Читать книгу: «Кто твой биас, нуна?», страница 2

Глава 2. Ты со всем справишься, родная.

Дом Нэнси пахнет кофе и ореховым печеньем. Аромат такой яркий, что чувствуется сразу, стоит лишь зайти внутрь. Этот приятный, чуть сладковатый запах будто бы обволакивает лёгкие и согревает изнутри.

Откуда-то из глубины гостиной доносятся приглушенные голоса. Из-за работающего телевизора их почти не слышно.

– Я дома! – громко кричит Клэренс, пройдя чуть дальше от входа. Она прицельно бросает ключи в декоративную чашу на небольшом столике в прихожей, но лязг от их падения тонет в оглушительном радостном восклике.

– Мама-а-а!

В тот же миг раздается торопливый топот, и из комнаты выбегает маленькая девочка. Ее волосы убраны в два небольших хвостика, смешно дергающихся при каждом шаге. Малышка со всех ног летит к Нэнси и едва не впечатывается с разбега в ее колени.

– Мама-мама, сматли, какой лисунок я налисовала! – тараторит девчушка и протягивает зажатую в руке бумагу.

– Ого-о, что там у тебя? – тянет Клэренс с воодушевлением и забирает у нее листок. – Очень красиво! Ты молодец! – хвалит она, разглядывая детский шедевр, и ласково гладит дочь по волосам.

– Я сама лисовала! – та довольно вздергивает нос и выпрямляет спину. – Мне дазе папа не памагал!

– Здорово! У тебя отлично получилось! – кивает Нэнс и возвращает творение дочке.

Я ловлю себя на мысли, что не могу перестать улыбаться, наблюдая эту картину. Происходящее навевает воспоминания о далеком беззаботном детстве. Когда казалось, что яркого, красивого рисунка достаточно, чтобы мама тобой гордилась… Жаль, что во взрослой жизни всё куда сложнее.

– Тётя Дядя! – замечает меня младшая Клэренс. – Сматли, какой у меня класивый лисунок!

Она подбегает ко мне и вручает произведение своего карандашного искусства. На бумаге изображен большой светло-желтый дом с оранжевой крышей, несколько ярко-зеленых деревьев и три человечка. В них легко угадываются члены семьи: человечек с длинными темными волосами – Нэнси, вытянутая фигура с короткой стрижкой – глава семейства, Итан, а маленькая девочка с бантиками – малышка Валери. Я опускаюсь на корточки и указываю на маленький серый кружок с ушками и хвостом:

– Вэл, а это кто?

– Ето нас катёнок! Ево завут Том!

– Валери Клэренс, я же сказала, никаких котов! – хмурится Нэнс.

– Ну ма-а-ма-а! – плаксиво тянет та и топает ножками. – Давай ку-у-у-пи-и-им!

Старшая Клэренс отрезает строгое “нет”, и Вэл поворачивается ко мне:

– Тетя Дя-я-дя-я, – хнычет она и тычет пальчиком в бумагу. – Катё-о-но-ок!

– Прости, милая, я не могу тебе его купить, – вздыхаю я, качая головой. – Но знаешь, что? – понижаю голос до заговорщицкого тона.

– Фто? – Валери шмыгает носом.

Я протягиваю ей рисунок и игриво подмигиваю:

– Попробуй попросить у папы.

Маленькое личико тут же озаряется радостью и воодушевлением. Младшая Клэренс хватает листок и, тараторя “папа-папа-папа”, уносится обратно вглубь дома.

Губы невольно растягиваются в улыбке. Я поднимаюсь на ноги и перевожу взгляд на Нэнси:

– Она у тебя прелестная.

– Угу, прелестная вымогательница, – смеется подруга. – Прости, она все еще не может перестать называть тебя дядей.

– Не страшно, – мотаю головой. – Звучит даже мило.

Это прозвище Вэл дала мне при первой встрече, когда Нэнси однажды привела ее с собой на работу. Так уж вышло, что малышку не с кем было оставить. Тот день у меня выдался непростым. Я обнаружила ошибку в договоре на аренду съемочного оборудования и в срочном порядке пыталась уладить возникшую проблему, пытаясь дозвониться до поставщика.

