Читать книгу: «Путешествие за…», страница 2

Чтобы не думать о дурном и вообще не думать, я забылась сном, принёсшим мне не только отдохновение, но и приятные новости, потому как разбужена я была звонком господина ван Гульдена, сообщавшего, что тот был в отъезде вместе с семьёй, поэтому только что прослушал моё послание. Для того чтобы я снова не потерялась, директор настойчиво просил оставаться на месте. Все расходы он брал на себя, а руководителей гостиницы обязался известить об этом гарантийным письмом. Голландец порадовал, что через два дня за мной приедет водитель, который и сопроводит меня на автомобиле фирмы до Роттердама. Правда, ехать придётся часов девять-десять. Напоследок заметил: «Роскошную, однако, гостиницу вы выбрали, Евгения».

Намёк я, конечно, поняла и немного смутилась, но мои двухдневные мытарства и связанные с ними переживания не позволили слишком терзаться угрызениями совести. Я нагло наслаждалась удачным разрешением ситуации.

Наутро, отоспавшаяся, умытая (да, чего уж там – отмытая!), нарядившись в чёрное платье из тонкого трикотажа и туфли на каблуке, я отправилась на завтрак. Знакомый уже менеджер на ресепшене улыбался во весь свой оскал и раскланивался, как китайский болванчик. В искренность его после вчерашнего я не верила. Прерадостнейшим образом он поведал мне буквально следующее: «Мадам, мы получили гарантийное письмо от ваших работодателей, – и продолжил, – всё ли в порядке, нравится ли вам у нас в отеле?»

Хотелось ответить: «Теперь уже нравится», – но как подобает вежливому человеку, я ответила дежурной улыбкой: – «Да-да, всё замечательно».

В ресторане меня подстерегало новое испытание – шведский стол. Из огромного количества малознакомых продуктов предстояло выбрать нужное. Внимательно следя за действиями немцев, стараясь не подавать виду, что смущена и растеряна, я выбрала йогурт и кусочек хлеба, взяла крошечную упаковку с персиковым джемом и налила себе чаю. После вынужденного воздержания этого было предостаточно, и я с удивлением наблюдала, как бюргеры поглощают огромное количество пищи – булки с маслом, колбасу, ветчину, яйца, сыр.

От кусочка сыра я тоже бы не отказалась, но проходить ещё раз через испытание выбором – сыров было несколько сортов, и все они были мне неизвестными – я не пожелала.

К тому же, на меня, не переставая, пялился седовласый бородач-немец лет сорока. Он отчаянно улыбался, вращаясь на своём стуле, отслеживал все мои передвижения, как стрелка компаса следует за магнитом, явно давая понять, что заинтересован в моей персоне. И хоть мне было совсем не до него, осознавать, что нравлюсь такому прикинутому господину – хорошая одежда, дорогие часы – ну, вы понимаете, было приятно.

После завтрака я почти взбежала по лестнице, упорно не глядя на ожидавшего возле ресторана немца. В своей комнате ощутила себя в безопасности. Дочитав книгу Кинга, в новом своём статусе решила прогуляться по Лейпцигу. Только теперь впустила в себя солнце, до тех пор совсем не замечала его, а ведь оно блистало все это время, но внутреннее напряжение словно выключило мое зрение. Шла куда глаза глядят, щурясь от солнечных лучей, стараясь не удаляться слишком далеко от центра. Наученная горьким опытом, не желала более разыскивать человека, говорящего по-английски.

Кстати, в центре оказалось довольно много небольших гостиниц в проулочках, прилегающих к центральным магистралям. Я не поленилась и узнала расценки – минус сто марок от стоимости моего номера в отеле «Континенталь», одним словом, марок за сорок-пятьдесят можно было неплохо устроиться. В общем, голландцам крупно не повезло со мной, но ведь это они были заинтересованы во мне – пусть расплачиваются. В глубине души было немного совестно за свою нерадивость, но поздно было трепыхать конечностями, поэтому я спокойно продолжила свой моцион.

