Читать книгу: «Невеста Василевса», страница 2

Глава 3

Спать Нина улеглась рано. Завтра надо будет проснуться на рассвете, собрать все нужное да спешить во дворец. Но сон не шел. В голове все вертелись разговоры про пропавших женщин. Город, конечно, большой, за всеми эпарху не уследить. Да только не дело, что столько уже пропало, а никто не знает, что с ними сталось. В лупанарии никто никого не заманивал. У них и так отбою нет от продажных девиц, что хотят иметь крышу над головой и кусок лепешки. Если только Ариста, хозяйка самого богатого лупанария, не придумала что-то новое. Эта змея вечно наготове со своими интригами. И самые страшные головорезы в городе ей служат. Так к ней опять же из девиц только что не очередь выстраивается. Говорят, что даже почтенные горожанки к ней тайком приходят не то подработать, не то распущенность свою потешить. Эти мысли навели Нину на скручивающие душу воспоминания. Поняв, что уснуть теперь не удастся, разожгла светильник, достала тунику, что требовала починки. Села с иглой и ниткой поближе к свету.

На дворе скрипнула калитка. Послышались странные шаги. Будто идет кто-то тяжелый. Дверь вздрогнула под ударом. Нина подскочила. В голове мелькнула мысль, что за ней похитители пришли. Кинулась к висящему на крюке плащу, выхватила из вшитых в него скрытых ножен острый нож, в прошлом году подаренный Салихом. Рука ее дрожала, когда она проверяла засов на ведущей во двор двери. В дверь ударили еще раз, потише. Послышался сдавленный голос:

– Нина, открой.

Узнав говорящего, аптекарша перевела дух, сдвинула засов и распахнула дверь. В темноте ночи белело знакомое молодое лицо, окруженное растрепанными светлыми вихрами. На щеке наливался багровым синяк. На спине у пришедшего виднелся не то куль, не то большой мешок. Нина не сразу поняла, что это человеческое тело.

– Галактион, ты что это по ночам… – Она осеклась, разглядев, кого он приволок.

Тот, не отвечая, прошел в аптеку, аккуратно сгрузил на лавку парня в добротной, разорванной по вороту тунике. Нина торопливо положила нож на стол, поддержала голову принесенного, помогая Галактиону. Под носом у лежащего в беспамятстве запеклась кровь, губы распухли. Нина в испуге наклонилась к неподвижному телу, проверяя дышит ли.

– Жив он, Нина. Просто пил без меры, потом буянить начал. Ему, не разобравшись, насовали. Я его в таком виде во дворец не могу вести. Может, ты отвару какого дашь?

Лежащий на лавке всхрапнул, что-то пьяно пробормотал. Тяжелый винный дух поплыл по аптеке. Аптекарша разогнулась, кинулась к полкам, собирая снадобья и приговаривая:

– Ты, Галактион, смерти моей хочешь? Вломиться среди ночи к почтенной вдове, да с упившимся до полусмерти наследником престола? Вот скажи, зачем мы с Гликерией тебя спасали?²¹ Чтобы ты потом нас в гроб загонял такими вот приключениями?

– Ну вспомнила. Твои, вон, приключения этому не чета, – усмехнулся Галактион. – Подумаешь, напился парень допьяна. Лучше скажи, что делать-то?

– Лет ему мало, чтобы так напиваться. Куда только охрана смотрела? Вот их точно подземелье и плети ждут. Что делать, говоришь? Бадейку со двора неси. Будем его отпаивать и вино выгонять.

Через пару часов обессиленный Роман II, василевс-соправитель и наследник престола²², уснул на жесткой деревянной скамье городской аптеки. Нина, только сейчас заметив, что она в одной тонкой тунике, торопливо ушла в заднюю комнатку, набросила столу²³, увязала в платок волосы. Вернувшись, распахнула дверь на двор, чтобы проветрить аптеку.

Галактион сидел на сундуке, устало привалившись к стенке. Нина бросила на него взгляд, отметив, как он возмужал, поменялся.