– Мама-а, сматли, ета тетя плямо как дядя, католава мы видели в ликламе, – тихо пролепетал детский голос и хихикнул: – Тетя Дядя!

После бесконечных длинных гудков, раздающихся в телефонной трубке, этот звук был неожиданным. Я растерянно моргнула и перевела непонимающий взгляд в сторону его источника. Им оказалась маленькая девочка, навскидку ей было около трех лет. Она удивленно хлопала глазами и дергала Клэренс за руку. Понять, кто эта девчушка, было нетрудно.

– И тебе здравствуй, Валери, – приветливо улыбнулась тогда я. – А что за дядя?

– Из новой рекламы Голдмэн Сакс Гроуп^[5], – пояснила вместо дочки старшая Клэренс. – Там мужик разговаривает по телефону и что-то печатает в ноутбуке. Весь из себя пафосный, успешный и деловой.

– Ну, как говорится, устами младенца, да?

– Ага, – весело кивнула подруга. – Только бороду не отращивай. Тебе не пойдет.

Так и повелось. Каждый раз, когда мы пересекаемся с Вэл, она зовет меня этим прозвищем.

– Может зайдешь ненадолго? – спрашивает Клэренс, кивая в сторону комнаты. – Пропустим по бокальчику красного, поболтаем немного…

– Нэнс, ты же знаешь, я бы с радостью, – вздыхаю я. – Но завтра совещание, а у меня с алкоголем, мягко говоря, плохие отношения. Еще и чертов Торнтон все спутал…

– Ой, точно, – спохватывается подруга. – Сейчас, подожди.

Она исчезает из виду в глубине дома и оставляет меня в прихожей одну. Я оглядываюсь по сторонам и замираю в ожидании, будто приклеенная к месту. Мне отчего-то не хватает духу пройти дальше. Словно у меня нет на это права. Будто бы мне… нельзя здесь быть. Странное чувство моей неуместности в этом доме давит на плечи, и я веду ими, пытаясь сбросить неприятное ощущение. Но ничего не выходит. Мне все равно кажется, что во всем этом гармоничном уюте… я лишняя. Как шоколадный торт, который кто-то по непонятной причине оставил на полке для диабетиков.

– Вот, – Нэнси возвращается и вырывает меня из потока не особо радужных мыслей. Она протягивает мне стопку документов, отчет по которым так неожиданно потребовался Лексу.

– Угу, – я коротко киваю, поджимая губы, и забираю бумаги у нее из рук. – Спасибо.

Что-то в моем голосе заставляет Клэренс нахмуриться.

– Так, – она упирает руки в бока. – Меня не было максимум пять минут. За это время что, успели прилететь инопланетяне?

– Чего? – непонимающе хлопаю глазами.

– Кто-то похитил твое милое лицо, на тебе его нет. Что случилось?

Голос Нэнси серьезный, а взгляд цепкий. Она скрещивает руки на груди, терпеливо ожидая моего ответа. Я смотрю на подругу и размышляю, что сказать. Прикинуться, будто просто устала из-за работы? Или может, вообще ничего не говорить и соврать, что все в порядке?

– И даже не вздумай сказать, что ничего, – будто прочитав мои мысли, бросает Клэренс. Она не сводит с меня глаз, внимательно разглядывая. Невольно кажется, будто Нэнси действительно сейчас копается в моей голове.

Желание врать отчего-то внезапно исчезает, но заставлять волноваться подругу мне тоже не хочется. Все-таки у нее куча своих забот.

– Не обращай внимания, – приподнимаю уголки губ. – Просто стало интересно что нужно сделать, чтобы дом был таким же уютным, как твой. Вот и задумалась.

Клэренс неожиданно фыркает и смеется.

– Сказать? – она кидает ироничный взгляд исподлобья и, увидев мой короткий кивок, кладет руки мне на плечи. – Поселить в нем любовь.

– Да блин! – кривлюсь я. – А без нее никак нельзя?

– Абсолютно, – мотает головой Нэнси. – Дом – это не стены. Дом – это люди, которые в нем живут и которые наполняют его своими эмоциями и переживаниями. Уют не исходит от дизайнерских вещей или интерьера, он идет вот отсюда, – она кладет ладонь на солнечное сплетение. – И, если вот тут… – Клэренс убирает руку со своей груди и тычет пальцем в мою. – Ничего нет, то и уюту взяться неоткуда.

