Читать книгу: «Лето второго шанса», страница 5

Глава 8

Он стоял и смотрел на меня, а я не могла оторвать взгляд от его зеленых глаз. Мне хотелось расхохотаться – куда в Лейк-Финиксе ни пойди, обязательно наткнешься на Генри. Старичок посмотрел сперва на меня, затем на него, опять нахмурился и позвонил в колокольчик.

Это вернуло Генри к действительности.

– Простите, – быстро проговорил он.

Старичок недовольно хмыкнул.

– Что вам угодно?

– Ждешь, ждешь, – ворчал старичок, которому с появлением продавца не столько захотелось что-либо купить, сколько пожаловаться на плохое обслуживание.

– Простите, – повторил Генри с той же интонацией, что и прежде, и я не смогла сдержать улыбку.

Чтобы скрыть ее, я наклонилась к витрине, где рядами были выложены несколько видов глазированного печенья, каннолли и шоколадные пирожные с орехами. Разглядывая эти лакомства, я украдкой бросила взгляд на Генри, который кивал, слушая претензии старичка. Он был в джинсах и светло-зеленой футболке с черной надписью на груди «Время взаймы». Одно его плечо было испачкано мукой. Я очень удивилась тому, что он здесь работает. Выходило, что о его теперешней жизни я совсем ничего не знаю.

В прежнее время Генри вполне уверенно чувствовал себя вне дома, и наша встреча в лесу это подтверждала. В тех редких случаях, когда я думала о Лейк-Финиксе и своих знакомых, то всегда представляла себе Генри, занятого какой-то работой.

Звон кассового аппарата вернул меня к действительности. Генри дал старичку сдачу и придвинул к нему по прилавку зеленую коробку с покупками.

– Спасибо, – вежливо, как и полагается продавцу, сказал Генри. – Всего доброго.

– Да уж, – проворчал старичок, забрал коробку и вышел из магазина. Мы с Генри остались наедине.

Я посмотрела на него, на свою одежду и во второй раз за сегодня пожалела, что не оделась во что-то приличное, но сразу отбросила эту мысль. Генри уже видел меня неумытой и исцарапанной в лесу. Кроме того, какое ему до меня дело, если у него есть какая-то блондинка. Впрочем, какая мне разница?

– Итак, – Генри покачал головой, – по-моему, хватит нам таких встреч.

– Работаешь здесь? – спросила я и сразу поняла, что задала глупый вопрос. Разумеется, работает, иначе с какой бы стати ему стоять за прилавком, обслуживая брюзгливых болельщиков команды «Филадельфия»? – Я хотела сказать, – сразу поправилась я, стараясь, чтобы сказанное как можно меньше походило на вопрос, – ты здесь работаешь.

– Работаю, – в уголках его губ заиграла усмешка. Стало ясно, что моя попытка превратить нелепый вопрос в утверждение тоже провалилась. – Это булочная-пекарня моего отца.

– А… – я не в силах была скрыть удивление. Папа Генри, как и мой, в деловом костюме, с портфелем в руках, в пятницу вечером выходил из автобуса вместе с остальными отцами. Я обвела взглядом магазин, пытаясь понять смысл услышанного, но не смогла. – Разве, – продолжила я после недолгого молчания, – он раньше не в банковской сфере работал?

– Раньше – да, – резко ответил Генри. Мне показалось, что он не хочет развивать эту тему, и я тут же пожалела, что спросила. Мистер Кроссби, вероятно, потерял работу, и Генри не было нужды мне это объяснять. – Он говорит, что принцип здесь тот же, – добавил Генри чуть мягче. – Там стоимость активов, здесь – тесто, но и здесь, и там надо, чтобы они поднимались. – Услышав такой каламбур, я охнула, ведь шутка была вполне в духе моего отца, и Генри слегка улыбнулся.

Наступило молчание. Он засунул руки в карманы и прочистил горло.

– Так что вам угодно? – отстраненно спросил он, снова входя в роль продавца.

