Читать книгу: «На память милой Стефе», страница 2

– Спасибо, не надо, – попытался отказаться я.

– Бабуля права! Ты такой недокормленный ребенок! – всхлипывала Элена.

Саул – меня здесь называли только так. Для итальянцев и французов Савелий – практически непроизносимое имя, особенно, если на конце встречается «-лий». Бабуля утверждала, что я точно еврей. Возможно. Никогда не интересовался своими корнями. Помнил, как мама перемалывала старые обиды, претензии к папе и жила прошлым. Я так не хотел. Папа тоже не отличался разговорчивостью, так что про историю семьи я ничего не знал. Да это и нормально для человека моего возраста, который думает о том, хватит ли денег купить готовый пирог или опять остается надеяться на доброту бабули, решившей подкармливать бедного еврейского мальчика, лишенного родительского дома. Я правда был им всем – и бабуле, и Элене, и Жану – очень благодарен. Однако если бы они решили, что я, допустим, португалец или испанец, я бы тоже не стал спорить.

В тот день я купил у Элены крошечный кусок сыра, а багет и круассан – в той пекарне, куда всегда стояла очередь. Не знаю, в чем был их секрет, но багеты там и вправду были другими. Вкуснее всех в городе. А за круассан с заварным кремом можно было жизнь отдать. Рядом находилось еще несколько пекарен, но именно эта была вне конкуренции. На кассе неизменно стояла девушка, акцент которой я так и не смог понять. Приходилось смотреть на экран компьютера, чтобы увидеть итоговую сумму. Но там можно было избавиться от монет, набросав мелочь в автомат. Когда у меня скапливались мелкие монеты, я шел в ту пекарню. Очередь терпеливо ждала, когда я заброшу в этот автомат центы. Тот день выдался просто отличным. У меня были багет, круассан, ветчина от Жана, сыр от Элены. Пирог я успел съесть, а еще выпить кофе – Джанна велела зайти в кафе слева, там работал ее давний друг. Меня уже ждал здоровенный стакан с кофе. Я полез в карман за монетами, но хозяин отмахнулся.

Я шел по улице, ведущей от рынка к набережной, и неожиданно свернул в незнакомый переулок, потом в еще один, полагая, что так срежу путь. Дорога разветвлялась. В этом городе все улицы пересекались, втекали одна в другую, как в любом старом маленьком европейском городке, но я вдруг оказался в тупике. Даже опешил – город давно обошел вдоль и поперек. И ни разу не видел ни одного тупика. Всегда находился проход, пусть узкий, почти невидимый, но он был и обязательно имел название. Тропа Святого Иакова, спуск Святого Луки, проулок Мясников, улица Пекарей, лестница Святой Франциски и так далее… И вдруг я уткнулся в тупик – никакого прохода, ни наверх, ни вниз.

Я испугался. Сложно потеряться или заблудиться, когда в телефоне есть навигатор, но в этом тупике связь не ловилась. Я понял, что заблудился и не знаю, как вернуться назад из этого лабиринта на знакомую дорогу к набережной. Это было сродни детскому страху. Из тех времен, когда мама отправляла меня в школу одного и я до ужаса боялся не дойти, потому что толком дорогу не помнил. Благо впереди шел мальчик моего возраста, которого провожала мама. Я шел следом, стараясь не отставать. Или когда мама оставила одного в продуктовом магазине и велела стоять на месте, а я ушел посмотреть на витрину с тортами. И вдруг понял, что не знаю, как вернуться назад, на то место, где мама меня оставила. Конечно, странно признаваться в подобных страхах. Я уехал в другую страну, учился на другом языке, неплохо справлялся. Страх заблудиться в трех соснах мне не был свойствен, но тогда просто накрыло приступом паники. Я даже дышал через раз, как в детстве, когда у меня в результате поднялась температура. Мама все списала на то, что я снял шапку, а на самом деле я заболел от страха. Так было и сейчас – я почувствовал, как кровь приливает к голове. Начало подташнивать. Не помню, сколько я стоял на месте, пока не пришел в себя. Заставил себя пройти чуть дальше по тупиковому переулку и в самом последнем крошечном подъезде увидел вывеску – «Агентство недвижимости». Я зашел, хотел спросить дорогу, не веря, что здесь нет никакого прохода.