Несколько лет назад ее подруга Гликерия спрятала у себя сбежавшего из дворца раба – мальчишку по имени Галактион. Тогда Нина тоже помогала спасти парня. Позже, когда беглого раба простили за услугу императорскому семейству, исполнилась его мечта – он стал конюхом на ипподроме. С тех пор двух женщин, спасших его когда-то от жестокой участи, Галактион считал своей семьей. Старался помогать, чем мог. Гликерия жила с батюшкой и вышла уже замуж, так что ее молодой конюх не опекал более. А раз Нина так и осталась одинокой, он и решил, видать, что будет ей не то братом, не то сыном. И вел себя в аптеке порой, как у себя дома, и выговаривал ей, как сестре, и помогал, чем умел.

Приглядевшись внимательнее, Нина достала горшочек со снадобьем от ушибов, намазала на кусок тряпицы, приложила к скуле Галактиона. Парень поморщился, шикнул, отвел руку аптекарши:

– Пойду я, Нина. Попробую пробраться к Нофу²⁴, доложу, что Роман у тебя. – Он перехватил тряпицу мозолистыми пальцами.

– Что произошло хоть, расскажи сперва? – Нина налила ему настоя на яблоках и корице. – Я пока ему отвар похмельный приготовлю на утро.

Она достала травы, разожгла очаг посильнее, поставила на огонь медный котелок с водой.

Галактион взял предложенную чашу. Пошарил глазами по полкам. Увидев завернутый в тряпицу хлеб, по-хозяйски достал его, впился зубами в подсохшую корочку. Плюхнулся на сундук и принялся рассказывать.

– Он в этот раз пошел гулять по городским кабакам с этим Цимисхием²⁵. Тот его вечно подбивает на пьяные подвиги. Сам-то ростом мал, а пить горазд! И не пьянеет. Они пошли смотреть опять на танцовщицу. Меня не взяли. – Он с безразличным видом уставился в угол комнаты, где поблескивали боками глазурованные горшки со снадобьями.

– Что за танцовщица? У Аристы, что ли?

– Да нет. Есть в городе одна девица, Анастасо, она сперва в таверне у своего отца плясала, а потом ее приглашать стали на пиры разные, в дома, в другие таверны. Больно уж искусна она в танцах. И собой хороша.

– Как же ее отец отпускает? Обидит вдруг кто?

– А с ней всегда ее кузен ходит, охраняет. Здоровый, как верблюд. Молчит все время, может, немой, не знаю. Ты не перебивай меня, Нина.

Нина кивнула. Парень, глотнув настоя, продолжил:

– Так, значит, пошли они вдвоем, охрана, как обычно, за ними. А Иоанн знай себе подливает Роману. И охранникам велел поднести. Те отказываться, а Роман уже набрался, приказал им тоже пить. А тут танцовщица эта Цимисхию улыбаться начала. Крутила перед ним… – Он споткнулся, глянул на Нину смущенно. – В общем, Роман разозлился, схватил ее за руку, к себе потянул. Она руку вырвала, отбежала. А кузен ее над Романом встал тут же. А тут Цимисхий, что воробей, подскочил к этому верблюду и вцепился, драться они начали. Крик поднялся, стража к ним, хватать здоровяка-то. Он только плечом чуть повел, они и попадали. А Роман встал и вышел. Все дракой заняты, на него и не посмотрел никто. Ну я за ним и пошел.

– Погоди, не пойму я. Ты ж сказал, тебя не взяли.

Галактион поморщился.

– Не взяли. Да только Ноф-то велел мне за Романом приглядывать. Да и жалко мне его, дурака. – Он смущенно оглянулся на спящего. – Цимисхий хитрый, вечно какие-то козни устраивает. Вот я и пошел за ними по-тихому. В углу там сидел.

– Так если Роман своими ногами ушел, что потом-то случилось?

– Он, понимаешь, из-за этой танцовщицы осерчал. Он уже с ней не первый раз видится. Видать, по сердцу она ему. Бывало, что она станцует, Роман за ней посылал, так она за стол к нему садилась. Сидели вдвоем, беседы вели, смеялись. Но она сразу ему сказала, что не продажная. Он и не спорил даже. А сегодня Цимисхий этот. Что в нем девки находят, не пойму. – Парень помолчал. – Словом, ушел Роман в другой кабак, один. Напился еще больше, в драку полез. Его с одного удара какой-то пьянчуга и уложил. Мне тоже пришлось там встрять. Но со мной ему не так легко было справиться. Я ж трезвый. Да и на конюшне у нас при ипподроме хилых не держат. Оттуда-то я Романа уволок, да побоялся сразу во дворец нести. А твоя аптека на пути оказалась.