– Так, – быстро проговорила я, сообразив, что покупатель, находясь в магазине, должен знать, чего хочет, и подобный вопрос не должен застать его врасплох. – Хм… – Я заметила поднос с небольшими кексами, покрытыми разноцветной глазурью пастельных цветов, но сразу от них отвернулась, поскольку они напомнили о последнем моем дне рождения, о праздновании на скорую руку, о диагнозе отца. Поискав еще, я ткнула пальцем в первое попавшееся лакомство в витрине. – Дюжину вот этих. – Потом рассмотрела и поняла, что указала на овсяное печенье с изюмом. Я ненавижу овсянку во всех видах, особенно когда ее пытаются представить в виде десерта. Джелси не любит изюм, так же как и все остальные в нашей семье. Получалось, я выбрала то, что никто из домашних, скорее всего, есть не станет.

– В самом деле? – Генри произнес это скорее не как вопрос и удивленно поднял брови. – Овсяное?

Я молча смотрела на него. Он не мог помнить, что пять лет назад я терпеть не могла овсянку. Это невозможно.

– Ага, – медленно проговорила я, – овсяное. А что?

– Да нет, ничего, – сказал он, достал с полки позади прилавка еще одну зеленую коробку и стал перекладывать в нее по два овсяных печенья сразу. – Просто думал, что ты его не любишь.

– Не могу поверить, что ты это помнишь, – сказала я, наблюдая, как коробка постепенно заполняется самым невкусным печеньем в мире.

– Отец зовет меня слоном. – Я посмотрела на него, не зная, как на это реагировать, но он объяснил. – Говорят, они очень долго все помнят. – Генри наклонился, чтобы достать с подноса два последних печенья. – Я действительно мало что забываю, – спокойно добавил он.

Я уже собиралась кивнуть, когда до меня дошло, что сказанное имеет второй смысл. Генри не забыл, какое печенье я не любила пять лет назад, но это также означало – он помнит, что я сделала.

Генри переложил печенье в коробку, выпрямился и посмотрел на меня.

– Тут одиннадцать, больше нет. Можно добавить еще одно шоколадное?

– Да! – ответила я, вероятно, с чрезмерной готовностью.

Мне показалось, что, наклоняясь, Генри улыбнулся. Он переложил одинокое шоколадное печенье в коробку, закрыл крышку, придвинул по прилавку ко мне, пробил чек, а когда давал сдачу, я заметила, что он держит купюры за самые края и кладет монеты мне в ладонь так, будто хочет избежать случайного прикосновения.

– Ладно, – сказала я, поняв, что не остается ничего другого, как только забрать коробку и уйти, – спасибо.

– На здоровье, – пожелал он. Тут его взгляд остановился на моем плече, и Генри слегка нахмурился. – Что у тебя с рубашкой? – спросил он, и я поняла, что он смотрит на одну из моих новых футболок, которая выглядывала из холщовой сумки.

– Ой… – Я запихнула ее поглубже. – Только что нашла работу. В баре-закусочной на пляже.

– Правда? – удивленно спросил он. На этот раз это был, несомненно, вопрос.

– Да, – сказала я с решимостью отстаивать правильность своего поступка, а про себя подумала: он не знает, что это моя первая работа и на ней мне придется заниматься неквалифицированным трудом. – А что?

Генри набрал воздуха, собираясь ответить, но в это время дверь открылась, и в магазин вошли две женщины примерно маминого возраста, обе одетые во что-то наподобие восточных халатов с поясом и в сандалиях.

– Ничего. – Генри покачал головой, – Неважно.

Женщины встали за мной, разглядывая пирожные в витрине, и я поняла, что пора уходить.

– Пока, – сказала я, забирая зеленую коробку.

– Держись подальше от леса, – ответил он с ироничной улыбкой.

Мы встретились взглядами, и я подумала: это ли не возможность извиниться за то, что я сделала? Вряд ли мы снова станем друзьями, но мы же соседи и мои извинения могли бы разрядить ситуацию, по крайней мере, позволили бы мне снова появляться на пристани.

– Что-нибудь еще? – спросил Генри вполне доброжелательно. Я чувствовала на себе взгляды женщин, ожидавших моего ответа. Но я пять лет назад струсила – от этого-то, кажется, вся каша и заварилась – и по-прежнему оставалась трусихой.

