Читать книгу: «Каникулы влюбленного режима», страница 2

Глава 4. Замуж пока не зову

Маша

Коля никогда себя так не вел! Он не флиртовал с другими девчонками, не пытался смутить меня и не показывал свою наглость! А этот… Герман, чтоб его, Юрьевич, сразу раскрывается со своих не самых светлых сторон. Страшно подумать, что будет с дисциплиной в нашем отряде, если он так себя ведет? А ведь к нам приедут взрослые ребята, некоторые из них могут быть младше меня всего на три-четыре года!

Кстати, интересно, сколько лет Герману, где он учится или работает, из какой семьи, есть ли у него девушка? Ой, нет, про девушку точно лишнее, мне семейное положение знать не нужно. Вот Алина воевала бы за такую ценную информацию, а я не собираюсь. Нам просто нужно будет немного пообщаться с моим новым напарником, чтобы иметь друг о друге хоть какое-то представление.

– Дорогие коллеги, поздравляю вас с первым днем нашего общего апокалипсиса! – вещает Раиса, усаживаясь прямо на сцену перед нами. – Всем стареньким и новеньким напоминаю, что сейчас мы проходим инструктаж по технике безопасности, расписываемся в том, что поступаем на работу и берем на себя ответственность за жизнь и здоровье детей, с медицинскими книжками подходим к медработнику лагеря для регистрации, а потом отправляемся в прачечную за чистым бельем и идем драить корпуса. Всем все понятно?

Нестройное «да» проносится по рядам, смешиваясь с шепотом и тихими смешками.

– Ну-ка навели дисциплину! – а это уже включается командный голос начальницы. – Кстати, позвольте представить тем, кто еще не познакомился. Наш новый вожатый второго отряда Герман Юрьевич Шацкий. Между прочим, у него красный диплом юридического факультета, так что с ним посерьезнее.

Чуть не давлюсь от смеха на этой фразе и прикрываю рот ладонью, создавая иллюзию кашля. Зато теперь знаю, какая у него профессия и то, что он однозначно немного старше меня, раз уже успел получить диплом.

А Герман поднимается, крутится, разглядывая лица, и машет всем ручкой.

– Добро пожаловать в семью, Герман Юрьевич, – улыбается ему Алина.

– Если только в семейство гадюк, – все так же в ладонь говорю, но с расчетом на то, что Герман услышит.

– Я так посмотрю, у вас с Алиной взаимная любовь, – тихо обращается ко мне.

– Мы много лет знакомы и даже в одном отряде были еще в лагерном детстве. Кажется, мы никогда друг другу не нравились.

– Не переживай, твою тайну я буду хранить теперь до самой смерти.

– Надеюсь, ты переживешь эти три недели, и я не убью тебя раньше, чем смена подойдет к концу.

– Тихонова! Если ты в этот лагерь приезжаешь как к себе домой, это еще не значит, что инструктаж слушать не нужно! – Раиса Петровна в своем стиле, следит за нами, как за отрядом. Хотя мы и есть отряд взрослых детей, никак иначе.

Послушно киваю, но тут же перевожу взгляд обратно на Германа и на секунду даже осекаюсь. Я вроде бы и успела его рассмотреть, пока мы стояли в женской вожатской, но тогда он не смотрел вот так прямо на меня. А глаза у него… Я таких даже не видела никогда. Словно в воду нырнул, и она такая прозрачная, что выныривать не хочется. А волосы? Неужели бывают такие кудри от природы? Будто химическую завивку делал. И еще такие черные, вот как они на солнце не выгорают? Да еще и губы пухлые, любая красотка может только позавидовать.

Вот и зачем мне такой красивый напарник, чтобы все девочки из отряда сходили по нему с ума? Рая жестко пресекает все попытки заигрывания вожатых с детьми. Это, знаете ли, подсудное дело. Даже если девочке через год восемнадцать, а вожатый старше ее годика на три, на территории лагеря строгий запрет на любые отношения, кроме тех, что положены по статусу. Надо будет предупредить Шацкого об этом.

Не выдержав пронзительной глубины его голубых глаз, я отвожу взгляд и смотрю на свои пальцы. Надо было маникюр перед сменой сделать, но я успела только подпилить, мне было некогда. Я не Алина, у которой подготовка к заезду в лагерь проходит в салоне красоты. Ну и ладно. Переживу без маникюра.

Спустя полтора часа, закончив все обозначенные Раей процедуры, мы направляемся в прачечную. Основную тяжесть белья берут на себя парни, но мы пытаемся хотя бы немного помочь. Хорошо, что застилать дети будут сами – ненавижу пододеяльники. Если бы требовалось заправить двадцать постелей, я бы вожатой не работала никогда в жизни.

