Читать книгу: «Невеста Василевса», страница 3

Смутившись, Нина поспешила в тепидариум³⁰.

Баню Нина любила. Да и тем, кто в аптеку за помощью приходил с разными хворями, частенько советовала. После мытья, жаркого воздуха и прохладного бассейна и сон крепок, и усталость уходит, и ломота в суставах облегчается. Лишь женщинам, что в тяжести, в калидариуме³¹ сидеть не следует, если не хочет потерять дитя. Хотя девицы при лупанариях и для таких недобрых целей использовали бани.

Нина остервенело терла себя жесткой холстиной с отваром мыльного корня. Кожа ее покраснела. Однако вместе с грязью уходили и обида, и стыд, и усталость. Окатив себя теплой водой, Нина выдохнула. Закрутив мокрые волосы жгутом, она обмотала вокруг себя широкое чистое полотно. На выходе Нина задумалась. Вроде нет времени рассиживаться во фригидариуме³², но хотелось все же заглянуть туда. Может, что новое услышит про пропавших девиц. Авось та женщина, что говорила об эпархе, еще не ушла.

Фригидариум был невелик. В центре небольшой овальный бассейн с мраморными ступенями манил прохладой чистой воды. Вдоль противоположной от входа стены стояла скамья с высокой спинкой. На ней, завернувшись в ткань, сидели трое. Две женщины, склонившись к сидящей между ними девице, что-то ей шепотом втолковывали. У той, что сидела в центре, полыхали багрянцем щеки, в глазах стояли слезы. Судя по долетевшим до слуха Нины фразам, речь шла о нежеланном замужестве и близящейся первой брачной ночи.

Несколько женщин сидели на краю бассейна, делая вид, что не прислушиваются к происходящему на скамье. С ними Нина была знакома, склонила голову, они тоже ее сдержанно поприветствовали.

В углах прятались две полукруглые ниши-экседры, с вделанными в них мраморными скамьями. Своды их были украшены резным узором. Кое-где камень треснул, где-то обвалился, и орнаменту не хватало завершения.

Вдруг из левой экседры Нину окликнули. Узнав голос, она едва не застонала. Клавдия же, напротив, обрадовалась, подошла, потянула за собой в нишу:

– Нина, то я тебя по полгода не вижу, то второй день подряд. Как ты тут оказалась? Что-то я тебя в этой бане ни разу не видала. – Она тараторила так быстро и громко, что у Нины заломило виски.

– И тебе доброго дня, Клавдия. Вот, решила разок зайти в эту баню. Ты здесь часто бываешь?

– Часто. Она к дому-то ближняя, а мне с моими коленями далеко ходить не сподручно.

Нина сочувственно покивала. Увидев, что Клавдия уже открывает рот, чтобы закидать ее вопросами, торопливо спросила:

– Ты не слыхала что новое про тех пропавших девиц? А то на базаре и не поговорить толком было.

– Ох, жалко ты ушла быстро! – покрутила подбородком Клавдия. – Я этому кузнецу устроила банный день. И другие женщины ко мне на помощь пришли. Крик стоял – ты бы слышала. А то ходят тут, делают вид, что никто не пропадал. А ну как на тебя или на меня нападут?

– Ты ж говорила, что девицы пропадают.

– Да не только! Вот, говорят, вдова пропала одна с четвертого холма. Ой, Нина. Страшно жить стало в городе, – покачала головой сплетница. – Вот мне Цецилия, как услышала о таких делах, разрешила брать раба в сопровождение. Для охраны. Любит она меня, ценит. А на эпарха да его сикофантов никакой надежды нет.

Патрикия Цецилия, хозяйка Клавдии, и правда любила свою бывшую няньку, об этом Нина знала.

– Что же ты, Нина, с перстнями в баню ходишь? И не боишься потерять? – Клавдия ткнула пальцем в кольцо у Нины на указательном пальце.

Кольцо было простое, с выдавленным в серебре вензелем василиссы. По этому кольцу аптекаршу пропускали во дворец. Она накинула на руку ткань:

– Да вот, забыла дома оставить. Тут же тоже деть некуда, пришлось с ним и мыться.

