Читать книгу: «Каникулы влюбленного режима», страница 3

Глава 7. А как же личный пример?

Маша

Если честно, я боюсь, что Герман реально просто сбежит. Нет, он не показывает вида, что как-то напуган происходящим, но даже меня двадцать четыре взрослых ребенка несколько удивили. А его, который впервые оказался в подобных обстоятельствах, напугали теперь подавно.

Он, конечно, чуть старше меня, выглядит перед детьми несколько статуснее. Да и в целом, это девочки обычно всего боятся, а парни не так. Хотя не буду утверждать, что хорошо знакома с мужской психологией, у меня серьезных отношений с представителями мужского пола фактически не было. Так, какие-то свидания, поцелуи, не более того. Братьев родных у меня нет, только двоюродные и троюродные, но мы не слишком много общаемся. Так что рассуждать о тонкостях мужского поведения я точно не могу…

И все же надеюсь, что Герман не сбежит. Хотя когда смотрю на него, сидящего по другую сторону стола для вожатых и болтающего с парнями-соседями по вожатской, не вижу причин для беспокойства.

Первый день проходит в трудах и заботах. Сдаем списки отрядов методистам, вручаем детям раздатку, проводим экскурсию по базе, отправляемся на оргсбор всего лагеря – знакомство с педагогическим отрядом. Впервые исполняем гимн нашего центра под гитару. Герману, разумеется, еще в первый же день сказали выучить гимн так же четко, как Кодекс об административных правонарушениях. Но сейчас, бросая украдкой взгляды в его сторону, понимаю, что текст он знает ровно через строчку. Надо после отбоя торжественно вручить ему песенник и еще раз усадить учить. Учитель я или нет, в конце-то концов?

Вечером после ужина детей на спортивной площадке ожидает небольшое тематическое представление, рассказывающее о тематике нашей смены. Смотреть его приходится стоя, так как перетаскивать лавки с эстрады по жаре было бы мучением для наших мальчиков, а на эстраде не хватало места для реализации задумки «режиссера-постановщика». Присесть или даже прилечь больше всех явно хочется Герману Юрьевичу. Он стоит, подпирая собой дерево, и жует жвачку, смотря куда-то в медленно темнеющее небо.

Отхожу немного от отряда, добираясь до напарника.

– И как? Жив?

– Жив. Или по мне не особо заметно?

– Ты даже не смотришь представление, – возмущаюсь я вслух.

– Так оно же для детей, – Герман легко находится с ответом.

– А как же личный пример? Это же важнейший метод воспитания.

Герман закатывает глаза.

– Я же не пошел лежать под кондиционером в методической вместо этого? Считаю, я подал достойный личный пример.

– Герман, это работает немного не так.

– Я провел целый день на улице без кондиционера, – заявляет мой напарник, и по его тону можно сделать вывод, что он очень гордится своим достижением.

– И что? Ты разве не понимаешь, что ближайшие дни проведешь так? Абсолютно все. Забудь слово «кондиционер», и скоро привыкнешь.

– Я к этому не привыкну никогда, – спорит со мной.

– Существует теория, по которой привычка вырабатывается за двадцать один день. С учетом времени до заезда детей, мы как раз столько здесь и пробудем. Так что очень даже привыкнешь.

Он молчит. Долго и внимательно смотрит на меня своими голубыми омутами, но молчит. В эту минуту я вдруг ловлю осознание, что ни разу за день не думала о Коле. Точнее, только один раз, когда сравнивала ощущения от телесного контакта с ним и с Германом. Но я совсем не фантазировала, как бы сложилась моя работа здесь, будь моим напарником Коля, а не Шацкий. Герман вытеснил мою способность фантазировать? Или просто некогда сегодня было. Да, скорее, было некогда, у нас же только оргпериод смены, день заезда. Когда уж тут думать о парне, в которого безответно влюблена.

Да и влюблена ли вообще? Ведь его нет рядом, а чувствую я себя весьма… спокойно? Да, я не захожусь слезами от мысли, что все сложилось именно так. Не переживаю и не злюсь на обстоятельства, как в первый день после новости о сломанной руке. Будем считать, что это эффект работы.

– Думаешь, за двадцать один день я привыкну и даже захочу приехать сюда еще? В следующем году?

Вопрос Шацкого заставляет прекратить эти мысли про себя и вернуться в реальность.

