Читать книгу: «Хозяйка расцветающего поместья», страница 3

Глава 5

Раз аристократке предписано быть бледной, а мазаться свинцом я категорически не желаю, нужно как-то выкручиваться. Я и без того наверняка что-нибудь сделаю не так в этом театре, будь он неладен, не стоит привлекать дополнительного внимания и подставлять мужа, демонстративно пренебрегая модой.

Проще всего было бы не заморачиваться и вымыть крахмал из толокна, но тогда пудра получится телесного цвета. Будь у меня побольше времени, я бы получила рисовый крахмал – тот, из которого делают дорогущие натуральные пудры. А так придется работать с тем, что есть.

Еще раз уточнив, не нужна ли на кухне моя помощь, и снова получив отказ, я попросила у Аглаи рис, крахмал – обычный, картофельный – и сушеного шалфея или лаванды, или чего-нибудь подобного для отдушки.

– Что такое крахмал? – спросила экономка.

От удивления я чуть было не брякнула «полимер глюкозы», но вовремя прикусила язык.

– Картофельная мука, – сообразила я.

– Никогда не слышала о такой.

Я снова изумленно уставилась на нее. Сегодня, когда мы перетасовывали меню на неделю, я определенно видела кисели. Да не овсяный, который очень любила Марья – твердый, как желе, – а клюквенный и смородиновый.

– Кисельная мука, – попробовала я зайти с другой стороны.

– Я не сушу сулой, приготовить свежий несложно.

Расспрашивать, что такое «сулой», я не стала – похоже, это что-то общеизвестное. Что ж, добыть из картошки крахмал – дело нехитрое, к вечеру, глядишь, и просохнет.

Чем я и занялась.

– А я и не знала, что сулой можно сделать из картошки, а не только из овса – заметила кухарка, когда я сливала воду с отстоявшегося крахмала.

Вот, значит, что такое сулой. Не сказала бы, что сделать его проще, чем достать с полки крахмал. Я одернула себя – снова начинаю мыслить категориями своего времени, когда за любым продуктом достаточно сходить в магазин. Здесь по лавкам не набегаешься, особенно из деревенских усадеб.

Мел нашелся в сарае, когда-то купленный для побелки, да так и оставленный. Князь, как с гордостью сообщила Аглая, мог позволить себе купить самые лучшие белила с городской фабрики, поэтому пользоваться дешевым мелом незачем. Я мысленно застонала. Очень хотелось потребовать отмыть потолки прямо сейчас, причем в респираторе и перчатках. Но вряд ли «снисходительность Виктора к капризам» настолько безгранична. Так что я отложила эту мысль на потом, когда муж перестанет сомневаться в моих знаниях… или пока я не придумаю способа испортить потолки, не вызвав подозрений. Свинцовые белила чернеют от сероводорода, но десяток-другой тухлых яиц явно привлекут к себе внимание.

Пока я размышляла об этом, растерла немного мела в порошок и залила водой. Оставила на пару минут, чтобы осел песок и другие примеси, и процедила воду через батистовый платок. Мел отправился сушиться на печь, крахмал я пристроила под лавкой неподалеку – перегревать его было нельзя, чтобы не получить вместо пудры кисель. Просохло все на удивление быстро – пока я растирала рис в ступке до тончайшей муки. Наверное, все то же благословение помогло. Я смешала рисовую муку с крахмалом, снова перетирая в ступке, добавила пару щепоток мела, проверяя на руке, чтобы не перестараться.

Пока я занималась этим, вернулся Алексей, вручил мне два бумажных кулька с травами, которые я попросила его купить, и журналы. Как бы мне ни хотелось изучить «Ильинские врачебные ведомости» или «Технологический журнал», пришлось отложить их в сторону вместе с «Журналом приятного и любопытного чтения» и начать с «Журнала лангедойльских и данелагских новых мод».

В этом журнале вообще не было причесок с длинными волосами – короткую стрижку надлежало покрывать прозрачным чепчиком или кружевной косынкой. Декольте вечерних платьев опустились еще ниже, до половины груди, и, конечно же, ткань ничего не скрывала.