– Да все там есть, – бурчу, упираясь взглядом куда-то в сторону. – Просто работы много. Вон, еще отчет для Лекса нужно сделать…

– Послала бы ты Торнтона к черту, – заявляет Клэренс. – Вы и так вечно с ним как кошка с собакой цапаетесь, так что не думаю, что он заметит парочку лишних проклятий в свою сторону.

– Я ему уже сегодня сказала несколько ласковых, когда он звонил.

– И правильно сделала, – кивает Нэнси.

– Ладно… Пойду, пожалуй. Не буду мешать создавать уют.

– Ерунды не неси, – строго смотрит на меня Клэренс. – Звони, если нужно поговорить, а лучше – приезжай. Бокальчик красного не обещаю, но горячий чай у меня всегда найдется.

От ее слов гнетущее ощущение, давившее камнем на плечи, вдруг исчезает. Вместо него где-то глубоко внутри загорается маленький яркий огонек. Тепло от него расходится по всему телу до самых кончиков пальцев.

Приятное чувство. Я невольно улыбаюсь.

– О! Гляди-ка, лицо вернулось! – театрально округляет глаза Нэнси и драматично понижает голос. – Признавайся, это все-таки были инопланетяне?

С губ срывается короткий смешок от ее тона. На душе становится легко.

– Постарайся всё-таки отвлечься от работы, – вздыхает подруга. – Хотя бы попробуй.

– Ладно-ладно, уговорила.

Мы обнимаемся на прощание, и я выдвигаюсь в сторону станции метро. Отойдя на несколько ярдов^[6], оборачиваюсь и кидаю взгляд на дом четы Клэренс: светло-бежевый, с терракотовой черепичной крышей и небольшой лужайкой рядом с ним… Сейчас на земле кое-где еще лежат остатки снега, но летом она станет ярко-зеленой, с ровно подстриженным газоном.

Уютно.

Даже снаружи.

Может, Нэнси действительно права? Уют идет изнутри?

Интересная всё-таки мысль.

Путь до станции Форест-Хиллс не занимает больше десяти минут. Поезд тоже долго ждать не приходится. Он подходит к платформе, и я сажусь на свободное место. Впереди длинная дорога домой: с пересадками путь займет около часа. Может быть, если бы Клэренс жила чуть ближе к Манхэттену, я бы действительно заглядывала бы к ней в гости…

Я прикрываю глаза и позволяю своим мыслям свободно течь по сознанию.

Завтра совещание, сделать отчёт, нужно отвлечься, Торнтон придурок… Я не замечаю, как снова начинаю думать о доме Нэнси. Теплый, уютный, шумный… Смогла бы я жить в таком? Мне определенно не нравится шум. Я его не люблю. Но отчего-то наполненность звуками совершенно не портит впечатление о жилище Клэренс. Даже наоборот, придает ему какую-то… очаровательность. Возвращаться домой, зная, что тебя там ждут… Наверное, это приятно? Или утомительно? Каково это? Я пытаюсь представить себя на месте Нэнси, но получается, откровенно говоря, плохо.

С губ срывается вздох. Я легко трясу головой, выбрасывая из нее мысли о подобном. Незачем об этом думать. Сначала – работа, потом все остальное…

Моя квартира находится в нескольких минутах ходьбы от станции Кэнал Стрит. Небольшая пешая прогулка, и вот я уже перед входной дверью. Ключи привычной прохладой ложатся в ладонь. Два оборота замка по часовой, и дверь бесшумно открывается. Я захлопываю ее за собой и приваливаюсь спиной к деревянному полотну, прикрывая глаза. Делаю глубокий вдох… и почти ничего не чувствую. В воздухе витают едва различимые нотки диффузора с запахом морского бриза. Отчего-то сейчас этот аромат кажется не свежим, а скорее… холодным. И искусственным.

Я поднимаю веки и скольжу взглядом по знакомой обстановке: на стене слева висит высокое зеркало, под ним небольшая подвесная тумба, на полу рядом пуф в виде куба, а справа – реечные дверцы шкафа… Минималистично и строго. В прихожей царит полумрак. Я подхожу к зеркалу и аккуратно кладу ключи на деревянную столешницу. В оглушительном беззвучии дребезг металла неприятно режет слух.