Затаскиваем все в корпус и раскладываем по кроватям, не забывая и о своих собственных. Меня подташнивает от приторного тона Алины, которая просит «кого-нибудь» из парней помочь ей. Конечно, мы все такие дуры, что никто и не понял, для кого именно был этот спектакль. Испытываю огромное облегчение, когда Герман на глазах у всех говорит ей, что сначала поможет напарнице, а потом уже ей. Надув губы, Алина прячется в душевой, а я отмечаю про себя, что не все шансы на адекватную совместную работу с Шацким потеряны.

Спустя еще какое-то время, посвященное уборке корпуса, мы с девочками идем разгребать завалы в методическом кабинете, а парни отправляются к приехавшему грузовому такси, в котором одежда для нас и для детей, раздатка и декорации, а также костюмы, которые потом нужно будет аккуратно развесить в выделенном для этого помещении. Как всегда, полгода готовились, а потом что-то доделываем на ходу. Например, печатаем бейдж для Германа и подписи вожатых для пресс-центра. Отпариваем свои форменные футболки, в которых завтра утром нам предстоит сфоткаться. Парни перетаскивают из столовой на улицу ряд столов и стульев, которые нужны нам для регистрации на заезде.

Методисты в это время, разумеется, жарят шашлык и готовят стол для наших первых вечерних посиделок. Надо сказать, что за полдня мы умудряемся достаточно устать и к шашлыку добираемся уже изрядно голодными.

И снова я вынуждена наблюдать, как Алина пытается усадить Германа рядом с собой, просит поухаживать за ней и практически выставляет себя напоказ. Она будет работать на первом отряде, и я очень надеюсь, что все главные взрослые хулиганы отправятся к ней и Виталику, а нам с Германом достанутся дети чуть-чуть поспокойнее. Если вообще первый и второй отряд уместно называть «детьми».

Пока нашествия детей на лагерь не случилось, вожатые и методисты отдыхают по-взрослому. Посиделки затягиваются, чуть позже приносят гитару и начинают играть на ней наши традиционные песни. А, ну да, еще немного нецензурных, пока можно.

– Так, ребята, расход, – объявляет методист Сан Саныч, в очередной раз взглянув на часы. – Завтра будет еще работа, надо выспаться. Потом ближайшие восемнадцать дней сон вам будет представляться только в мечтах.

– Реально выспаться нельзя? – наклонившись ко мне, спрашивает Герман.

– Конечно. Подъем в восемь утра, и это у детей, а вожатым нужно как минимум умыться и причесаться до этого времени. Хотя тебе, наверное, достаточно просто умыться, – посмотрев на его кудри, предполагаю, что расческа им особо не нужна.

– А можно как-то по очереди это делать? Один день ты, другой день я?

– Как правило, все так и делают.

– А можно ты будешь будить, а я укладывать по ночам? – смеясь, он предлагает мне схему доведения себя до истерики ежедневными ранними пробуждениями.

– Нет, Герман Юрьевич, отныне все проблемы и трудности мы с вами делим пополам.

– Прямо как новобрачные, – он ухмыляется, а я чувствую, как краснею от этой фразы. – Да расслабься, замуж пока не зову.

«Пока»? Что это за шутки такие? Он просто выпил, думаю, дело в этом. Герман и тусовки – вещи очень даже совместимые, как показала практика. А вот умеет ли он работать, это мне только предстоит узнать.

Глава 5. Виталя, мы все проспали

Герман

Я вообще не понял, как пролетел второй день нашего пребывания в лагере. Сначала методисты усадили меня на экспресс-обучение: вместе с Машей я учил обязанности вожатого отряда, распорядок дня, расположение объектов на базе. Моделировали различные ситуации, которые могут возникнуть при работе с детьми, а мне нужно было быстро и четко ответить, как мы будем действовать вместе с напарницей.

Чуть позже всем педагогическим отрядом мы фоткались для пресс-центра и доски объявлений в корпусе и провели тестовый музчас. Опять же меня методисты заставили выучить несколько песен для музыкальных часов и разные кричалки, игры с залом, особые аплодисменты, которые считаются фишкой лагеря. Рая также усадила меня читать историю центра, чтобы проникнуться.

Вечером девочки получили листы со специальной формой регистрации ребенка на заезде, а нам, парням, сказали готовиться морально таскать много чемоданов от зоны регистрации к корпусу.

Вечерней тусовки, разумеется, нет, но чисто вожатыми «сотки», то есть четырех старших отрядов, мы решили заказать парочку пицц и посидеть на веранде. Я по большей части молчу, а ребята, которые тут уже не первый год работают, вспоминают забавные случаи с прошлых смен. Маша в этот раз не стала садиться рядом со мной, мы скучковались двумя группами вокруг стола, разделившись на девочек и мальчиков. Хотя, я уверен, будь Алина еще чуть наглее, она бы с радостью пересела ко мне под бок. Все ее сигналы я прекрасно вижу, таких девчонок вокруг меня всегда было пруд пруди, но я до сих пор не решил, хочу ли ввязываться конкретно в эту историю.