День выдался выходной. Людей на улице немного, видимо, и в Германии тоже принято выезжать за город на отдых. Гигантские деревья, увитые плющом, и выстланные им газоны, смотрелись несколько экзотично. В наших краях такие растения тогда не водились. Помнится, мама много лет пыталась вырастить вьющийся виноград, но он вымерзал каждую зиму, поэтому вырастал очень хилым. Теперь зимы и у нас стали мягче, в садах и огородах тут и там зазеленели увитые растениями заборы, веранды и другие постройки.

Но вернёмся на улицы Лейпцига. Многочисленные цветочные клумбы пленяли красочностью. То и дело встречались парочки странно одетых пожилых людей. Болоньевые плащи – писк конца шестидесятых – не носили у нас даже бабули, разве что на садовых участках, а здесь нет-нет, да и встретишь одетых в забытые одежды людей, зонтики в их руках были одних с плащами лет, а белые носочки внутри модельных туфель тоже относились к какой-то прежней моде. Всё-таки умеют немцы экономить…

А вот молодёжь одевалась современно. То, что дома можно было встретить только на супермодниках, носили даже очень маленькие детки. Даже стрижки у малышей были стильными.

Прохаживаясь по бульварам, совершенно случайно наткнулась на разрушенную кирпичную стену, специально оставленную немцами в память о войне, в память о бомбардировках американцами и об обстрелах русскими солдатами. Каждый сантиметр стены был прошит пулями и снарядами. Что ж, это их право. Каждый по своему чтит память о своих предках и своей истории.

Я наслаждалась спокойствием, свободой, внутренней защищённостью и почти не думала о доме, о своих домашних, оставляя размышления о них на потом, боясь распереживаться, или даже расплакаться. Ведь приключение моё ещё не закончилось, а напротив, только начиналось. До отъезда из «Континенталя» оставалось две ночи, но лишь два раза за всё это время я выходила в город, во-первых, потому что не привыкла бесцельно слоняться по улицам, во-вторых, боялась случайно наткнуться на бородача из ресторана.

Недалеко от гостиницы я обнаружила магазин рыболовных товаров и очень этому обрадовалась. Почему обрадовалась, спросите вы? Да, всё просто – муж попросил, чтобы я привезла ему блёсен из самой Германии, но увидев цены на рыболовные принадлежности известной мне марки, оставила эту затею. В пересчёте на рубли стоили они раза в полтора дороже, чем дома. В общем, мужу тогда я так ничего и не купила.

И вот настал день, когда за мной приехали двое симпатичных молодых человека – Йохан ванн Кессель (слово «кессель» переводится с голландского – чайник, поэтому по-русски его имя звучало бы Иван Чайников), маленький такой, тщедушненький, с лицом ПТУшника.

Кто не помнит, ПТУ – это профтехучилище, куда поступали учиться те, кто не прошёл по конкурсу в ВУЗ или техникум, по-теперешнему, колледж или те, кто и не претендовал ни на те, ни на другие учебные заведения.

Его подружка – финка по национальности, была высока, корпулентна, особенно, в верхней части тела и дебела. Имя её так и не отложилось в голове, прозвучало слишком непривычно для русского уха. Чем она занималась в жизни, я тоже не запомнила. От радости, что меня не забыли, уточнять не стала, так и общалась всю дорогу, не называя имён.

Меня порадовало, что в дальнюю, конечно же, по меркам Европы, командировку водителю разрешили взять с собой подругу. У нас, по крайней мере, в советское время это было категорически запрещено.

Ехали, весело щебеча на английском. Удивительно, обычный водитель спокойно общался на неродном для себя языке. Я впервые была в Европе, поэтому засыпала парочку вопросами.

Уютная рыжескатная Германия быстро закончилась, а вместе с нею осталась позади и шоссейная дорога, по обе стороны окружённая белыми домишками с красными черепичными крышами, похожими на подосиновики, выстроившиеся вдоль просеки и прячущиеся в зелени растений. Далее по пути следования, уже в другом регионе Германии, дома отстояли на приличном расстоянии от автострады. Шляпки домов-грибов покоричневели, подосиновики закончились, на смену им подоспели подберёзовики и белые.

