Читать книгу: «Блогер, чао!», страница 2

Ясно было, что он не будет ждать и секунды сверх положенного времени.

Галина Сорокопудская вышла, опасливо косясь на частично расселенную «хрущевку», и прочитала маленькую скромную, как пенсионная жизнь, табличку: «Частное бюро сыска. Павел Крахоборов». Ага… иронично сказала себе Галина Сорокопудская, взялась за ручку двери, оглянулась за поддержкой на таксиста, и дёрнула её так, что едва не вырвала с петлями. Если это лабуда, подумала она, устыдившись своей горячности, я тотчас уйду. Но как только посмотрела внутрь, все её сомнения сразу развеялись. Она махнула таксисту и, наклоняясь под притолокой, вошли.

За столом, в центре крохотного, унылого и абсолютно голого помещения сидел никто иной, как Мирон Прибавкин, только в три раза шире в плечах и выше, в дешёвом клетчатом пиджаке, как у рыжего клоуна, в белых поддельных кроссовках «адидас» и в расхристанной рубахе «колинс».

– Здравствуйте… – засомневалась Галина Сорокопудская, – скажите, у вас брат есть?..

– Брат? – густым баритоном оперного певца переспросил хозяин бюро, – и плачу, и рыдаю, – хихикнул он, как Арлекино над Мальвиной, застав её в интересном положении, – разрешите представить, – поднялся он и оказался выше Галины Сорокопудской на целую голову, – Павел Андреевич Крахоборов, заметьте, не Крохоборов от слова «крохи», – смешно вылупил он узкие светло-зелёные глазки, – а Крахоборов от слова «крах». – А брата… – пропел он гласные звуки, как орган, – у меня, увы, по-настоящему так и нет.

И конечно, соврал, не моргнув глазом, а ещё скрыл псевдоним: «Паша по кличке зелёный Халк», как его знали во всех криминальных и полукриминальных кругах. Павел Крахоборов был из не спившихся боксёров и полагал, что нашёл своё место на ниве розыска людей, чем очень гордился, ибо «Лучше бегать хоть за кем-нибудь, чем преждевременно лежать на кладбище», – часто думал он перед тем, как уснуть в родной, тёплой постели в обнимку с Акулиной Ильиничной, своей любимой и неповторимой женой, которую в порыве раздражения называл акулой, людоедкой и Мантихорой.

– А вы знакомы с Мироном Прибавкиным? – не отступилась Галина Сорокопудская, как в прыжке с блоком, в котором была в высшей степени мастачка.

– Как же! – радостно воскликнул Павел Крахоборов и стал застёгиваться на все пуговицы. – Мы деловые партнёры! И плачу, и рыдаю! Он поставляет мне клиентов с сомнительной репутацией!

– Так уж «сомнительной»? – покраснела Галина Сорокопудская.

– Да, именно так! – басом подтвердил Павел Крахоборов, глядя на неё, как старый, добродушный пёс, который передёргивается всем телом от множества блох.

Широкая, дружеская улыбка бродила на его дюже простоватом лице. На самом деле, после травмы в боксе он был не так простоват, как казался, а умён, смекалист, но не по годам великодушен, словно понимал, что жизнь коротка и нет смысла портить её себе и окружающим.

– Ну я ему сделаю! – пообещала Галина Сорокопудская и мстительно сжала тонкие губы.

– Ах! – рассмеялся всё тем же природный штробасом Павел Крахоборов, – он всегда был большим шутником. И плачу, и рыдаю, – произнёс он нараспев, и видно было, что он поёт песни на рассвете, после секса с женой или когда лепит пельмени или попивая под них водочку.

И Галина Сорокопудская, которая не уважала, а даже небеспочвенно остерегалась крупных мужчин, осталась. В остальном Павел Крахоборов был точной копией Мирона Прибавкина, и даже нос был утячий, не говоря уже о школьном чубчике. Однако его непрезентабельная внешность компенсировалась внушительными габаритами.

– А зачем всё это? – Галина Сорокопудская обвели взглядом убогую обстановку.

Павел Крахоборов сделал таинственно-глуповатую физиономию и прошептал, смешно поводя раскосыми нанайскими глазками:

– Маскировка… – посмотрел долгим взглядом Конфуция. – Дом снесут… а я перееду в следующую «хрущевку», и так до бесконечности, чтобы налоговики не зверствовали. Придут, увидит меня нищим, сирым и босым, и оставят в покое.