Ругнувшись себе под нос, я открыла «Белокаменский Меркурий», в котором стихи, рассказы и рецензии чередовались с описаниями модных платьев и светскими новостями. Все то же самое, что и в журнале мод.

Я снова перелистала картинки и вспомнила присказку отца: «Завтра все с голым задом пойдут, и ты тоже?» Никогда не думала, что однажды она окажется применима буквально. На пудру я согласна, насчет стрижки еще подумаю – волосы мне достались роскошные, но ухаживать за ними сложно. Однако я не собиралась щеголять в наряде, не оставляющем никакого простора воображению зрителя.

Я велела Дуне найти у меня в сундуках самую плотную сорочку с бретельками и принести мне на кухню. Как удачно Виктор отдал мне чай и кофе – не придется объяснять, зачем они мне понадобились. У кухарки глаза на лоб полезли, когда я, смешав пару стаканов свежезаваренного чая со стаканом кофе, сунула в жидкость сорочку, чтобы почти тут же вынуть ее.

– Это же не отстирается! – ахнула Дарья.

– И не надо. – Я опустила ткань в ведро с водой, отполаскивая. Нет, пожалуй, светловато. Пришлось повторить чайно-кофейные процедуры. Добившись нужного цвета, я закрепила его уксусом, велела Дуне еще раз выполоскать и повесить сушить.

Вернувшись в будуар, я обнаружила там Виктора, перелистывающего журнал мод.

– Значит, мужчины в этом сезоне носят не меньше трех жилетов, – констатировал он, опуская журнал на колени.

Но на раскрытых страницах я увидела не мужские костюмы, а стриженых дам. Прежде чем я успела что-то сказать, он отшвырнул в сторону журнал и в два шага оказался рядом со мной. Притянув за талию одной рукой, второй начал выбирать шпильки из моей косы.

– Что ты делаешь? – растерялась я.

– Хочу полюбоваться напоследок. Пока ты не обкорнала их.

– Что значит «напоследок»? – возмутилась я. – Я еще сама ничего не решила, а ты уже все придумал!

Виктор продолжал вынимать шпильки из моих волос.

– Не решила, так решишь. Как будто я тебя не знаю. Тут же бежишь повторять любую нелепицу, которую напечатают в модных журналах. Что эти платья, которые второй год из моды не выходят, – голову бы оборвать тому, кто это придумал! Теперь вот… – Он пропустил между пальцами прядь. – Настоящий шелк, и все срежешь.

– Волосы – не зубы, вырастут, – пожала плечами я.

Хотя, если начистоту, косу мне было жаль. Особенно сейчас, когда солнце играло на распущенных волосах и муж перебирал их, так ласково, что хотелось замурлыкать, будто кошка.

– Вырастут, только когда? Косу хотя бы не выбрасывай, когда эта дурацкая мода пройдет, может шиньон сделаешь. – Он усмехнулся. – А как Белкина-то обрадуется! Говорят, она всех дворовых девок остригла, чтобы себе прическу соорудить, а тут ты своими руками!

– Да хватит причитать, не собираюсь я ничего отрезать! – воскликнула я.

В глазах мужа заиграли смешинки, и до меня дошло.

– Ты это специально? Чтобы я назло не стала стричься?

Он расхохотался, но тут же, охнув, оборвал смех. Я положила ладонь мужу на грудь.

– Жаль, обезболить нечем.

– Иван Михайлович рекомендовал лауданум, но мне с утра нужна была трезвая голова.

Я кивнула.

– Расскажешь?

– Тебе в самом деле интересно?

– В самом деле. Почему тебя это удивляет?

Виктор хмыкнул, но комментировать не стал. Опустился в кресло. Я села у зеркала, взялась за гребень, чтобы вернуть прическу в нормальное состояние.

– Крашенинников заподозрил, что приказчик его обманывает, и попросил меня вместе проверить учетные книги. Судя по тому, что я увидел, – так и есть. Завтра придется ехать на фабрику, поднимать документы и считать, сколько этот паршивец успел украсть.