Я глазела по сторонам, стараясь напитаться впечатлениями, дабы рассказать о них по возвращении домой близким и друзьям. В каком-то смысле, я была засланцем – первопроходцем среди своих приближённых. Никто из них до той поры не бывал в Западной Германии, кое-кто, правда, выезжал по путевкам в страны Восточной Европы.

Организованный отдых заметно отличался от того, что происходило со мной в том путешествии. Если в советские годы за туристами всё время бдили специально обученные люди, то я, как раз наоборот, никому не была нужна, никого не волновал факт моего появления в чужестра́нье. Не-е-ет, конечно, мужу… и голландцам… Я не об этом. Я о государстве, о спецорганах, ходивших буквально по пятам за моими соотечественниками в не столь отдалённые времена.

Новые впечатления быстро заместили исторические измышления. Поразило, что так называемые экологически чистые «европродукты» росли и расхаживали в непосредственной близости от промышленных предприятий, едва ли не за заборами оных. До наших просторов европейским странам, ой, как далеко, вот и жуют овцы травку у стен атомной станции. Радоваться бы нам богатству, которое имеем, но что имеем, то, к несчастью, хранить не умеем… Хм, стихи…

Часа через три путешествия, переговорив с подружкой, «Ваня Чайников» решил сделать остановку. Впечатление от придорожного заведения отпечаталось ярким пятном в моей памяти. Бело-кафельный туалет блестел. Практически не ощущалось лишних запахов, которые, к тому же, легко устранялись при помощи имевшихся тут же спреев-дезодорантов. По стенам были развешаны бумажные полотенца, про туалетную бумагу даже не говорю.

Нашла чем удивить? Да знаю, привыкли уже. А вспомните-ка, как газетками утирались или толстенной обёрточной бумагой, в лучшем случае, тетрадными листочками. А туалеты с очком, не убиравшиеся годами забыли? О полотенцах в таких заведениях и не мечтали, да и раковины для умывания отсутствовали во многих из них. Я однажды работала с делегацией из Германии, так они все дружно отказались от посещения подобного санитарного узла, когда прослышали про дырки в полу.

Вот и я в тот момент припомнила ароматы наших уборных. Евроудобства приятно шокировали, только подумалось, почему мы-то не так? Мы же лучшие, мы же к коммунизму… к равенству и братству… мы же перевыполняем… По-че-му?!

А эти автоматы с женскими прокладками, презервативами, конфетками, жвачками?! Наши дети жвачки делили тогда на всех или жевали по очереди. Какое счастье, что внуки уже не занимаются микробообменом! Понятное дело, слышали об этом уже миллион раз, но ведь из слова гласные не выкинешь.

Слава Богу, плоды изоляции со времён холодной войны канули в Лету. Не совсем, правда. Удивительным образом именно в нашей стране сошлись в одной точке сверхцивилизацияи сверхотсталость. Космические и другие достижения науки и техники находятся на невероятной высоте, а в деревне – полная разруха. Фу-ты, не хочу даже думать об этом. Лучше продолжу любоваться красотами.

Вслед за домами-подберёзовиками появились редкие основательные отдельно стоящие домищи с тёмно-коричневыми, почти чёрными скатами, на белоснежных стенах которых для какой-то надобности были набиты узкие деревянные полоски того же цвета, что и крыша, наличники на окнах выкрашены в той же гамме. Кажется, это называют альпийским стилем. На домах особым готическим шрифтом были написаны названия местечек или же фамилии владельцев домов.

Крупные города западной части Германии прятались за шумоизоляционными стенами, о предназначении которых поведали мои сопровождающие. Сейчас-то и вы знаете, что это такое и для чего служат.

Проехав всю Германию за восемь часов, мы оказались в Бельгии. На границе документы проверили только у водителя. На пассажирок внимания никто не обратил.