– И-и-и… что?.. – уточнила Галина Сорокопудская, – работает?..

Она уже поняла, что убогая обстановка и даже дешёвые кроссовки «адидас» – всё-всё ради него – нелегального бизнеса, без которого теперь не выгорит ни одно настоящее дело.

– Ха! – гордо подтвердил Павел Крахоборов. – И плачу, и рыдаю. Ещё как! Но я вам ничего не говорил! – нахмурился он. – Это тайна! Однако вернёмся к нашим баранам.

– Давайте, – даже не обиделась Галина Сорокопудская, шокированная мыслью, что голь на выдумки хитра.

– Я уже в курсе вашей беды… – сказал Павел Крахоборов, предлагая ей огромное уютное кресло на одной ножке.

– Что он вам ещё сказал? – с подозрением в голосе спросила Галина Сорокопудская, всё больше проникаясь доверием к Павлу Крахоборову.

Было в нём что-то такое, что располагало к дружескому общению, скорее всего, огромное, как облако, добродушие, но Галина Сорокопудская всё равно была осторожна, как лань в лесу. Знаю, я ваши хитрости, думала она с подозрением ко всем без исключения крупным мужчинам, однако её всё же тянуло к Павлу Крахоборову, как магнитом.

– Что у вас внезапно пропал муж… – с невинной хрипотцой в голосе сообщил Павел Крахоборов, – а ещё, что вы богатый клиент…

Он опустил слово «очень», хотя Мирон Прибавкин употребил именно это выражение.

Галина Сорокопудская только фыркнула, сделав ироничный взгляд, однако ей понравилась честность Павла Крахоборова.

– Скажите, а как он вёл себя в последнее время? – спросил Павел Крахоборов, решительно принимая самый деловой вид, чтобы потрафить ей.

– Кто? – спросила Галина Сорокопудская, подумав о Мироне Прибавкине.

– Ну ваш муж, – поправился Павел Крахоборов.

– А… – сообразила она. – Как обычно… – строго по роли подыграла ему Галина Сорокопудская, опуская все свои сексуальные приёмчики, в которых была большая мастерица, и, конечно же, вспомнила, что – не совсем обычно, а даже вовсе необычно!

Утром предыдущего дня началось со скандала: она, конечно же, торопясь на тренировку, как назло (нарочно, разумеется), пролила кофе ему на рабочие брюки от костюма, чтобы отомстить за игру в равнодушие. Из-за этого Самсон целых пять минут прыгал козлёнком и кричал о его погубленной молодости и об огромном желании бежать в родной Краснодар, откуда он был родом. Галина Сорокопудская терпеливо сносила его вопли. Я ведь тоже жертва… думала она мрачно, жертва женской акселерации, отдала волейболу свои лучшие годы, мрачнела она ещё больше, но я не делаю из этого трагедии и не кричу на каждом углу: «Караул, молодость украли!» Поэтому такие ссоры она не считала ссорами, а всего лишь выплеском эмоций перед тяжёлым трудовым днём. Поживи в этих джунглях, с отвращением размышляла она о столице, не то запоёшь. Москву она не любила и предпочитала родной Белгород, где было хоть и деревенестее, зато – абсолютная свобода и пространство под ярким южным небом. Так она считала.

Ещё она вспомнила, каким нежным и влюбленным был красавчик Соня Воропаев (так она его по-домашнему называла), когда ухаживал за ней, но с тех пор утекло слишком много воды и Соня изменился, куда девалась его нежность и очаровательный взгляд Леонардо Ди Каприо? Не расскажешь же об этом сыщику. Поэтому она ответила кратко:

– Всё, как обычно… как у всех…

– Прямо, всё-всё?.. – не поверил он ей, повернув голову на три четверти в профиль и косясь на неё, как батюшка в церкви. – И плачу, и рыдаю!