Нина вздохнула.

– Ты до дворца-то один доберешься? Там уже, верно, переполох.

– Доберусь. Переполоха, может. и нет. Он же часто так по городским тавернам гуляет. Наденет что попроще, стражникам тоже велит в одежду горожан облачиться. Раньше пьянствовал, блудливых девок привечал. Как эту Анастасо встретил, то попритих. Пьет меньше, не буянит, на девок других не глядит теперь. – Галактион открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но сжал губы. На щеках его появился румянец.

Не дождавшись продолжения, Нина зевнула и промолвила:

– Хорошо, ступай тогда. Поутру приходи. Одного наследника отправлять пешком до дворца – не дело.

– Я приду. Не отпускай его одного.

Проводив Галактиона, Нина заперла двери, укрыла Романа своим теплым плащом и ушла в комнатку. Не снимая столы и платка, повалилась на лавку и уснула.

Утром Нина открыла глаза, услышав стоны и бормотание. Торопливо перевязывая сбившийся за ночь платок, кинулась в аптеку. Роман сидел на лавке, упираясь в нее руками, тяжело свесив голову. Нина поздоровалась, склонилась перед наследником престола и соправителем.

Роман взялся руками за голову, поднял на аптекаршу мутный взгляд. Она подошла к столу, налила в чашу похмельного отвара, поднесла с поклоном.

Пока Роман жадно пил, Нина шагнула в свою каморку, подвязала столу, набросила мафорий на голову. Вернувшись, забрала пустую чашу. Наследник огляделся, с трудом шевеля распухшими губами, произнес:

– Нина. Ты тут откуда? Я где?

– Ты, великий, у меня в аптеке. Вчера, видать, винная мера велика оказалась. До дворца Галактион тебя нести не решился, принес ко мне полечить. Ты приляг, отвар скоро подействует. К тому времени и Галактион подойдет, проводит тебя.

– Не помню, что было. Помню Анастасо, Цимисхий там… – Он замолчал. Посмотрел на Нину.

– Ты, великий, что-то спросить хочешь? – Нина смотрела на него с жалостью.

Она помнила, как увидела его впервые еще мальчиком чуть старше десяти лет, с по-детски пухлыми губами и испуганным взглядом. Сейчас перед ней сидел стройный плечистый парень с отросшими кудрями, пробивающейся жидкой бородкой и обрамленными густыми ресницами глазами. Еще немного нескладный, но уже высокий, широкоплечий. Помятый с похмелья вид изрядно принижал величие наследника. Роман скривился:

– Не называй меня великим. Мы не во дворце. Я разрешаю тебе звать меня здесь по имени. – Он снова взялся ладонями за голову. – Дай еще отвару.

Нина протянула ему чашу. Роман выпил, проливая ароматную жидкость на тунику, вытер ладонью рот. Посмотрел на Нину. Она смутилась:

– Сказать что-то хочешь? – осторожно произнесла, не смея назвать его по имени. – Если душу что-то гложет, ты поведай. Глядишь, легче станет. Дальше этих стен ничего не пойдет.

– Спросить я тебя хочу, Нина. – Он опустил взгляд. – Как простая девка, танцовщица, может отказать наследнику престола? А потом завлекать какого-то там жалкого патрикия? Чем я ей не годен?

– Ты, ве… на себя не греши. Ты красив, статен да ловок. Поведай мне про нее. Может, я и пойму, что с девицей-то творится.

– Она очень красива. И лицом, и статью. Тонкая и легкая как перышко. Когда танцует, глаз отвести невозможно. Смелая, разговаривает со мной как с равным. Смеется все время, но не так, как продажные девки хохочут. А так, будто ей именно со мной весело. Не притворяется, не льстит. Я не раз с ней беседовал. А потом велел ей стать моей. Сказал, кто я. Она будто напугалась, прошептала, что сейчас вернется, а сама сбежала. – Роман отвернулся. – Я не стал настаивать. Все ждал, чтобы она сама себя предложила. А сегодня я пришел на ее танцы смотреть, так она Цимисхию все улыбалась. А на меня только раз и взглянула.

– Велел, говоришь? Может тебе спросить ее нужно было? Люб ли ты ей?

Парень задумался.

