Читать книгу: «Мексика – она одна такая! ¡Como Mexico no hay dos!», страница 4

Мексиканская фабрика грёз под названием «Телевиса»

Когда я в первый раз попал в студии главного комплекса «Телевисы», расположенного в районе Сан-Анхель мексиканской столицы, то сразу заблудился. Пока помощник режиссёра Гонсало Мартинеса, с которым мы договорились об интервью, не пришел мне на помощь, я растерянно бродил по улицам студии, заставленным различным реквизитом.

Заблудиться на «Телевисе» немудрено. Комплекс в Сан-Анхеле занимает двадцать тысяч квадратных метров, там находится двенадцать оборудованных по последнему слову техники павильонов, где и снимают большинство теленовелл. Кроме того, есть там всевозможные службы, несколько ресторанов, бензоколонка, своя «скорая помощь» и даже… часовня.

«Телевиса» – самый крупный производитель «мыльных опер». В год из ее студий выходит до двадцати «мыльниц», которые затем расходятся по всему миру. В прошлом году телепрограммы и теленовеллы «Телевисы» посмотрели, кроме самих мексиканцев, двести пятьдесят четыре миллиона зрителей в Испании и Латинской Америке. «Мыльная» продукция телекомпании в разное время покупалась в ста семи странах и дублировалась на английский, итальянский, японский, китайский, русский…

Почему «мыльницы» так нравятся зрителям?

В чем секрет популярности теленовелл? С этим вопросом в разное время я обращался к известным мексиканским актёрам и режиссёрам. Вот некоторые из их ответов.

«Главная задача теленовелл – развлекать, – сказала Виктория Руффо, исполнительница главной роли в телесериале “Просто Мария”. – Как правило, в них нет какой-то прямолинейной морали, идеи-наставления. Впрочем, не всегда. В “Просто Марии” такая идея есть – преодоление человеком, прежде всего женщиной, обстоятельств жизни. Любая теленовелла – это сказка. Бедная девушка вдруг встречается с парнем, который оказывается миллионером, или однажды находит своего потерявшегося отца, и тоже миллионера. Своеобразный способ помочь людям мечтать».

«”Богатые тоже плачут”, “Моя вторая мама” и многие другие “мыльницы”, которые показывали в России, – это всё обычные, средние теленовеллы-мелодрамы, главная задача которых развлекать, – считает режиссёр и заместитель директора «Телевисы» по историческим сериалам Гонсало Мартинес. – Однако они нравятся многим, у них есть аудитория, и в этом их право на существование».

Мнение популярной актрисы и опытного режиссёра удивительным образом совпадают с кредо всей телекомпании, которое как-то сформулировал ее недавно умерший основатель миллионер Эмилио Аскаррага, прозванный за деловую хватку и предпринимательскую удачу Тигром: «Власть и политика находятся вне интересов нашей компании. Наш бизнес – развлекать. Большинство мексиканцев люди весьма скромного достатка и так затюканы жизненными трудностями, что телевидение обязано вытаскивать их из печальной действительности».

Как снимают «мыльное» кино?

