягчается. – Юлькин слюнявый у тебя месяц жил, пока они в отпуске были. А я на две недельки всего, – в лице и голосе столько надежды, что становится неловко отказать.

– Я не умею обращаться с котами, – из последних сил пытаюсь отказаться от счастья.

– Ему ничего такого не надо. Я списочек составила вот, – всучила мне сложенный листочек бумаги. – И денег оставлю, корм. Он ведь кастрированный у меня, поест и целыми днями спит в уголочке. Маврушечка, а?

Ласковые производные от моего имени режут мне слух, как человеку с тонким музыкальным слухом – фальшь.

– Не называйте меня так, Нина Семеновна, – скрипнув зубами, прошу её уже в который раз. – Две недели?

– Истинный крест! – она с такой довольной улыбкой вручает мне тяжеленного котяру, что мне становится не по себе – проглядела подвох! – Держи, деточка. Ну, не скучай без меня, Рейгуша, я скоренько, – и её уже и след прослыл.

Закрываю дверь, занеся в дом сумку с приданым котика, с облегчением сбрасывая на пол Рейгана. Возмущённо тряхнув хвостом в мою сторону, он принюхался и побежал в кухню. Ну когда я научусь отказывать людям? Угораздило же… Боковое зрение уловило какое-то движение справа, я повернулась к открытому окну.

Во дворе рядом с домом росли несколько берез, посаженных еще первыми жильцами при вселении. Высокие, раскидистые, ветвистые. Дворовые мальчишки облюбовали себе эти деревья, едва те выросли. После пары детских падений и переломов доступные низкие ветки были обрублены заботливыми отцами. Поэтому сидящая почти на вершине ближайшей берёзы светловолосая девочка-подросток в пестрой юбке с кофтой сразу бросалась в глаза.

Моргаю, решив, что это шутит с моим зрением закатное солнце, щедро поливавшее своим ярким светом мир. Нет. Девица никуда не исчезла.

Со скучающим видом человека, присевшего отдохнуть на скамейке в парке, она небрежно опиралась руками о ветку и болтала ногами на высоте третьего этажа. Представляя, как скоро ветка может обломиться под ее весом, прикидываю, успею ли набрать 01. Девчонка посмотрела прямо на меня, вроде даже улыбнулась, и помахала рукой. Мне захотелось принять успокоительное и узнать логичное объяснение происходящему за окном. Не знаю даже, чего больше. На всякий случай машинально проверяю ладонью температуру лба. Прохладный.

«Может, все же сумасшествие? – кольнула мозг вывернувшая из области страхов мысль. – Или?..» Некстати вспомнилась первая наша встреча с Лелем. Глупости все. Просто соседская девчонка какая-нибудь залезла на дерево. На вид лет пятнадцать, то есть из возраста обычных хулиганов уже должна выйти, с учетом акселерации нынешних детей. Обкурилась? Поспорила с кем-то? В лицо не знаю. Двор у нас тихий – дом старый, живут в основном пенсионеры, молодёжь разъехалась по новостройкам, так что лица давно все примелькались.

Хулиганка, как ни в чем не бывало, сидела на дереве, болтала ногами и вертела головой, словно флюгер. Распахиваю рывком кухонную балконную дверь и выскакиваю на свежий воздух, мысленно честя дурищу в хвост и гриву. Убьется же!

Атака птицы была неожиданна, но от этого не менее страшна. Нечто, показавшееся мне большой серой вороной, нависло над девчонкой – и почти под прямым углом стремительно спикировало вниз, по касательной ударив её сложенными и прижатыми к туловищу лапами. Девчонка успела загородиться выставленной рукой, защитив лицо, потеряв при этом равновесие. Пронзительный визг ее ворвался в открытые окна. Перегибаюсь через перила, с бессильным ужасом приготовившись увидеть на земле изломанное тело. В воздухе девчонка кувыркнулась, но до земли не долетела… превратившись в белого голубя. Я тряхнула головой, не веря глазам. Отчаянно молотящий крыльями воздух голубь мчался к кирпичной трансформаторной будке, на крыше которой обосновалась голубиная стая.

Пернатого хищника, в отличие от меня, превращение нисколько не смутило. Издав резкое «ке-е ке-е ке-е» птица атаковала. Вторая атака его была столь же молниеносна, а взлет стаи голубей подобен большому взрыву. Всполошено заорали взлетевшие с помойки вороны, очумело металась по двору стайка воробьёв. Резкий взлет множества птиц, гвалт, громкое хлопанье крыльев. Испуганные крики озирающихся людей. Бешено колотящееся в груди сердце.