– Зачем ее спрашивать? Разве не счастлив любой ромей сделать то, что ему прикажет василевс?

– И василевс по законам Божьим и человеческим живет. Не велит он мужу отдать ему жену, не отнимает дома у богатого или бедного. Отчего же тебе не спросить девицу, что у нее на сердце?

– Да кто ж их спрашивает, девиц этих?

– Удивляюсь я на иных мужчин, – осторожно произнесла Нина. – Вроде и умные, и на разных языках говорят да книги читают, а все в толк не возьмут, что женщина тоже Господом создана. Душа у нее имеется, говорить она может, даже читать и писать многие обучены. Ты поговори с ней – глядишь и увидишь за красой и душу, и сердце.

– Другие-то девки только рады были. Да что просто таверные девки? Мне вон хозяйка лучшего лупанария в городе свою воспитанницу предлагала. Та, правда, как увидела нас с Галактионом, так в беспамятстве упала. Он к ней еще кинулся зачем-то, к малахольной этой.

– Это Дарию, что ли, тебе Ариста предлагала?! – Нина схватилась за сердце. В голове забилась мысль, каково Галактиону было это увидеть. Он ведь все еще любит ее, Нина это знала.

– Да я не запомнил имя. Мне другие девки теперь и вовсе не нужны. Хочу, чтобы Анастасо моей стала, – упрямо пробурчал он.

– Побеседуй с ней. Ежели не люб – отступись. Не след тебе, василевсу и наследнику, над девицами насильничать.

– Не отступлюсь. – Он посмотрел на Нину, покраснел так, что даже на лбу выступила испарина, опустил взгляд. – Не могу без нее ни спать, ни есть. Все думы о ней.

Нина вздохнула. Перед ней сидел на деревянной лавке не василевс-соправитель, не наследник трона великой империи, а молодой поникший парень. Юноша, у которого есть все, о чем ни один горожанин даже мечтать не смеет. Воспитанный своим строгим дядей Василием Нофом, великим паракимоменом²⁶. Подавленный величием своего ученого и мудрого отца-императора. Залюбленный и избалованный матерью. И несчастный оттого, что танцовщица из городской таверны отказала ему в любви.

От стука в дверь Нина вздрогнула. В панике взглянула на Романа. Сейчас обнаружат в ее аптеке наследника престола, что делать-то? Как еще императрица на это посмотрит?

Из-за двери раздался недовольный голос Галактиона:

– Нина, открой. Или опять со двора обходить?

Войдя, он озабоченно посмотрел на Романа, коротко поклонился. Бросил вопросительный взгляд на Нину. Она спросила:

– Ты один, что ли?

– Нет. – Он повернулся к наследнику. – Ноф одного не отпустил, велел взять стражу. Но они в плащах, оружие спрятано. Мы проводим тебя, Роман.

Наследник тяжело поднялся, махнул рукой Галактиону:

– Подай мой плащ. – Повернувшись к Нине, понизил голос, пробормотал: – Забудь о нашей беседе. Не рассказывай о ней ни моей матери, ни Нофу. Поклянись, что не расскажешь!

Торопливо перекрестившись, Нина кивнула.

Меж тем Галактион развернул широкий мягкий плащ, набросил юному василевсу на плечи. Кивнув Нине, Роман шагнул к двери. Галактион повернулся к Нине, зашептал:

– Ты, Нина, ежели пойдешь во дворец сегодня, зайди на ипподром, сделай милость. Конь у нас приболел, мне твой совет требуется.

– Да окстись, я ж коней лечить не умею. У вас на ипподроме небось конский лекарь есть. Его и спроси.

– Есть у нас коновал, да только он, увидев больного коня, сразу велит под нож пустить. Он заразы боится, чтобы остальные животные не подхватили. А коня жалко. Нельзя его губить. Это ж золото, а не конь. Таких коней…

– Долго мне тебя ждать? Или вы еще не все городские сплетни обсудили, – раздался от двери капризный голос Романа.

Нина кивнула конюху, прошептав:

– Ступай. Сегодня до полудня зайду.

Оставшись одна, она устало выдохнула. Думала, что у нее дел сегодня – полный мешок, а оказалась, что еще и кадушка с верхом.

Едва успела причесаться на скорую руку да переодеться, чтобы во дворец идти, как прибежал Фока. Увидев его, Нина торопливо переставила кувшин с отваром подальше от края стола. Нескладный долговязый Фока стал осторожнее и внимательнее, но хрупкие глиняные и стеклянные кувшины словно приманивали его.