– В России ведь тоже сделали несколько попыток создать подобные нашим теленовеллы, и неудачно, – объяснял мне хитрости «мыльного» производства Гонсало Мартинес. – Почему? Прежде всего, из-за отсутствия опыта, отработанной технологии. Однажды мой учитель Игорь Таланкин (Гонсало окончил режиссёрское отделение ВГИКа), когда мы с ним встретились лет десять назад в Москве, спросил меня: «Снимая теленовеллу, сколько ты материала делаешь за день?» Я ответил: пятнадцать – двадцать минут. «Что же за халтуру тебе приходится снимать!» Тогда я показал ему видеозаписи, он посмотрел и сказал: «Уважаю». Наши техники, операторы, осветители, электрики – все, кто работает со мной на съёмочной площадке, – это хорошо смазанная и прекрасно отрегулированная машина. Они понимают меня с полуслова. Даже иногда и говорить ничего не надо – только подумал, а они уже это делают. Одну серию мы снимаем за один-два дня, в зависимости от сцены. Когда съёмки на природе с участием большого числа статистов, – то несколько дней. Но это при съёмках исторических теленовелл, а в мелодрамах практически всё пишется в павильонах. Работая над теленовеллой, ты всегда должен соизмерять качество с быстротой. Ведь если будешь снимать по пять минут в день, тебя уволят, потому что затраты на картину взлетят до небес. А так одна глава «среднего» телесериала стоит всего около десяти тысяч долларов. Но сначала, разумеется, пишется сценарий. Его стандартный объем для «мыльницы» из ста пятидесяти глав – около трех тысяч машинописных страниц. На «Телевисе» есть специальные курсы сценаристов, потому что не каждый даже хороший писатель может сочинить захватывающую телеинтригу. Главный секрет любого сценария для теленовеллы – выстроенный по законам жанра пульсирующий драматический ритм. Кульминация действия и эмоционального напряжения зрителя должны приходиться на конец каждой телеглавы, на конец каждой недели, чтобы держать зрителя заинтригованным с пятницы до понедельника, и на собственно конец всей «мыльной оперы». Теленовелла – обязательно мелодрама. Зритель хочет одного – чтобы сериал был захватывающим и развлекал. Ни лобовой морали, ни просветительства, не говоря уже о «пропаганде и агитации». Надо лишь уважать невысказанные, но точно угаданные желания зрителей, каждый день припадающих к телевизорам. Здесь же и ответ сценаристов «Телевисы» всем критикам: да, можем лучше и о другом, но зрителю надо именно это и именно так.

А как работают актёры, занятые в теленовеллах?

Магда Гусман, которую называют живой историей мексиканского телевидения, снялась примерно в сорока «мыльницах». У нас ее хорошо знают по «Дикой Розе», где она играла тётушку главной героини, и по сериалу «Никто, кроме тебя». Вот ее рассказ о своем «нормальном» рабочем дне:

– Встаю в пять утра. В шесть – уже в студии. Десять – пятнадцать минут отдыха, чтобы забыть о всех посторонних проблемах. Затем гримёрная. В семь с половиной я уже начинаю репетировать сцены, которые будем записывать. С девяти утра до двух-трёх дня с небольшим перерывом – работа на площадке. Если в этот день я занята в театре, то вечер отдан ему. Если нет, то работа на телевидении может длиться десять, а то и четырнадцать часов. Весь год, пока идут съёмки, у нас редко бывают выходные. Даже если вдруг удаётся отдохнуть дня три-четыре подряд, то уже чувствуешь, что теряешь ритм, атмосферу той вещи, над которой работаем. Конечно, учить роли наизусть просто невозможно, особенно когда в теленовелле двести глав! Актёры всегда пользуются электронным суфлёром, к тому же в один день приходится делать шесть – восемь сцен из разных серий, после пятнадцатой – восьмидесятая, затем тридцатая… Конечно, я должна иметь чёткое представление о всей теленовелле, о каждом персонаже, чтобы после двухсотой главы можно было делать двадцать пятую.

Так что лёгкость, с какой смотрятся «мыльницы», обманчива, и, чтобы зрители пролили у экрана слезу, на съёмочной площадке приходится пролить немало пота…

«Шекспир, живи он сегодня, писал бы сценарии для теленовелл», —
уверяет мексиканский исследователь «мыльных опер»

Однажды социолог Тереса Парамо добиралась в глухое село в штате Оахака, где живут индейцы-сапотеки. Дороги туда не было, поэтому ехали по горам шесть часов на лошади. В забытой богом деревеньке не было даже электричества. Но когда Тереса вошла в дом местного князька, то замерла от изумления: на земляном полу стоял портативный, работающий на батарейках, телевизор, и вся индейская семья, затаив дыхание, смотрела… теленовеллу. Тогда Тереса дала себе слово: надо заняться этим феноменом!

За три года она записала и изучила около семидесяти теленовелл, а потом в одном из университетов США защитила докторскую диссертацию о влиянии стереотипов «мыльных опер» на зрителей. Впрочем, сама Тереса применять этот термин к латиноамериканским сериалам не согласна.