– Предупреждаю, у нас уже двадцать претендентов на эту квартиру, но вы пришли первым, так что у вас есть преимущество, – сообщила мне сидящая за столом женщина. Я отметил, что она потела так же, как я – головой. Сначала становилась мокрой голова, а потом все остальное. Она сделала пучок, собрав мокрые волосы. А еще казалась ужасно уставшей, что тоже выглядело странно. Обычно все улыбались, радовались тебе как родному, а усталость в течение дня не успевала появляться на лицах, поскольку наступало священное время сиесты. Так что женщина мне сразу понравилась.

Я никак не мог привыкнуть к тому, что можно жить, не уставая, отложив дела на завтра, или послезавтра, или вовсе на месяц. Я не умел опаздывать, был предельно пунктуальным. Неторопливость местной бюрократии сводила с ума – я ждал получения студенческого вида на жительство и не понимал, почему не должен волноваться, как меня все заверяли. Справка о том, что он готовится, у меня имелась, и чиновники просто не понимали, чего я так переживаю. Я уже учился, ходил на занятия, а документы, согласно которым мог претендовать на бесплатное обучение, все еще где-то рассматривались. И университет тоже не понимал, с чего я так паникую. Меня без конца все успокаивали и говорили, что надо просто подождать. Я же не мог объяснить, что хочу все сделать вовремя, жить с официальным видом на жительство, а не по справке, что да, такой маньяк – мне нужно, чтобы хотя бы в документах был полный порядок, что давало ощущение стабильности жизни в чужой среде.

Особенно сложно приходилось с электричками. Я приходил заранее, но поезда вдруг отменялись на неопределенный срок по самым разнообразным причинам. Если где-то случались проблемы с железнодорожными путями, можно было не надеяться добраться до нужного пункта в ближайшие пару часов. Если где-то бастовали работники, никто никуда уже не ехал. Но самая неожиданная для меня задержка произошла из-за собаки. И в этом конкретном случае именно по моей вине. Когда я пришел на станцию, как всегда раньше всех, увидел собаку, лежащую под лавкой. В этом городке собаки под лавками не лежали, они гуляли в специальных местах в парках, где для них были установлены краны с водой и стояли миски для питья и еды на любой вкус – разных размеров и с разными рисунками. Там же в отдельном контейнере можно было найти любые игрушки – от мячиков до веревок. У собак даже имелся собственный пляж, оборудованный какими-то лесенками, снарядами для прыжков и прочими тренажерами для физической активности, если псы вдруг решат сбросить вес, подкачать мускулатуру. Так что тяжело дышащая собака, над которой не крутится хозяин или хозяйка, было из ряда вон выходящим событием. Я подошел к полицейским – они всегда дежурили на станции. В их задачу входила проверка документов в поезде. Женщина в полном обмундировании, вооруженная, кажется, настоящим боевым пистолетом, пошла со мной и, увидев собаку, начала кому-то звонить. Оказалось, вызывала волонтеров.

– Может, дать ей попить? – предложил я.

– Надо дождаться волонтеров, – строго сказала женщина.

Я ее не послушал и налил в стаканчик из-под кофе воды. Собака начала жадно лакать.

К тому моменту, когда приехали волонтеры, мы с собакой уже выпили две бутылки воды и немного поели – полицейские на машине с включенной мигалкой съездили в магазин и привезли собачьи консервы. Я сидел рядом и гладил собаку.