– Я дома, – непонятно зачем произношу вслух. Мой голос звучит тихо. Он отражается от стен и возвращается обратно.

Мне никто не отвечает. Даже мое собственное отражение никак не реагирует.

Я отворачиваюсь от зеркала и иду в спальню, стягивая на ходу пальто. Быстро переодеваюсь в домашний трикотажный костюм. Мягкая ткань тут же приятно льнет к телу. Остальные вещи убираю в шкаф. Вся одежда в нем аккуратно развешена, у каждой есть свое место. Мне нравится думать, что порядок в доме помогает сохранять порядок в мыслях.

Вечерняя рутина не занимает много времени. Перекусив остатками вчерашнего салата, решаю последовать совету Нэнси и немного отвлечься перед тем, как сесть за работу.

Я опускаюсь на диван в гостиной, включаю телевизор и принимаюсь перелистывать каналы, в поисках чего-то “отвлекающего”. Кнопка на пульте нажимается раз, второй, третий, но меня ничего не цепляет. Мне совершенно неинтересно происходящее на экране. Так проходит несколько минут, и в голове уже возникает мысль бросить эту безнадежную затею… Как вдруг, после очередного щелчка кнопки, на экране появляются красивые желто-оранжевые панорамы Центрального парка. Посередине кадра возникает лаконичная надпись: «Осень в Нью-Йорке»^[7]. Она плавно исчезает, сменяясь именами актеров. Играет мелодичная джазовая песня, а на заднем фоне слышно щебетание птиц. Через экран чувствуется приятная атмосфера теплого сентябрьского дня.

Последний шанс.

Я аккуратно кладу пульт рядом с собой и сосредотачиваюсь на фильме.

Статный мужчина прогуливается по оживленной аллее парка. Его волосы полностью седые, но, несмотря на это, он выглядит весьма привлекательно. К нему подходит симпатичная девушка, и герой мило ее приветствует. Они идут, обнявшись, по мостику над озером.

– Прокатимся на лодке? Это будет забавно! – предлагает героиня своему спутнику.

– Нет, я не могу, – отказывается тот и резко останавливается, разрывая объятия. Девушка проходит на несколько шагов вперед. – Потому что я с тобой расстаюсь, – говорит мужчина ей вслед.

Челюсти невольно сжимаются. Я смотрю на экран и вижу знакомый отстраненный взгляд куда-то сторону. Лицо героя не выражает эмоций. Я слышу очередные нелепые оправдания в мужском голосе и непонимание и обиду – в женском.

Девушка, всхлипывая, быстрым шагом уходит с мостика, и в тот же момент пульт оказывается у меня в руке. Я вскакиваю на ноги и резко жму на красную кнопку, выключая телевизор. Пальцы впиваются в черный пластик так сильно, что он тихо поскрипывает. Тело бьет мелкой дрожью. В голове мелькают картинки из давнишнего прошлого, а внутри все кипит. Я медленно опускаю веки и неторопливо втягиваю воздух, успокаивая дыхание.

«Так что прости, детка, дальше нам не по пути».

Да чтоб тебя!

Где там документы Торнтона?!

Я распахиваю глаза и с размаха швыряю пульт на диван, срываясь с места.

Из сумки достается все, что нужно: стопка бумаг Лекса, ноутбук, ежедневник с пометками и записями… Все вещи быстро оказываются на столе. Я ухожу в работу с головой, всячески стараясь выкинуть из нее мысли о прошлом.

Важно лишь настоящее.

Именно от него зависит будущее.

Весь оставшийся вечер проходит в слайдах презентаций, колонках цифр и строчках договоров. В какой-то момент буквы начинают расплываться перед глазами. Я замечаю, что в очередной раз сделала опечатку в тексте, и опускаю веки, устало потирая переносицу. Плечи и шея затекли от неудобной статичной позы и теперь противно ноют. Я откидываюсь на спинку стула и надавливаю пальцами на одеревеневшие мышцы. Расслабление от массажа расходится по телу горячей волной удовольствия. По коже пробегают мурашки. Ощущение столь приятное, что мне хочется понежиться в нем подольше. Возвращаться к работе нет никакого желания. Совершенно.