– Североамериканские «мыльные оперы» – не то же самое, что теленовеллы, которые делают в Латинской Америке, – поясняет она. – Общее между ними то, что и те, и другие относятся к жанру мелодрамы, хотя латинская теленовелла возникла под влиянием «мыльных опер», которым, в свою очередь, предшествовали радионовеллы. Латинская теленовелла, сколько бы месяцев она ни шла, делится, как правило, на три акта. Начало, в котором обозначается вся проблематика сериала, средняя часть, где развиваются все конфликты, отношения, любовные треугольники и т. д. В конце второго акта драма должна достичь своей кульминации. И затем – развязка. То есть у нее есть начало и конец. «Мыльные оперы», наоборот, бесконечны. Можно говорить, что внутри них есть свои «мини-циклы: возникает конфликт, доходит до высшей точки и затем разрешается. Но потом новый конфликт, за ним другой, и так может длиться сколько угодно. Когда американцы празднуют День независимости, в их телесериалах герои тоже поздравляют друг друга с этим же праздником. И так весь год. «Мыльная опера» – как бы параллельная реальности жизнь. Одна из американских радионовелл длилась сорок три года. Вспомним историю. Радионовеллы появляются в США в тридцатых годах. Есть версия, что первый сценарий был написан школьной учительницей, кажется, в Чикаго. Транслировались они в дневные часы, когда была проблема с рекламой. Кто в это время мог быть самой многочисленной аудиторией? Домохозяйки, под них-то и стали писать сценарии. С возникновением телевидения этот жанр в сороковых годах перекочёвывает на маленький экран. Поначалу всё производство радио- и телевизионных мелодрам контролировалось парфюмерными компаниями, размещавшими под них рекламу зубной пасты и мыла. Отсюда название – «мыльные оперы». Первой зарубежной страной, куда проникли американские «мыльные оперы», была Куба. И первая латиноамериканская радионовелла тоже появилась там, ее сценарий написал Феликс Кайнет. Он считал, что у женщин есть потребность плакать, а раз так, то их надо было заставить уронить слезу во время радионовеллы. И Кайнет подбирал материал так, чтобы занимающиеся стиркой или приготовлением еды женщины слушали очередную серию с глазами на мокром месте. Затем радионовеллы добираются до Мексики. Первая же мексиканская теленовелла была сделана в 1957 году и называлась «Запретный путь». Успех у публики она имела оглушительный. С момента своего появления теленовеллы были адресованы, как и их предшественницы на радио, прежде всего женской аудитории, принадлежащей к среднему классу. Но практически сразу выяснилось, что их смотрят богатые и бедные, старые и молодые, в городе и в глухой деревне, потомки креолов и индейцы. Более того, оказалось, что для теленовелл нет границ: знаменитый сериал «Богатые тоже плачут» был дублирован почти на двадцать языков, его смотрели больше чем в семидесяти странах.

– Сегодня можно и в российской деревне услышать, как старушки спрашивают друг у друга: «Что там с Марьянкой в последней серии было?» Более понятным у нас именем Марьянка они называют Марианну из «Богатых…»

– Замечательно! Это прекрасный пример синкретизма, взаимопроникновения разных культур. Но это вовсе не означает, что одна из них навязывает себя другой. Видите, из мексиканской Марианны без проблем делают российскую Марьянку, адаптируют ее к национальной культуре.

– В чем же секрет теленовелл? Почему столько людей стали чуть ли не их рабами и живут по расписанию очередных телеглав любимых сериалов?

– Мне рассказывали, что на Кубе, когда там показывали «Рабыню Изауру» и дело подошло уже к развязке, даже перенесли совещание в правительстве, чтобы все смогли посмотреть последнюю серию. В чем секрет? Суть любой теленовеллы в конечном счёте сводится к борьбе добра со злом. И борьба эта происходит на понятной и очень близкой каждому территории – в семье, среди близких знакомых. У зрителя есть прекрасная возможность идентифицировать себя с тем или иным героем и пережить с ним то, что в реальной жизни для него недостижимо. Здесь чётко действуют законы психологии, открытые еще Фрейдом. Есть эмоциональный идеал, но он недостижим в реальной жизни, – объясняет Тереса Парамо. – Скажем, Джеймс Бонд, у которого даже причёска не испортится после отчаянной драки или под проливным дождём. Независимо от расы и национальности люди имеют потребность в аффекте, глубоком и сильном переживании. Мы должны расти, окружённые проявлениями эмоций других, значимых для нас людей. Мы нуждаемся в сопереживании этим чужим эмоциям. Неважно, что это сопереживание может быть болезненным. Только дойдя до кульминации чужих переживаний и следующей за этим развязки, мы расслабляемся, пусть даже со слезами на глазах. Именно это и предлагает нам теленовелла, – продолжает Тереса. – Она – явление массовой, популярной культуры, культуры для всех и сегодня занимает место, которое когда-то принадлежало театру Шекспира. Ведь Шекспир не писал для элиты, он писал для всех. Его трагедии ставились в общедоступных театрах, и поэтому элита относилась к ним с пренебрежением.