– Нет, – ответила я и отошла, позволив женщинам купить пирожные к кофе. – Больше ничего, – я повернулась и вышла из магазинной прохлады в послеполуденное пекло.

Отец ждал меня, прислонившись к «ленд крузеру». У его ног стоял бумажный пакет с рекламой «Хенсонз Продьюс», а в руке он держал пластиковую коробочку с палочками лакрицы. Такие коробочки лежали в магазине возле кассы, и всякий раз, когда отцу поручали что-то купить – или когда он мог перехватить в «Хенсонз Продьюс» возле кассы кого-то из нас, – он брал лакрицу, и обязательно черную. Уоррен сказал, что красная лакрица вовсе не настоящая, изготавливается не из солодки, и с тех пор черную лакрицу отец полюбил еще сильней.

– Эй, малыш, – улыбаясь, сказал отец, когда я подошла, – что нового? – Он посмотрел на зеленую коробку из булочной, и его улыбка стала еще шире. – Что это?

Я вздохнула и открыла коробку.

– Овсяное печенье, – мрачно сказала я.

– О, – отец заглянул в коробку. – Зачем же овсяное?

– Долгая история, – сказала я, не желая признавать, что купила его, разволновавшись из-за встречи с бывшим другом. – Есть новость: я нашла себе работу. Начинаю завтра в закусочной на пляже.

Отец искренне и радостно улыбнулся.

– Отлично, малыш, – сказал он. – Первая твоя работа. Это важная веха. Помню… – он умолк и закрыл глаза от боли.

– Пап, – испуганно сказала я, подходя ближе. – Папа!

Его лицо снова исказилось, он схватился за спину, сумка упала, лакричные палочки рассыпались по земле.

– Все нормально, – проговорил он сквозь стиснутые зубы, но я ему не поверила. Он стоял с плотно закрытыми глазами, на лбу выступили капли пота. – Вот только… еще секунду.

– Ладно, – сказала я, сжимая зеленую коробку, и осмотрелась в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых, кто мог бы нам как-то помочь или хотя бы сказал мне, что делать. Сердце у меня колотилось. Будь с нами мама, мне бы не пришлось принимать решение самостоятельно.

– У вас все нормально? – Рыжеволосая девушка, которую я видела в окне «Купи слона», с озабоченным видом смотрела на отца. В руке она держала трубку беспроводного телефона. – Может быть, куда-нибудь позвонить?

– Нет, – ответил отец несколько сдавленным голосом, открыл глаза, достал из заднего кармана белый носовой платок и провел им по лбу. Платки у него были всегда под рукой, и, не зная, что подарить ему на День отца, я покупала их. Отец положил платок в карман и попытался улыбнуться рыжеволосой девушке. – Все в порядке.

– Хорошо, – сказала она, кивнула, но не ушла, а осталась стоять на месте, не сводя глаз с отца.

Он повернулся ко мне, и я заметила, что он бледен и тяжело дышит.

– Не хотел пугать тебя, малыш, – сказал он.

Я не без усилия кивнула, не понимая до конца, что случилось и что с этим делать.

– Ты… – начала я, но голос у меня сорвался. – Я хочу сказать…

– Со мной все нормально, – повторил отец. Он нагнулся поднять пакет, и я заметила, что у него трясутся руки.

Отец взял связку ключей и пошел к машине, собираясь сесть за руль. Ключи позвякивали в трясущейся руке. Еще не понимая, что собираюсь делать, я шагнула к нему и протянула руку за ключами. Он посмотрел на меня, и я увидела трогательное выражение покорности на его лице.

Он позволил мне забрать ключи и, не говоря ни слова, обошел машину. Открывая дверь со стороны водителя, я увидела под ногами разбросанные палочки лакрицы. Пластиковый пакет застрял под колесом микроавтобуса, стоявшего через два парковочных места от нас. Я села в машину и потянулась к пассажирской двери, чтобы ее открыть, и тут увидела рыжеволосую девушку, все еще стоявшую в дверях магазина. Она помахала мне рукой, и я кивнула в ответ, стараясь не обращать внимания на ее встревоженный вид.