Основная масса голубей стремительно набирала высоту плотной группой. В общей сизой куче-мале мелькнуло белое оперение. Заложив вираж, хищная птица оттеснила стаю высоко в небо, а там, разбив совместный полет голубей, отбила белого голубя. Испуганные птицы просто растворилась в воздухе, бросив собрата.

Голубь увернулся от когтей, но преследователь погнал его дальше, делая частые взмахи короткими согнутыми крыльями, чтобы набрать скорость. Белый голубь, подобно зайцу на псовой охоте, убегающему от борзой, выполнял по три – четыре угонки при каждой атаке хищником из пике. От этого зрелища захватывало дух. Сделать последний рывок и вцепиться в голубя когтями хищной птице никак не удавалось. Преследуемый голубь выделывал такие «петли» и «бочки», что его враг просто не вписывался в них. И тут ошалелый беглец заложил пологий вираж влево, по дуге через двор к ближайшему спасительному чердаку. Обогнув тополь, ловчая птица настигла свою жертву и камнем упала на голубя. Только пух закружился в воздухе!..

Я вздрогнула, словно это меня закогтили сейчас, прогоняя наваждение. Но поняла, что всю жизнь теперь перед глазами будет стоять замерший на секунду, почти вертикально, силуэт ловчей птицы с распахнутыми серпообразными крыльями и раскрытым округлым хвостом, удерживающий изо всех сил отчаянно вырывающуюся добычу на высоте не более чем четвертого этажа.

Тонкий невоспроизводимый свист ударил по ушам. Появившаяся, словно из-под земли, на детской площадке светловолосая женщина, резко выставила руку в грубой перчатке вверх. Птица вернулась неторопливо, без добычи, села на перчатку, клекоча и широко разевая клюв.

Кажется это был сокол. Птица была заметно возбуждена ловом – перья на затылке были взъерошены, крылья слегка распущены и в постоянном движении. Хозяйка успокаивающе гладила его по спинке. Контраст какой-то рыцарской перчатки и ее яркого воздушного сарафана резал взгляд. Зато я испытала изрядное облегчение. Никаких ужасных смертей. Это все немыслимая жара дурит людям голову, вот и мерещится… разное.

И птица, и женщина вполне реальны. Это просто городская служба по борьбе с воронами-голубями и иными размножившимися небесными жителями в действии. После несчастного случая с раненым мальчиком, отстрел птиц в жилых местах категорически запрещен, вместо этого в город призваны их естественные враги: пара ловчих птиц. Одно время очень шумно обсуждали это все в прессе и по телевидению.

В квартире запиликал мобильник, извещая, что со мной желает поговорить Юлька. Внутренний голос был категорически против общения с внешним миром. Он рекомендовал запереться в квартире, отключив все телефоны, залечь среди подушек и сдаться в плен бубликам и шоколаду. Но это же Юлька. Возвращаюсь в дом, мысленно делая пометку принять холодный душ, ну их, эти глюки в баню.

– Смольный, – говорю в трубку, опускаясь в мягкое кресло.

– Соловьёва, а как заканчиваются сказки, ты знаешь? – хохочет в трубку подруга.

– Какие еще сказки? – озадачилась я.

– Обычные, волшебные. Ну не знаю, например, «Двенадцать месяцев», – заливается, хохочет она.

– Моя сказка, боюсь, закончится на девятом, – пробормотала я мимо трубки.

– Что ты там себе под нос гундишь? – переспрашивает Юлька. – Я не поняла.

– Кота гоняю.

– Какого еще кота? – насторожилась она. После того случая с моими таблетками Юлька всегда готова видеть плохое там, где его и нет, может быть. – Мавра, какой кот?

– Нина Семёновна, ну соседка наша, ты её знаешь, приволокла мне своего Рейгана – в больницу ложится она.

– А ты открыла передержку для домашних животных? – поразилась подруга, некоторое время молча переваривая услышанное.

– Кажется, открыла, – вздыхаю, глядя в сторону кухни, где затаился мой временный жилец. – Так чего там со сказками-то у тебя?

– Я вот тебя экзаменую: чем заканчиваются сказки? – снова начинает веселиться она.

– Всё как положено – принцесса дожидается своего принца на белом коне, и живут они долго и счастливо, – пожимаю плечами. – Угадала?

– Мишка мой тут писал сочинение по сказкам у себя. И вдруг приходит ко мне на кухню. Лоб хмурит, ноготь грызет – крайняя степень тягостных размышлений. Потоптался рядом и спрашивает: «Мам, а ты бы хотела встретить принца на белом коне?»