Я открываю глаза и вглядываюсь в недоделанный файл отчета. Может действительно послать Торнтона к черту? Захлопнуть сейчас ноутбук, набрать горячую ванну, полную ароматной пены, и позволить себе забыть обо всем… Заманчивая перспектива.

С губ срывается протяжный вздох.

Нельзя поддаваться сиюминутным соблазнам.

– Давай, осталось совсем чуть-чуть… – уговариваю себя. – Ты со всем справишься, родная. Нужно немного потерпеть.

Я собираю оставшиеся силы и снова утыкаюсь в экран, принимаясь механически стучать пальцами по клавиатуре.

У меня получается доделать отчет уже затемно. Я сохраняю файл и закрываю крышку ноутбука, неожиданно обнаруживая, что сижу почти в кромешной тьме. Мрак разгоняют лишь ночные огни города, свет от которых льется в комнату через большие, высокие окна. Я встаю с места и, потягиваясь, подхожу к ним. За стеклом, где-то внизу, бьется сердце города, который никогда не спит^[8].

Нью-Йорк живет круглосуточно, не останавливаясь ни на минуту. Улицы освещаются лампочками фонарей, вывески закусочных завлекающе горят ярким неоном, а на станциях метро раздается перестук поездов. Город бурлит гомоном переговаривающихся приглушенных голосов, стучит по блюдцам чашками с горячим кофе и скрежещет по тарелкам режущими стейк ножами. Я вглядываюсь в проезжающие мимо автомобили, идущих куда-то прохожих… Нью-Йорк кипит жизнью.

Вот кудрявая блондинка торопливо переходит дорогу. Ее локоны упруго подскакивают с каждым шагом. В воображении сразу возникает ритмичный цокот каблуков. Интересно, куда она так спешит? Может она так же, как и я, заработалась допоздна и сейчас возвращается домой? А может у нее было свидание, и теперь ей не терпится позвонить подруге и рассказать, как все прошло? Было ли оно удачным… или же кавалер ее разочаровал? Мне представляется, как незнакомка хлопает длинными ресницами и надувает губы: «Нет, Бри, ты можешь себе представить?!» – жалуется она капризным тоном. – «Этот самовлюбленный индюк весь вечер болтал о себе без умолку! Я даже слова вставить не могла!». Бри, конечно же, безоговорочно ее поддерживает и одаряет несостоявшегося ухажера парочкой уничижительных ругательств: «Мэл, дорогая, забудь ты про этого придурка! Он просто непроходимый тупица, раз ничего не понял!».

Я невольно фыркаю от возникшей в сознании картины. Переживать из-за неудавшегося свидания… Да вот еще!

Блондинка проходит чуть дальше вдоль дома и исчезает из моего поля зрения. Я легко трясу головой, избавляясь от видения перед глазами, и отворачиваюсь от окна.

Где там моя горячая ванна?

У меня уходит где-то пятнадцать минут, чтобы набрать нужный объем воды. На ее поверхности возвышается пышная шапка пены. Пузырьки тихо шуршат от прикосновения и разносят по комнате дурманящий цветочный аромат. Сладкий, но не приторный. Я медленно погружаю в ванну сначала одну ногу, затем вторую… А затем плавно опускаюсь в воду целиком, по шею. По телу в тот же миг разносится приятное тепло. Оно разливается от кончиков пальцев до самой макушки. Я делаю глубокий вдох… и с шумным выдохом позволяю себе, наконец, расслабиться. Тяжелый груз сегодняшнего дня спадает с плеч и растворяется в дымке благоухающего пара. Прикрываю глаза и фокусируюсь на чудесном ощущении. Где-то там, за окном, на бешеной скорости несется жизнь, но это меня сейчас не волнует… В мыслях царит покой и ясность.

Черт возьми, как же хорошо.

Я не замечаю сколько проходит времени, прежде чем меня начинает клонить в сон, а вода успевает остыть. Аккуратно поднимаюсь на ноги, быстро смываю с себя остатки пены под душем и выбираюсь из ванны. Тело ощущается размякшим и вялым, в нем чувствуется разнеженная леность. Я провожу по запотевшему зеркалу ладонью. Отражение искажено разводами, собирающимися в маленькие капли воды. Под глазами виднеются синяки, не скрытые сейчас консилером.