– Хочешь, чтобы он возместил?

Муж покачал головой.

– Наверняка все уже промотал, да и не принято это.

Он поднялся, вынул у меня из рук гребень, потянул за плечо, заставляя подняться.

– И вообще, хватит обо всяких гадостях. Ты знаешь, что очень соблазнительна, когда так внимательно слушаешь?

Поцелуй оказался долгим и страстным, но от меня не ускользнуло, как на мгновение окаменело лицо Виктора, когда он вдохнул, выпрямляясь.

– Теперь знаю, – как можно мягче улыбнулась я. – Обещаю, когда твое ребро заживет, позову тебя в спальню и стану внимательно слушать. А пока лучше бы тебе отдохнуть.

– Ты удивишься, но любить тебя я собираюсь не ребрами.

– Даже боюсь подумать, чем именно, – фыркнула я. – Наверняка добродетельные жены и слов-то таких не знают.

Он снова засмеялся и снова замер, медленно выдыхая. Я погладила его по щеке, легко коснулась губ. Шепнула:

– Я не сомневаюсь в твоей мужественности. Но у нас будет еще много…

Теперь пришел мой черед осечься. Может, и не будет. Он до сих пор ничего мне не обещал. Я отвернулась, чтобы муж не заметил разом навернувшиеся на глаза слезы. Тряхнула головой, начала заплетать косу.

Виктор подошел сзади, обнял, прижался щекой к моему виску.

– Утром я отправил в канцелярию консистории письмо, в котором объявил недействительным прошение о разводе.

– Правда? – ахнула я.

– Правда. – Он потерся об меня щекой, будто кот. – Стоило два года портить друг другу жизнь, чтобы, когда, казалось, все рассыпалось, понять, что я не хочу отпускать тебя.

Я поймала его взгляд в зеркале.

– Но я не смогу стать идеальной женой.

Да и не хочу, если уж начистоту.

– Из меня тоже не выйдет идеального мужа. Но я постараюсь…

– Вот уж нет! – рассмеялась я, разворачиваясь к нему. – Идеал годится только на то, чтобы водрузить его на пьедестал и любоваться.

– Я вовсе не против полюбоваться тобой, – выдохнул он мне в губы.

– А у меня на тебя более приземленные планы, – хихикнула я, когда поцелуй прервался. – Но не раньше, чем заживут твои ребра. А сегодняшний день мы проведем тихо и благопристойно.

– Хорошо, – улыбнулся Виктор. – Чем ты собираешься заняться?

– Читать. Надо же понять, что в мире делается.

И до чего дошла наука.

Муж выудил из стопки журналов «Технологический». Прочитал:

– «Собрание сочинений и известий, относящихся до технологии и приложения учиненных в науках открытий к практическому употреблению, издаваемое Академией наук». Ты всерьез собралась это изучить?

– По крайней мере постараюсь. – Я вынула журнал из его рук. – А ты пока можешь взять «Что-нибудь от безделья на досуге».

– Нет уж. – Муж взял «Белокаменский Меркурий». – Ты не против, если я расположусь на козетке и буду беззастенчиво тебя разглядывать, утомясь от чтения?

– Совершенно не против, – рассмеялась я, устраиваясь в кресле.

Забавно, но я чувствовала себя студенткой в читальном зале институтской библиотеки. Может быть, потому, что, как и на первых курсах, приходилось продираться через малознакомые слова, а может, потому, что, поднимая глаза от текста, я встречалась взглядом с Виктором. Точно так же я переглядывалась с моим тогдашним возлюбленным, за которого у меня хватило ума выскочить замуж, не дожидаясь диплома. Я вдруг обнаружила, что не могу вспомнить его лица.

– Что случилось? – спросил Виктор.

Внимательный, зараза.

Я ответила не сразу. Представила лицо Леночки. Мамы. Отца. Все вспоминались отчетливо. А вот тот, кто стал отцом Леночки, словно стерся из памяти.