– Этого я знать не могу. И вообще, пойдем уже к отряду. Так и быть, на первую планерку схожу я, а ты контролируй отбой и ложись сам.

– И можно спать до утра?

– Когда мы вернемся с планерки, думаю, все вожатые, которые останутся в «сотке», проснутся. Обычно так бывает.

– Кошмар, то есть сами друг другу мешаем поспать?

– Герман Юрьевич, в списке слов, которые надо забыть, пополнение. Добавьте к «кондиционеру» еще одно – «сон».

– Может, сразу весь список?

– У нас еще много времени впереди. Успеем.

На этих словах решаю закончить наш разговор и вернуться к детям, а то загуляла с напарником. Не думаю, что во время представления кому-то есть до нас дело, но порой кажется, будто у методистов имеется всевидящее око, и они замечают даже самые маленькие детали в работе вожатых. Так и на ночной планерке можно получить. Хотя у меня есть привилегия: новый напарник, которого всему нужно учить. Только попробуй еще его научи! Кстати, посмотрела я его дату рождения, по знаку Зодиака он не Дева, а Близнецы. Говорят, тоже знак непростой, хотя какой простой? И вообще, я не самый верящий в астрологию человек. Хотя в судьбу и ее знаки верю. Наверное, все происходящее сейчас – тоже не случайность.

Герман

Да уж, по поводу недосыпа Марья капитально была права: я словил нехватку сна во вторые же сутки смены, когда просыпался будить отряд. Это делал я, ведь вчера Маша первой из нас ходила на ночную планерку и вернулась довольно поздно. Даже не представляю, что там могут так долго обсуждать, но уже сегодня узнаю.

Пройдясь по всей половине крыла, где расположены комнаты нашего отряда, решаю разбудить свою напарницу. Уверен, что она спокойно поднимется по будильнику и без меня, но лучше покажусь ей на глаза. Пусть видит, что я работаю, а не отлыниваю.

В женскую комнату я вхожу, предварительно постучав, что уже считаю неслыханной щедростью с моей стороны. Мог бы и без этого ввалиться, некоторые только бы порадовались.

Кстати, о некоторых. Алину я застаю в кружевной пижаме, с идеально уложенными волосами и аккуратным, неброским макияжем, на который наверняка ушли минут так двадцать. Кажется, что она специально готовилась к утренней встрече с кем-то из мужчин. Или с кем-то конкретным, потому что я ничего не надумываю (я же не девочка), я точно знаю.

– Ой, Герман Юрьевич, доброе утро! – улыбается так мило, словно не проснулась на час раньше меня ради всего этого марафета.

Иногда я даже сочувствую девушкам: мы, парни, утром собираемся за полчаса, а они полчаса только красят свои милые лица.

– Доброе, – отвечаю куда менее позитивно. Будь я дома, в такую рань досматривал бы еще десятый сон.

– Ты не знаешь, Виталик там будит детей?

Мне кажется, ей совершенно без разницы, каких детей будит Виталик и делает ли он это вообще, но ей нужно завязать разговор, и она находит подходящий повод.

– Да, мы вместе с ним вставали и будили всех. А где Марья?

Вижу, как Алина, уже размечтавшаяся поболтать со мной, поджимает губы. Реплика про Машу ей определенно не нравится.

– В душе, – холодно и равнодушно бросает брюнетка. – Если ты хотел разбудить ее, то она и сама проснулась, можешь зайти позже.

Но едва она успевает договорить, как дверь душевой распахивается, и оттуда выплывает мне навстречу полусонное явление. В пижаме, только не кружевной, а с зайчиками, полотенцем на голове и совершенно без грамма макияжа.

– Ты что тут делаешь? – возмущается Маша.

Я совершенно уверен, что даже душ ее не взбодрил, и она по-прежнему хочет спать.

– К тебе пришел, – а я вот совершенно спокойно отвечаю.

– Зачем ко мне? А к детям?

– Да я уже разбудил всех. А если кто-то не встал – я сейчас пройду, проверю. Вот и тебя хотел проверить.

– Я и сама справляюсь, – отбрыкивается от меня напарница, при этом еще и складывает руки на груди, обнимая свои плечи ладонями. Максимально закрытая поза и сигнал к тому, что я залез на личную территорию, желательно свалить и больше так не делать.