– Как матушка? – спросила Нина. Она принялась укладывать в корзинку кувшинчики и горшочки, обмотанные для сохранности тряпицей.

– Да получше, твой отвар помогает.

– Твой уже отвар-то. Сам же готовил.

Фока почесал затылок.

– Сам. Да только без твоей науки все одно не сумел бы.

– И то верно, – усмехнулась аптекарша. – Дел у тебя сегодня будет много. Сперва измельчи корни марены. Разложи сушиться. Потом надо будет истолочь в порошок, тогда попробуем краску приготовить. Может, получится подешевле, чем из червей-то. Тогда и горожанкам попроще можно будет помады покупать. Марена против червей²⁷ сильно дешевле.

Подмастерье молча кивнул. Нина продолжила:

– А потом ступай в лавку мясника, к Ираклию. Я у него желчи бычьей просила давеча. Обещал приберечь. Заплати не торгуясь. – Она выложила монеты на стол. – А потом в гавани купи плоских ракушек у мальчишек. И смотри, чтобы жемчужное ложе было заметное. Постарее и потолще ракушки бери. Отмой их хорошенько и разложи сушиться.

– А ракушки тебе зачем?

– Потом расскажу. В императорской библиотеке интересный список нашла. Хочу попробовать.

Фока вздохнул.

– Счастливая ты, почтенная Нина. И во дворец ходишь, и в библиотеке там книги читаешь.

Нина глянула на него:

– Счастье – когда родные рядом, живы и здоровы. Только это цены не имеет. Все остальное – суета и хлопоты.

Она накинула мафорий, потянулась было за зеркалом.

– Ой, забыл тебе сказать, говорят, женщины в городе пропадают, – вдруг выпалил Фока. – Давай-ка я тебя провожу до дворца. К матушке соседка зашла да и поведала. А матушка наказала тебя одну никуда не отпускать.

Замерев на мгновение, Нина повернулась к подмастерью. С этим ночным визитом Романа она и позабыла про пропавших девиц.

– Не надо провожать. Я сейчас по Мезе прямо к ипподрому пойду, Галактион просил заглянуть на конюшни. А оттуда прямиком во дворец. Уж с главной-то улицы города меня не похитят поди. А назавтра, если ввечеру буду возвращаться, то стражника найму.

Подмастерье упрямо наклонил голову, но Нина отмахнулась и вышла.

Глава 4

Широкая суетливая Меза встретила Нину гомоном жителей, спешащих по своим делам, криками торговцев-разносчиков, визгливой руганью хозяек, не поделивших что-то в ближайшей лавочке. Ближе к ипподрому и площади Августеона запахи свежевыпеченных лепешек и дешевого вина, смешанные с крепким духом пота от носильщиков и водоносов, сменились тонкими ароматами амбры и розового масла от богачей, проплывающих в носилках и прогуливающихся вдоль роскошных домов. Лошадь с расчесанной гривой и шелковым седлом степенно пронесла на себе гордого патрикия. Махнув хвостом, оставила за собой пахучий комок. Нина усмехнулась. Тут и амбра не поможет. Торопливый слуга с мешком и лопаткой подбежал, спрятал лошадиный помет в поклажу. Подмигнув Нине, кинулся вслед своему важному господину.

Дойдя до каменной стены ипподрома, Нина направилась к неприметной двери меж кустами акации, постучала. Открыли ей не скоро. За дверью стоял Захар – один из конюхов. Нину он недолюбливал после того случая, как она его вилами огрела за то, что ухватил ее неуважительно. Он дернул углом рта, попытался закрыть дверь перед носом аптекарши. Но из-за его спины донесся голос Галактиона:

– Кто там, Захар? Не Нина, чай?

Захар нехотя отодвинулся, пропуская пришедшую. Нина, не удостоив Захара взглядом, приподняла повыше подол нарядной столы, которую одела специально для дворца, и двинулась за Галактионом. Мелькнула мысль, что зря она в хорошей одеже в конюшни пошла. Но уже как есть, авось обойдется. Да и чисто тут, конюхи на ипподроме усердные. Другие у Стефана и не задерживаются. Золотистая солома шуршала под ногами. Крепкие запахи конюшни все же витали здесь, несмотря на старания служителей.