– Ты смотри, не носи пока украшения-то. Не след сейчас себя напоказ выставлять, – завистливо усмехнулась Клавдия. – Довольно уж ты неприятностей и слухов приманила. Надобно скромно себя держать да замуж выйти. Вот не путалась бы со всякими иноземцами, уже была бы замужней матроной.

Нина застыла. И ведь ответить нечего. Ни слова неправды Клавдия не сказала. Желание узнавать про пропавших девиц испарилось. Нина поднялась:

– Ты, Клавдия, за свои советы попробуй плату брать. А то коли бесплатно да непрошено их раздаешь, так им ни цены, ни веры никогда не будет.

Оставив озадаченную Клавдию, Нина поспешила к выходу. От злости на себя и на седую сплетницу даже заломило виски. Права Гликерия, надо, чтобы все своим делом занимались – аптекарша снадобья готовила, а эпарх и его равдухи³³ да сикофанты пропавших девиц искали.

Выйдя в аподитериум³⁴, Нина наткнулась на Агафью. Та откинула прядь волос за крепкое плечо, оценивающе оглядела аптекаршу. Молча ткнула пальцем в стопку одежды на мраморной скамье. Нина развернула лежащую сверху столу, повернулась к банщице.

– Это не моя одежда.

– Потом занесешь, – кивнув, равнодушно произнесла банщица.

Нина вздохнула. Выбирать не приходится. Не пойдет же она в изгвазданном во дворец. Это была простая одежда, лишь с незамысловатым узором по вороту, что у каждой второй горожанки можно было увидеть. Не для дворца, но зато чистая. Одевшись, подошла к Агафье:

– Спасибо тебе, красавица. Выручила ты меня. Я одежу постираю да принесу на днях. И за баню заплачу.

– За тебя Ерофей платил, его и благодари. – Агафья окинула Нину ревнивым взглядом и отвернулась.

Бросив взгляд на стоящую в зале бани искусно украшенную клепсидру, аптекарша мысленно помянула всех святых. Вода уже поднялась к отметке полудня. Нине и корзинку как-то разыскать надо, и во дворец надо поспешить, а она тут с Клавдией беседы ведет. Торопливо переодевшись, Нина прошла по переходу и спустилась в комнатку истопника. Ерофей сидел на ступеньке в проеме двери, строгая тонким острым ножиком кусок дерева.

Обернувшись на шаги аптекарши, он поднялся, позвал ее за собой на двор. Там на палке, положенной на две вбитые рогатины, висели мокрые ее стола и туника.

– Я их в уксусе отмочил. Отмыть еще попробуй, но уксус должен был вонь прогнать. А так пятен на платье не видно – хорошо, что ткань темная. С белой было бы не оттереть вовсе.

– Спасибо тебе, Ерофей. Не знаю, как бы я без тебя из всего этого выбралась.

Тот смущенно хмыкнул:

– Без меня ты туда бы и не упала.

Свернув в тугой узел мокрую одежду, Нина вышла в проулок и остановилась в растерянности. Как же ей корзинку раздобыть. На ипподром возвращаться ой как не хотелось. Но без корзинки куда денешься. Вздохнув, Нина обошла забор бани, чтобы выбраться на улицу. Прямо перед входом в здание топтался Галактион с ее корзинкой в руках. Ахнув от облегчения, Нина кинулась к нему. Парень выдохнул, отдал ей корзинку.

– Ты как, Нина? – Он осторожно втянул носом воздух. – Не воняешь вроде.

– И на том спасибо, – нахмурилась она. – Этот скаженный тебя боле не бил? Он, видать, сам черной рожью и отравился. Коня-то он хоть вылечит? Или все же зарежет?

– Вылечит, сказал. Зря он так на тебя накинулся, Нина. – Галактион поморщился. – Я с почтенным Стефаном поговорил, так он поведал, что коновал давеча с аптекарем Гидисмани в таверне поругался. Демьян-то раньше был лекарем городским, ученым. А когда его жена померла и он ее вылечить не смог, то сам себя наказал – ушел в коновалы, сказав, что такому, как он, – только лошадей врачевать. И живет теперь в каморке позади конюшенного склада. Гидисмани, видать, высмеял его, вот Демьян и озверел.