Крупных мужчин Галина Сорокопудская побаивалась ещё и потому, что у неё был двухгодичный опыт семейной жизни с тяжёлым форвардом из баскетбольной лиги, с тех пор левый глаз у неё потерял двадцать процентов зрения. И спортивный окулист всякий раз крутила носом, подписывая паспорт на очередной матч. Милочка, надо лечиться, говорила она, а лучше родить ребёночка. В спорте каждый пропущенный год, это минус десять процентов успеха. И Галина Сорокопудская, когда развелась, вздохнула с облегчением. С тех пор она не могла себе позволить подобных ошибок. А когда на её пути возник знойный красавец Самсон Воропаев, похожий на Леонардо Ди Каприо, ростов всего лишь метр девяносто пять, не раздумывая выскочила за него замуж, хотя потом и сожалела. Самсон Воропаев, конечно же, её не бил, но, как всякий дешёвый неврастеник, был склонен к сценам, и она, наученная опытом, терпела, вот только не беременела. И жизнь её приобрела характер вялотекущей реки с унылыми берегами. Лишь волейбол выручал, да лёгкие подружки по спорту, с которыми можно было почирикать про жизнь. С тех пор Галина Сорокопудская считала себя женщиной без особых привязанностей. Так было легче выжить в этом сумасшедшем мире.

– У него были деньги, чтобы сбежать? – по-свойски спросил Павел Крахоборов, удобно усаживаясь в кресло, мол, можете не говорить, я и так догадался; вроде как он всё-всё понимал, но не торопился высказываться.

– И вы туда же! – воскликнула Галина Сорокопудская, вспомнив, что почти то же самое выспрашивал у неё Мирон Прибавкин.

– Ох! Ох! Ох! – укорил её Павел Крахоборов, смешно скорчив морду добродушного животного.

– Скрывать не буду… – нахмурилась Галина Сорокопудская, – он пять лет вёл четыре канала и легко мог утаить от меня какие-то суммы или даже счёта в банках. Он не ангел!

– И?.. – иронично склонил голову Павел Крахоборов, как собака, учуявшая запах пирожка с печёнкой.

– И главное… – задумчиво сказала Галина Сорокопудская, – чего у него не было – это повода уйти, – уверенно сжала она губы. – Разве что… – подумала она вслух, глядя сквозь Павла Крахоборова.

– Что «разве что»? – напрягся он, как после удара левой в печень, когда ты считаешь раз… два… а на «три», она сжимается в комок боли, и всё, и конец боя, и ты лежишь и ждёшь, когда тебя отпустит, чтобы уползти в свой угол.

– Разве что… кто-то из его клиенток клюнул на его деньги?.. – цинично подумала она вслух. – Охотниц, знаете ли, много… Но… Самсон всегда трезво смотрел на жизнь… – она что-то вспомнила, улыбнулась, – и говорил мне: «Ни одна! Подчёркиваю, ни одна женщина, разумеется, кроме тебя, дорогая, не завладеет моим сердцем и моей свободой!»

– Дал тёку?! – очень театрально и очень удивлённо возвёл брови Павел Крахоборов, и его большое лицо даже стало жалостливым, как к собаке на цепи, – а сколько ему лет?..

– Самсону?.. – вслух подумала Галина Сорокопудская, – двадцать шесть… нет, двадцать седьмой… – твёрдо добавила она, словно очнувшись от грёз.

Она по привычке хотела назвать мужа Соней, так, как называла его сентиментально дома, но язык не повернулся.

– И плачу, и рыдаю! – воскликнул Павел Крахоборов и трезво рассудил: – Взрослый мальчик, но не по возрасту умён, значит… прозревший… – В его голосе прозвучала нотка превосходства мужчины экстракласса абсолютно над всеми женщинами. – Обычно так мыслят после сорока пяти. Неужели ему всё надоело в этом мире? – И оценивающе взглянул на Галину Сорокопудскую, как на волнительную, грандиозную статую, которой просто так не изменил бы ни за какие коврижки.

Галина Сорокопудская всё поняла и покраснела. На неё часто так глядели, и она привыкла, хотя в далёкой юности в таких случаях всегда съёживалась и пряталась, как улитка в раковину, но с тех пор своим привычкам не изменила, просто перестала реагировать, правда, не сейчас.

– Мы… – овладела она собой, – эту тему не обсуждали, однако у нас были большие планы на осень… – сообщила она мужественно, опуская тот факт, что они конечно же собирались в Турцию на бархатный сезон, хотя Турция ещё не открыла границу из-за коронавируса, но у них была возможность лететь на частном самолёте, а договориться с авиакомпанией – это всего лишь вопрос денег.