Может сегодня все-таки получится без кошмаров?

Постель встречает меня холодом. Я забираюсь под одеяло и ежусь от резкого контраста. Подтягиваю колени к груди, пытаясь сохранить тепло. В сознании мелькает ехидная мысль: будь в кровати кто-то еще, она не была бы такой ледяной. Почему-то в голове эти слова звучат нравоучительным голосом Хоуп.

Сгинь.

Я морщусь и переворачиваюсь на другой бок, прижимая к животу подушку. Утыкаюсь в нее носом и глубоко вдыхаю запах кондиционера для белья.

И чего они все ко мне пристали? Не нужен мне никто.

Постель постепенно нагревается до комфортной температуры. Я закрываю глаза… и проваливаюсь в сон.

Я оказываюсь в длинном узком коридоре. Его ширина столь мала, что у меня не получится свободно развести руки в стороны. Пол устлан деревянными досками, а стены окрашены в мерзкий грязно-зеленый цвет. Краска давно рассохлась и покрылась трещинами, а местами даже отвалилась, из-за чего в покрытии зияют черные проплешины. Откуда-то я знаю, что их края острые и до крови царапают кожу при прикосновении.

Тут мало света. Надо мной висит одинокая лампочка. Она горит слабо, то и дело мерцая, будто вот-вот погаснет. Я осматриваюсь по сторонам и замечаю еще несколько таких же впереди и позади меня. Они развешены примерно через каждые три или четыре фута^[9].

Я не понимаю, почему нахожусь в этом месте. Воздух ощущается затхлым. Быть здесь некомфортно. Внутренности сковывает, а к горлу подкатывает противное чувство тошноты. Кончики пальцев немеют. Черт возьми, где я?!

За спиной раздается странный шорох. Я резко оборачиваюсь, но не вижу ничего, что могло бы издавать такой звук. В коридоре нет ни единого дуновения, но внезапно лампочки начинают раскачиваться из стороны в сторону. Они пронзительно скрипят от каждого движения и с громким хлопком начинают гаснуть одна за одной. Темнота приближается. Внутри все леденеет. Паника затягивается на шее удавкой из колючей проволоки, и я срываюсь с места.

Легкие горят огнем, а горло саднит от сбитого дыхания. Мне кажется, что я бегу вечность, но коридор никак не заканчивается, будто в нем нет выхода. Сил с каждой минутой все меньше, меня вот-вот вывернет наизнанку. Я торможу, упираясь ладонями в колени, и стараюсь отдышаться. Грудная клетка ходит ходуном, будто меха для камина. Кидаю быстрый взгляд в сторону надвигающейся тьмы и сцепляю челюсти крепче. Руки до белых костяшек сжимаются в кулаки. Черта с два я сдамся! Не на ту напали!

Лихорадочно оглядываюсь по сторонам в поисках чего-то, чем можно защититься. В голову не приходит ничего лучше, чем попробовать оторвать от пола одну из досок. Тем более, что на вид закреплены они не особо прочно. Я принимаюсь остервенело бить ногой по краю доски, пытаясь приподнять ее противоположный конец, будто это перекладина на детских качелях. Ничего не выходит. Древесина оказывается трухлявой, и от мощных ударов подошвы попросту крошится и разлетается мелкими щепками.

Черт.

Черт, черт, черт!

Адреналин бурлит в крови, разгоняя пульс. Я мечусь взглядом вокруг… и внезапно замечаю дверь. Спасительный выход расположен буквально в паре-тройке ярдов от меня. Видимо я бежала так быстро, что пролетела мимо, даже не обратив на него внимания. Мрак по-прежнему идет в мою сторону. Я перевожу взгляд с двери на подступающее черное небытие, потом обратно… и кидаюсь тьме навстречу. Подбегаю к выходу и почти истерично дергаю за ручку.

Дьявол! Заперто!

Наваливаюсь всем телом – дверь не поддается.

Я оглядываюсь через плечо. С каждым мигом лампочки гаснут все ближе и ближе… Что же делать? Сил бежать нет, защититься нечем, единственный выход закрыт…

«Какой последний сериал ты посмотрела?» – в голове вдруг звучит голос Нэнси.