Отец осторожно сел на пассажирское сидение. Я положила зеленую коробку и сумку на заднее сиденье и отрегулировала положение водительского кресла. Отец был высокий, поэтому, когда я садилась на место водителя после него, у меня ноги не доставали до педалей.

Бо льшую часть дороги до дома мы проехали в молчании. Отец отвернулся и смотрел в окно, и я не могла определить, по-прежнему ли он испытывает боль или приступ прошел, но не знала, как спросить его об этом. После того разговора в столовой в день моего рождения мы очень мало обсуждали его болезнь. Я даже и не пыталась заговаривать с ним на эту тему. Он делал вид, что все нормально, и эта недосказанность между нами не позволяла мне поднимать вопрос о его здоровье.

Я больше не могла выносить молчание.

– Ты заметил название зоомагазина? – краем глаза посмотрев на отца, я увидела, что он улыбнулся.

– Заметил, – ответил он и повернулся ко мне: – И решил, что название громоздкое.

Я хихикнула, услышав такой каламбур, но, по-моему, он как раз этого и ожидал. Я немного успокоилась, напряжение в машине как будто спало, и стало чуть легче дышать.

– Ого, – сказала я, повернув на Причальную улицу, – ты это выдал прямо без паузы⁶. – Отец захохотал.

– Мило, – подтвердил он, что было его высшей похвалой моему экспромту.

Припарковав машину рядом с маминой, я заглушила двигатель, но мы не двинулись с мест.

– Нашла работу – это действительно хорошая новость, – устало произнес отец. – Жаль, если она потеряется в…

Я кивнула и провела пальцем по трещине на кожаной оплетке руля. Если приложить усилие, ее, вероятно, можно сорвать.

– Итак, – нерешительно начала я, – может, стоит… ну, знаешь… поговорить об этом?

Отец кивнул и слегка поморщился:

– Разумеется, если хочешь.

Меня охватила злость.

– Я хочу?! – резко сказала я, жалея о каждом сказанном слове. – Мы все здесь и только делаем вид, что ничего не происходит… – Приступ злости прошел очень быстро, и я оборвала себя на полуслове. Мне вдруг стало стыдно. Я понимала, что кричать на отца – последнее дело, и начала извиняться. Отец кивнул.

– Поговорим, – сказал он и отвернулся к застекленной террасе. – Выскажем все недомолвки. – Вдруг я почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, и изо всех сил постаралась не расплакаться. – Все, чего бы мне сейчас хотелось, это нормально провести со всеми вами оставшуюся часть лета. Что ты об этом думаешь? – Я кивнула. – Защита выступление закончила.

Я улыбнулась – это выражение из судебной практики он использовал всякий раз, когда хотел показать, что тема закрыта, – но не могла избавиться от желания получить ответ на вопрос, который мучил меня с тех пор, как ему поставили диагноз.

– Я просто…

Отец приподнял брови, было заметно, что он выглядит бодрее, чем несколько минут назад. И если бы я не знала о недавнем приступе, не видела его своими глазами, то могла бы поверить, что отец здоров.

– Что, малыш?

Его вопрос заставил меня улыбнуться, хотя по-прежнему казалось, что я вот-вот заплачу. Так звал меня отец. Только меня. Джелси была «принцесса», Уоррен – «сынок». Я – всегда его «малыш».

Глядя на него, я размышляла, хватит ли у меня смелости спросить о том, о чем думала чаще всего с тех пор, как он объявил нам о своем диагнозе. И не знала, потому что этот вопрос шел вразрез со всем, что я думала об отце. Это он всегда шел смотреть, не забрались ли в дом воры, когда маме казалось, будто она слышала подозрительный шум. Это его мы звали, обнаружив в ванной паука. Это он в детстве брал меня на руки и нес, когда я уставала. Это он, как я верила, мог победить обитающих в шкафу чудовищ. И я не была уверена, будет ли у меня еще возможность спросить.

– Тебе страшно? – почти прошептала я, но по тому, как он поморщился, поняла, что он меня слышит.

Он ничего не сказал, только утвердительно кивнул.

Я тоже кивнула.

– Мне тоже.

Он грустно улыбнулся, и мы еще некоторое время посидели в молчании.