– Ага… – вопросительно к самому себе открыл рот Павел Крахоборов и тоже, как Мирон Прибавкин, взялся за свой неладный утячий нос.

Думал он минуты три. Галина Сорокопудская успела оглядеть его весьма скромный кабинетик, окно и мальчишек на улице, которые мучили кошку. Дело кончилось тем, что кошка изловчилась и капитально расцарапала физиономию одному из них.

– Так… – наконец произнёс Павел Крахоборов, бросив теребить свой утячий нос, – дело это сложное… и запутанное… – потряс он в прозрении огромной рукой. – Поверьте моему опыту, никто не исчезает просто так. Обычно это происходит по нескольким причинам. Главная из них – финансовые проблемы, долги, кредиты, тотализатор, карты и уголовные истории, но так, как у вас!.. – ей показалось, что он подмигнул ей, – я встречаю впервые. Сейчас мы составим договорчик, вы заплатите мне аванс пятьдесят тысяч «евриков», и я сейчас же начинаю расследование!

Галина Сорокопудская крайне удивилась тому, что Павел Крахоборов знает о существовании у неё «евро», но вспомнила, что Мирон Прибавкин работает с ним в тандеме, достала из сумки пять пачек «евро» и небрежным жестом положила на стол.

– Если я или Мирон Прибавкин найдём вашего мужа, вы заплатите ещё столько же, – предупредил Павел Крахоборов.

Естественно, он не сообщил ей, что авансом он делится с Мироном Прибавкиным, хотя это и не было мировой тайной.

– Договорились, – нервно ответила Галина Сорокопудская, и подмахнула договор.

***

Павел Крахоборов был старшим братом Мирона Прибавкина, только отцы у них были разные: у Павла – профессиональный юрист, у Мирона – любитель водопроводчик.

Был он не похож на Мирона Прибавкина ещё и по одной огромнейшей причине: в детстве он переболел свинкой, внутри него что-то сломалось, и Павел Крахоборов стал расти не по дням, а по часам, и к пятнадцати годам вымахал громилой из подворотни с грабарками вместо рук, и путь у него был один – в боксёры или в грабители, в общем, куда-то туда. При всём при этом отец, который был известным юристом в Иркутске, заставил его почти что силком закончить юридический факультет МГУ. Он сказал: «Это твоя подушка безопасности», и как в воду глядел. Так Павел Крахоборов попал в Москву и в ней же застрял.

Но вначале был спорт. Его карьера сразу по накатанной пошла в гору, к двадцати годам он завоевал все международные титулы, которые только можно было завоевать, и попробовал себя во всех видах единоборства, в которых можно было себя проявить, пока в девятнадцатом в Москве его не завалил в боях без правил в буквальном смысле слова обычный карапет, человек ростом всего сто семьдесят пять сантиметров. Для этого ему не понадобилось даже махать руками. Когда прозвучал гонг, Павел Крахоборов самоуверенно пошёл вперёд, ударил прямым в голову, глупейшим образом провалился, его противник подхватил его на колени, не давая коснуться ринга, жёстко уронил на верхнюю часть спину. От удара Павел Крахоборов потерял сознание и провалялся в больнице два месяца. У него был компенсационный перелом позвоночника и разрыв лёгких. Как ему объяснили врачи, он ещё легко отделался: кости срослись, лёгкие восстановились. «Но ещё одна такая травма и вы станете инвалидом, если хотите дожить хотя бы до семидесяти, спорт надо бросить».

Павел Крахоборов подумал, подумал и так и сделал. Вопрос заключался только в том, чем заниматься: тренерская работа ему не нравилась, он был сыт спортом по горло и решил вернуться к юриспруденции, недаром же он околачивался в университете четыре года. Но стоять в очереди за адвокатским удостоверением было лень, и он на пару с Мироном Прибавкиным, средним братцем, учредил частное бюро сыска.

Он позвонил Мирону Прибавкину:

– Чего делать-то?..

– Узнай, кто из братвы приходил к Самсону Воропаеву и, похоже, напугал его, а может, и того хуже?.. – предположил Мирон Прибавкин, назидательно выпучив глаза, глядя на портрет президента.

