Читать книгу: «Кабинет психолога. «Хроника кабинета психолога»», страница 5

Итак, в двадцать один год у меня нет работы, нет дохода, но есть ребёнок. Отсутствие мужа не пугало меня, а вот работа и деньги – это серьёзно. Всю жизнь бегать со свистком я не планировала, и вопрос денег решила быстро.

Была у меня одна приятельница, значительно старше меня, с богатым прошлым и собственным бизнесом, состоявшаяся и состоятельная дама. У неё был продуктовый магазин. С ней мы быстро организовали небольшой банковский бизнес: у одних брали деньги под проценты и другим отдавали – разница от процентов была нашей прибылью. Оборот был огромный – деньги носили сумками, пакетами. В скором времени наш бизнес стал востребован мошенниками. Это были известные люди в городе.

Через три-четыре месяца оборот упал, потому что долги нам никто возвращать не собирался. Кредиторы требовали свои деньги и дивиденды. Мыльный пузырь лопнул – я ничего не заработала, кроме долгов. Своей партнерше по бизнесу я отдала машину, больше у меня ничего не было. Она решила вопрос займов: с кем-то договорилась, с кем-то рассчиталась и выставила мне счёт. Так я попала в кабалу: денег не было, долг, как дамоклов меч, висел над головой. Права пословица: «Где порок – там деньги не впрок».

После такой финансовой деятельности ситуация обострилась. Мне двадцать три, работы нет, дохода нет, есть огромный долг, при котором век будешь работать наёмным сотрудником и не рассчитаешься. Тогда первый раз в жизни у меня случилась паническая атака – охватил дикий ужас, страх, нечем было дышать… Атака длилась считаные секунды, но после я приняла важное решение: надо получить хорошее образование с целью состояться профессионально.

Мой дядя Петя часто говорил: «Ты должна стать прокурором города». Я думала об этом. В пятом классе сосед по парте Сапеля принёс мне книгу «Запах Шипра», она настолько впечатлила меня, что я решила стать следователем. Долгие годы планировала поступать на юридический факультет, но, увидев всё изнутри, не нашла в этом смысла.

Таня – дочь жены моего отца – после школы не поступила на юридический факультет и работала в суде секретарём. Когда я была в Томске, приходила к ней на работу, сидела на судебных заседаниях. Судебный процесс не впечатлял меня, скучно. Я ставила себя на место судьи, прокурора, адвоката, следователя, но… не хотелось быть никем из них. В училище же мне нравилась педагогика, литература, история, психология…

Так я решила стать психологом.

Моё одиночество длилось недолго, и на пике краха нашего «банковского» бизнеса я стала жить с молодым человеком. Мы давно знали друг друга. Тогда я снимала квартиру, он переехал ко мне, всё случилось быстро. Он был городским из интеллигентной семьи, но уже с опытом тюремной жизни. Отбывал в колонии-поселении полтора года из-за аварии – погибла женщина под колёсами его автомобиля. Авария произошла восьмого марта, около дома погибшей. Когда я спросила его: «Как ты живёшь со знанием того, что убил человека?» Он ответил: «Я не убивал, за рулём была подружка». Я посмотрела ему в глаза, надеясь увидеть отражение, как было на самом деле, но ничего не увидела. Больше мы никогда не говорили об этом.

Когда мои дела стали совсем плохи, мы съехали со съёмной квартиры к моей маме, потому что бабушка категорически не приняла его. Она называла его тюремщиком, хотя никто ей не говорил, что он там был. Сейчас я понимаю её, и сама вижу прошлое человека.

Позже мы поселились в квартире моего отца, которая пустовала много лет и находилась в тихом районе, практически на окраине города. После развода с мамой отцу дали маленькую квартирку, в ней он появлялся изредка, даже не всегда, когда приезжал в город. После всех скитаний небольшая квартирка стала моим первым в жизни счастливым домом, раем на земле. У меня была душевная связь с местом жительства. Именно там я поняла, что такое свой дом и полноценная семейная жизнь.

Мой второй муж был хорошим хозяином, а я – хозяйкой так себе. Первое время у нас не было денег, но мы были очень счастливы. У него был дорогой музыкальный инструмент – труба в красивом футляре, он с детства занимался музыкой, два года армии служил в музыкальном оркестре. Мы продали эту трубу и жили на эти деньги какое-то время. Практически сразу начали заниматься всем понемногу, в основном, купи-продай, обрастали совместными вещами: купили машину, два телевизора, микроволновку, музыкальный центр. В то время это всё имело ценность.