Ужинали в Брюсселе в рыбном ресторанчике, выполненном в марокканском стиле. Рыбная улица впечатлила. Каждый ресторан отличался от другого фирменным море-животным. В одних это были акулы, в других – гигантские скаты, крабы, или омары.

После ужина прошлись по старинным улочкам. Ребята показали мне фонтан с писающим мальчиком, для которого королева Англии высылает наряды на каждый день. Проехались до Антверпена, где прогулялись по Бриллиантовой улице. Всё – от магазинов, продающих ювелирные изделия, цехов, изготавливающих лучшие в Европе камни, до музея было посвящено бриллиантам. А где наличествовали бриллианты, там неизменно присутствовали и люди в пейсах, даже детишки – в чёрных одеждах, шляпах и пейсах. Многие из них проживали и работали на Бриллиантовой стрит и прилегающих к ней улочках.

Время было неумолимо, поэтому вскоре пришлось отправляться дальше. И вот уже покинули приглянувшуюся мне игрушечную Бельгию. И вот уже проехали так называемую границу с Голландией, обозначенную широкой жёлтой полосой, прочерченной поперёк автострады, и несколькими видеокамерами над нею, на которые мне указали спутники. Никаких постов и даже ни одного полицейского в этом месте не наблюдалось.

А вскоре прибыли в Роттердам. Поселили меня в симпатичную гостиницу в центре города. В стоимость номера входил завтрак со шведским столом. На этот раз я уже не так страшилась самообслуживаться в ресторане, поэтому быстро расширила свой утренний рацион.

На следующий день после завтрака за мной заехала машина, на которой я была доставлена в офис фирмы, представлявший собой отдельно стоящее современное здание практически полностью из отражающего чёрного стекла, за которым ничего нельзя было разглядеть. По этой причине невозможно было определить, сколько в нём было этажей.

Мистер ван Гульден встретил меня, как лучшего друга, наговорил кучу комплиментов. Заметил, как хорошо быть молодым и красивым, на что я с сомнением произнесла: «Так уж и молодым?», поскольку в свои тридцать пять ощущала себя женщиной многоопытной и где-то даже стареющей. «Ну, меня-то моложе», – ответил мой потенциальный директор. Я же про себя не могла не съязвить: «Так я и вашего старшего сына моложе».

При первом же моём появлении в офисе, директор сообщил, что меня разыскивает какой-то русский мужчина. Я невольно заулыбалась: «Муж нашёл меня, а ведь я нисколечко и не сомневалась в нём». На душе просветлело.

Директор ван Гульден познакомил с сотрудниками, с которыми мне предстояло работать в дальнейшем. За спиной услышала ироничное: «Не евростандарт». Я невольно бросила взгляд вправо, где сидела дама по имени Линда, отличавшаяся весьма аппетитными формами. По сравнению с нею я была моделью, возможно, моделью размера плюс, не спорю. Голландский отличается от немецкого, как украинский от русского, поэтому я немедленно среагировала на реплику: «А вы все отвечаете евростандарту?».

Мои потенциальные коллеги смутились: «Не знали, что вы понимаете голландский». Объяснять, чего я там понимаю, а чего нет, не стала, пусть думают, что знаю, так, на всякий пожарный....

В эту минуту к директору прибежал сотрудник с сообщением, что на линии опять тот самый русский, который разыскивает новую сотрудницу из России. Услышав родной голос, я невольно прослезилась. «Ну, как ты?» – взволнованно произнёс супруг. «Ты даже не представляешь, какие тут туалеты!» – больше говорить я уже не могла. Напряжение последних дней вылилось в такие рыдания, которые не позволяли не то что выговаривать слова, но даже дышать. «Ну, ты чего? Что случилось-то?»

«Да нет, всё хорошо, – я наконец-то взяла себя в руки, – просто соскучилась… очень», – решила не рассказывать пока ничего о своих злоключениях, чтобы не тревожить близкого человека.