Слышу, как недовольно хмыкнув, Алина принимается искать какую-то вещь в свой тумбочке и громко шумит чем-то. Наверное, тонна косметики так гремит. Не думаю, что в шкафчике Алины может лежать что-то полезное.

– Сначала ты спрашиваешь, не сбегу ли я ночью, а потом возмущаешься, когда я просто зашел пожелать доброго утра.

– В смысле «не сбежишь ночью»? – вопрос прилетает со стороны Алины.

Она сдает себя с потрохами, вмешиваясь в наш с Марьей разговор. Значит, слушает и ловит каждое слово внимательно, хотя это ее никак не касается. Но и высказать ей я тоже не могу – сам пришел в общую женскую комнату и начал общаться с Тихоновой на глазах у других.

– А что тебя смутило? – стараюсь спросить у Алины ровным тоном.

– Ты что, ночью был в нашей комнате? И тебе хватило же наглости в первую же ночь залезть к спящим девушкам-вожатым?

Не удержавшись, случайно издаю негромкий смешок и прикрываю рот ладонью, словно мне надо прокашляться и прочистить горло. Алина слишком смешная, так картинно негодует по поводу несуществующего ночного визита. Переживает, что я тут был, а она все проспала и пропустила шанс затащить меня в свою кровать, чтобы в обнимочку поваляться.

– Не переживай по поводу моей наглости, чего реально много, того много. Но нет, ночью меня здесь не было. Если бы я захотел сбежать ночью, то только из своей комнаты и своей кровати, и не в чью-то другую, – особенно акцентирую внимание на слове «кровать», подчеркивая свою собственную территорию в этом корпусе.

– Выйди, пожалуйста, я буду переодеваться, – недовольно задрав подбородок чуть ли не к потолку, говорит Алина.

Получается, мне тут вообще никто не рад. Да, Герман Юрич, дожил! Ты сам приходишь с утра к женщинам, а они еще и не рады!

Я специально смотрю в сторону Маши, показывая, что пришел к ней и хочу сначала услышать ее мнение.

– Да, Герман, мы будем готовиться и выйдем к сбору на завтрак, – говорит моя напарница. – И спасибо, что решил зайти разбудить.

Ну надо же! Все-таки оценила мой жест! Правда, я даже и виду не подам, что для меня это важно. Сухо и быстро кивнув, разворачиваюсь на все сто восемьдесят градусов и выхожу из женской вожатской.

Да, у кого-то сто процентов проблемы с выражением собственных чувств. Ну ничего. Научим. Что там она говорила про привычку за двадцать один день?

Глава 8. Без кофе или без комментариев

Маша

– Ты странно на него смотришь, – говорит Алина, едва Герман уходит, почему-то слишком сильно хлопнув дверью вожатской.

– Я? На Германа? Что ты там себе придумала?

Я изображаю максимальное удивление, чтобы скрыть собственное замешательство. Кажется, что я действительно сейчас странно на него смотрела, но увидеть себя со стороны еще никому не было дано.

– Ты, кто же еще. Я даже не скрываю, что смотрю на него с интересом. Не каждый раз нам такие красавчики достаются, ведь правда?

Я молчу, потому что мне уже не нравится, к чему она клонит, пусть я лишь смутно догадываюсь.

– И что ты хочешь сказать?

– Да так, ничего, – напускает на себя обманчивое спокойствие.

Посыл я уловила между строк: ей можно смотреть на Германа, потому что он красавчик, а мне нельзя. Для меня он лишь напарник и не более того, по версии Алины, разумеется.

В целом, он и по моей личной версии для меня только напарник, поэтому я не продолжаю разговор и просто начинаю быстренько собираться к новому рабочему дню. Мне не требуется полчаса на макияж, как моей самовлюбленной соседке, я лишь подкрашиваю ресницы тушью, наношу под глаза две капли консилера, чтобы скрыть первые следы недосыпа, а на губы – любимый бальзам для увлажнения. Причесываю волосы, собираю в высокий хвост, перевязываю его лентой. Все, я готова.

Но едва снова думаю о том, что Герман видел меня совсем не такой, как тут же ощущаю странное волнение. Что такого-то, увидел же не голой, не в одних трусах? В пижаме, ну и что? Дети тоже вечером по корпусу в пижамах бегают перед сном. А то, что без макияжа – так я ведь и не крашусь практически.