Новые предметы быта делали меня счастливой, как в детстве, когда мы с родителями распаковывали коробки и радовались. Я влюбилась в своего мужа безумно – глядя на него, душа трепетала от того, что он мой. Он раскрывал меня как женщину, рядом с ним я ощущала тихое счастье. Я была рядом с ним, как за каменной спиной, на своём месте. Он был замечательный муж и отец, моя дочь называла его папой. Моей внутренней гармонии мешало одно обстоятельство: душевное беспокойство – долг висел надо мной. Но муж хорошо знал мою партнёршу, даже слышать не хотел о долгах, зная ситуацию изнутри, говорил: «Ты ничего ей не должна. Машина и деньги от залога аренды съёмной квартиры достались ей». Но я-то знала, что должна вернуть рано или поздно.

Мы жили, не расписываясь, гражданским браком. После официального замужества я поняла, в каком случае надо выходить замуж, это стало для меня ответственным решением. Через какое-то время я начала замечать, что с мужем творится что-то неладное. Возвращаясь домой со смены – он тогда работал сутки через трое в аэропорту в подразделении своего отца, спал сутками, весь мокрый. Выяснилось: любимый мужчина – наркоман. Он сидел на игле и делал себе уколы, когда уходил на работу. Находясь в заключении, пристрастился к наркотикам, чтобы облегчить тюремную жизнь. В то время ни проблема наркомании, ни сами наркоши мне не были знакомы, поэтому поначалу не осознавала печаль своего положения, но каждый день стала жить в страхе, в каком состоянии он вернётся домой.

Наркоманы хитрые, он обманывал меня, а я ненавидела его, когда он был под дозой и тогда переживала всю гамму чувств: от любви до ненависти, мы ругались. Но в каком бы состоянии он ни был, он никогда не обижал меня ни морально, ни физически. Моё сердце разрывалось на части от горя. Мы прожили с ним почти три года, я боролась, но не смогла победить – оказалась слабее наркотиков.

Мы расстались. Всё нажитое имущество разделили по-честному – пополам. Он ушёл, ушёл глубоко на иглу и за пару последующих недель после расставания стал совсем другим. Расставание увеличило его дозу. Высох, почернел. Меня не было в городе эти пару недель, но каждую минуту я думала только о нём. Когда вернулась в город, он сразу приехал ко мне. Не могла жить без него, мы сошлись, и тогда я первый раз увидела его настоящую ломку. Он не мог перебороть себя – ему нужна была доза. Я сказала: «Если уйдёшь, дверь закроется для тебя навсегда». Он ушёл.

Я закрыла за ним дверь, и моя жизнь остановилась, каждый его шаг вниз по лестнице был ударом в сердце. В глазах помутнело, воздуха не хватало, я сползла по стене на пол. У меня не было сил плакать, я поняла: это конец, конец нашей жизни. Я была разрушена.

У меня началась депрессия, кусок не лез в горло, я таяла на глазах. Этот мужчина гнездился у меня везде: в голове, сердце, груди, животе, руках и ногах. Я не принадлежала себе, не могла избавиться от него. Стараясь вырвать его из себя, заводила романы, делала так, чтобы он узнал, что у меня другой мужчина. Но никто мне не был нужен. Телесные прикосновения мужчин для меня были недопустимы. Я перестала наряжаться, вместе с желанием хорошо выглядеть у меня пропал вкус к жизни и самой себе. До сих пор я не чувствую того драйва от красивой одежды, который был раньше.

У любого горя есть последствия. Мне тогда хотелось сесть в автомобиль и уехать от себя, от него, но не было нужных дорог, всюду был тупик. В итоге мы с ним встречались ещё в течение года, я обманывала себя, скучала по нему. Моя любовь остывала годами. Спустя десяток лет, когда я случайно встретила его, поняла: всё утихло, прошло, но узнав, что у него родился ребёнок, почувствовала, как это сильно задело меня. Я грустила несколько дней, для меня эта новость оказалась потерей тайных надежд, которые, видимо, скрывались даже от меня самой глубоко внутри. Потому что я знаю, что как отец он замечательный. Информация о ребёнке оказалась неправдой, но к этой новости отнеслась спокойно, уже было всё равно.