Со мной носились, как с писаной торбой: показывали фирму, порт с разноцветными коробочками – морскими контейнерами, с различными погрузчиками, лифтами, кранами – казалось, купленными или выкрашенными только вчера. Вся площадь порта была заасфальтирована свежечернеющим асфальтом.

Жизнь моя на две недели приобрела определённость. На фирме я пребывала до ланча. Обедала в ресторане с кем-либо из сотрудников. Оплачивала счета принимающая сторона.

До ужина оставалось свободное время. Это было моё время. На карманные расходы фирма выделила мне двести долларов. Я прогуливалась по Роттердаму, пила кофе в небольших кофейнях, посетила пару экспозиций в музее современного фотоискусства и морском музее. В музей эротики зайти не решилась, но подумала, что мужу захотелось бы заглянуть туда. Мне вообще очень не хватало его. Я всё время представляла, как бы он среагировал на то или другое. Да-а, с ним мне было бы намного интереснее гулять по уютным ухоженным улочкам … да и спокойнее, наверное.

В честь Пасхи во всех магазинах были объявлены большие скидки, иногда я натыкалась на полки с товаром, подписанными «Free», то есть бесплатно, но стеснялась обратиться к продавцам, ведь меня с детства учили, что ничего бесплатного в этой жизни не бывает. Голландцы посмеивались над моей нерешительностью, беря иногда надо мною шефство. Так директор ван Гульден прихватил с собой, когда отправился со своей семьёй в крупный супермаркет за город. Там он выпросил для гостьи из России целую горсть пробников замечательных духов у девушки, рекламирующей новый аромат.

Дочь его помогла купить ботинки на осень. Продавец, расшнуровывающая уже не первую пару обуви, со знанием дела произнесла: «Мадам, это очень хороший выбор для зимы». Сопровождавшая меня девушка рассмеялась: «Боюсь, зимой мадам утонет в них в снегу, – затем объяснила покрывшейся красными пятнами продавщице, – миссис из России».

Все вечера мои были расписаны. Голландцы организовали обширнейшую культурную программу. И первым в списке оказалось посещение восьмизального кинотеатра с застеклёнными зонами для курения, с неизменным попкорном. Тогда мне казалось, что дома такого не будет никогда, может, в Москве или там, в Санкт-Петербурге… когда-нибудь… но в моём родном городе, уж, точно никогда.

В настоящее время у нас в городе четыре таких кинозала. Отличаются разве что наполнением курительных зон. У нас они всегда переполнены, а в Голландии пустовали почти всегда.

Поразил китайский цирк, не только буйством красок, музыкальностью, но и головокружительностью аттракционов, выполнявшихся на высоченной скорости и на огромной высоте практически без страховки.

Два вечера посчастливилось провести в гостях у директора фирмы и его семьи. Поездки в его загородную резиденцию я дожидалась в офисе до окончания рабочего времени. Как только таймер известил об окончании трудового дня, большинство сотрудников потянулись к выходу из здания, и лишь единицы оставались трудиться на своих рабочих местах. Директор объяснил их трудовой порыв тем, что если хочешь чего-то добиться в жизни, в бизнесе, если хочешь получать достойную зарплату, – должен посвящать работе гораздо больше времени, чем все остальные коллеги. «А я всё ругаю мужа за то, что с работы поздно возвращается…»

Милая жена и симпатичные, уже взрослые, дети ван Гульдена, окружили меня заботой и теплом. Они с интересом расспрашивали о России, о семье. Голос мой предательски дрожал, когда я рассказывала о своих любимых. Издалека они казались мне почти идеальными.

Старший сын директора – футболист сборной Нидерландов, богатый и всеми уважаемый человек в своей стране, заметив моё состояние, решил сгладить неловкую ситуацию: «Вот отец всё рассказывает нам сказки про Россию, мол, едешь на машине полтора километра абсолютно нормальной дороги, и вдруг яма, которую ни с одной стороны не объедешь…»

– Конечно, сказки. Полтора километра нормальной дороги в России – это точно сказки, – рассмешила всех я.