И все равно не могу отпустить этот момент, пока шнурую кеды, снова и снова прокручиваю в голове нашу первую встречу этим утром.

У меня появляется мысль, что Шацкий не помогает, а только мешает мне работать. Пора собраться, я не могу допустить того, чтобы мы не оказались в числе лучших отрядов по итогам смены!

С первого же дня начинается дежурство отрядов по столовой, и Виталик берет эту миссию на себя, вместе со своим первым отрядом накрывая столы к завтраку. Организованности еще нет, поэтому ребята немного задерживаются. Так как любой прием пищи подается сначала младшим отрядам, а затем уже старшим, то нам приходится ждать. Диджей Паша, едва проснувшись, но уже с термокружкой с кофе в руках, врубает музыку на эстраде, а девочки-вожатые решают устроить танцевальную зарядку. Парни быстро чуть сдвигают ряды с лавками, освобождая дополнительное пространство, и мы начинаем танцевать. Сначала без особого желания, но потом дети, как и взрослые, постепенно просыпаются и пританцовывают уже бодрее.

А инициаторы нашей зарядки и вовсе входят во вкус.

– А теперь давайте опустим руку на плечо соседа справа! – выкрикивает в микрофон одна из вожатых.

Раз – и на мое плечо опускается рука Германа. Бросив на него беглый взгляд, я тут же поворачиваю голову обратно на сцену, делая вид, что внимательно слежу за происходящим.

– А теперь обнимем за талию своего соседа слева!

Ну Ленка, блин, что за фантазии! Мне теперь Германа обнимать?

– Личный пример, Марья Николаевна, личный пример! – перекрикивая музыку, смеется Герман. Видит, что я стесняюсь его обнимать, но практически заставляет и против меня применяет мое же оружие.

Меня уже обнимает девочка из нашего отряда, для которой я оказалась соседкой слева, а я вытягиваю руку и опускаю на спину Германа, ощущая даже сквозь футболку исходящее от него тепло.

– А теперь тест на реакцию! – не унимается Лена. – Когда крикну «по парам», разбиваемся на пары и замираем. Все готовы? Раз, два, три, по парам!

Я искренне надеюсь, что та самая девочка, что обнимает меня, решит образовать пару со мной, но ее тянут куда-то в сторону, а у меня уши закладывает от стоящего на эстраде визга и топота.

Все вокруг судорожно ищут пару, постепенно разбивая ряды обнимашек. И тут Герман резко тянет меня на себя, хватая за предплечья.

– Вы же моя пара, Мария Николаевна?

– Напарник, – тихо и не совсем внятно бубню ему в ответ.

– О да. Напарник – от слова «пара». Вы, являясь филологом, пожалуй, должны это знать.

– Да, но… То есть… В общем, я имела в виду…

Боже, ну что я несу такое! Я даже на экзаменах всегда отвечаю четко и не сбиваюсь с мысли, а тут!

– Внимание! Отряды номер три и два приглашаются в столовую! – объявляет наш диджей, спасая меня от неловкого дальнейшего разговора.

– Пойдем завтракать, Марья Николаевна, – с ухмылкой говорит Герман, отпуская уже меня и разрывая наш зрительный контакт.

– А что там по еде? – практически вклинивается между нами Степан, самый взрослый и шумный парень в отряде.

– Сейчас идем, – сразу же включаю «учительницу» и ищу взглядом всех своих детей.

Наши ребята завтракают, мы даем им совсем немного свободного времени до музчаса, а сами ждем очереди, чтобы поесть. Вожатые всегда едят последними, после всех детей, так принято. Когда мы усаживаемся за самый дальний в обеденном зале стол, мальчики начинают шуметь так, будто не видели еды не менее недели.

– О, бутерброд! И даже с маслом! – прикалывается Федя.

– И даже с сыром! – вторит ему Виталик.

– А это что за айс-латте? – спрашивает Герман, покручивая в левой руке наполненный граненый стакан.

– Какао, – на правах дежурного объясняет Виталик.

– А че холодное-то?

– Трудились непризнанные бариста из самого лучшего первого отряда. Полчаса назад накрыли наш стол, создают условия элитной кофейни изо всех сил.

Ребята ржут, но все же запивают макароны с сосисками не самым вкусным холодным какао.

– У нас есть чайник, если хочешь кофе, приходи после обеда, заварим, – говорю почти шепотом, наклонившись к самому уху напарника.