Потому что сейчас мне стал важен совсем другой мужчина.

Глава 6

Вечер прошел уютно: под шуршание страниц, негромкое обсуждение только что прочитанного и аромат чая с травами и меда. Виктор, извинившись, ушел спать рано – было заметно, что перелом по-прежнему его беспокоит. Я осторожно спросила: может, ну его, этот театр, да и вороватый приказчик обманывал явно не один день, так что лишние сутки ничего не решат. Однако муж менять планы «из-за какого-то ребра» не собирался.

Потому и я не стала менять свои. Сварила гель для укладки волос из корня алтея и льняного семени. С Дуниной помощью накрутила вымытые волосы на папильотки из тканевых жгутиков и старых газет. Конечно, к утру все это не просохло, так что к завтраку пришлось спуститься в чепце.

– Когда поедешь по лавкам, постарайся не забыть, что в театр не принято опаздывать, и оставь достаточное время на сборы, – сказал муж после завтрака.

– Хорошо, – сказала я, про себя недоумевая, что там собираться.

Сложносочиненные макияжи здесь рисовать не принято. Платье Дуня выгладила с вечера. Когда Петр принес подставку для фары, то есть каретного фонаря, я объяснила ему, как сделать плечики из проволоки, и теперь наряд для театра спокойно висел на них. Виктор помрачнел, увидев в будуаре платье, но промолчал, я тоже сделала вид, будто ничего не поняла, переключила внимание мужа на саму вешалку. Оказывается, ничего подобного здесь никто не делал, и пришлось мне, мысленно хихикая, описывать и даже рисовать все варианты конструкции. Чую я, скоро у князя появится еще один источник дохода. Может, и мне не заморачиваться с патентом на коптильню, а открыть производство пудры из овса и мела, а то и той же картошки? Я отложила эту мысль на потом, и без того не знаю, за что хвататься.

– Я оставлю тебе Герасима, Петр плохо ориентируется в городе, – продолжал напутствовать меня Виктор. – Кирпичи я закажу тебе сам и договорюсь, чтобы их привезли в Ольховку, как только дороги подсохнут.

– Спасибо, – улыбнулась я. – А на фабрику я могу заехать или ты будешь слишком занят?

– Я привезу полный каталог всего, что производится…

– И веществ, используемых в производстве, – вставила я.

Муж изумленно приподнял бровь.

– Хорошо. Я помню про охлоренную известь и квасцы, но, возможно, ты найдешь что-то еще интересное для себя. А пока развлекись у модистки, в шляпной лавке и куда ты еще соберешься. Скажешь, чтобы, как всегда, записывали на мой счет.

Я не стала говорить, что к модистке загляну в последнюю очередь. Смиренно выслушала все наставления, поцеловала мужа перед его отъездом, чем, кажется, невероятно его удивила, и отправилась собираться.

Капор на импровизированные «бигуди» налез с трудом – все же предполагалось, что он будет надеваться на относительно гладкую прическу с пучком на затылке и, что хуже того, с локонами, выпущенными на лбу, так что часть чепца и волос торчала спереди. Само по себе вроде бы ерунда, но волосы все еще были влажными, и разъезжать в таком виде по холоду явно не стоило. Поэтому я достала палантины, которые сложила мне Марья – невесомые, из кашемира с ярким принтом, – и намотала тюрбан. В конце концов, если носят шелковые, то чего бы и шерстяному не быть?

Герасим к моему появлению подготовил выезд – открытую коляску. Когда я подошла к ней, спросил:

– Кто с вами поедет, барыня?

– Никто, – пожала плечами я.

– Прощения прошу, Настасья Пална, но одну я вас не повезу. Чтобы потом каждая собака брехала, будто княгиня разъезжала в одиночку в открытой коляске, точно какая-то прости господи. И без того барину стыда хватило.

Он напрягся, ожидая крика, а то и пощечины, но я так оторопела, что только и смогла сказать:

– Но муж мне сам предложил…

– Он же не думал, что вы одна поедете. Ладно бы в карете, но в карете вы в театру вечером направитесь, отмыть и просушить не успеем, так что пусть пока стоит чистая.