Знаю, привыкли мы ругать наши сегодняшние дороги (обращаюсь я уже к современному читателю), а вспомните времена, когда их действительно не было, когда расстояние, которое сейчас легко проезжается по «плохим-то» дорогам за четыре часа, приходилось преодолевать в течение светового дня. Вспомните и возрадуйтесь. И вообще радуйтесь тому, что имеете, тогда и воздастся.

Менеджер на ресепшене через неделю моего пребывания в отеле заметил: «Какой у вас насыщенный график, мадам. Вы очень востребованы». За мной и впрямь заезжали разные люди и автомобили. Только по утрам приезжал один и тот же человек, соответственно, на одной и той же машине. А вот во второй половине дня меня забирали директор и его дети, каждый на своём авто, и менеджеры фирмы, каждый в своё дежурство.

В выходные посетили Амстердам, катались на теплоходике по каналам, окружённым стеной, слепленной из разнокалиберных мрачноватых, на мой вкус, двухэтажных домиков. Экскурсия проходила под струями ливневого дождя. В связи с этим окна были наглухо задраены, приходилось вглядываться сквозь слой стекла и воды, чтобы рассмотреть проплывавшие мимо красоты.

Центральная площадь, которую мы посетили по окончании экскурсии, не пустовала даже в дождь. Люди продолжали толпиться на ней, несмотря на потоки, выливающейся на головы воды. Я заметила юркнувшего в крошечный проулочек, скорее даже, переход, молодого человека, выковыривавшего крошечный пакетик из щели в стене. Без сомнения это был наркоман. Разрешённых лёгких наркотиков «бедняге», похоже, было маловато.

Практически каждый день пребывания в Голландии шёл дождь, но мои чёрные туфли были по-прежнему идеально чистыми, на них даже не оставалось характерных белых разводов.

Но вернёмся на улочки Амстердама. Голландцы поинтересовались однажды, хочу ли я увидеть истинное лицо города. Я с удовольствием согласилась.

Оказалось, что лицо это отражалось в красных фонарях улицы с одноимённым названием. «Мои» голландцы намеренно приотстали, чтобы посмотреть, что я буду делать без них. Каждый первый автомобиль притормаживал возле меня, некоторые водители высовывались чуть ли не по пояс, норовя прихватить за руку. Я дефилировала на своих каблуках в удлинённом платье, старательно не глядя в их сторону, неловко теснясь к витринам, в которых стояли, сидели, танцевали оголённые девушки всех рас и размеров. В отличие от меня, голландцы и другие туристы были одеты просто – в джинсы-брюки, в ботинки-кроссовки и разнокалиберные курточки.

Решив дождаться своих спутников, я остановилась возле одной из витрин. Девушки быстро сориентировались: начали наперебой изображать лесбийскую любовь. Подоспевших голландцев это очень позабавило.

Второй выходной мы провели на океане. Купаться было слишком рано – апрель даже для русских туристов был холодноват, поэтому мы гуляли, разыскивая перламутровые раковины, для того чтобы сдать их и получить взамен очень экзотичные бумажные цветы. Из раковин этих изготавливали натуральные перламутровые пуговицы и ювелирные изделия с перламутровыми вставками. Голландцы отдали мне все полученные в обмен на раковины цветы. Я же сумела практически без потерь доставить их домой своим детям, которые долго ещё играли ими, представляя себя путешественниками в дальних-дальних странах.

Пообщавшись с людьми всех возрастов и, будем говорить, сословий, я поняла, что горе может настичь человека везде, в том числе и в благополучной Голландии. И там люди болеют, страдают, любят. Дочка директора пару раз водила меня в гости к своим друзьям. В первый раз это был молодой человек, воспитывавший сынишку один. Он никак не мог прийти в себя от горя. Жена его умерла от рака.

Мне невольно подумалось: «Так вы же экологически чистые продукты едите. Да ещё и стандарты свои европейские всему миру навязываете». Да простит меня за мои мысли молодой голландец.