Павел Крахоборов поковырялся ногтём в ухе и с укором сказал:

– И плачу, и рыдаю! Ты что наших не знаешь? Не-а… так дела теперь не делаются, не те времена…

– Откуда ты знаешь, какое сейчас времена? – с пренебрежением к старшему брату спросил Мирон Прибавкин и подумал о коронавирусе, который смешал все карты во всех слоях общества. – Времена меняются, люди – тоже.

Снобизм его по отношению к Павлу Крахоборову проистекал из того, что их мать в своё время поставила на Павле крест, донимая его со школы одной и той же фразой: «У тебя, дурака, одна дорога в дворники. Больше ты ни на что не способен!» И у бедняги Павла Крахоборова развился комплекс неполноценности, из которого он выкарабкался с превеликими потерями. Каждый раз, когда он укладывал противника на помосте ринга, он мысленно спорил с мамой и доказывал ей свою значимость: «Вот, мама, какой я, а ты не верила!» Вот этот комплекс подспудно и эксплуатировал Мирон Прибавкин, не давая брату почувствовать себя старшим. Он даже как учредитель бюро сыска забирал себе пятьдесят процентов плюс рубль, поскольку Павел Крахоборов идей не приносил, а был чистой воды исполнителем, хотя и с огромными, как чайник, кулаками.

– Хорошо… – отступил Павел Крахоборов, – я узнаю. Что с ними сделать?

– Просто узнай… – захихикал в трубку Мирон Прибавкин. – Убивать не надо…

– Иди ты к чёрту… – вяло отреагировал Павел Крахоборов, сообразив, что Мирон Прибавкин тонко издевается. – Ещё одна такая шуточка, и я лишу тебя удовольствия слышать нежный шелест валюты, которая называется «еврики», – пообещал он.

– Ладно, ладно, – пошёл на попятную Мирон Прибавкин, – вечером заскочу, – пообещал он.

И Павел Крахоборов самодовольно ухмыльнулся, вышел из конторы, сел в старенькие «жигули» и отправиться к Альберту Вельботову по кличке Ялик, который держал в районе Белорусского вокзала боксёрский клуб.

Надо ли говорить, что старенькие «жигули» тоже были формой маскировки.

Альберт Вельботов сидел на втором этаже в тренерской спортивного клуба «Клинч», наблюдал за боем на ринге и пил горькую настойку на полыни. Пить он начал давно, ещё до коронавируса, ну а потом – сам бог велел, потому как доходы клуба упали в три раза, и конца-края этому не было видно, а тут ещё новые штаммы прямо на бедную спортивную головушку.

– Твои архаровцы на вольные хлеба не ходят?.. – просил вместо приветствия Павел Крахоборов и уселся на жалобно скрипнувший стул.

– Ты чо?.. – Альберт Вельботов протянул ему руку, похожую на куриную лапку. – У нас дисциплина! – и показал на зал, где десятка полтора человек сражались с мешками не на жизнь, а на смерть. На ринге же бодались двое.

Павел Крахоборов тоже посмотрел: тот, что в красных перчатках, пропустил удар правой сбоку и замотал головой, как бык, но тот, кто в синих, добивать не стал, а опасливо, хоть и с готовностью прикончить, отступил в угол, мол, вались сам, недоделок.

Недоделок, судя по виду, был «кормушкой» и таких ударов получать не должен был ни в коем случае, не привык он к ним, и мог возмутиться. Такие «кормушки» берегли и носили на руках тем более, что по нынешним временам они были на вес золота, их доили с умом и аккуратно, чтобы заметно не было.

– Знаю я вашу дисциплину, – покривился Павел Крахоборов многозначительно.

– Не понял?.. – повернулся к нему Альберт Вельботов, маленький, вертлявый, как паучок, даже Гога Ноз мог прищёлкнуть его одним щелчком. – Предъява есть?.. – спросил он визгливо, полагая, что именно таким его должны все бояться.

Был он помятым, словно после стиральной машинки, с лицом и черепом цвета кирпича, меченый шрамами, как последний забияка с окраины, однако из-за веса петуха, в котором пребывал со дня рождения, был абсолютно не опасен даже для мышей, которые жили под полом спортзала.