– А с кем я, по-твоему, должна ехать? – продолжала изумляться я. – Ни родственниц, ни приживалок.

– Это уже не мое дело, барыня, что старая княгиня в деревню удалилась от суеты городской. – Судя по интонации, он явно повторил чьи-то слова, может, и той самой «старой княгини».

Вот, значит, почему Настенька «не смогла» промотать состояние мужа: когда свекровь ездит рядом, точно цербер… впрочем, может, она и не цербер, а милейшая женщина, откуда мне знать. В любом случае с тратами особо не развернешься.

– Пошлите письмецо, может, кто из городских барынь согласится. Я отвезу.

Писать неизвестным мне «городским барыням» и ждать, когда они соберутся и приедут – если вообще захотят! – не хотелось. Как и ругаться с кучером, который беспокоился о репутации – пусть не моей, но барина.

– Дуня сойдет в качестве компаньонки?

Герасим почесал в затылке, обдумывая незнакомое слово.

– С Дуней можно. Главное, чтобы не одной.

Пришлось кликнуть горничную. Наконец мы обе устроились в коляске.

Герасим был прав: меня здесь знала каждая собака. Вчера, когда мы выезжали с мужем, я списала внимание на него, но и сейчас все встреченные в колясках и многие пешеходы кивали мне, обозначая поклон. Дамы и девицы – холодно, мужчины приветливей, но и те, и другие таращились на мой головной убор – похоже, я опять погрешила против приличий.

– Останови-ка, – велела я, увидев вывеску «Ломбард».

Ничего ценного у меня с собой не было, но хоть теоретически узнать, что могут дать за драгоценности, лежащие под картошкой.

Герасим подал мне руку, помогая спуститься, и, ступив на тротуар, я едва ли не нос к носу столкнулась с Евгением Петровичем.

Его-то что занесло в город?

Я ответила на поклон и, не желая поддерживать беседу, отвернулась. Пусть это и было грубо, но последняя наша встреча с деревенским доктором оставила не слишком приятные воспоминания. Похоже, чувство это было взаимным, потому что, оглядев меня с ног до головы, Евгений Петрович заторопился прочь – в ту сторону, откуда только что пришел.

Я пожала плечами – охота туда-сюда бегать, пусть бегает – и вместе с Дуней вошла в дверь.

Беседа с хозяином оказалась недолгой и малоинформативной. Подслеповато щурясь и именуя меня милостивой государыней, он сказал, что не может ничего предположить, пока сам не изучит драгоценности. Нет, даже приблизительно. Нет, ни описание, ни наброски тоже не помогут. Наверное, этого следовало ожидать – я сама не возьмусь ставить диагноз по приблизительному описанию симптомов. Мысленно обругав себя за зря потраченное время, я вернулась в коляску и велела Герасиму ехать в аптеку.

Аптекарь выглядел словно ожившее представление о «книжном черве» – худощавый, сутулый, в пенсне.

– Скажите, что у вас есть из противовоспалительных? – начала я после приветствия.

Мужчина вытаращился на меня так, будто у меня вторая голова выросла.

Мысленно отвесив себе оплеуху, я поправилась:

– В смысле, что у вас вообще есть?

– Не понимаю вас, милостивая государыня.

Аптекарь снял пенсне и начал его протирать. Но если он хотел таким образом отделаться от странной посетительницы, то не на ту напал.

– Я хотела бы приобрести некоторые препараты. Растительные и, возможно, химические. В смысле, минеральные.

– Пожалуйста, дайте рецепты. Если у меня чего-то нет, то закажу из столицы, но скажу не хвастаясь, что не в каждой ильинской аптеке вы найдете столько разнообразных припасов, как у меня.

– У меня нет рецепта. Я хотела бы приобрести это для себя, про запас. – Я мило улыбнулась. – Знаете, из деревни в вашу чудесную аптеку не накатаешься. Сейчас закончится сезон простуд, начнутся кишечные… – Я в последний миг удержала за зубами слово «инфекции». – Словом, вы меня понимаете. Опять же, ушибы, порезы. Вы можете мне помочь? Князь Северский оплатит ваши траты.