Галактион подвел Нину к одному из стойл. Взял коня за морду.

– Видишь, что творится? – расстроенно произнес он.

Конь и правда выглядел больным. Парень погладил его по шее, протянул мелкое яблочко. Тот устало фыркнул, отвернул морду. Крепко взявшись за челюсть коня, Галактион заставил задрать его голову повыше, поднял губу. Над крепкими зубами на деснах видны были мелкие язвочки и припухлости. Нина подошла поближе, чтобы разглядеть. Шагнув дальше в глубину стойла, отметила выпавшие из гривы длинные волоски, повисшие на конской шкуре.

– Что здесь такое? Девиц в стойло водишь, парень? – раздался сердитый голос.

Галактион дернулся, пробормотал ругательство. Нина услышала в его бормотании «коновал». Из-за коня она не могла разглядеть мужчину. Видела лишь кожаные кампаги²⁸. Тот обошел животное, уставился на нее.

– Гляди-ка, я думал конюх блудливую девицу конями развлекает, а тут целая госпожа.

Нина подняла на него глаза. На заросшем черной густой бородой лице говорившего застыла недобрая усмешка. Взгляд черных глаз словно ожег бесовым огнем. Она нахмурилась, сжала корзинку покрепче. Глянула ему в лоб и произнесла негромко:

– И тебе доброго здравия, уважаемый.

Он перевел взгляд на коня. Лицо его изменилось. Повернувшись к Галактиону, коновал сжал кулаки:

– Что с Халым?

– Не знаю, что с ним, почтенный Демьян. Вот Нину-аптекаршу позвал посоветоваться.

– Значит, вместо того, чтобы мне доложить, ты с бабами на воде гадаешь?! – мужчина повысил голос.

– Так ты его сразу и прирежешь. Не отдам я тебе Халого. – Галактион вскинул голову, встал, загораживая коня. – Нина его вылечит.

– Ты, бестолочь, не понимаешь, что ежели у животины болезнь заразная, то всех лошадей зарубить придется? – Коновал схватил коня за морду, пытаясь рассмотреть десны.

Халый захрипел, беспокойно переступая. Нина прижалась к углу стойла. Коней она побаивалась – животные большие да не слишком умные. Рядом оказался приколоченный к доскам ящик, в котором лежало нетронутое сено. Нина, присмотревшись, склонилась к кормушке.

– Галактион, ты рожь коню приносил? – удивленно спросила Нина, разглядывая кормушку под редкими лучиками света, падающими сквозь толстые щели рядов сидений наверху. Корзинку она поставила на утоптанный земляной пол.

– Рожь? Не приносил. И нет у нас тут ржи-то для коней.

Нина, поковырявшись, достала из ящика зацепившийся в щели колосок ржи, покрытый темным налетом. Среди зерен можно было разглядеть черные кривые палочки. Бородач повернулся к Нине, уставился на колосок. Помолчал, разглядывая. И, обернувшись, закатил оплеуху Галактиону. Халый слабо заржал, затряс головой, оскалился. Парень сжал зубы и, держась за щеку, произнес прерывающимся от злости голосом:

– Я-то чем виноват?

– И правда. – Нина, похолодев, схватила мужчину за рукав. – Ежели у вас коней рожью кормить не заведено, значит, не мог ему Галактион черную рожь²⁹ дать. Он же, наоборот, и меня позвал, чтобы коня спасти. Нет его вины тут.

– Тебя-то кто спрашивает? – рявкнул бородач. – Откуда же еще этот колос взялся?! Недосмотрел, коня едва не погубил! – повернулся он к Галактиону.

Нина не отступала:

– Да сам подумай. Не мог ли кто намеренно коня травить? Чей конь-то? Может, хозяин кому дорогу перешел, вот коня и травят. А спорыньи много не надо, чтобы до болезни или смерти довести. Может, принес кто-то горсть да и скормил. А один колосок выпал и меж досками зацепился. Другие-то кони здоровы. – Нина говорила торопливо, опасаясь, что тот опять Галактиона приложит. Она и знать не знала, что коновалам такая воля дана – конюхов бить. – Ты не серчай на парня-то. Я Халому вашему корень каменоломки заварю. Можно лошадям каменоломку ведь?

Коновал в ярости повернулся к ней.