По нашей улице проехал рейсовый автобус и остановился напротив соседнего дома, того самого, на котором была вывеска «Настроимся на лето». Из автобуса вышла темноволосая девочка в белом теннисном костюме. Пока она шла по подъезной дорожке к своему дому, я успела заметить, что она явно чем-то недовольна. Вскоре девочка скрылась за деревьями.

– Ты это хотела узнать? – спросил отец, когда девочка скрылась из виду, а рейсовый автобус поехал дальше.

– Да, – ответила я.

Он взъерошил мне волосы. И хоть между нами не приняты проявления нежности, я, сама того не замечая, придвинулась к отцу, а он обнял меня за плечи и прижал к себе. Так мы сидели некоторое время, потом одновременно отпрянули друг от друга, как будто заранее об этом договорились.

Я вышла из машины, открыла заднюю дверь, достала сумку, коробку из булочной со злополучным печеньем и пакет из «Хенсонз Продьюс», который отец позволил мне нести.

Мы поднимались на крыльцо, отец держался за перила, и вдруг он остановился и повернулся ко мне. Он улыбался и поэтому выглядел менее усталым.

– Метаморфоза, – сказал он.

Я нахмурилась, пытаясь понять, что он имеет в виду.

– Слово из одиннадцати букв, означающее «перемена», – продолжил он и, довольный собой, повел бровями.

– Может быть, – сказала я. При виде лежащей на столе газеты с кроссвордом мне захотелось подбежать к ней и выяснить, подойдет ли слово «метаморфоза». – Сейчас узнаем.

Глава 9

– Джелси, поехали! – Я уже десять минут стояла на подъездной дорожке с ключами в руке. Мне давно надо было выезжать. Хоть у меня и не было опыта работы, мне казалось, что опоздание в первый же рабочий день начальство вряд ли одобрит. На первое в этом году занятие по теннису Джелси собиралась поехать на велосипеде (моем старом велосипеде, для которого я выросла), но у него спустила шина, а Джелси раскапризничалась, так что мне предстояло ее подвезти.

Парадная дверь громко хлопнула, и на крыльцо вышли Джелси и мама. Я обратила внимание, что мама стоит перед дверью так, что можно подумать, будто она ее загораживает, не давая Джелси вернуться в дом.

– Ну наконец-то, – вздохнула я. – Я опаздываю.

– Успеешь, – сказала мама, а Джелси только сердито посмотрела на меня, как будто я во всем виновата. Мама пригладила ей волосы и одернула рукава белого теннисного костюма, который носила я, когда мне было двенадцать.

– Ты готова? – спросила Джелси, как будто это я ее задерживала, вырвалась из маминых рук и спустилась к машине.

Отец, прикрывая ладонью глаза от солнца, сделал к нам несколько шагов из гаража, где чинил велосипеды.

– Желаю удачи в первый день, – крикнул он. – К вашему возвращению велосипеды будут готовы. Так что завтра поедете на них.

– Отлично, – я постаралась, чтобы мой голос звучал бодро, одновременно пытаясь прикинуть, сколько лет прошло с тех пор, как я последний раз каталась на велосипеде.

– Желаю интересно провести время, – крикнул отец. – Великих свершений!

Я обернулась, чтобы помахать, но отец уже подошел к верстаку и, напевая что-то себе под нос, взялся за насос.

– Ну, теперь мы можем ехать? – высокомерно спросила Джелси.

Я собралась ответить ей в той же манере и, может быть, даже прочитать нотацию о том, что это из-за нее мы до сих пор не выехали, но поняла, что на ссору у нас нет времени.

– Счастливо, – крикнула с крыльца мама, улыбаясь мне.

Я не была уверена, имеет ли она в виду мой первый рабочий день или доставку Джелси на теннис в целости и сохранности, но вяло улыбнулась в ответ, открыла дверь и села за руль.

Я завела мотор, стараясь не думать, что у меня есть всего лишь семь минут, чтобы подбросить сестру в пункт назначения и доехать до пляжа; не говоря уже о том, что Джиллиан дала мне самые расплывчатые указания насчет того, к кому обратиться, явившись на работу. Оказавшись вне поля зрения родителей, я прибавила ходу и поехала с гораздо большей скоростью, чем рекомендуемая. «Пожалуйста, не гоните!» – просили щиты с социальной рекламой, часто попадавшиеся по дороге.