– А то… – многозначительно пробасил Павел Крахоборов. – И плачу, и рыдаю!

– Говори конкретней! – заглянул Альберт Вельботов в глаза Павлу Крахоборову и понял, что ничего хорошего там нет, одна предначертанность к исходящему сальдо, а это было плохо, очень плохо. Знал Альберт Вельботов кое-что и о частном бюро сыска, и о брате Крахоборова с большими возможностями, и забеспокоился: «Чего припёрся?..» Зажали со всех сторон, подумал он с тоской, которая донимала его последние полгода, и не знал, то ли закрывать клуб, букмекерскую контору «Фаэтон» и бежать на юг, где у него был скромный домик-гостиница на побережье, то ли оставаться в горькой Москве на свою голову и ждать лучших времён.

– На днях к этому человеку… – Павел Крахоборов показал фотографию Самсона Воропаева, – приходили твои люди, больше некому.

– Не может быть! – не поверил Альберт Вельботов, вспомнив, что не ранее, как неделю назад, промыл мозги всей бригаде: «Вы здесь, как за каменной стеной! А высунетесь, вам крындец! И никто не поможет! Терпите! Я тоже терплю!» Подозревал он, что кое-кто, не выдержав безденежья, начал заниматься рэкетирством и, как всегда, от большого ума побежал по своему же району, и вместо Павла Крахоборова могла прийти полиция, тогда разговор будет коротким: клуб могут прихлопнуть, а вольное общество стрелков разогнать к едрене-фене. Может, и к лучшему, подумал он, может, я тогда на что-нибудь решусь; и по громкой связи вызвал того, кто был в синих перчатках, и ещё одного, дружка его, средневеса, Гогу Ноза.

Гога Ноз по кличке «быстрые кулаки» и Чомба из-за сплющенного носа и свёрнутыми в трубочку ушами был покладистым молодым грузином, но на всякий пожарный называл себя молодым армянином, чтобы национальный вопрос не педалировали, и чтобы к нему молодому армянину, очередь из желающих подраться дюже большой не выстраивалась.

– Зачем же ты его бьёшь, он нам деньги платит?.. – спросил Альберт Вельботов узкогрудого, мосластого громилу с длинными, как у неандертальца, руками.

– Альберт Симович, так-х… подвернулся же… – прогундосил громила и обиженно стащил с головы шлем.

И Павел Крахоборов узнал в нём Сеню Бабакару по кличке Крошка, полутяжа, с которым начинали очень давно, в глубокой юности, только тогда Сена Бабакаров имел шикарную молдавскую шевелюру, а сейчас был лыс как колено. За эти годы он так и не вышел за пределы Москвы и, похоже, если и собирался съехать из неё, то разве что на кладбище.

– А ты чего?.. – посмотрел на Гогу Ноза Альберт Вельботов, мол, тебя только не хватало.

– Я не ничего, ара джан… – обиженно заморгал Гога Ноз, – я для спарринга… – покривился он, явно говоря: я не главный, главный – Сеня, я маленький человек, вовсе не грузин, а благородный армянин, с меня взятки гладки.

У Гоги Ноза были круглые карие глаза, смотрящие на мир, в отличие от стопроцентного москвича Сени Бабакару, беззлобно и доверчиво.

Альберт Вельботов махнул на него рукой: потерянное звено эволюции, чего с них возьмёшь?

– Вы к этому человеку ходили? – показал им фотографию Альберт Вельботов.

– Не-а… – не очень уверенно открестился Гога Ноз: то ли «нет», то ли «да».

И Павел Крахоборов понял, что всё-таки ходили, только признаваться боятся.

– А ты?.. – с пренебрежением в голосе спросил Альберт Вельботов у Сени Бабакару.

– Если бы мы ходили… – небрежно пробасил Сеня Бабакару, – стали бы мы здесь грушу изображать?! – И отвернулся в знак презрения, открыв для удара самое уязвимое место – кончик челюсти.

– Но… но… – веско сказал Альберт Вельботов, и это выглядело почти комично, если учитывать его вес и вес Сени Бабакару. – Я тебе клиентов подкидываю, а ты на клуб кладешь?! – загремел он, как железная крыша под ногами.