– Пришла меня поучать?! Без бабьих советов разберусь! Подбирай свои тряпки и убирайся отсюда, пока тебя не выкинули. Еще не хватало, чтобы меня каждая приблуда на ипподроме поучала! – Он сжал кулаки, навис над ней.

Нина, испугавшись, отступила. Вспомнив, что корзинка осталась на полу, дернулась обратно. Но Демьян шагнул вперед, преграждая ей путь. Лицо его было бледным, черные пряди курчавых волос прилипли ко лбу. В глазах будто огонь полыхал.

Нина, попятилась, открыла было рот, чтобы позвать на помощь главного конюшего Стефана, как, споткнувшись о длинную столу, рухнула во что-то мягкое. Лишь почувствовав вонь, она поняла, что угодила задом в конский навоз. Откуда позади нее взялась низкая тележка с навозом, было непонятно. От отвращения и обиды Нина вскрикнула.

Коновал сделал еще шаг вперед, она сжалась от страха. Но из соседнего стойла вышел коренастый мужчина с редкой проседью в волосах и аккуратно подстриженной бородой. В руках у него была перепачканная навозом лопата. Увидев Нину в тележке с вонючим содержимым, он помянул нечистого и кинулся к ней на помощь, преграждая путь Демьяну. Помог подняться, прося прощения, что оставил тележку на проходе. Походя отчитал коновала, что пугает почтенных женщин. Демьян молча развернулся и ушел вглубь конюшен.

Нина, глядя на изгвазданную одежду, не смогла сдержать слез. Как она такая во дворец пойдет? Как она вообще где-нибудь покажется, если от нее, поди, за версту навозом разит? Увидев ее слезы, мужчина попытался ее успокоить:

– Ты не плачь, добрая женщина. Это дело поправимое. Я сейчас тебя в баню проведу. Вот мы тут плащ раздобудем, и проведу. Там и отмоешься, и переоденешься. Я при бане работаю, вот навоз забираю, сушу, чтобы потом печь растапливать. Это тут рядом совсем.

Галактион, услышав про баню, кинулся в переходы, вынырнул с тяжелым поношенным плащом в руках.

– Нина, ты не расстраивайся. Это же все отмыть можно. Вот Ерофей-банщик дело говорит. Он и правда при бане тут рядом работает. А я к тебе домой сбегаю за чистой одежей, хочешь?

Нина, всхлипывая, вытерла грязные ладони о безнадежно испорченную столу, кивнула. Говорить что-то боялась. Казалось, лишь откроет рот и заревет в голос. Не хотелось еще больше позориться. И так уже весь базар небось будет обсуждать, как аптекарша в навозе извалялась. Столу и тунику было жалко. Ерофей взял дело в свои руки:

– И то верно. А одежду найдем. В бане как раз женский день сегодня. У банных девушек всегда одежа запасная найдется. Ты иди, парень, что там у тебя с конем-то. А то Демьян сейчас тебе устроит. После сбегаешь.

– Так давай я хоть вас подземным переходом к бане выведу с ипподрома.

– Не надо нам подземных переходов. С тележкой, да с почтенной женщиной по переходам несподручно. Проулками доберемся. Пойдем, уважаемая, – обратился он к Нине. – То ж не беда, а так, огорчение. Сейчас все поправим.

Нина набросила плащ, и, прикрывая лицо мафорием, потерянно двинулась за банщиком, вытирая катящиеся по щекам слезы. Пока шла – мысленно посылала проклятия на голову злобного коновала.

Ерофей провел ее задворками к небольшой городской бане, стоящей в стороне от Мезы. И правда, совсем близко от ипподрома оказалось. Раньше тут был дом богатого патрикия, баня тоже была его. Да после землетрясения, говорят, он так и не отстроился обратно. Землю с уцелевшей баней продал городу. Нина там и не бывала никогда раньше. Ерофей провел ее сбоку через низкую дверцу в помещение, ведущее в подвал, к печам. Сам ушел через узкий проход в банные помещения наверх.

Нина налила из стоящей на дворе бочки на руки воды, оттерла их наконец от навоза. Окинула взглядом комнатку. Корзинки с древесным углем, с высушенными лепешками навоза, бадья с какими-то лопатками, щипцами для очага. Небольшой сундук с витиеватой надписью на арабском языке. Широкая лавка со свернутым теплым плащом, под ней – плетеный короб. В глубине, похоже, был проход к печам – оттуда тянуло жаром. Нина шагнула к теплу. От испачканной влажной одежды ей было зябко.