– Но ведь запрещено же? – он подмигивает, и я понимаю, что только что спалила юристу, что сама нарушаю правила.

– Ну и хрен с тобой, пей и дальше холодный какао, – демонстративно отворачиваюсь, не признавая поражения.

– Воу, а ты ругаться умеешь, фиалка?

Что? Кто ему это рассказал? Он ведь ни разу не слышал, чтобы меня так называли. Хотя, чего это я сомневаюсь, мое прозвище слили Виталик или Федя, сто процентов.

– И нарушать правила тоже. Извини, но иногда вожатым срочно нужны чай или кофе, чтобы взбодриться, и выживать без него – ну просто никак. Так что или пей дальше то, что дают, или приходи за кофе, но без комментариев.

– Пфф, а если я без комментариев не могу? – он продолжает издеваться.

– Тогда выбирай, без чего ты все-таки проживешь: без кофе или без комментариев?

– Ладно, ты права. Выбор очевиден.

Меня радует то, что он все-таки признал мою правоту, но дальше я развивать эту тему не хочу. Заканчиваю завтракать, собираю разбросанный по территории отряд, пока Герман с парнями бежит на перекур, дальше по расписанию музчас. Впервые учим с детьми тематические песни о горах и альпинизме, поем их под гитары Феди и мальчика-стажера, играем в наши традиционные игры-приколюшки.

А затем начинается самое интересное – маршрутная игра-тимбилдинг, в ходе которой нужно выявить лидеров отряда, прикинуть примерно, кто мог бы стать капитаном, а также разглядеть слабые места нашего коллектива для дальнейшей работы над этим.

– Что за тимбилдинг? – спрашивает у меня Герман, когда забирает наш маршрутный лист со списком этапов игры и внимательно вчитывается. – Это обычные задания, типа девочкам проползти по мостику из рук мальчиков, построить круг и квадрат со сцепленными руками, тест на доверие в паре?

– Да… Стоп, а ты откуда знаешь, если никогда не был в лагере?

– На тимбилдинге зато в универе был. Не переживай. Я мальчик опытный. И, кстати, личный пример, да? Значит, во всех заданиях мы с тобой тоже участвуем вместе с детьми.

Глава 9. Твоя кровать, твоя кружка

Герман

Юрист должен рассуждать по правилам и законам логики, а я этого не делаю. Потому что буквально недавно сказал себе – не запугивать Машу, избегать лишних контактов. А потом раз – и моя гениальная идея о том, что мы должны вместе с отрядом поучаствовать в тимбилдинге. Да, мне реально кажется, что это правильно! Тогда наши взрослые дети увидят, что мы не просто надзиратели, стоящие над ними, а старшие друзья. Те, с которыми можно даже горы свернуть.

Вот видите, я в тематике смены так быстро заговорил! Кажется, как вожатый я не безнадежен, хотя холодный утренний какао, похожий на какую-то фигню, едва не вогнал меня в тоску и грусть. Хорошо, что Марья предложила кофеек. Правда, я растворимый уже лет сто не пил, дома у родителей и у нас с Линой – кофемашины, а если в городе шатаюсь, то в кофейне беру. Но ничего страшного, папа же хотел меня перевоспитать? По всем фронтам, получается.

Перед тимбилдингом вожатые, наконец-то, переодеваются в свою обычную одежду, в форменной футболке пока ходить не надо. Я натягиваю спортивки и первую попавшуюся в чемодане футболку. Мятая немного, может, кого-нибудь из детей заставить погладить? Если накосячат после отбоя, например.

Сам усмехаюсь собственным мыслям, затягиваю туже шнуровку на кроссах и выхожу из корпуса. Степа, тот самый пацан, который первый заговорил на оргсборе в беседке, собрал вокруг себя девочек. Знакомая картина, я обычно в универе всегда так делал. Степан травит какие-то байки, а парни из его комнаты, сбившиеся уже в одну компашку, наблюдают со стороны и ржут.

Надо, чтобы вот этот костяк был всегда на нашей с Марьей стороне, значит, надо с ними подружиться.

О, а Марья решает приодеться в шортики. Неплохо, неплохо. Фигура у нее замечательная, просто я и представить себе не мог, что эта скромница будет ходить в шортиках. Мне казалось, она себе такого не позволит. Но нет, надела, пусть и не микроскопические, но все же шорты.