– Альберт Симович! – испугался лысый Сеня Бабакару. – Я на клуб не кладу! Вы что?! Поклёп стопроцентный!

– Так вы ходили или не ходили? – повысил голос петуха Альберт Вельботов.

– Конечно, нет! – убеждённо отвёл глаза Гога Ноз, и тоскливо поскрёб подбородок в недельной щетине.

Насколько у него были «быстрые кулаки», настолько же быстро он перегорал и испытывал упадок сил.

– А вы знаете, что он после вашего визита пропал? – очень коварно спросил Павел Крахоборов густым баритоном оперного певца, и даже не повысил голоса, но и этого было достаточно, чтобы определить, кто здесь главный.

Они посмотрели на него, будто увидели впервые: Гога Ноз – с очередным испугом, Сеня Бабакару – зло и с прищуром.

– Не может быть! – встрепенулся Сеня Бабакару и… выругался матом, потому что понял, что выдал себя с головой.

И тут выяснилось, что Самсон Воропаев нанял их за весьма скромную сумму разобраться с одним блогером.

– Каким ещё «блогером»? – крайне удивился Павел Крахоборов. Он даже не рассматривал такую версию. И очень возмутился. – И плачу, и рыдаю! У вас для этого мозгов не хватит, даже у обоих вместе взятых!

– А ты, Халк, зелень американская, в наши дела не лезь! – расхрабрился Сеня Бабакару. – У нас свой огород, у тебя – свой!

Павел Крахоборов хоть и сидел на весьма хрупком стуле, но всё равно дотянулся, и стул под ним не развалился, а Сеня Бабакару, хотя и был большим и тяжелым, против Павла Крахоборова не тянул, и тут же улетел в самый дальний угол, потому что Павел Крахоборов достал его челюсть, играючись, одной левой, да так быстро, словно молния сверкнула.

Назвав Павла Крахоборова Халком, Сеня Бабакару дал понять, что тоже помнит прошлое с гнильцом и даже то, как в семнадцатом Павел Крахоборов бежал без задних ног из Америки, забыв в гостинице личные тапочки. Дело было так. В Атлантик-Сити он, никому не известный боец из России, которого привезли для показного избиения как фигуру большого размера в прямом смысле слова, неожиданно и самовольно, в нарушении всех договорённостей, в октагоне, уже в первом раунде ушёл от борьбы и уложил многократного чемпиона ММА Пола Клена, причём в чистую, двумя прямыми, аккуратными ударами в верхний ярус. Пола Клена унесли на носилках со сломанной челюстью и выбитой ключицей, а Павла Крахоборова после ещё двух не менее престижных боёв, в которых он неожиданно, но досрочно быстро одержал победу, стали уговаривать остаться в США и сделать грандиозную спортивную карьеру. Он сделался сенсацией и вдруг стал котировался выше Макса Пантеры, Виктора Лягушкина, Бесика Кочалидзе и Зенона Герсонского вместе взятых. Его несдержанно хвалили, в надежде, что у него кругом пойдёт голова, носили на руках и предлагали большие деньги, но в руки не давали. Деньги, видно, предлагали и его американскому тренеру, Муру Стивенсону, потому что тот вдруг от имени Павла Крахоборова сделал заявление, мол, мой боксёр согласен бежать из России по причине политического инакомыслия, но ему нужны гарантии, что его не выдадут назад, в дикую Россию! Павел Крахоборов, который до мозга костей был патриотом родины и любил Москву, не меньше, чем Мур Стивенсон – свой Нью-Йорк, такой наглости не перенёс и в горячности прямо в гостиничном номере слегка помял тренера и сломал ему правую руку, чтобы потом без оглядки бежать куда глаза глядят. Пока Мур пребывал в глубоком нокауте, пока приходил в себя, пока искал зубной протез, пока звонил в полицию, пока Павла Крахоборова объявили в розыск, пока то да сё, он успел добраться до аэропорта и сесть в первый же самолёт до Ростова-на-Дону. Уже над территорией России экипажу пришло сообщение о преступнике, находящемся на борту, и приказали вернуться или хотя бы сесть в братской до мозга костей бандеровской Украине. Но топлива было в обрез, и самолёт всё же приземлился в Ростове. Павла Крахоборова пытались удержать силой, в потасовке он сломал нос командиру корабля и пересчитал зубы второму пилоту, пробился сквозь груду тел, ударом ноги вышиб дверь и выпрыгнул на лётное поле. Естественно, Америке его не отдали, хотя скандал вышел грандиозный, и Павел Крахоборов на короткое время стал героем страны и бандитского полусвета.