За гулом воды и потрескиванием углей в печах, до нее донеслись голоса. Видимо, где-то открыта заслонка. Слышно было, как горожанки делятся новостями и сплетнями. Кто-то неласково поминал мать мужа, другая жаловалась, что супруг, видать, к продажным девкам ходит да ее более ласками не балует. Кто-то упомянул эпарха, следом донеслось слово «пропала». Это было не очень хорошо слышно, видать, говорившая сидела дальше от заслонки. Вот если встать на что-нибудь да поближе к заслонке оказаться, можно, верно, расслышать. Ведь опять о пропавших девицах речь, наверное. Оглядевшись, Нина заметила при входе кадушку, прикрытую холстиной. Вот если ее перевернуть, то как раз можно поближе к заслонке оказаться. Послышались шаги, Нина торопливо шагнула к выходу. Нехорошо, коли банщик подумает, что она у него тут шарит. Ерофей протянул ей свернутый кусок ткани.

– Вот, это тебе холстина, чтобы завернуться. Я сказал работницам, что тебя один грубиян в грязь толкнул. Переодевайся и ступай наверх.

Нина в замешательстве глянула на банщика.

– А где же мне переодеться?

– А ты вот тут и переоденься. Одежу свою здесь оставь, тебя с такими ароматами и не пустят. Завернись в полотно да ступай вот этим переходом. Там Агафью увидишь, смотрительницу, пышная такая. – Он смущенно запнулся. – Я с ней договорился. А я сейчас выйду да снаружи подожду. Ты в переход как войдешь крикни мне, что ушла. И будет ладно. А ежели Галактион придет, так одежу твою той же Агафье и принесу.

Нина взяла принесенное, поблагодарила. И вдруг ахнула:

– Я же корзинку на ипподроме оставила! Ой горе! Я ж во дворец должна была ее отнести. – Опять подступили слезы. Как же ей теперь успеть эти все притирания заново приготовить? Коновал, поди, выкинул все от злости.

Ерофей почесал затылок.

– Ты давай на все лавки-то сразу не усаживайся. Ступай в баню. А с корзинкой авось разрешится все. Я вот Галактиону твоему тоже про нее скажу, он и принесет.

– Спасибо тебе, Ерофей. – Нина вздохнула, вытерла глаза. – Ступай, а я, как переоденусь, крикну.

В бане народу было немного. Ступая по мозаичным полам, оглядывая стены, украшенные полуколоннами, аптекарша задумалась о прежних хозяевах. Небольшая, непохожая на просторные, специально возведенные для горожан, баня была тем не менее изящно украшена и грамотно построена. Из внутренних залов раздавались плеск воды и приглушенные голоса беседующих женщин. В этом, первом, зале не было окон, невысокие стены покрывала мозаика с морскими волнами, маяками и подводными чудищами. У стены стояла искусно вырезанная из камня клепсидра. Нина засмотрелась на чудесные часы. Во дворце клепсидры можно было увидеть нередко, но эта от них отличалась. Тонкостенная каменная чаша теряла воду сквозь крохотное отверстие в дне, постепенно поднимаясь на цепях вверх. Противовесами служили бронзовые девы с рыбьими хвостами. А прикрепленная к чаше бронзовая стрела отмеряла часы, размеченные на мраморной колонне. Доходя до верха, чаша, видать, задевала рычаг, открывающий воду, чтобы вновь ее наполнить.

Отвернувшись от часов, Нина увидела дородную красавицу с неприкрытыми гладкими черным волосами. Стало понятно, почему Ерофей запнулся. Туника на ней надета непристойно короткая, едва колени прикрывает, да еще и без рукавов. А смуглое тело упругое и гладкое, как подрумяненная булочка. Нина подошла к ней:

– Спасибо тебе, что пустила меня.

Агафья неласково глянула на Нину, протянула кусок чистой ткани.

– Ступай. Мыльный корень там найдешь, уже разведен. Масла не дам, свое приносить надобно. – Она махнула рукой в сторону резной двери. – Уф, навозным духом несет от тебя. Отмойся хорошенько, прежде чем в бассейн идти.