Точно! Она же смотрит какой-то один. Про сорокалетнего мужика, который внезапно решил стать полицейским^[10]… Отхожу от двери на шаг и с размаху бью ногой в область замка. С трескучим деревянным хрустом полотно открывается, и я успеваю нырнуть в образовавшийся проход за мгновение до того, как за моей спиной померкнет свет.

Захлопываю дверь и напираю на нее всем весом, мешая, на всякий случай, ее открыть из коридора. К глазам подкатывают слезы, все тело трясет. Пульс стучит в ушах безостановочной барабанной дробью. Я утыкаюсь лбом в полотно.

Спаслась, получилось… Господи!

Оседаю вниз, опускаясь на колени, и надавливаю основаниями ладоней на веки. Под ними появляются цветные пятна ярких кислотных цветов. Не плакать, не плакать, не плакать! Делаю пару глубоких вдохов, стараясь успокоиться.

Ну же… Давай!

Мне неизвестно сколько проходит времени прежде, чем мне удается взять себя в руки. Я аккуратно поднимаюсь на ноги. В них еще чувствуется небольшая слабость, отчего меня слегка шатает, а шаги выходят неуверенными и осторожными.

Осмотревшись, понимаю, что попала в место, напоминающее большой спортивный зал. По краям помещения установлены уходящие куда-то ввысь ряды трибун. В отличие от узкого затхлого коридора, здесь просторно и довольно свободно дышится. Все выкрашено в кипельно белый цвет. Из-за этого даже того приглушенного освещения, что тут есть, кажется достаточно.

Вдалеке стоит светловолосый парень. Отчего-то он кажется мне смутно знакомым. Я чувствую, что мне нужно подойти к нему. Когда я равняюсь с ним, блондин разворачивается в мою сторону. Он одет во все белое. Взгляд его небесно-голубых глаз полон невинности, а на губах блуждает блаженная улыбка. Я невольно думаю, уж не ангел ли он, и пытаюсь рассмотреть – нет ли за мужской спиной крыльев.

Незнакомец медленно поднимает руки. Одну протягивает мне, а второй – указывает куда-то в сторону. Но от того, что я вижу, меня едва не тошнит. Рукав кристально чистого одеяния оказывается измазан ярко-алой кровью, а на вытянутой ладони лежит живое человеческое сердце. Оно бьется и пульсирует, выталкивая из оборванных артерий красную жидкость. Кровь стекает по ухоженным пальцам багровыми струйками, беспрестанно капает под ноги и собирается рубиновым озерцом на полу.

Выражение лица парня вдруг меняется. Вместо улыбки появляется звериный оскал, а глаза загораются ярким красным светом. Незнакомец злорадно ухмыляется и сжимает сердце пальцами, буквально раздавливая его в своей ладони. Грудь простреливает нестерпимым болезненным спазмом. Я рефлекторно хватаюсь за ноющее место и неожиданно обнаруживаю, что на мне надето белое платье, отдаленно напоминающее одеяние парня.

Блондин заливается злым, дьявольским хохотом. Я перевожу взгляд, куда указывает его вторая рука… От увиденного горло сдавливает до невозможности. В ушах раздается оглушительный звон, а голова вмиг начинает раскалываться от боли. Тело парализует леденящим ужасом. Я открываю рот в беззвучном истошном крике…

… и с судорожным вздохом резко сажусь в своей постели, наконец-то просыпаясь.

*****

[5] Го́лдман Сакс Гроуп (англ. Goldman Sachs Group) – банк в США и один из крупнейших инвестиционных банков в мире.

[6] 1 ярд = 91,44 см

[7] «Осень в Нью-Йорке» (англ. Autumn In New York) – фильм2000 года режиссёра Джоан Чэнь. В главных ролях снялись Ричард Гир и Вайнона Райдер.

[8] Отсылка к тексту песни Фрэнка Синатры «New York New York»: «Я хочу проснуться в этом городе, который никогда не спит» (англ. I wanna wake up in that city, that doesn't sleep)

[9] 1 фут = 30,48 см

[10] Отсылка к американскому детективному сериалу «Новичок» (англ. The Rookie).