– Ну прямо сегодняшняя участь теленовелл…

– Когда я занялась своим исследованием, то поначалу просто заставляла себя смотреть теленовеллы, ведь я с детства их не любила и плохо знала. Поэтому я часто расспрашивала друзей о телесериалах, об артистах, которые в них играют. Одна моя знакомая, адвокат, очень красивая и весьма состоятельная женщина, начала читать настоящую лекцию: это такая-то теленовелла, в ней заняты тот-то и тот-то, которые играют так-то и так-то… Я у нее спрашиваю: тебе нравятся теленовеллы? Ничуть, отвечает она. Тогда почему ты столько о них знаешь? Мне рассказывали о них служанки… И лишь недели через две она призналась мне, что обожает теленовеллы, иногда даже отменяет деловые или личные встречи, чтобы не пропустить кульминационные главы очередного телесериала. Мои университетские коллеги тоже кривились: как можно заниматься такой ерундой? Лишь очень немногие честно признавались, что им нравится смотреть сериалы. Почему? Потому что если я определяю себя как интеллектуала, принадлежу к духовной элите общества, то примитивные теленовеллы не для меня. Они – для толпы, для массы. Но я много раз убеждалась, что часто те, кто вслух презирают теленовеллы, с удовольствием смотрят их по вечерам дома. Надо перестать издеваться над теленовеллами, относиться к ним с элитарным высокомерием и пренебрежением, – считает Тереса Парамо. – Давайте честно скажем, что они стали частью, и очень важной, народной культуры. Гарсиа Маркес в одном из интервью сказал примерно так: «Мы, писатели, пишем потому, что ищем читателя. Но сколько книг я смогу продать во всем мире в течение всей моей жизни? А очередную главу какой-нибудь теленовеллы только в Колумбии каждый вечер смотрят больше семнадцати миллионов зрителей. Если мы хотим донести наши мысли и идем до как можно большего числа людей, то должны делать хорошие теленовеллы». Гарсиа Маркес предлагает: давайте не кривиться, а учиться делать хорошие сериалы, но уважая утвердившиеся в них правила игры.

Март 1996 г.

За прилавком – только женщины
В этом городе слабый пол заправляет всей торговлей, а гомосексуалистов никто не обзывает плохими словами

Взяв под мышку «входной билет» – ящик пива, который обязательно должен принести с собой гость, – мы с моим мексиканским другом вошли под длинный навес, закрывавший пол-улицы. Был второй день свадьбы, и на празднике преобладал красный цвет. Он был главным в красочных нарядах женщин, некоторые даже вставили в волосы красные флажки. Красного же цвета были нашейные платки, подаренные гостям-мужчинам родителями молодожёнов.

– Красный цвет – значит, всё в порядке, – пояснили нам.

– Что в порядке?

– Ну как же, значит, невеста блюла себя и досталась мужу девственницей.

– А если бы нет?

– Раньше муж имел право вернуть ее родителям. Сейчас это уже не так строго…

В Хучитане традиции хранят ревниво. Древние обычаи и порядки индейцев-сапотеков вплетены в повседневную жизнь стотысячного городка, в котором почти каждый с легкостью переходит с испанского на сапотекский. Особенно когда считает, что приезжему ни к чему вникать в тонкости его домашних взаимоотношений. Хотя традиции – вещь наживная. Ведь что случилось с тем же пивом, без которого сейчас в Хучитане не обходится ни один праздник?

– Впервые завезли его к нам в 1910 году, – вспоминал местный старожил, 94-летний сеньор Лопес. – Сначала бутылки с пивом раздавали всем бесплатно. Но никто всё равно не хотел его пить, говорили, что это плохой напиток, горький. А потом вот привыкли.