Джелси мельком взглянула на спидометр.

– Куда-то торопишься? – спросила она, подняв брови.

– Не пришлось бы, если бы ты не копалась так долго, – ответила я, на большой скорости вписываясь в поворот на Причальную. – Уже собиралась без тебя уехать.

– Жаль, что не уехала, – сказала Джелси и откинулась на спинку сиденья.

Я резко затормозила, и нас обеих бросило вперед. Затем снова набрала скорость, направляясь к Дьявольской впадине, где крутой спуск с одного высокого холма плавно переходит в не менее крутой подъем на соседний. Эта впадина стала моим Ватерлоо, когда я училась кататься на велосипеде, и с тех пор подъем не стал более пологим.

– Я думала, мама блефует. Не могу поверить, что она заставляет меня этим заниматься, – призналась Джелси.

– Теннис не так уж плох, – возразила я на спуске. На подъеме я вспоминала, как много лет назад сама брала уроки тенниса. В отличие от отца и Уоррена, я не любила теннис и никогда не торчала в теннисном клубе, отрабатывая у стенки удар, как это делали другие дети.

– Да уж, – уныло подтвердила Джелси.

– Да уж, – повторила я, вспомнив, как мы с Люси не столько играли в теннис, сколько болтали. – В основном тусуешься с друзьями и чуть-чуть играешь.

– Друзья, – тихо произнесла Джелси, снова глядя в окно. – Верно.

Я мельком взглянула на сестру, потом перевела взгляд на дорогу, сожалея, что упомянула о друзьях – Джелси заводила их с трудом, у нее никогда не было лучшей подруги, во всяком случае, такой, о которой я бы слышала. И то, что до сих пор она проводит все свободное время в балетной студии, вероятно, нисколько не помогает ей научиться общению со сверстниками. Трудности коммуникации усугублялись еще и тем, что Джелси, когда нервничала, начинала вести себя по отношению к окружающим высокомерно и пренебрежительно.

– Слушай, – начала я не очень уверенно, – я понимаю, сначала может показаться тяжеловато, но…

– Тейлор! – вскрикнула вдруг Джелси. Я посмотрела на дорогу и так резко ударила по тормозам, что они завизжали.

Прямо посередине дороги на велосипеде быстро ехала девушка в красной футболке, держа руль одной рукой, а другой прижимая к уху сотовый телефон.

– Господи, – пробормотала я. Сердце колотилось. Я посмотрела, нет ли машин на другой полосе, перестроилась и объехала велосипедистку так, что между нами оставалось большое расстояние. Когда мы проезжали мимо, Джелси дотянулась до руля и посигналила.

– Эй! – Я оттолкнула ее руку.

Велосипедистка повернула в сторону, руль вильнул, но она выправила его, посмотрела на нашу машину, прижала телефон к уху плечом, перехватила руль другой рукой, а освободившейся показала нам средний палец. Выражения лица не было видно за темными волосами, но ее красноречивый жест не оставил никаких сомнений в том, как она к нам относится. Мы проехали мимо, и я посмотрела на нее в зеркало заднего вида.

– Не делай так больше, – сказала я сестре, сворачивая к стоянке клуба.

– Она заняла всю дорогу, – возразила Джелси, но в ее голосе уже не было прежней уверенности.

Я остановила машину перед главным входом, над которым на деревянном щите было вырезано «Клуб Лейк-Финикса». Здание выглядело так же, как и прежде. На входе надо было показать администратору значок, который давал право посещения бассейна и теннисных кортов.

Я взглянула на сестру – она так вцепилась в ручки большой сумки, что у нее побелели костяшки пальцев. По ее взгляду я поняла, что Джелси боится. Я понимала, что как старшая сестра, вероятно, должна сказать что-то ободряющее, но понятия не имела, что говорить в такой ситуации.