Настоящая любовь не проходит никогда, теперь я это точно знаю. У меня были романы, но никого не любила такой любовью… Не знаю, единственная ли Он настоящая любовь всей моей жизни? Время покажет, ведь я прожила уже большую часть жизни.

Профессия – психолог

Решение стать психологом я приняла, когда еще состояла в отношениях с гражданским мужем. Поступила на факультет психологии университета, на заочное отделение и окончила его. Шесть лет училась, и мне всё нравилось – я чётко видела себя в этой профессии. Много читала, изучала все направления и особенности психологии.

Изначально в нашей группе было более сорока человек, но получили диплом только восемь. Все предметы в университете были связаны с психологией. Сейчас я мало что применяю на практике, но эта база дала основы для профессионального развития. Так же отметила разницу между преподавателями вуза и своего дорогого училища.

В училище преподаватели были заинтересованы в каждом студенте, а в университете профессорам до нас не было дела. В училище, если дают старт, то обязательно ждут на финише – вот что такое люди спорта. Тренеры – люди особенные. Когда я вижу на пьедестале чемпиона, знаю, что за его спиной стоит выдающийся человек, а может, и целая команда. Тренеры закаляли наш дух посредством тренировки тела, учебная база в училище была очень сильной. К сожалению, наш спортивный факультет давно закрыт, многих преподавателей нет в живых, но я всегда помню их, как особую касту людей.

Как психолог наблюдаю отсутствие профессиональной психологической базы в большом спорте. Тренеры не понимают прямой связи психологических проблем/травм с ожидаемым результатом. К сожалению, моральное и физическое насилие тренера и сверстников – «нормальная ситуация» (беру в кавычки) в профессиональном спорте.

Вуз был другим миром, но я знала, что это – мой мир. Тяжёлое расставание выбило меня из колеи на какое-то время. Попереживав, я взяла себя в руки и занялась бизнесом, через три месяца купила себе старенькую «восьмёрку». Учёба и работа отвлекали меня от горя, постепенно приходила в себя. Училась и одновременно много работала, вечером всегда читала, но старый долг никуда не делся и висел над моей головой.

Мы встретились с партнёршей по сомнительному бизнесу и договорились о сумме долга, который я должна ей выплатить. В течение года я погасила долг, сумма была равнозначна стоимости небольшой квартиры в Москве. Это был счёт оплаты моей глупости. Когда я отдала последний транш, мне стало хорошо: словно обрела внутреннюю свободу. Больше не вступаю в сомнительные сделки.

Если бы мы жили с мужем, я бы никогда не вернула этот долг, потому что возврат выглядел, как воровство из семейного бюджета. Противоречивость обстоятельств часто ставит меня в тупик. Тупик – тюрьма, в которой надзиратель – совесть. Чувства, установки, ценности разрушают любого и подвергают сильным испытаниям.

Позже мой гражданский муж женился на моей партнёрше по бизнесу, она верила в то, что рядом с ней он перестанет употреблять. По слухам, она даже приковывала его к батарее в наручниках. Они прожили около десяти лет, и он ушёл к другой.

…Когда я пришла в себя, всё встало на свои места. В университете начались весёлые приключения: у сокурсников появились клички и звания. Конечно, обороты были не те, что в училище, но нам было хорошо. Во время сессии я жила в шестикомнатной квартире друзей. Квартира была шикарной, а хозяева – супружеская пара старше меня – учёные, которые ранней весной уезжали жить на дачу до поздней осени. Я жила в их квартире, куда постоянно приходили мои гости. Эта квартира была для меня местом, куда я всегда спешила.

Мы собирались большой компанией на кухне, засиживаясь до утра за огромным столом. Однажды на ужин купили две пачки пельменей, на правах хозяйки я взялась их приготовить. Рецепт – проще некуда: переложить пельмени из пакета в кастрюлю, можно сразу из двух пачек, это зависит от количества едоков (нас было много), залить холодной водой, накрыть крышкой, поставить на плиту, а когда закипят, попросить кого-нибудь помешать. Я так и сделала, попросила подругу Мовчу помешать пельмени. Когда та увидела наш ужин, то заорала: «Ё……! Кто её пустил к плите?» Девочки достали более или менее уцелевшие пельмени и пожарили их, было вкусно. Я тогда даже не знала, как их правильно варить.