– Вот пусть и лечит твоих коней. Я больше на ипподром ни ногой. И Стефану все же нажалуюсь, – сердито пригрозила Нина. История коновала ее не разжалобила. Еще неизвестно, от чего его жена умерла – от болезни или от мужниных побоев.

– Как же ты ему нажалуешься, если на ипподром ни ногой? – хохотнул Галактион. Но под сердитым взглядом аптекарши посерьезнел. – Прости меня, Нина. Из-за меня все так получилось. Давай я тебя провожу до дома.

– Из-за тебя! Неси вот теперь мою мокрую одежду в аптеку. Если Фока там – отдай ему. Если нет, то во дворе оставь под навесом.

– А ты куда?

– А я во дворцовую аптеку должна притирания отнести. И так уже столько времени потеряла. Скоро уж солнце спрячется, а я еще и не добралась никуда.

Глава 5

Во дворец Нину не сразу пустили. Стражники начали покрикивать на нее, едва она приблизилась к воротам. Ей пришлось подойти поближе и показать перстень императрицы. Признав в скромно одетой женщине аптекаршу василиссы, открыли встроенную в ворота дверь, ворча, что даже слуги во дворце одеты лучше. Нина возражать не стала. Пропустили, и на том спасибо.

Дверь в комнатушку, которую выделили ей для аптеки, была приоткрыта. Нина насторожилась. Ухватив покрепче корзинку, бесшумно подошла и заглянула внутрь. Крупная фигура в строгой белой тунике стояла посреди комнаты. Лицо человека было скрыто в тени, в руках он держал узорный флакончик с маслянистым содержимым. Масло на вербене и лимоне, признала Нина свое снадобье. Человек открыл пробку и шумно втянул носом аромат. Пробормотал что-то, поставил флакон на полку. Вздохнул, плечи его опустились. Распахнув по-хозяйски дверь, Нина склонила голову перед посетителем.

– Доброго тебе дня, почтенный Панкратий. Видать, срочно какое-то из моих снадобий потребовалось, раз меня не дождался. Ты скажи, я тебе, если сразу не найду, так приготовлю.

Панкратий дрогнул пухлыми гладкими щеками. Глаза его сузились, он презрительно выпятил губы:

– Ни снадобий твоих убогих, ни помощи мне не требуется. Шел мимо, увидел, что дверь открыта, решил проверить, что это за помещение.

– Неправду говоришь, почтенный. Аптеку я, уходя, запирала. Шел ты ко мне, зная, где я притирания готовлю для василиссы. Вон и ключ у тебя на поясе от этой комнаты. Это ж тебе диэтарий дал? У его ключа этот кожаный ярлык.

Глаза Панкратия метнулись в сторону, рука сама потянулась к ключу. Он взъярился, шагнул ей навстречу:

– Как только василисса тебе доверила во дворец приходить да снадобья для нее готовить? Тебе, невежественной городской аптекарше! Неизвестно еще, что ты в эти притирания подмешиваешь!

– Известно, почтенный. Травы, для лица и тела полезные, масла самые лучшие, жир перетопленный да чистую глину. Не к лицу тебе скромную аптекаршу невесть в чем обвинять да с собой равнять. Ты же ученый лекарь, неужто с аптекаршей мериться станешь? – Нина говорила медленно, почтительно. Но в душе у нее бурлила ярость, что отвар на сильном огне.

Известно, что лекарь ее недолюбливает, ревнует, что императрица к ней благоволит да ее снадобьями пользуется. Но чтобы он в ее аптеке хозяйничал, этого Нина не ожидала. Еще подсыпет чего в снадобья, а она потом будет виновата. Придется теперь и с диэтарием ругаться да просить охрану для аптеки.

– Как ты смеешь так со мной разговаривать? Ты – базарная баба, возомнившая себя аптекаршей! Я пожалуюсь василевсу! Тебя вышвырнут отсюда! – Он наступал на нее.