Мы сидели с краю под навесом. Неторопливо потягивали так не приглянувшийся здесь в начале века напиток и смотрели, как хучитанские женщины с серьёзными лицами танцуют друг с другом – точь-в-точь как где-нибудь у нас на танцах после войны. Мужчины, разместившись по периметру, предпочитали танцам пиво и закуску. Гостей всё прибавлялось. Ящиков с пивом тоже. Музыка гремела на всю округу, ритмы становились всё горячее. Но до самого конца праздника мужики так и не расшевелились, лишь немногие из них вошли в круг танцующих. Доминировали, и бесспорно, на площадке для танцев женщины. Вот, подумали мы, и первое подтверждение тому, ради чего мы отмахали тысячу километров, добираясь в Хучитан. В этом городе правят женщины!

В прошедшем году Хучитан купался в лучах славы. Правда, как оказалось, не всегда желанной. «Город, в котором сохранился матриархат!», «Там, где женщины управляют мужчинами» – примерно с такими заголовками появлялись репортажи в изданиях разных стран. Отличился французский журнал Elle. Его автор утверждала, что женщины Хучитана не только держат под каблуком своих мужей, но и заставляют их сидеть с детьми, когда сами предаются сомнительным утехам с подругами. «Мне мой шестнадцатилетний Мануэлито обходится в шестьдесят песо в месяц (около двадцати долларов). Но он такой кудесник в постели, что стоит этих денег», – рассказала, якобы, о своем любовнике одна из героинь репортажа французской журналистке.

Всё бы ничего, каких только выдумок не появляется в прессе, но сенсационную заметку перепечатала местная газета, да еще с фотографиями тех самых «героинь». В их семьях, говорят, был страшный скандал (что само по себе уже ставит под сомнение безропотность и безответность хучитанских мужиков). В итоге выяснилось, что расписанные в репортаже «сексуальные излишества» являлись плодом фантазии журналистки. Но иностранных репортёров с тех пор в городе ой как не полюбили. Когда после этого случая один из них пытался сделать снимки на городском рынке, то у бедняги не только отобрали фотокамеру, но и самого слегка поколотили. Женщины, между прочим.

Инцидент с журналистом-иностранцем произошёл на рынке не случайно. Именно рынок то место, где действительно всем заправляют только женщины. Редко можно встретить там приказчика-мужчину, и никогда – хозяина лавки из числа представителей сильного пола. Контраст с российской действительностью, надо признаться, разительный…

В чём же дело? Почему в торговых делах женщины в Хучитане вытеснили мужчин? Оказывается, они этого вовсе и не делали.

С давних времён у сапотеков, живущих здесь, сложилось своеобразное разделение труда: мужчины должны заниматься только производством продуктов, а женщины реализовать их, то есть продавать. Сеять кукурузу и убирать урожай, охотиться в горах или рыбачить в море – только мужское дело. Торговать и торговаться – сугубо женское. К тому же у женщин всегда лучше получается показать товар лицом или же хладнокровно сбивать цену до той, что считают приемлемой. На любом рынке купить что-то и не поторговаться – преступление. Но на хучитанском – вдвойне. Если вы берете товар не торгуясь, то на лице продавщицы будет явное недоумение, а то и обида.

Торгуются здесь не только при помощи слов. Взгляды, жесты, даже походка включены в неписаную систему торговых кодов, при помощи которых общаются на рынке продавцы и покупатели. И цены, как правило, определяет не соотношение спроса и предложения, а искусство вести торг участницами сделки.

Отсюда-то, наверное, с рынка, где хозяйничают женщины, и пошла слава Хучитана как «города матриархата». Взяв в свои руки коммерцию, слабый пол получил определённую экономическую власть над мужиками-пахарями. Кто в семье ведёт денежные дела, у того и голос громче. Так что еще недавно увидеть, как разгневанная жена метлой выгоняет захмелевшего муженька из корчмы, как уверяли нас, можно было довольно часто.

Как известно, мужья, безропотно и добровольно отдающие жёнам всю зарплату, нередко пьют. По слухам, в Хучитане, где мужчины отдают супружницам не деньги, а продукт своего труда, они тоже неравнодушны к спиртному. Хотя на вопрос, насколько правдив этот слух, один из наших собеседников ответил: «Думаю, что до того, как пьют казаки, нам еще далеко». Срезал, что называется.