К счастью, волонтер сказала, что я все сделал правильно. Если бы она сообщила другое, меня могли и в тюрьму посадить за плохое обращение с животными. А теперь им нужно забрать собаку в клинику, чтобы проверить на болезни и узнать, есть ли у нее хозяин. Поскольку эта псина не подпускала к себе никого, кроме меня, пришлось взять ее на руки и донести до шикарного микроавтобуса волонтеров. В клетку моя новая подруга заходить не собиралась, да и я был против такой транспортировки. Так что мы ехали на переднем сиденье. Я говорил псине, что из-за нее сегодня не доехал до университета и пропустил важный семинар. Просил вести себя в клинике прилично. Я все же собирался успеть на поезд. Кажется, собака понимала русский язык. В клинике она лизнула меня в лицо и разрешила женщине-ветеринару отнести себя на обследование. Я пообещал собаке, что подожду ее в холле. Уверен, что она меня поняла. Вышла врач и сообщила, что все будет хорошо, но «девочка» проведет еще несколько дней под наблюдением врачей.

Каково же было мое удивление, когда у ворот клиники меня ждала полиция. Машина с мигалками орала на весь квартал.

– Поехали, – велела мне женщина-полицейский. Поскольку она все еще была вооружена до зубов, я покорно сел в машину. Я не знал, куда меня везут, и готовился к худшему. Тем более что мой вид на жительство все еще находился на рассмотрении в бюрократических структурах, а справку, позволяющую находиться на территории страны, я забыл дома. К тому моменту, когда я понял, что меня привезли на вокзал, морально подготовился к депортации, тюрьме для нелегалов и бог знает каким еще неприятностям.

Но женщина-полицейский проводила меня на перрон, и буквально через минуту приехал поезд. Оказалось, они сообщили, что спасают собаку и поезд надо задержать. А когда собака оказалась у ветеринара, движение поездов восстановили.

– Это для меня? – ахнул я.

– Я не могу оказаться в двух местах одновременно! – ответила женщина. – Я же должна быть в поезде!

И она вошла в вагон вместе со мной и действительно пошла по рядам проверять документы. Но я все же очень собой гордился, поскольку был уверен, что ради меня остановили движение по железной дороге. Разве это не круто? Я вовремя попал на семинар, поскольку все остальные студенты, включая преподавателя, тоже опоздали. Из-за меня с собакой.

Тот день я всегда вспоминал с теплотой. Полицейские, дежурившие на станции, приветливо мне улыбались и ни разу не попросили предъявить документы, что здесь бывало нередко, поскольку нелегалы чаще всего переезжали из Италии во Францию именно на поездах. А собаку забрала та самая полицейская. Как она говорила – «удочерила». Мы иногда встречались на перроне. Псина всегда радостно ко мне кидалась. Я чувствовал, что нахожусь под защитой. Мне так было спокойнее. Когда, наконец получив официальный вид на жительство, я показал документ женщине-полицейской, проходившей с проверкой, та даже на него не взглянула. Моим проездным стала собака.

– Это очень хорошая цена для такого района. Только там есть небольшие проблемы, – сказала женщина-риелтор, читая с компьютера заготовленный файл.

– Во всех домах есть проблемы, – пожал плечами я, не понимая, о чем идет речь, но стесняясь спросить, как выбраться на главную улицу из их тупика. У женщины явно были проблемы посерьезнее, чем работать справочным бюро для заблудшего то ли туриста, то ли не пойми кого.

– На кухне два холодильника. Один новый, другой старый. Его можно выбросить, хозяин не против. Для этого потребуется вызвать специальные службы. Чтобы выбросить бутылки, то есть стекло – нужно пройти до границы с Италией, там стоят контейнеры. Это двадцать минут пешком, на машине быстрее, – женщина читала файл из компьютера. – Еще есть большой балкон, по сути, терраса, где хранятся старые вещи в коробках. Выбрасывать их категорически нельзя. Как и пользоваться балконом и всем, что на нем находится. Есть особые требования и условия на этот счет. Еще не закрывается полностью дверь в ванную и надо следить за сливом, он засорен. Можно починить, если хотите. И еще соседи – там много детей. Они шумят.

– Дети меня не пугают. Я с ними занимаюсь, – улыбнулся я. – А еще их можно отправить на границу с Италией сдать бутылки. За дополнительную плату. Думаю, я смогу договориться. Как думаете, брать за частоту сдачи, например каждую неделю, или за количество бутылок? – я пытался пошутить.

– Вы учитель? – женщина оторвалась от компьютера и уже с интересом посмотрела на меня.