Пока меня занимает вопрос длины Машиных ног в этих шортах, ее занимает вопрос участия нашего отряда в маршрутной игре. Звучит сигнал о старте – и мы все вместе бросаемся к совершенно противоположной части территории.

– Как вам пробежка, Герман Юрич? – Степан решает похвастаться своей прекрасной спортивной формой на фоне меня, если я правильно улавливаю его мысль.

– Отлично.

– Кстати, в прошлом году мы с нашим вожатым бегали по утрам, мы возобновляем традицию, а вы с нами не хотите?

«Не хочу», – правда практически вылетает из меня, но я вовремя торможу.

– И вы все будете раньше вставать?

– Да, минут на двадцать. Небольшая пробежка исключительно по территории лагеря, – парень смотрит на меня с интересом, словно прямо сейчас берет на слабо.

Вставать раньше – не моя сильная сторона. Но быть слабее детей я не могу себе позволить.

– Хорошо. Тогда завтра в семь сорок встречаемся на веранде корпуса и стартуем. Передай всем, кто собирался.

– По рукам, – удивленно соглашается Степа.

Он явно не ожидал, что я соглашусь, более того, я сам от себя этого не ожидал.

– О чем вы разговаривали, Герман Юрьевич? – сразу же спрашивает Маша, как только мы тормозим у первой точки, и нас встречает методист-ведущий этого задания.

– Обсуждали, насколько вам идут эти шорты, – ляпнув, тут же понимаю, что я идиот.

Да не могу я, оно само! Я бы и рад вести себя совершенно нейтрально, но не получается!

– Шацкий, ты в своем уме? – шипит Маша, приблизившись ко мне так, чтобы никто из детей не услышал.

– Марья, успокойся, меня Степан пригласил с пацанами на утреннюю пробежку завтра, и я согласился. Ты реально думаешь, что я буду с этими мелкими обсуждать тебя?

– Я до сих пор не знаю, чего от тебя ожидать, – вздыхает Маша.

– Например, после планерки предлагаю небольшие посиделки со всеми вожатыми «сотки».

– Какие посиделки? Сегодня нужно выбрать командира отряда, придумать название, еще нужно узнать, у кого есть готовые творческие номера для вечернего концерта, а тебе еще на планерку идти. Думаешь, у тебя останутся силы?

Не уверен, но назад пятками не пойду.

– А сюда можно доставку заказать?

Маша вопросительно выгибает бровь и смотрит на меня, как на местного дурачка.

– Что, нельзя? – не могу сдержать эмоции от разочарования.

– Почему же, можно, просто ты реально думаешь, что остальные захотят?

– Маша, все приехали сюда и работать, и тусить. Надо совмещать полезное с приятным. Короче, предлагаю так: после обеда я приду к тебе за кофе, вместе выберем, что заказать и заберем доставку, пока будет тихий час. Я выяснил, в другом корпусе у вожатых есть холодильник, договоримся. Идет?

– Идет.

Кстати, пока мы разговаривали, бессовестно пропустили весь первый этап игры, дети справились с ним сами.

– Со следующего этапа делаем все вместе с отрядом, ты же помнишь уговор?

– Это не уговор, а твоя идея, – фыркнув в мою сторону, говорит Маша.

– Возражений не было? Значит, уговор.

– Тебя невозможно переспорить.

– Вот и не пытайся.

Она закатывает глаза. Серьезно, Тихонова закатывает глаза! Выходит, моей училке и такое не чуждо. Что же, тогда я прав, я действительно действую на нее особенным образом. Судьба, получается.

В общем, со следующего этапа мы включаемся в задания вместе с нашими детьми. Кажется, ребята оценивают это положительно, ведь круто, когда вы проходите все вместе. И даже когда я немного косячу, они только ржут со словами «Шеф, ну как же так».

К обеду мы уже нереально устаем от жары и физической активности. Супчик заходит не хуже любого ресторанного блюда. В душевую перед тихим часом выстраивается целая очередь – все очень хотят смыть с себя пыль, грязь и пот, которыми обзавелись за время маршрутной игры. Мы с Виталиком, Федей и Димой отправляемся в уличный душ, где детей практически нет, ведь все моются в «сотке». Ребята снова бегут на перекур, а я столько раз за день не курю, поэтому чистенький и свеженький отправляюсь прямиком к Марье Николаевне за обещанным мне еще утром кофе.