Вторая семья, куда я попала, тоже была юной, очень счастливой, но не слишком обеспеченной, по меркам Нидерландов, конечно. Но ведь всё в этой жизни познаётся в сравнении.

Все две недели каждое утро в холле гостиницы меня поджидал чёрнокожий поклонник. Сперва он лишь наблюдал за мной, затем стал активно привлекать к себе моё внимание, давая понять, что нравлюсь ему. Это было забавно, но не более того. И вот однажды он заскочил вслед за мной в лифт. По счастию, мы оказались там не одни. Мужчина, по виду индус, спросил по-английски, на какой этаж мне надо. Машинально ответив ему, я вскоре покинула лифт. Вслед за мной выскочил и тёмнокожий голландец: «Мисс, я бы хотел с вами встретиться. Можно пригласить вас на кофе?»

Я была словно в ступоре, не могла ответить ни слова. Просто, молча, шла по направлению к своему номеру. Голландец, только что собственными ушами слышавший, как я на чистом английском языке чирикала на ресепшене с сотрудниками отеля, смотрел на меня с удивлением и обидой.

В конце концов, молодой человек отступился, решив, по-видимому, не связываться с этой остервенелой расистской.

Когда по возвращении домой я рассказала о случившемся любимой подруге, та поинтересовалась:

– Что же тебя остановило? Ты же хотела насолить мужу. Он что, слишком чёрный был?

– Не-ет, скорее, шоколадный. Мулат, по-моему.

– Может быть, толстый, неприятный? – выдвинула она очередную версию.

– Да нет, стройный, я бы даже сказала, красивый.

– Тогда, наверное, неопрятный, встречаются такие, – опять не попала в цель приятельница.

– Нет, весьма аккуратный, отглаженный, как с обложки. Каждый день в новой рубашке и джемпере, словно только что с прилавка – новьё, да и цвета приятные – светлые, в основном, голубой и белый.

Я удивлялась своей реакции не меньше подруги, потому что считала себя терпимой ко всем людям, расам, религиям. А на деле оказалось…

Чем дольше оставалась я в дальних краях, тем больше вспоминались те, кто остался дома. В первую очередь, конечно, дети, но самым удивительным было то, что с большим теплом думалось и мечталось о муже – мужчине, на которого я была раздосадована, на которого в последнее время постоянно раздражалась. И всё больше расстраивалась, что мои близкие не могут разделить радость пребывания в стране мельниц и тюльпанов, не могут порадоваться вместе со мной всем её чудесам.

Я с удовольствием покупала небольшие подарки, по заказу сынишки купила черепашку-ниндзя, а для дочери «настоящую» Барби. Правда, игрушки оказались китайского производства, как и у нас. Мужу приобрела «Мартель», продававшийся по очередной акции.

Незадолго до моего визита в Голландию дочь директора открыла свой собственный магазинчик детской одежды. Мне позволили выбрать для своих детей всё, что ни захочу. Я отложила несколько вещичек известных мне фирм «Шевиньон» и «Бэрберри». «И всё-таки дорогой у вас вкус, Евгения», – пошутил в очередной раз мистер ван Гульден, оплачивая покупку.

И вот прошло две недели. Мне надо было возвращаться в Лейпциг, чтобы уже оттуда лететь домой. Голландские друзья выбрали необычный маршрут. Из Роттердама я должна была отправиться на самолёте в Брюссель, затем у меня была пересадка на рейс до Лейпцига, а уж оттуда по своим, заранее купленным, билетам я должна была отправляться в Москву. То, что от Москвы предстояло преодолеть ещё почти две тысячи километров, в расчёт не бралось, ведь дома, как известно, и стены помогают, ну, или колёса поезда, к примеру.

На душе было тревожно. Столько пересадок, да ещё бельгийскую границу надо как-то пройти… А вдруг опять какие-нибудь проблемы возникнут? Своими опасениями я поделилась с мистером ван Гульденом. Тот выделил мне сопровождающего, который должен был разрешить все спорные вопросы на границе.