– Репетитор. Готовлю детей по истории, литературе, – объяснил я.

– Да, литература – это очень сложно. Я не могу читать, у меня голова начинает болеть, – призналась женщина. – Хотя все время читаю, – она показала на компьютер.

– Вы просто слишком ответственно относитесь к чтению, как и ко всему остальному. Я такой же. Наверное, стоит поучиться у местных жителей иногда давать себе возможность отложить дела на завтра. А чтение… это возможность отдохнуть от работы, переключиться, забыть обо всех проблемах, – улыбнулся я.

– О, только не начинайте! Я всю жизнь от этого страдаю! – воскликнула женщина. – Мне все родные без конца твердят, какая я серьезная, как не могу отвлечься от работы. Все без конца предлагают мне расслабиться! А если я не хочу? Если я люблю свою работу?

– Тогда чтение вам точно подойдет. Позволит расслабиться. Чтение – это удовольствие. Найдите удобное место – кровать, кресло, хорошую подушку подложите под спину. И хоть ненадолго забудьте о ваших файлах. Не вчитывайтесь в каждое слово. Просто получите удовольствие от сюжета. Думайте, что вам кто-то рассказывает историю, только и всего.

– Интересно, но разве я не должна…

Кажется, женщина решила продолжить про то, что она должна понимать, что хотел сказать автор, что он заложил в тот или иной образ.

– Нет, вы точно ничего не должны ни автору, ни книге, – заверил я ее, прервав на полуслове.

– Но разве читать что-то… несерьезное… разве это не потеря времени? Мой муж, увидев меня, развалившуюся на кровати с книжкой в руках, решит, что я сошла с ума. Наверняка скажет, что лучше бы ужин приготовила. Хотя мы уже развелись. То есть он бывший. А я все еще его вспоминаю и представляю, что он может сказать. Никак не могу от него избавиться даже в собственных мыслях.

– Это нормально. Моя мама развелась с моим отцом двадцать лет назад, а все еще не может успокоиться, – ответил я.

– Какой кошмар, – ахнула женщина. – У меня тоже так будет?

– Нет. У вас, вероятно, нет сына, на которого вы сможете переложить все обиды. Поэтому я сбежал. Если что, у меня нет рекомендаций от прошлых арендодателей, я живу в хостеле. Родственников здесь нет, никто не сможет поручиться за мою платежеспособность, и я не смогу сразу заплатить за три месяца. Я студент, даю частные уроки, но это не стабильный доход. Так что я точно не ваш клиент. Простите, что потратил время. Просто хотел узнать, как отсюда вернуться на главную дорогу, – ответил я. – А бывшему мужу вы можете сказать, что книги, как любовь – иногда это тоже потеря времени и лучше бы приготовить ужин. Чтение – любовь, работа души. Никто не может замерить ее в порциях лазаньи или гратена.

– Это плохо, – ответила женщина. – Я имею в виду рекомендации. И вы так красиво сказали про книги и чтение. Но хоть кто-то может за вас поручиться?

– Боюсь, нет. Я учусь в магистратуре, преподаю, не всегда, так сказать, легально. Но меня хорошо знают на местном рынке! Жан, он дает лучшие уроки аудирования! Элена и ее бабушка, которая, кажется, считает меня своим внуком, а еще Джанна. Только благодаря им я еще не умер от голода, – я пытался шутить, но женщина не улыбалась.

– Жан всегда был жутким занудой, – заявила она. – Он вас тоже достал своим провансальским?

– Это же язык трубадуров! – воскликнул я, пытаясь воспроизвести интонацию Жана.

Женщина наконец рассмеялась.

– Жан – мой бывший муж, – объяснила она. – Ненавижу его.

– Да, иногда и я его хочу зарезать его собственным ножом, – признался, не сдержавшись, я. – Надеюсь, к Элене вы не испытываете таких же чувств? Она меня подкармливает козьим сыром, а бабуля – лазаньей, – уточнил я, все еще пытаясь шутить.

– Конечно, испытываю! – воскликнула женщина, – Она моя двоюродная сестра! Мы все детство с ней дрались!