Мы окончили вуз и разъехались по разным городам и странам, и иногда я получаю забавные сообщения: «Скучаю по пельменям…». Но на самом деле, конечно, каждый скучает по нам самим, тогдашним. Эта шестикомнатная квартира была для меня интеллектуально-развлекательной базой. Я училась у хозяев смотреть на всё с разных точек. Сергей – кандидат технических наук, бывший заместитель декана кафедры гидрогеологии Томского политеха, бизнесмен, сделал состоянии на воде и туалетной бумаге, как шутят друзья. Всегда с гордостью рассказывает о своей деятельности, но не о капиталах и обороте, а о том, сколько детей родилось «в его компании» за время её существования – после декретного отпуска женщины возвращаются на свои рабочие места; сколько студентов он выучил – компания оплачивает учебный отпуск.

Сейчас они живут в красивом загородном доме, но так и остались для меня завгаром Серёгой и кастеляншей Ленкой. Сергей написал и издал несколько книг, Лена вырастила удивительной красоты сад-огород. Мы по-прежнему собираемся у них за столом, только уже меньшим составом. Как-то на одной из встреч Сергей сказал: «Многие люди живут в стране иллюзий и глубоко ошибаются по поводу себя. Бывает, смотришь на человека, и возникает вопрос: что у тебя в голове? Ведь в жизни всё есть как есть. Ни больше, ни меньше…»

Выражение «есть как есть» я хорошо усвоила и применяю его в работе. Так называется моя третья книга, и многие спрашивают: «Она про еду?!»

В трилогии «Атлант расправил плечи» одна из книг называется «А есть А». А это не Б и не В, «А есть А». Но для многих «А» – может быть всё что угодно…, только не А.

В сентябре мне позвонил Сергей: «Как дела?» – «Все мои дела под одеялом в субботу в шесть утра!» – отшутилась я. «А-а-а-а, – протянул Серёга, – у вас ещё рано. Но ничего, у меня серьёзное объявление: в ноябре приглашаю на свой юбилей. Не планируй ничего на это время, я тебя жду, позже получишь официальное приглашение. А теперь переворачивайся на другой бок и спи». Он ещё что-то болтал, но я уже сбросила звонок. У меня не получилось поехать на юбилей, но я позвонила имениннику в день его рождения пораньше и поздравила его. Я знакома с программой их мероприятий, это классический вариант. В ресторане соберётся человек пятьдесят минимум: сокурсники, коллеги, друзья, родственники. Знакома со многими, это – деловые люди. Весёлое мероприятие растянется на пару дней. Начнётся всё красиво – в ресторане с тамадой, приглашёнными артистами, конкурсами, танцами, а оттуда все переедут в загородный дом. Дом будет красиво оформлен. В каждой комнате соберётся компания по интересам, где-то будет играть гармонь, в другой – гитара, все будут подпевать Сергею или кому-то еще, в зале будет гореть камин, стол богато накрыт: Лена не только «кастелянша», но и изумительная хозяйка, и кто-то будет петь под караоке. В одной из комнат будет попеременный сон–час. Потом – русская баня, ныряние в снег, чай и тишина…

А после настанут будни, все наденут костюмы, повяжут галстуки и вернутся в повседневную жизнь.

В вузе я с большим удовольствием слушала лекции, нам преподавали разными стилями и методами, было много тренингов. Но, конечно, преподавателей я не забуду никогда. Одна из них – профессор-психиатр, гениальный специалист. Половина нашей группы была отчислена за несдачу психодиагностики, которую она преподавала. У неё практически невозможно было получить зачёт. На тот момент она частенько напоминала нам, что отработала в психдиспансере двадцать четыре года, и её пациенты умнее нас. Она всегда носила плащ красного цвета, мы её так и звали – «Красный плащ». А она называла нас «дебилами и дураками».