– Ну, а ты? – хмыкаю. Да, принцы – они странные существа, даже без белых коней рядом. Интересно, вот мой принц хоть в природе существует?

– Отвечаю. «Сына, я уже встретила своего принца. Вон он за компьютером сидит». Мишка удивлённо на меня посмотрел, выглянул в зал, и переспрашивает с недоумением: «Кто? Папа, что ли? Он же страшный и в трусах!»

Юлька хохочет как сумасшедшая. И смех ее так заразителен, что я начинаю хохотать тоже.

Звонок издал соловьиную трель, намекая, что за входной дверью кто-то есть.

– Ой, тут ко мне пришли.

– Ага, соседи про твою передержку узнали и зверье к тебе понесли.

– Слушай, иди уже корми своего принца борщом, – вешаю трубку и открываю дверь.

Стоявшая на лестничной площадке Оля жизнерадостно мне улыбнулась. Сидевшая у нее на руке в грубо кожаной перчатке ловчая птица с клекотом распустила светлые крылья. Тёмное, аспидно-серое оперение спины, с пестринками светлое брюхо и чёрная верхняя часть головы с чёрными «усами». И в облике этой и в повадках этой птицы сквозит нечто царское: хозяйская поза, уверенное покрикивание с отчетливыми приказными интонациями. Очень эффектный вид.

– Это что? – опешила я, выныривая из прострации, когда птица хищно щелкнула клювом.

4

– Вас сегодня просто не узнать.

– Что? Так хорошо выгляжу?

– Не в этом дело. Вы кто?

Последний раз мы виделись с Ольгой на Купалье, куда она меня затащила, и до сих пор мне покоя не давал вопрос, каким образом я после этого оказалась дома. Учитывая, что утром мне явился Лель, позднее я испытала горячее желание пообщаться с подружкой. Но на мои звонки она не отвечала, в Сети не появлялась, дома застать ее никак не удавалось. И вот теперь появляется на моем пороге с охотничьим соколом, как будто мы с ней о встрече договаривались заранее.

– Ты меня слышишь? – нетерпеливо переспросила Оля, одергивая складку шифонового сарафана. Курносый нос, частая россыпь веснушек на круглом лице. Тёмно-русые волосы сегодня заплетены во «французскую косу», придавая гостье элегантно-деловой вид. Поблескивающий золотой ободок обручального кольца. – Мавра! Хватит витать в облаках. – Порывистая и шальная, как весенний ветер, но, при этом, создает четкое впечатление человека, твердо стоящего на ногах.

Мы познакомились с ней в группе Вконтакте, куда меня занесло в поисках новых фильмов. В группу я заглядывала часто – компания собралась приятная, готовая поболтать обо всем на свете. С Олей нас сразу сблизила любовь к мелодрамам. Незаметно разговор с фильмов и актеров переключился на личности, и я, человек не склонный исповедоваться, выложила этой незнакомой девушке половину своей биографии в личке. А когда поняла это, то ничуть об этом не пожалела. Оля оказалась настолько легким в общении человеком, что у меня сложилось четкое ощущение, будто мы с ней знакомы чуть ли не с детского сада.

– Что? – переспрашиваю, увлеченная своими мыслями. Зачем ей птица?! Невольно любуюсь красотой и отточенностью форм пернатого хищника. Силуэт изящный, туго сложенные на спине темные крылья, небольшой крючковидный клюв и жуткого вида когти, впившиеся в толстую кожу перчатки.

– Можно войти, или мы будем общаться прямо тут? – поинтересовалась подруга.

– Да, заходите, – пячусь, давая ей войти. Конечно, Ольга натура творческая, неординарная, но ловчая птица?..

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Оля, скидывая плетеные сандалии соломенного цвета в коридоре. Вела она себя как ни в чем не бывало, так что я начала сомневаться в собственной вменяемости. Может, птица мне мерещится?

– Плохо, – отвечаю, идя следом за ней в зал.

– Плохо – это когда тебя запаковывают в чёрный, непрозрачный пластиковый пакет. Очень плохо – когда по частям. А всё остальное просто отлично, – жизнерадостно отозвалась она. – Мне у тебя нравится – уютненько так, – оглядевшись, резюмировала гостья. – Душой прямо отдыхаешь. Сама обставляла? – спросила, остановившись перед янтарным панно на стене, поглаживая спину соколу. Тот жмурился, время от времени окидывая обстановку горделивым и открытым взглядом. И вид у него при этом такой, будто он осознает, что занимает вершину своей пищевой пирамиды, как это изображается в учебниках по экологии. Будто все вокруг – только его. Это меня разозлило настолько, что я вспомнила все, что хотела высказать его хозяйке.