– Только бабулю пощадите. У меня никогда не было бабушки, – попросил я, не зная, как реагировать. – И если бы не ее лазанья… я бы уже точно умер.

– О!!! Я догадалась! Вы тот самый Саул! – женщина вдруг подскочила, уронив на пол клавиатуру и вырвав из сети провод.

– Э… да, – кивнул я. – Это что-то меняет?

– Конечно! У вас совсем другое имя в документах, поэтому я не догадалась! Как это вообще произносится? – кричала женщина.

– Даже не пытайтесь, будет только хуже – и мне, и вам, – взмолился я.

– Так, значит, вы учитесь в магистратуре, даете уроки детям, получаете стипендию, все правильно? И вы специализируетесь на истории и литературе. Верно? Кстати, очень приятно, меня зовут Лея.

– Да, мне тоже очень приятно. Но, понимаете, я не рассчитывал на квартиру. Просто заблудился. Непривычное для меня состояние. Оказался в тупике и занервничал. Хотел спросить, как отсюда выбраться. Не уверен, что могу себе позволить что-то больше койки в хостеле. Вы же сами говорили, что нужны гарантии, которые я дать не могу.

– Да, конечно, я все поняла. Приходите завтра утром, в десять или в одиннадцать. Хорошо? – Лея начала меня активно выпроваживать, что не было удивительным или обидным. Клиент я не платежеспособный, а квартиру сдать надо быстро. Еще двадцать претендентов в очереди.

Конечно, я даже не думал возвращаться назавтра, но у меня отменился урок с учеником, в университете занятий не было, так что я пошел гулять и заодно проверить – действительно ли та улица тупиковая, или мне просто показалось. Я говорил себе, что это исключительно топографический интерес. Или действительно хотел хотя бы помечтать о собственной квартире? Не знаю. Но ноги удивительным образом ровно в десять привели меня в агентство недвижимости. Лея сидела за столом и уже казалась уставшей, как под конец рабочего дня.

– Не знаю зачем, но я пришел… Надеюсь, вам удалось сдать ту квартиру, – начал говорить я.

– Вот, возьмите, – Лея нырнула в нижний ящик стола. Я ожидал увидеть документы, которые следует собрать для аренды недвижимости, но только не знакомый до боли контейнер с лазаньей внутри. – Бабуля передала. И сказала, что, если я не поселю вас в ту квартиру, она мне больше не бабуля. У нас, знаете ли, принято шантажировать семейными связями. А еще инфарктами и инсультами. Элена сказала, что так переживает за бабулю, что сама скоро сляжет с инсультом. А Жан схватился за сердце и заявил, что я бессердечная, раз не хочу сдать вам квартиру. О, он за меня так не беспокоился, как за вас! Если бы он обо мне так думал!

– Простите, я не хотел вас обременять, – сказал я. Задним умом отметил, что слово «обременять» точно из лексикона Эммы Альбертовны. Даже Лея оторвалась от компьютера и взглянула на меня как на капибару, которая вдруг заговорила по-французски. – Вы вовсе не должны ничего делать… я и не собирался снимать квартиру, не могу себе позволить, я вам говорил… У вас ведь еще двадцать претендентов.

– Да, но тут другая ситуация. Не думаю, что вы на нее согласитесь. Другие отказались, – ответила Лея. – Все дело в том балконе. Если вы его разберете, вам не нужно будет платить за аренду. Только коммунальные услуги. Уникальный случай. Я вообще о таком никогда не слышала. Но, так или иначе, хозяин выбрал вас. Даже настаивает на вашей кандидатуре.

– И в чем подвох? Там коллекция ядов или чего-то еще опасного? – я отчаянно пытался шутить.

– Я, честно, не очень поняла. Хозяин квартиры русский, но давно живет в Америке. Эту квартиру он купил для мамы, но она умерла, так и не успев в нее переехать. Хозяин перевез домашний архив, который сложил в коробках на балконе. Что там – он точно не знает, но догадывается. И для него это важно. Поэтому… в общем, он готов сдать вам квартиру в обмен на то, что вы разберете его балкон, то есть семейный архив.