Обычно она садилась за кафедру, доставала из сумки пачку сигарет, два одноразовых стаканчика и бутылочку с водой, в оба стакана наливала воду – один был пепельницей, а из второго она время от времени пила. «Красный плащ» любила и досконально знала свой предмет, поэтому брезгливо относилась к нашему незнанию – на зачёте всегда нервно курила и бесконечно повторяла: «дебилы, дураки…» Благодаря своим знаниям и профессиональной интуиции психодиагностика проблемы и предположение диагноза занимала у неё доли секунд – она считывала проблемы на расстоянии до того, как «художник» закончит рисунок. Диагностика рисунка в моей работе играет важную роль, а развитая профессиональная интуиция – это половина успеха.

У «Красного плаща» я научилась психодиагностике, анализу и внимательности к состоянию клиента.

Была ещё одна удивительная профессорша. Она увлеклась религиозным течением синкретического типа. Открыто пропагандировала секту, в которой состояла, и активно приглашала нас пополнить ее ряды. На первом курсе обучения она была вполне нормальной, но к шестому курсу уже совсем «поехала». Она рассказывала о том, как ей мало надо в жизни: буквально полпомидорки в день для счастья. Она перешла из классической психологии в ритмологию, постоянно читала ритмы. Я удивлялась, как человек, прочитав множество научных книг, имея классическое образование, учёную степень, увлёкся идеологией мошенницы.

…«Господи, пути твои неисповедимы!»

Прожив в Москве десять лет, волей судьбы я должна была навестить человека в колонии-поселении. Там я встретила эту гуру, которая обогатилась и «запудрила мозги» людям и нашему профессору в том числе. Профессор сошла с ума и умерла в беспамятстве.

Позже я поняла, почему люди, имея хорошее образование и воспитание, пополняют ряды сект. У них нет стержня веры. Никогда христианин, мусульманин, буддист, католик не вступит в секту. У атеиста место веры занято убеждением и доказательством всем и самому себе в то, что Бога не существует. Большинству людей необходимо во что-то верить. Если место веры в душе человека свободно, его будут стараться занять сектанты, обещая счастье.

Именно обучаясь на психолога, я села в кресло клиента. Обязательное условие обучения на кафедре психологии – пройти личную психотерапию. Я регулярно ходила на приём к психологу и решила проблему, которая есть у большинства провинциальных людей. Развитое чувство стыда: «Что подумают окружающие, что скажут?!» Люди в небольших городах живут оглядкой, это – характерная особенность провинциального общества. Я избавилась от зависимости от чужого мнения, чувства долга и разрушающего стыда. Научилась принимать и уважать себя, как личность. Научилась говорить «нет», отрабатывала семейные отношения. Кресло клиента мне позволило стать более свободной внутренне и поверить в себя. Я быстро вышла из депрессии, связанной с расставанием с гражданским мужем. Делилась с психологом тайнами и на всё получала обратную связь. Психолог научила меня задумываться о последствиях отношений и чувств.

На третьем курсе стало очевидно, что психолог – это не просто образование, и надо обязательно получить специализацию. В педучилище были факультативы, а в университете были факультативные занятия. В любой области можно быть специалистом в узком направлении. Параллельно обучению в университете я стала посещать разные дополнительные курсы, летала в Санкт-Петербург, Москву, Новосибирск… Кормила себя знаниями, это было самым важным. Вкладывала огромные деньги в обучение – поступила в Московский институт гештальта и психодрамы (МИГИП), но быть гештальт-консультантом не привлекло. В то время основатель института, легендарный Нифонт Долгополов, набирал группу на факультет организационного консультирования. И именно этот факультет стал для меня направлением в зону профессиональных интересов, так я начала изучать бизнес-психологию.

Я защитила дипломную работу с отличием, на защите диплома получила приглашение в аспирантуру от декана кафедры психологии ТГУ, но заниматься научной деятельностью не входило в планы – меня интересовал бизнес, поэтому решила заняться консалтингом. Консалтинг – это консультирование.

Я всегда была самонадеянна, амбициозна, смотрела на всё свысока: в моём городе и даже в масштабе области для меня был зелёный свет, могла решить любой вопрос, ничего и никого не боялась. Но не могу назвать себя хорошей матерью. Я была слишком молода, чтобы стать ею. Как сказала одна моя клиентка: «Мы были сами детьми, когда рожали детей. Разве «большие дети» могут дать опору в жизни «маленьким»?! Нет». Полностью согласна.