Почувствовав, что утреннее происшествие повторяется, Нина уперлась кулаками в бока.

– Вот сейчас, почтенный, убирайся из моей аптеки и ступай жаловаться, да поскорее. А то я, как истинная базарная баба, такой крик подниму, что у меня в аптеке вор, что тебе это еще долго поминать будут!

Прежде чем он успел ответить, послышались торопливые шаги и голоса. Кто-то звал почтенного лекаря. Нина сделала шаг в сторону, давая Панкратию пройти. Он сжал кулаки, задрал подбородок и выплыл из аптеки. На его спине по тонкой ткани туники расползалось темное пятно пота. Нина даже пожалела его. И правда почтенный дворцовый лекарь, а так волнуется, что василисса аптекаршу привечает. Несчастный человек.

Звавшие лекаря двое молодых помощников бросили в сторону Нины презрительный взгляд, стали наперебой объяснять, что случилось. Нина поняла из их рассказа, что у декарха³⁵, которому давеча стопу придавило колесницей, дела плохи совсем. Нога посинела, кожа на ней потрескалась, гниет мясо. А дух стоит такой, что хоть святых выноси. И он с утра, говорят, от боли сильно мучился.

Нина мысленно ахнула. Посмотрела в испуге на лекаря, спасет ли несчастного. Тот направился по посыпанной мелкими камнями дорожке в сторону военных служб. По дороге задавал помощникам краткие быстрые вопросы.

Торопливо заперев дверь, Нина замотала мафорий потуже, подхватила свою корзинку и бросилась вслед. Она никогда не видела, как с такими ранами справляются. Надо бы поглядеть да поучиться.

В небольшом, отдельно стоящем доме позади дворцового храма суетилось еще несколько человек. Нина не посмела сунуться в двери, хотела пристроиться у окна. Стражники разгоняли любопытствующих слуг, но Нина показала перстень, наврала, что лекарь сам велел ей быть поблизости. Продемонстрировала корзинку со снадобьями. Ей жестом указали, что она может войти. Замешкавшись на мгновение, она проскользнула внутрь. Несколько лавок с больными стояли вдоль стен. Между ними сновали усталые молодые служки: одни намывали каменные полы, другие выносили смердящие тряпки. Запах стоял тяжелый, несмотря на старания служащих.

На Нину никто не обратил внимания. Она скользнула в следующий коридор, откуда были слышны мольбы отпустить, перемежаемые грязными проклятиями, и громкие приказы Панкратия. Комнатка была завешена плотной холстиной. Нина прижалась к стене, где оказалась небольшая ниша, чуть отодвинула колючую жесткую ткань.

В комнатке все было приспособлено для иссечений. К высокому каменному столу приделаны бронзовые кольца – через них помощники продевали веревки, которыми плотно привязывали лежащего к столу. Узкое окно давало мало света. Одного из помощников Панкратий отправил зажигать светильники. Нина видела, как у парня тряслись руки – лучина ходуном ходила, не попадая на фитиль. Видать, он впервые помогает в таком деле. В полу комнаты Нина разглядела неглубокий паз, ведущий к углублению в углу.

Не обращая внимания на выкрикивающего ругательства больного, лекарь подвернул рукава, надел через голову покрытую темными пятнами, тонкую кожаную накидку, что прикрывала спереди тунику до самых колен. Открыл стоящий на полу сундук и достал оттуда завернутые в тряпицу позвякивающие инструменты. Развернул их на стоящем рядом узком столе. Железные тонкие ножи, разнообразные крючки, щипчики, палочки блеснули в неровном свете. Повинуясь жесту лекаря, один из парней разжал декарху стиснутые челюсти и вставил ему между зубов обточенную палочку из мягкого дерева, ловко обмотал и затянул веревку вокруг головы. Тот беспомощно дернулся, застонал.

– Он пьян. – Лекарь повернулся к помощникам. – Сколько он выпил?

– Не ведаю, почтенный Панкратий. Но он, говорят, еще с утра едва не кувшин в себя влил.

Лекарь кивнул:

– Плохо. Опий с беленой ему нельзя теперь – помрет.