– Что значит – разберу?

– Он просит просто перепечатать письма, которые вы, возможно, найдете. Укажете список книг, других документов. Там все сложено беспорядочно. Хозяин хочет получить опись того, что хранится.

– А если я найду что-то ценное? Семейные бриллианты, например? Мне их тоже указывать в описи? А вдруг я их украду?

– Я сказала хозяину, что вы не способны украсть, – ответила Лея.

– Почему вы так решили?

– О, вы же не живете в одном доме с Эленой и бабулей! Они мне все уши про вас прожужжали. Кажется, они вас любят как дальнего родственника. Особенно бабуля. Даже меня она так не любила. Я почти начала ревновать! Жан приезжал про вас рассказать. Он готов сделать для вас поручительство! Господи, хоть бы он для меня такое хоть раз сделал, может, я бы и не развелась с ним!

– То есть я должен разобрать семейный архив, что бы в нем ни хранилось, и за это буду платить?..

– За свет и воду. И предоставлять отчеты два раза в месяц – что удалось расшифровать из писем, какие книги вы нашли, и прочее.

– Я согласен.

– Да, я уже подтвердила хозяину сделку, – кивнула устало Лея. – Там хорошая квартира. Вам понравится. Купите себе стул и диван на кухню.

– Спасибо вам огромное, – сказал я.

– Ой, бабуля твердит, что это вы мне на голову упали, чтобы я была рада. И что я все делаю правильно, – рассмеялась Лея. – Хотя я в этом совсем не уверена. Из-за вас я вижу своего бывшего мужа чаще, чем в те годы, когда мы были женаты!

– Скажите, а что вы еще знаете о том мужчине? Хозяине, – уточнил я.

– Почти ничего, – пожала плечами Лея. – Русский. Бабуля утверждает, что еврей, но она во всех видит потерянных родственников. Его звали… как же… Так и не смогла запомнить, как это правильно звучит. Алекс, он так представлялся.

– Значит, Александр, – кивнул я.

– Да, именно так! – подтвердила Лея. – Много лет назад он переехал в Америку, давно получил гражданство. Вдруг здесь купил квартиру в строящемся доме. Это тоже было довольно давно. Еще до того, как я пришла в агентство. Но теперь я веду его дела. Он мечтал перевезти сюда маму. Квартиру не обустраивал, надеялся, что мама сделает ремонт под себя. Так что там почти совсем голые стены. Кровать, шкаф и рабочий стол есть. Минимум посуды тоже. Еще два холодильника на кухне, потому что мама хозяина варила варенье, компоты, очень хотела еще один холодильник, раз нет погреба. Один можно продать, если захотите. Или выбросите – он совсем старый. Алекс сказал, он ему не нужен. Ну и на балконе хранятся вещи, которые были дороги маме хозяина, он их перевез, но так и не разобрал. Но когда узнал, что есть человек с русскими корнями, историк по образованию, заявил, что сдаст квартиру только вам. В обмен на расшифровку. Чтобы иметь память. Считайте, он вас нанимает на работу. В обмен на крышу над головой. Вайфай в квартире отличный. Оплачен заранее. Если вам понадобится что-то дополнительно – дайте знать, я передам хозяину.

– Что именно? – уточнил я.

– Понятия не имею! Возможно, речь идет о книгах, или ноутбуке, или принтере, откуда мне знать? – пожала плечами Лея. – Я всего лишь риелтор и не знаю, как работают историки.

– Почти так же, как риелторы, – ответил я, улыбнувшись, – ищут, пока не найдут хоть что-то. Прямо как вы меня для этой квартиры.

– Да, это было сущее мучение, – хмыкнула Лея, – желающих снять квартиру целая очередь, а хозяину никто не нравился. Я даже не поверила, когда он сразу же согласился на вашу кандидатуру. Так что скажете?

– Я согласен, – кивнул я. – О таком предложении и мечтать не мог. Кто же не согласится жить бесплатно? Хозяин не намекнул, может, там, на его балконе, пророчества хранятся? Письма Нострадамуса, нет? – улыбнулся я.