Но я очень старалась дать своей дочери то, чего не было у меня. Моя мама всегда принимала активное участие в ее воспитании, помогала во всём. Я работала, училась, пыталась построить личную жизнь, поэтому дочь видела меня редко, как и я свою маму, когда была ребёнком, с той разницей, что моя мама не откупалась от меня дорогими подарками, а я свою дочь баловала. Дочка почти постоянно была у бабушки, её дом стал для неё тем же местом, что и для меня дом моей бабушки. Как просто всё в жизни.

Давно ответила себе на вопрос: «Почему мать не сломала меня, когда говорила: у тебя не получится, ты не сможешь, куда лезешь? Хоть в лице матери я не получала поддержку, но я никогда и не слушала её. Мне было обидно, что у неё нет веры в меня. Но я поступала наперекор, как считала нужным. И когда люди говорят, что у меня что-то не получится, пропускаю мимо ушей, просто не обращаю внимания, «Петровичей» встречала предостаточно.

У меня такое ощущение, что мать сделала мне прививку от обид, давшую мне иммунитет. Чувство обиды заменила грусть, мне становится грустно, если человек причиняет боль. Сожалею, что он обижает, зачем?

Всё это время я жила в маленькой квартирке на окраине, и даже когда мы расстались со вторым мужем, всегда спешила домой. Когда мне было двадцать шесть лет, умерла моя бабушка. Перед смертью она говорила: «Мне пора к дедушке». Дедушкой она стала его называть после его смерти, при жизни звала так: деда, дед. Я видела в её взгляде, что свою миссию на Земле она выполнила, здесь её уже ничего не держит, нажилась, её контракт с жизнью подходил к концу. Я приняла её смерть как должное. Мы похоронили её рядом с дедом в одной оградке. У каждого стоит свой памятник: на одном фамилия, с которой я родилась – деда, а на другом фамилия, с которой умру, – бабушки. После похорон мы разъехались по делам.

Спустя много лет я стала скучать по ней. Мне очень хочется прийти к ней, сесть на стульчик, чтобы ноги не доставали до пола, потому что опорой служила сама бабушка, и выдохнуть всё, что накопилось внутри. В детстве квартира стариков была моей отдушиной. С её уходом умерла наша старая семья. Их квартира досталась мне, несмотря на большое количество наследников, никто не претендовал.

Я продала квартиру и сейчас, когда бываю в городе, стараюсь оказаться около этого дома и посмотреть на наши окна. С удовольствием вернулась бы в те времена, в чистую комнату, в которой обитал особенный запах стариков, мне нравился он. В большой комнате в углу дивана сидел дед и слушал радио; дикторы выразительно читали произведения Пушкина, Чехова, Достоевского, Драйзера. Хоть дед был неграмотным, но предполагаю, что знал классическую литературу и, затаив дыхание, часами просиживал у радио. Дед погружался в события произведений, и, казалось, сам становился их героем.

Никогда не забуду, как однажды летним днём приехал отец, мы с ним обнялись, я очень обрадовалась. Дед, как всегда, сидел, слушал радио, и в момент, когда он увидел своего сына, кардинально поменялся. Задумчивого тихого старичка охватила неистовая радость, он чуть не подпрыгнул от восторга и воскликнул: «Здравствуй, сыночек!», обнял его по-отцовски, поцеловал, сама нежность исходила от деда. Они обнимались. Я начала перетягивать внимание отца на себя и отвлекать от деда, тогда он строго сказал: «Подожди, мне нужно побыть с отцом!»

Мой папа привёз своему отцу ящик красного вина и много провизии. Они вместе всё выгрузили из машины в сарай, сели и долго тихо разговаривали. Я не посмела им мешать. После этой встречи стала иначе относиться к деду, мы не разговаривали, но я зауважала старика.

Бабушка до глубокой старости работала в санэпидстанции. Когда главный врач санэпидстанции случайно узнала о её кончине от моей подруги, сожалела, что не проводила её в последний путь. Главврач с большим уважением отзывалась о моей бабушке. Для меня это важно. «В большом городе можно много увидеть, в маленьком – много услышать».

Я с гордостью ношу фамилию бабушки. Мне повезло слышать исключительно хорошие отзывы о своих предках, как от случайных людей, так и от старых знакомых. Жизненный след умершего остаётся на несколько поколений, эхом гуляют по белому свету его характер, дела и поступки.