Молодой евнух пробежал мимо Нины, отодвинул плечом занавеску, неся в руках миску, полную какой-то жидкости. Пахнуло крепким вином.

Лекарь опустил в поднесенную мису руки, вытер чистой тряпицей. Вслед за ним то же сделали его помощники. Тот, что зажигал свечи, был бледен, как молоко, на лбу у него выступила испарина. Принесший мису поставил ее в угол, торопливо покинул комнату.

Свет огонька блеснул на отполированном железе, когда лекарь поднес инструмент к коже несчастного привязанного. С первым же надрезом крики больного усилились. Лекарь удовлетворенно кивнул. Нина перекрестилась, губы ее шевелились, шепча молитву. Вопли были невыносимы. Панкратий сосредоточенно и быстро разрезал слой за слоем, помощники пережимали ткани, чтобы остановить хлещущую кровь. Тот, у которого дрожали руки, внезапно покачнулся и мягким кулем осел на пол. Второй помощник вскрикнул. Панкратий выругался, но глаз не поднял даже.

Нина откинула занавеску, бросилась в комнату, сдернув на ходу мафорий и закатывая рукава. Бросила корзинку и мафорий в угол, торопливо окунула руки в мису с вином и поспешила к столу. Перехватила те щипцы, что уже держал второй помощник, давая тому возможность сделать работу упавшего. Панкратий бросил на нее короткий взгляд, рявкнул во всю мощь:

– Симеон!

Его призыв не был услышан, вероятно, из-за криков больного. Нина вздрогнула, не поднимая глаз, быстро и громко, чтобы перекрыть непрекращающиеся вопли, произнесла:

– Я сделаю, что скажешь, почтенный Панкратий. Лишь помочь хочу несчастному.

Лекарь резко выдохнул, точными движениями отсекая плоть, добираясь до кости. Больной внезапно затих. Нина глянула на его лицо. Глаза несчастного закатились. Панкратий замер, повернул голову к помощнику. Тот торопливо достал полированную пластину, поднес к губам больного. Пробормотал:

– Дышит, в беспамятстве.

Лекарь вернулся к работе. По виску его стекали капли пота.

– Симеон! – рявкнул снова Панкратий. Через минуту в комнату влетел молодой евнух, приносивший мису с вином. Повинуясь приказу лекаря, подошел к Нине, умело взялся за инструменты. Бросил встревоженный взгляд на лежащего в обмороке собрата. Аптекарша отступила назад.

Не поднимая глаз, Панкратий бросил:

– Уходи!

Нина, не обращая внимания на указание, торопливо подобрала свою корзинку, посмотрела на лежащего на полу помощника. Подняла мафорий, смочила его в чаше с вином. Склонилась над упавшим парнем, протерла ему лоб, растерла ладони. Тот открыл глаза, увидев склоненную на ним аптекаршу, попытался не то подняться, не то отползти. Нина помогла ему передвинуться в угол. Отыскала в корзинке кувшинчик с бодрящим настоем, заставила парня сделать глоток. Он прикрыл глаза, откинул голову на каменную стену. Бледность постепенно покидала его лицо. Аптекарша облегченно вздохнула.

Заметив, что Панкратий, взявшись за пилу, кинул на нее разъяренный взгляд, поднялась и поспешила к двери. Не дело это лекаря за работой отвлекать. А помощник оклемается, вон уже слабый румянец на щеках появился.

У самого выхода Нина обернулась на Панкратия. На лице у лекаря было странное выражение. Он как будто оскалился в улыбке, кромсая остро наточенным железом тело страдальца. Тяжелая занавеска опустилась перед лицом аптекарши.

По дороге к дворцовой аптеке Нина опустила глаза на одежду. Так и есть, испачкалась в крови. Да что ж такое, вторая стола уже за один день. Она вздохнула. Ладно, попросит кого из евнухов позвать Хлою, одну из служанок императрицы. Та сама с удовольствием отнесет притирания в гинекей. Авось василисса не осерчает.

Выбралась Нина из дворца уже под вечер. Шла, запахнувшись в плотный плащ, скрывая от прохожих перепачканную одежду. Нанятый для сопровождения воин шагал чуть позади, позвякивая оружием на поясе.