– Если вы будете относиться к этому несерьезно, я не сдам вам квартиру. Это было одним из условий, – строго ответила Лея. – И если затянете с разбором документов, я имею полномочия выселить вас в любой момент.

– Простите, опять неудачно пошутил. Можете спросить у Жана – он всегда говорит, что мне лучше вообще не открывать рот, когда пытаюсь сказать что-то смешное. Я разберу эти коробки, составлю опись, расшифрую письма. Я проходил практику в музейном архиве, так и сообщите хозяину. Все сделаю. Мне это даже интересно. Ну и позволит избавиться от некоторых учеников, которые готовы меня убить. Или я их. Тут как повезет.

– Хорошо, я составлю договор, завтра его подпишем, и можете переезжать, – кивнула Лея.

– А можно сегодня? – уточнил я. – Если честно, жизнь в хостеле меня убивает.

– Вас вроде бы ученики убивают, – хмыкнула Лея.

– Да, сначала они, потом сосед по хостелу, – кивнул я.

– Хорошо. – Лея положила на стол ключи и бумагу с адресом. – Это была самая странная сделка из всех, которые я вела.

– Поверьте, для меня это все тоже стало полной неожиданностью, – заверил Лею я.

– Только у меня одна просьба, – окликнула Лея, когда я уже стоял на пороге, – скажите Элене, чтобы она сказала бабуле, что я не пицца.

– Хорошо, скажу, только не знаю, что это значит.

– Если они хотят, чтобы я передавала вам еду, то больше не надо! Я не доставка! И скажите Жану, чтобы больше не попадался мне на глаза. Иначе я его убью.

– Тогда будет два трупа, – пошутил я. – А еще бабуля, которая, как сказала мне Элена, умрет, если я не возьму ее еду и не съем.

– Да, Жан иногда бывает прав – вам лучше не шутить. Особенно про бабулю, – рассмеялась Лея.

– Простите, я не хотел.

…С того самого дня моя жизнь изменилась. Я переехал в прекрасную квартиру в доме, расположенном на горе – в относительной близости от вокзала, что мне было на руку. Добираясь до института, я мог экономить на автобусе, доходя до вокзала пешком. На следующее утро вместе с договором аренды я получил от Леи клочок бумаги, который нужно было вставить в указатель имен на кнопках домофона. Думал я недолго. Написал «Саул». Это была первая квартира с моим именем. Я очень этим гордился и даже сфотографировал домофон на память. Хотел послать родителям, но передумал. Вряд ли они поймут и оценят.

Конечно, мне не терпелось добраться до балкона, чтобы узнать, за что хозяин готов предоставить кров, но сразу не получилось. Едва я запер дверь, как в нее тут же позвонили. На пороге стояла миниатюрная женщина, которая держала в руках тазик. Из тазика очень вкусно пахло. Она начала что-то говорить по-итальянски, но я ничего не понял. Потом женщина перешла на такой же птичий французский, и я опять вспомнил Эмму Альбертовну, которая твердила, что у меня очень плохо с аудированием. Жан был солидарен с моей учительницей – он тоже считал, что я не «слышу» язык, и поэтому его не чувствую. Наконец женщина окликнула кого-то во дворе, на ее зов прибежал мальчик, по виду – подросток, и заговорил со мной по-английски. Он явно был недоволен, что мама, точнее я, прервала его несомненно важные дела.

– Мы ваши соседи. Это моя мама, – строго переводил он, – мы приехали из Ирана. Мама принесла вам угощение.

Я стоял, замерев, не зная, как реагировать на женщину с тазиком и подростка, выступавшего переводчиком. Парнишка что-то сказал матери. Кажется, что я дебил и им не повезло с соседом. Мать махнула на него рукой и улыбнулась мне. Протянула тазик и показала на пальцах, что это надо есть. Я кивнул в знак благодарности и изобразил, как буду это есть. Мальчик посмотрел на меня с жалостью, мол, что взять с идиота, и убежал.

Едва я донес тазик с едой до кухни, как в дверь опять позвонили. На пороге стояла уставшая и взмокшая Лея.