Альберт Вельботов с любопытством посмотрел на Сеню Бабакару, который, пребывая в полубессознательном состоянии, копошился, как щенок, среди старых перчаток и бинтов, и в воспитательных целях вылил на него остатки чая из кружки.

Сеня Бабакару потрогал челюсть и сказал обиженно, размазывая по лицу чаинки:

– Альберт Симович, а чего он дерётся?!

– Хамить не надо, Сеня, – веско укорил его Альберт Вельботов.

– Чуть что, сразу по морде… – Сеня Бабакару сел, однако подальше от Павла Крахоборова.

Но Альберт Вельботов не смог бы так долго держать клуб, если бы, как флюгер, не угадывал, куда дует ветер.

– Я же тебя просил… – для пущей убедительности взмахнул он куриными лапками, – я тебя просил, как человека… я за тебя поручился, мол, у меня есть чемпион… они на это клюют… на тебя можно равняться, а ты меня подставляешь!

– Сколько вы там поручились, Альберт Симович?.. – как провинившийся школьник, опустил голову Сеня Бабакару по кличке Крошка. – А у меня семья…

– Нет у тебя семьи, не ври! – оборвал его Альберт Вельботов и в знак презрения крутанул своей цыплячьей головой цвета кирпича.

– Я женился… – обречённо вздохнул Сеня Бабакару и сплюнул в угол кровавую слюну.

– Значит, дурак! – со знанием дела заявил Альберт Вельботов, основываясь на личном опыте.

– Это точно, – безропотно прогундосил Сеня Бабакару, трогая свою челюсть. – Выбил же! – сказал он, нагло глядя на Павла Крахоборов.

– Ещё получишь, если окажется, что вы замешаны в исчезновении Самсона Воропаева, – весело пообещал Павел Крахоборов и показал кулак размером с чайник.

– Да мы его пальцем не трогали! – возмутился Сеня Бабакару. – Альберт Симович! – Скажите ему!

– Сам виноват! – среагировал Альберт Вельботов, которому было выгодно настращать свою команду до синих веников.

– Когда вы к нему ходили? – спросил Павел Крахоборов своим неповторимым штробасом.

– Я не помню… – нарочно тупо прогундосил Сеня Бабакару.

Было видно, что он принципиально не собирается общаться с обидчиком, но побаивается его огромных кулаков.

– Когда?! – с угрозой и своим супер-грозным штробасом спросил Павел Крахоборов у Гоги Ноза, о котором за разговором все забыли.

– Три дня назад, батоно! – с готовностью сообщил Гога Ноз и потупился, колени у него слегка подрагивали от рыка Павла Крахоборова. – Скажи им, ара джан Сеня… – попросил Гога Ноз. – Всё равно не отстанут…

Но Сеня Бабакару только надул щёки. И Павел Крахоборов понял, в чём дело: Альберт Вельботов мог потребовать с них части аванса в качестве крыши своего спортивного заведения. Но уточнять этот вопрос не стал, пусть сами разбираются.

– Может, вас перекупили? – иезуитски тонко поиздевался он. – А вы вернулись и убили Самсона Воропаева? Куда тогда тело спрятали, изверги?

– Да никто нас не перекупал! – снова обиделся Сеня Бабакару, давай понять, что они своё дело знают. – А тело никуда не прятали…

– Били или не били?! – ещё сильнее надавил Павел Крахоборов и посмотрел сурово, как господь Бог на Иуду.

– Били! – чересчур поспешно закивал головой Гога Ноз, ему вдруг стало страшно за друга, который нарывался на повторное знакомство с быстрыми кулаками Павла Крахоборова. – Чуть-чуть били… – и примирительно показал на пальцах, сколько.

– Поздравляю, – снова весело сказал Альберт Вельботов, подозревая, что Сеня Бабакару и Гога Ноз пытаются его разжалобить, чтобы он вступился за них. – Но раз накосячили, будете помогать ему… – кивнул он на Павла Крахоборова.