Но никто из мужчин в Хучитане на засилье женщин не жалуется. Самобытная система моральных ценностей, сложившаяся здесь издавна, поддерживает взаимное уважение между полами – ни агрессивных феминисток, ни грозных домостроевцев в городе нет. Как ни странно, но за всю историю города местную власть не возглавляла ни одна женщина. Хотя на политических митингах, в демонстрациях тон задают именно они. Однако на руководящие должности особо не претендуют, предпочитают выдвигать на них мужчин. Почему? Должно быть, полагают, что со своей ролью и весом в общественной жизни города, а главное, в семейных делах, они и так имеют достаточно средств, чтобы контролировать мужчин-руководителей.

Всё же слава Хучитана как «города женщин» оказалась, как мы выяснили, несколько преувеличенной. Однако у города есть и другие особенности, и не менее выдающиеся, чем если бы в нем действительно всем заправляли только женщины.

В приёмной городского совета мы с удивлением обнаружили… художественную фотовыставку. «Чтобы посетители не тратили бесцельно время в ожидании, когда их примут», – объяснил ее происхождение Хорхе Магариньо, занимающийся в местном правительстве вопросами культуры. Выставка эта была далеко не первой, каждую экспозицию, по словам Хорхе, видят не менее четырёх тысяч человек. «Вообще, – продолжал он, – Хучитан – исключительно творческий город, что связано с художественными традициями сапотеков. Здесь столько поэтов, писателей, художников, скульпторов, что другое такое место поискать. Да и ценить по-настоящему искусство здесь умеют», – добавил зав. отделом культуры.

Не так давно он организовал очередную фотовыставку. Речь шла о ню. Обнаженном теле. Сложность была в том, что фотомастер, работы которого приглянулись Магариньо, трудится в новаторской манере – не с женскими, а с мужскими моделями. Экспозицию, что называется, «пробили». Хотя в столице штата ее так и не выставили. Благодарный автор потом рассказывал, что больше всего его поразила увиденная в день открытия сценка. Две женщины, лет под шестьдесят, в традиционной для здешних мест одежде, с интересом рассматривали фотографии. «А что же здесь имён-то нет?» – спрашивает одна. – «Да зачем они?» – отвечает ее подруга. – «А как же его найти без имени-то…»

Столь нелицемерное отношение хучитанских бабуль к столь продвинутому жанру помогает понять еще одну особенность города. В Хучитане помимо мужчин и женщин есть еще «третий пол» – гомосексуалисты. Причём терпимость, с которой относятся к ним здесь, не снилась и в тех европейских странах, где разрешены браки между мужчинами. Судите сами: раз в году местные гомосексуалисты устраивают свой праздник, на который приглашают всю родню – матерей, сестёр, братьев. И родители не видят трагедии, если один из сыновей принадлежит к «нетрадиционалам». Иногда даже наоборот, довольны, что он не уйдет из семьи, женившись на девушке, не бросит их в старости.

Как и откуда возникла традиция такой терпимости в Хучитане, в котором на свадьбах до сих пор посаженные мать и отец должны засвидетельствовать девственность невесты после первой брачной ночи, никто нам объяснить не смог. Хотя, говорили, что раньше, лет сорок – пятьдесят назад, гомосексуалисты вели себя не столь открыто, как сейчас. Из них, утверждают, получаются отличные вышивальщики. Они прекрасно готовят тамалес – блюда из кукурузной массы, виртуозно украшают дома к праздникам. Одним словом, нашли и заняли свою нишу в экономической и культурной жизни города. Хорошо это или плохо? Здесь даже вопроса такого не задают. Сложилось так, и всё тут.

До сих пор в Хучитане нет ни одного «Макдоналдса», на улицах не торгуют хот-догами или гамбургерами. И ничего, живут. Почти все женщины ходят в традиционных длинных, по щиколотку, юбках и красочно расшитых блузках. Мужчины выглядят попроще – светлые брюки, белая рубашка, фетровая шляпа и неизменные сандалии. Почти у всех женщин, которым больше тридцати, совершенно нет талии. Полнота – отличие сапотекских женщин. Но ни у кого от этого нет комплексов, никто не бросается за видеокассетами с аэробикой. Наоборот, здесь убеждены, что полнота даже красит женщину.

В Хучитане, что, увы, не совсем обычно для наших дней, не стесняются жить по своим законам». И по-прежнему считают, что торговать на рынке – дело женское, а пахать – мужское.

Январь 1995 г.