Джелси помолчала, потом глубоко вздохнула и, открывая дверцу машины, сказала:

– Ну, я пойду. Позвоню маме, чтобы она меня забрала, или сама доберусь пешком. В общем, посмотрим.

– Давай, желаю приятно провести время.

На это Джелси закатила глаза, вышла из машины и направилась на урок по теннису с таким видом, точно шла не на занятие, а на расстрел. Посмотрев на часы и чертыхнувшись, я выжала сцепление и выехала со стоянки – я опаздывала уже на пять минут.

В этом году я еще не бывала на пляже, но, выйдя из машины, увидела, что и тут ничего существенно не изменилось. На траве поблизости от автостоянки стояли столы для пикников и скамейки. Пологий склон спускался к воде и заканчивался песчаным пляжем. Тут же для желающих была сделана лестница – когда я была маленькой, то предпочитала пользоваться ею. Народу на пляже было мало, на нескольких расстеленных полотенцах и покрывалах расположились семьи и одиночки – немногочисленные любители солнечных ванн. Дети строили крепости из песка, но никто не купался. Увидев у воды пустующий высокий белый стул спасателя, я поняла, почему – он пока не заступил на дежурство. В дальнем конце пляжа располагалась пристань для яхт, которые пока стояли на специальных подставках на суше, а также для каноэ и байдарок, уложенных на деревянные стеллажи. На километры вперед простиралась голубая гладь озера. Сразу за территорией, огороженной дял купания детей, на якоре стоял большой деревянный плот с лесенкой в воду. Здесь же болтались желтые буйки, обозначающие границу купания для взрослых.

Озеро со всех сторон окружено соснами, ими же поросли и три разбросанных по нему островка. Небо над водой было ярко-голубое, с перистыми облаками. Иногда мне казалось, что на этом пляже я в детстве провела все летние каникулы. Бассейн с этим вечным запахом хлорки никогда не казался мне привлекательным, но на пляже я всегда чувствовала себя как дома.

– Ты не Тейлор?

Я повернулась и увидела невысокого человека за сорок с очень красным лицом, одетого в рубашку-поло с надписью «Лейк-Финикс», который с прищуром смотрел на меня.

– Здравствуйте, – сказала я и пошла к нему, пытаясь одновременно пригладить волосы и придумать оправдание для опоздания в свой первый рабочий день. – То есть да, – и я протянула руку для рукопожатия. Накануне Уоррен консультировал меня, как произвести на окружающих хорошее первое впечатление. Брат, по-видимому, придавал большое значение крепкому рукопожатию. Но краснолицый человек уже отвернулся от меня и спускался по лестнице к бару-закусочной, жестами показывая, чтобы я следовала за ним.

– Фред Лефевр, – сказал он через плечо. – Сюда.

Закусочная располагалась в примыкающем к клубу здании, там же находились туалеты, комнаты со снаряжением и административные помещения. Мы с Фредом вошли в открытую дверь здания и вскоре оказались возле кабинета с табличкой «Директор пляжа». Он распахнул ее, жестом приглашая меня войти. Я переступила порог и остановилась как вкопанная.

Повсюду здесь были рыбы. Большую часть стен занимали чучела разных видов рыб. За письменным столом висел календарь рыболова. Весь стол занимали фотографии в рамках с изображениями Фреда, держащего огромные трофеи. Тут же были разложены коробки с рыболовными снастями и удилища. Фред сел за стол напротив меня, и я заметила, что кожа у него на лице обгоревшая, как бывает у людей, проводящих большую часть времени на солнце. Он откинулся на спинку скрипучего кожаного кресла на колесиках и посмотрел на меня через стол. Сев на металлический складной стул, довольно холодный – я почувствовала даже через ткань шортов, – я сразу выпрямилась.

– Итак, – спросил он, – это тебя недавно наняли?

Я не поняла, имеет ли он в виду, что меня наняли слишком поздно или что я опоздала сегодня на работу, но все равно кивнула. Фред взял ближайшую к нему рамку с фотографией, посмотрел на нее и повернул ко мне.

– Знаешь, что это? – спросил он.

Мои познания в ихтиологии ограничивались, главным образом, ресторанными меню морепродуктов, поэтому я только покачала головой.