– Лестница. Каждый раз забываю, какая она длинная, – сообщила она, кидая на пол здоровенный пакет.

– Что это? – удивился я.

– Постельное белье, полотенца, не знаю, Элена собирала, – пожала плечами Лея. – Можно мне воды? Пейте смело из-под крана. Она тут чистая.

– Спасибо, – поблагодарил я.

Лея отмахнулась. Мол, ее заставили. Едва она сделала глоток, как в дверь опять позвонили.

– Простите, я никого не жду, – сказал я.

– О, привыкайте! – Лея застонала.

На пороге появились Элена и бабуля.

– Бабуля! – подскочила Лея. – Как ты сюда поднялась? Элена, где была твоя голова?

– Зачем поднялась? Я довез, – за спинами женщин появился Жан.

– Господи, за что мне это? И ты здесь! Я же сказала, что не хочу тебя видеть! – закричала Лея.

– Как я мог отказать бабуле? – пожал плечами Жан. – Ну что, обустраиваешься? Если найдешь бриллианты, ты уж сообщи мне, да? Я продам, выручка пополам! – пихнул он меня в бок.

– Саул, дорогой, я так рада тебя видеть. Иди, посмотрю на тебя. Нет, сначала я посмотрю твой холодильник! – Бабуля открыла холодильник и, естественно, увидела пустые полки. – Лея, ты же обещала присмотреть за ним! Почему у мальчика ничего нет? Он чем должен питаться? – возмутилась она.

– Не волнуйтесь, я привык питаться духовной пищей, – пошутил я.

Бабуля посмотрела на меня с жалостью и нежностью.

– Лея! Элена! Неужели вы не можете присмотреть за одним ребенком? – воскликнула бабуля. – Конечно, не можете! Ребенок голодает, а вам и дела нет!

– Не переживайте. Мне соседка принесла… я не знаю, что это… они из Ирана. – Я показал на тазик с едой.

– О, это только ужин, а что ты будешь есть на завтрак? – бабуля презрительно посмотрела на тазик.

– Видимо, то, что вы принесли, – ответил я, показывая на многочисленные пакеты, которые заносил в квартиру Жан.

– Правильно говоришь, – улыбнулась бабуля и кивнула Элене, загружавшей в холодильник еду на неделю вперед как минимум.

– Спасибо вам огромное. Обо мне никто так не заботился. Никогда, – лепетал я. А что мне еще оставалось сказать?

– Ой, если ты еще раз это скажешь, они никогда не уйдут! И поселятся по соседству, – рассмеялась Лея.

Бабуля, Элена и даже Жан украдкой вытирали слезы и все время норовили меня обнять. Правда, им приходилось вставать в очередь. Бабуля шла первой. Столько, сколько в тот день, я ни с кем никогда не обнимался. Это было очень приятно, откровенно говоря. Бабуля пахла лазаньей, Элена козьим сыром, который давно стух и пролежал в старом сарае лет сто, а Жан – бараниной. Мои любимые запахи и вкусы. Я был счастлив. Элена сама разобрала пакеты, которые принесла Лея, и у меня появилась кровать, аккуратно заправленная постельным бельем, а в ванной висели полотенца – большое и маленькое. На кухонном столе будто всегда лежала скатерть, в ящике – столовые приборы. Бабуля поцокала языком и что-то сказала по-итальянски.

– Бабуля, можно завтра? Я совсем без сил, – взмолилась Лея. Бабуля что-то ответила, и Лея, тяжело вздохнув, кивнула.

Оказалось, речь идет о моих занавесках. И прищепках. И мыле. А также порошке для стирки белья и сковородке, которых нет. Бабуля успела проинспектировать квартиру и пришла к выводу, что ребенка, то есть меня, в ней оставлять опасно для жизни.

– Я помогу, – воскликнул Жан.

– За что мне все это? – посмотрела на потолок Лея. – Кстати, там паутина. Ты не боишься пауков?

– Не боюсь. Я с ними дружу. Иногда разговариваю, – ответил я.

– Хорошая весть! – объявила бабуля по-французски, тыча в моего паука. – Всегда приносит хорошую весть!