Улицы затянуло густыми сумерками, напоенными ароматами жаренного на вертеле мяса из таверн, приглушенной музыкой, запахами жимолости и акации из богатых садов. Мимо проплыли роскошные носилки, в выглянувшей из шелковых занавесок женщине Нина признала Цецилию – хозяйку болтливой Клавдии. Патрикия окинула взглядом Нину, задержавшись взглядом на испачканном кровью подоле. Нина торопливо запахнула плащ плотнее. Но Цецилия не подала и виду, что что-то заметила, лицо ее скрылось за струящимся шелком. Нина выдохнула.

Войдя в аптеку, она устало присела на скамью, разожгла масляный светильник, огляделась. На столе поверх чистой холстины лежали вымытые ракушки. На восковой табличке, лежащей на краю стола, аптекарша прочла послание своего подмастерья: «За желчью мясник наказал поутру прийти». Она кивнула, ну поутру так поутру. Поежилась от вечерней прохлады, заползающей через окна.

Едва успела растопить очаг, как в дверь постучали. Нина едва не застонала от досады. Ни поесть, ни переодеться. Открыв окошечко в двери, поднесла светильник. За дверью стоял Никон. Аптекарша застыла.

– Нина, ты дверь-то открой. Или так и будем через окошко друг на друга любоваться? – проворчал сикофант.

Впустив гостя, Нина заперла за ним дверь, почтительно кивнула, жестом пригласила присесть на сундук с подушками. Сама настороженно опустилась на скамью у стола. Сикофант оглядел хозяйку аптеки, покачал головой:

– Ну что молчишь, даже не спрашиваешь, по какому делу я к тебе пришел?

– Да уж в ночи с добрыми вестями не приходят. Случилось что, почтенный Никон?

Никон кивнул. Поднял глаза к потолку, где привязанные пучки ароматных трав отбрасывали причудливые тени, перевел взгляд на ряды кувшинчиков и глиняных горшочков на полках, снова внимательно посмотрел на аптекаршу.

– Как твой подмастерье? Помогает?

Нина вздохнула:

– Не томи, почтенный, если дело какое – поведай. А нет – не обессудь, устала я, пустые разговоры вести не могу. – Она развела руками. Плащ при этом разошелся, обнажив темные пятна на столе.

Сикофант нахмурился:

– Что это у тебя на одежде?

– Ох ты ж. – Нина опустила глаза на столу. – Да я во дворце лекарю Панкратию помочь пыталась. Одному несчастному пришлось ногу отнимать. Я под рукой оказалась, вот и перепачкалась. Да только вот в дом вошла, переодеться не успела.

– Поблагодарил тебя почтенный Панкратий за помощь? – усмехнулся Никон.

Нина нахмурилась, сложила руки на груди. Но собеседник примирительно поднял руку:

– Не сердись, Нина. Слыхал я, что Панкратий тебя не жалует. Я не ссориться пришел.

Нина не отводила от сикофанта настороженного взгляда. Он почесал бороду, вздохнул.

– Ты же слыхала, что девицы в городе пропадают?

– Слыхала. Говорят все из простых да неустроенных.

– В том и беда, что неустроенных. Нет жалоб от семьи, так и искать не велено.

– Не по-христиански это, – покачала головой Нина. – Но ты, верно, ищешь?

– Да какое ищу… – Он махнул рукой. – Пришел тут к эпарху на поклон.

Никон замолчал, перевел взгляд на окно, где меркли багряные отблески вечерней зари.

– И что же эпарх? – не выдержала Нина.

– У эпарха ответ простой – мало ли, говорит, где те девицы шлялись. А безмозглых баб, говорит, искать – никакой казны не хватит.

– Так пропадают же – на базаре болтают, что уже немало пропало за этот год. Надо искать! Кто еще о жителях позаботится, если не эпарх? – Она растерянно развела руками.