– Это трехиглая колюшка, – мечтательно произнес Фред. – Ну разве не красавица?

– М-м, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал очень бодро.

– Это два года назад, – сказал Фред, поставив фотографию на стол, но все еще не отрывая от нее взгляда. – С тех пор мне такие крупные больше не попадались. Потому-то ты и здесь.

Я смотрела на него в недоумении, затем взглянула на фотографию крупной сердитой на вид рыбы, как будто она могла каким-то образом сейчас мне помочь.

– Гм, что? – спросила я.

– Люблю рыбалку, – сказал Фред, переводя взгляд с колюшки на меня. – Июнь и июль – самые подходящие месяцы. Не могу спокойно удить рыбу на озерах, когда должен руководить здесь всякими пустяками.

– Так, – сказала я, ожидая объяснения, какое все это имеет ко мне отношение.

– Вот я и попросил Джиллиан нанять еще кого-нибудь, – сказал Фред, – человека, который будет делать все, что потребуется, в первую очередь в закусочной. Также нужен тот, кто подумал бы о кино на пляже. В прошлом году сеансы… – Фред немного помолчал, – не пользовались успехом, – наконец договорил он. – В общем, мне надо, чтобы я мог уехать отсюда и знать, что все будет в порядке. И это будешь ты. Как тебе такая работа?

– Что ж… – сказала я, раздумывая над таким описанием своих должностных обязанностей. На первый взгляд работа казалась неплохой, но я не была уверена, что справлюсь хотя бы с одним из ее направлений, – просто…

– Хорошо! – Фред встал. По-видимому, на этом наша встреча, во всяком случае, с его точки зрения, должна была закончиться. – Скажем, четыре дня в неделю. Остальное время можешь работать в других местах. Не возражаю. В зависимости от того, где потребуется.

Я тоже встала, поскольку он всем своим видом показывал, чтобы я покинула его украшенный рыбами кабинет.

– Но…

– Работа очень простая, Тейлор, – сказал Фред, обходя стол. Он подошел ко мне и открыл дверь, намекая, что пора уходить. – Упрости мне жизнь. Я хочу ловить рыбу и чтобы меня не тревожили. Так что, если поможешь мне этого добиться, сделаешь важное дело. Идет?

– Идет, – сказала я и сделала шаг из кабинета, поскольку Фред уже закрывал дверь. – Но где мне…

– Начни в закусочной, – сказал он. – Посмотри, что там надо сделать. Добро пожаловать на борт! – И с этими словами Фред закрыл дверь перед самым моим носом.

Я посмотрела по сторонам и направилась в закусочную. Раньше я всегда заходила в нее с другой стороны, предварительно выпросив у родителей мелочь или обнаружив в пляжной сумке смятую, всю в песчинках долларовую купюру. Мой обычный заказ – стакан вишневой кока-колы или замороженный «милки вэй», которым я делилась с Люси. Поблизости от кабинета Фреда была комната с табличкой «Только для персонала закусочной». Я вздохнула и толкнула дверь в надежде, что за ней окажется кто-то, способный мне объяснить, в чем именно заключаются мои обязанности, и желательно без рассказов о рыбалке.

Подсобное помещение закусочной оказалось маленьким и тесным. Вдоль одной стены располагались аппараты с газировкой, большой серебристый холодильник и две морозильные камеры. За ними были гриль и жаровня, полки с ассортиментом чипсов, плакаты с изображениями имеющегося в продаже мороженого, а на прилавке – леденцы в обертках, по двадцать пять центов за штуку.

– Стой, – сказал голос позади меня. Я обернулась и увидела парня, неподвижно сидящего на прилавке и держащего над головой свернутую в трубку газету.

Мне казалось, что я здесь одна, и теперь, когда выяснилось, что это не так, сердце у меня от неожиданности быстро забилось.

– Привет, – запинаясь, сказала я, немного придя в себя. – Я…

– Ш-ш, – прошипел парень, не глядя на меня. – Не спугни.

Я замерла и попыталась разглядеть, что он там обнаружил, но увидела только пустой прилавок. Вдруг меня охватил страх, от которого мне захотелось побежать и запрыгнуть к парню на прилавок.