Дверь в женскую вожатскую приоткрыта, и я захожу без спроса. Вожатая третьего отряда заплетает косичке коллеге из четвертого, а звезда Алина пилит ногти, полулежа на своей кровати.

– Подумать только, из-за этой дурацкой игры на сплочение я лишалась двух ногтей! – недовольно рассказывает девочкам и тут замечает меня. – Ой, Герман Юрьевич. А мы тут о своем, о женском.

– Да пожалуйста, можно сделать вид, что меня тут нет. Маша на месте?

– Зашла к вашему отряду, сейчас придет, – вместо Алины отвечает девочка, которой заплетают косы.

– А, ну отлично. Не обращайте на меня внимания, – я прохожу к Машиной кровати, стягиваю кроссы и с ощущением блаженства прикладываюсь прямо на покрывало. – Кайф, – произношу шепотом, растягиваясь в довольной улыбке.

Девочки смеются с меня, Алина, бросая взгляды в мою сторону, продолжает попиливать ногти, а через пару минут появляется Марья.

Захлопнув дверь в вожатскую, она обводит комнату взглядом и очень быстро замечает дополнение. Ну, такое, значительное, ростом метр восемьдесят три.

– Герман, это моя кровать, – тихо, но твердо произносит.

– Знаю. Мягкая, кстати. Ты же сделаешь мне кофе?

– А кружка?

– Твоя кровать, твоя кружка, какая разница? – делаю вид, что даже не смотрю на напарницу, но сам подсматриваю одним глазом.

Чувствую, что Маше нелегко делиться, но все же шумит кран в ванной, щелкает кнопка электрического чайника, сыпятся гранулы растворимого кофе. Через пять минут, когда я реально едва не проваливаюсь в сон, в ноздри бьет сильный запах кофе. А еще кто-то трясет меня за плечо.

Судя по когтям, впившимся в мои мышцы, это не Маша.

– Герман, ты что, спишь? – спрашивает Алина.

И вечно ей больше всех надо!

– Нет, ты что, – я притворно зеваю и вытягиваюсь на кровати. – Как можно? А вообще, девочки, я чего пришел.

– Ты пришел за кофе, – за меня объясняет Марья. – Можешь забрать чашку и идти спать к себе.

Смотрю на Машу. Ей хочется выгнать меня, потому что ей не нравится, что я тусуюсь в женской комнате? Смотрю на Алину. Ей хочется выгнать Машу, потому что та мешает?

И кто только разберет этих девушек?

– Так, ты права, я пришел за кофе. Но еще я пришел сказать, что проставляюсь вечером как новенький. Давайте закажем какой-нибудь еды, выбирайте, что хотите, я плачу. После планерки посидим здесь, тут места больше, чем в мужской комнате, ок?

– Ну конечно, – с радостью соглашается Алина, как будто я позвал ее на персональное свидание, а не посиделки в компании из восьми человек. – Давно хотела познакомиться с тобой поближе.

Маша, которая в этот момент потянулась к своей чашке с кофе, успевает сделать глоток и давится кипятком, закашливаясь.

– Давно? Вы знакомы всего четвертый день, – напоминает моя напарница Алине.

– Тебе не понять, – гордо отвечает та.

И Маша снова закатывает глаза. Кажется, я балдею, когда она так делает, и не могу сдержать улыбку. Если при «близком знакомстве» с Алиной ничего нового я не обнаружу, то с Машей явно будет иначе.

Нашу беседу, если можно так сказать, прерывает стук в дверь. В дверном проеме появляется девочка из нашего отряда. Не запомнил еще, как ее зовут. Кажется, Кристина.

– Здрасьте, а у вас нет пластыря? Натерла новыми босоножками пятки, а в медпункт идти не хочется.

– У меня есть, – Маша подрывается с места и бросается к тумбочке, присаживаясь у нее, из-за чего наши лица оказываются нереально близко.

Пока я разглядываю Тихонову, она находит какую-то косметичку, достает оттуда пластинку пластырей и отрывает одну штучку.

– Герман Юрьевич, заберите кружку, передайте Кристине пластырь и идите отдыхать, – выгоняет меня слишком откровенно.

Ну ладно, слушаюсь и повинуюсь, правда, так и не могу понять, почему эта Кристина так странно ухмыляется, когда я на выходе из комнаты передаю ей пластырь.