– Сама знаешь же, где деньги, там и приказы. А с безродных да одиноких какой прок? – Никон смущенно пожал плечами. – Я еще к чему, Нина. Ты бы поостереглась. Ты же тоже одна. С тех пор как этот твой славянин уехал, ты вроде как без защиты. Может, тебе нанять кого в провожатые? От этого твоего подмастерья толку мало – хиловат да растяпист.

– Спасибо за заботу, почтенный. Найму. Да только неужто ты ко мне пришел, чтобы совет дать? Ты уж не ходи огородами, скажи, что тебе от меня-то надобно.

Сикофант снова почесал бороду, произнес негромко:

– Мне твоя помощь нужна, Нина. – Помолчав, он продолжил. – Мне-то искать не велено, а ты и по домам, и по тавернам, и даже во дворец вон вхожа… Словом, собери слухи да мне расскажи. Может, и сама поймешь, где нам этих душегубов искать. А может, и вместе что надумаем.

– Почему душегубов? Неужто убитыми девиц этих нашли? – Нина в ужасе прижала пальцы к губам.

– Не понять мне, как они пропадают, – не отвечая на ее вопрос, произнес Никон. – Все ворота города под охраной, товары ввозимые и вывозимые проверяются. Значит, где-то в городе их прячут. В лупанариях я уже беседовал. Нет у них никого из пропавших. Вот и пришел к тебе за помощью.

– Ты, почтенный, с чего это взял, что я могу тебе похитителя найти? – растерялась аптекарша. – Ты же сам в прошлый раз говорил мне не путаться у тебя под ногами. Еще не хватало, чтобы какая-то аптекарша за сикофантов работу выполняла. Даже и не проси, почтенный. Ступай лучше опять к эпарху – пусть прикажет искать!

– Говорю тебе, ходил уже. Он лишь велел назавтра разослать по регионам³⁶ указ, чтобы искали пропавших да выделили еще стражей на охрану улиц. – Он поднял на Нину усталый взгляд. – А после приказал не вспоминать боле о том. Нет от родственников прошений, значит, и искать некого, говорит.

– Я-то тут чем помогу? – растерялась Нина. – Пусть лучше жена твоя слухи собирает. Чай, она тоже и в лавки, и на базар захаживает.

– Ты же знаешь Евдокию. Ум короток, язык без костей. В таком деле от нее толку мало. Да и в любом… – Он отвел взгляд.

Нина молчала, сложив руки на груди. Смотрела в сторону. Никон вздохнул:

– Нам бы лишь понять, как этих девиц крадут. Тогда хоть к эпарху будет с чем идти. А без того не прикажет безродных баб искать. Нужны они ему больно.

От таких слов Нина зябко повела плечами. И правда, кому безродные одинокие женщины нужны. Пропала, и ладно. Новые для работ вон в очередь небось выстроились.

– А ты-то отчего печешься о девицах, коли они никому не надобны? – настороженно спросила аптекарша.

– Я, Нина, не люблю, когда в моем городе людей крадут. Когда страшно женщинам по улицам ходить. И ежели он до тебя доберется? – Никон замолчал, поднял на нее глаза. Споткнулся взором на выскользнувшем из-под платка непослушном черном локоне. Перевел взгляд ниже. Нине стало не по себе, она потупилась, торопливо затянула потуже и без того скромный ворот столы.

В маленькой аптеке стало тихо, лишь слабо потрескивали угольки в очаге. Наконец аптекарша подняла на него глаза и, вздохнув, кивнула:

– Поговорю на базаре и в лавках. Если смогу чем помочь, пришлю весточку.

Закрыв за сикофантом дверь, Нина задумалась. Зачем Никон приходил? Будто без аптекарши ему не справиться. Однако женщины и правда пропадают. Недобро это. Может, и впрямь порасспрашивать в таверне да в лавочках. Гликерия за такое не похвалит, опять скажет, что подруга ищет себе бед да хлопот. Но если хоть что-то удастся разузнать, может, найдет Никон тех, кто девиц крадет.

Нина вздохнула. Завтра пойдет к мяснику поутру, а потом, может, в таверну заглянет, с Марфой поговорит. Та тоже сплетни собирать горазда, не хуже Клавдии. Но это завтра. А сейчас сил уже нет ни на что.