Официальным лицом оказался молодой человек лет двадцати пяти, милый, с нежным профилем, уверенности мне ничуть не добавивший, но, как оказалось – напрасно. Мальчик великолепно справился со своей задачей. Самолёт, на котором мы добирались с ним до Брюсселя, оказался небольшим, наподобие нашего кукурузника, только более современным. Поразило не это…

За пятнадцать минут полёта стюардесса успела обслужить всех пассажиров трижды. Сначала она разнесла прессу – местные газеты, затем предложила на выбор кофе или чай в сопровождении небольшой печенюшки, а напоследок угостила ещё и холодными напитками всех желающих. Если учесть, что на внутренних рейсах в России тогда не кормили совсем, а на международных аэрофлотовских потчевали весьма скромно, то это была роскошь невообразимая.

Голландец, ответственный за прохождение контроля в брюссельском аэропорту, что-то объяснял таможеннику, который уточнив, сколько дней я находилась на территории Бельгии-Голландии без визы, лишь пожурил: «Не делайте больше этого, мадам». Я обещала…

Помахав напоследок Нидерландам в лице молодого парня, я отправилась во второй полёт по пути следования, на сей раз до Лейпцига. Но случилось непредвиденное: где-то посередине пути сообщение, прозвучавшее по радио, привело всех пассажиров в невероятное возбуждение. Я не понимала в чём дело, объявлено было по-немецки. А уже через десять минут мы приземлились в аэропорту Потсдама.

Намеренно выходила последней, чтобы расспросить стюарда о причинах внезапной посадки. На моё счастье экипаж по-аглицки понимал, поэтому удалось узнать, что по техническим причинам воздушный корабль дальше лететь не может и что примерно через час нам будет предоставлен другой борт.

Во избежание неприятностей я держалась подле пассажиров своего рейса, поэтому, когда объявили посадку и все засобирались, проследовала вслед за ними. Уже перед выходом на поле меня задержали. Девушка – работник аэропорта зачем-то поинтересовалась, откуда я лечу. Без задней мысли я отвечала, что из Брюсселя. Девушка огорчённо сообщила, что они не могут найти мой багаж.

Тревога сменилась паникой: «Нет, это никогда не кончится. Неужели все мои передвижения здесь будут сопровождаться неприятностями?» В самолёт не пропускали. Из-за меня рейс задерживался уже на пятнадцать минут.

От нечего делать я начала рассказывать девушке, что ещё утром была в Роттердаме, что когда прибыла в Брюссель, на руки багаж не получала, так как мне объяснили, что он будет отправлен далее по маршруту. Серьёзное до этой минуты лицо девушки осветилось улыбкой: «Так вы летите из Роттердама! Значит, это ваш чемодан болтается на ленте выдачи!» И уже через пару минут мой баул доставили в самолёт, которому незамедлительно было дано разрешение на вылет.

К счастью, дальнейшая моя поездка прошла в штатном режиме: никаких неожиданностей не принесла. Уже в поезде я окончательно расслабилась и дремала, отходя от продолжительного стресса.

Мои родные, любимочки мои, встречали всем составом. Дети возбуждённо разбирали подарки и гостинцы, рассказывая попутно, как им жилось в моё отсутствие. Вечером, оставшись с мужем наедине после того, как они улеглись спать, прижавшись к нему, я сказала:

– Боже мой, как хорошо дома!

– А там, за границей, что – плохо?

– Там тоже хорошо, только вас там нет… тебя там нет.

21.07.2012 г.

Издание второе, переработанное

Blackmail⁴

Держу в руках большой коричневый конверт из толстой обёрточной бумаги, проложенный изнутри пупырчатой плёнкой, дабы не повредить при перевозке содержимое пакета, разглядываю надпись. На столе рассыпаны фотографии Варшавы. Но основное в конверте не адрес, а адресат, где в графе «Кому» написано по-английски: «То my blackmail». Письмо без обратного адреса и имени отправителя, но может быть оно только от одного человека на свете – от Бруно Телли.