Аптекарь снова водрузил на нос пенсне, снял с полки за спиной фарфоровую баночку.

– С вашего позволения, начнем с ушибов и подобных вещей. Вот пластырь, который очень быстро заживляет все раны, в том числе ожоги. Отменнейшего качества. Ингредиенты я покупаю у Крашенинникова, у него никогда не бывает подделок.

Значит, свинцовый.

– Спасибо, мне бы что-нибудь другое.

– Это по-настоящему живительный пластырь.

– И все же я воздержусь от его покупки.

Аптекарь поджал губы, но снова растянул их в улыбке, кажется, решив, что выставит счет князю не только за лекарства, но и за потраченные нервы.

– Могу предложить данелагский пластырь.

– Что в составе?

– Смола гумми и перуанский бальзам.

Это еще туда-сюда. Но все же я поинтересовалась:

– А можно мне просто перуанского бальзама, без смолы?

– Можно, но он недешев. Впрочем, князь едва ли стеснен в средствах. – Аптекарь вопросительно посмотрел на меня, я холодно улыбнулась, давая понять, что не намерена обсуждать финансовые дела мужа.

– Будьте добры. Еще, пожалуйста, что-нибудь для промывания ран.

Он поставил на прилавок бутыль темного стекла.

– Скипидарное масло для остановки кровотечений. – Видимо, сообразив, какой вопрос последует, аптекарь добавил: – Скипидар смешивается с водой и перегоняется в кубе.

И получается более чистый скипидар.

– Еще он может быть полезен от сильного кашля, унимает боли, гонит мочу, разбивает запоры и изгоняет глистов.

– Прошу прощения? – только и смогла выдавить я.

– Но внутрь принимать не более нескольких капель.

Я проглотила все, что хотела сказать по этому поводу.

– Не нужно, спасибо.

Очень хотелось просто попросить перечислить все, что у него есть в аптеке. Но я представила, как обращаюсь с подобной просьбой к любому первостольнику. Не нужно долго гадать о направлении, в котором мне предложат пройтись.

«Сама не знает, что хочет», – читалось на лице аптекаря. Впрочем, он попытался предложить мне еще пару средств, столь же «живительных». В конце концов я все же не выдержала.

– Перечислите, пожалуйста, что у вас есть в наличии из готовых лекарственных средств и компонентов лекарств, – попросила я.

– У меня более двухсот лекарств, – возмутился аптекарь. – Вы хотите, чтобы я перечислил вам все?

– Да, пожалуйста. – Я улыбнулась и захлопала ресницами.

Улыбка подействовала. Аптекарь повернулся к полкам и начал перечислять «все, что есть». Поначалу я пыталась понять, по какому принципу он группирует лекарства, но скоро бросила это дело. Ярь медная соседствовала с сабуром, затвердевшим выпаренным соком алоэ, ртуть и мышьяк – с очищенным свиным салом, бура – со шпанскими мухами. Так что я просто останавливала его, услышав что-то полезное, и просила отложить для меня.

Как ни удивительно, нашлось немало. Сушеные растения покрыли почти весь прилавок – некоторые, вроде зверобоя и пустырника, у меня уже были, но стоило пополнить запасы: с такой медициной они у меня быстро уйдут. Другие, вроде корня мыльной травы, я собиралась использовать не для лечения. К моему изумлению, в аптеке продавалось и немало специй: корица, семена горчицы, мускатный орех, гвоздика, шафран и имбирь. Кроме растений я купила буру, «горячее вино», оказавшееся почти чистым спиртом, и мел – знала бы, послала бы за ним в аптеку, а не возилась бы вчера с его очисткой.

Я думала, что выйду из аптеки нагруженная, но аптекарь пообещал, что сам все соберет и пришлет в дом князя Северского. Спорить я не стала и, устроившись в коляске, велела везти меня в хозяйственную лавку или как там она называется.