У меня всегда было много поклонниц. Когда-то давно мы с Филипповым поспорили, кто первым поцелуется с девочкой, и я тот спор выиграл. Думаю, я и в целом выигрываю у него по количеству целованных девушек, только какой толк в этом сравнении, если у Фила теперь одна-единственная любимая?

Допиваю остатки чая и смотрю на Машу, которая грызет сушки, словно пряча за этим волнение. Интересно, сильно она переживает по поводу того, что ей предстоит с таким балбесом работать? Как я понял, предыдущий ее напарник, который слился перед сменой, тоже был из числа неопытных, но к нему Маша хотя бы привыкнуть успела. А ко мне за полтора дня точно не привыкнешь.

Мы убираем за собой мусор и расходимся, моемся в общем душе из-за отсутствия душевой в вожатской и заваливаемся по кроватям.

Кажется, я успеваю моргнуть и на секунду забыться, как начинает орать будильник. К тому же, еще и чужой будильник. Это свинство, я вам скажу! Первые минуты две пытаюсь словиться и осознаться, где я и кто я. Ладно, допустим, я – Герман Шацкий, а вот где я – вопрос остается открытым, пока я не слышу ругню моих соседей по комнате.

– Виталя, мы все проспали! – орет на весь корпус Дима, которому достался третий или четвертый отряд. От перегруза новой информацией мой мозг вчера отказался воспринимать мелочи.

– Что? Уже заезд? – сонный Виталик тоже теряется во времени.

– Алло, смена сегодня начинается, – смеется Дима.

Если честно, он выглядит бодрее всех. Может, дать ему задачу по утрам будить весь корпус?

Вижу, что началось какое-то шевеление в комнате, но сам совершенно не хочу следовать примеру мальчиков. В итоге через пять минут моих попыток убежать от реальности в меня прилетает подушка.

– Герман Юрич, утро доброе! Детей кто воспитывать будет?

– Чьих?

– Твоих.

– У меня нет детей, – уверенно отвечаю.

– С сегодняшнего дня у нас у каждого примерно по двадцать пять детей. Сочувствую, ребята, мы теперь многодетные отцы, – говорит Федя, последний из нашей мини-компании.

О Боже. Может, меня все-таки кто-нибудь сейчас разбудит, и это все окажется лишь смешным сном? Не, прошлые два вечера нормально посидели, пообщались, под гитары спели. Лагерной темой я проникся. Позвонить папе что ли и сказать, что на этом и хватит?

– А где Герман? – тут я слышу в дверях голос Маши.

– Спит еще, – отвечает ей кто-то из пацанов.

– Передайте ему, чтобы живо отрывал свою пятую точку от постели, бежал в душ и приходил ко мне на регистрацию!

Свешиваюсь со своей «верхней полки», упираясь рукой в стену, и вижу Марью в дверном проеме. Она уже при параде: в форменной оранжевой футболке, джинсах и снова с платком, вплетенным на этот раз в густую косу. А еще я даже издали вижу ее глаза. Она накрасилась? Да, похоже на то. Первый раз за эти два дня нашего знакомства. Глаза ее мне сразу показались красивыми, лучистые такие, как у княжны Марьи, с которой я ее сравнил. А с макияжем и вовсе какой эффект производят!

– Ты что-то хотела мне передать? – свешиваюсь вниз еще сильнее и чуть не падаю, путаясь в одеяле. Вовремя ловлю равновесие, а вот одеяло падает на пол, оставляя меня в одних трусах.

Маша, тяжело вздохнув, отворачивается.

– Я не буду разговаривать с тобой, пока ты не оденешься.

Парни уже ржут над нами. Точнее, ржут они надо мной.

– Тогда я останусь голым и не выйду весь день.

– Герман, прекращай. Раиса Петровна уже ждет нас. Всех! – добавляет Марья, обращаясь ко всем парням сразу, а затем пулей вылетает из мужского крыла «сотки».

– Гер, ты, кажется, нашу фиалку смутил, – говорит мне Виталик. – Цветочек, видимо, еще никем не тронутый, – добавляет он, но я намеренно пропускаю эту пошлость мимо ушей. Хотя смущение моей училки я заметил сразу.

– Чего? Фиалку?

– Да прижилось как-то, Машка же с филфака. Вот мы еще в том году стали называть ее фиалочкой.

– Хмм, фиалочка, что-то в этом есть, – пытаюсь представить себе Машу каким-нибудь цветочком и понимаю, что теперь ассоциация действительно будет только с фиалкой. – Ладно, кажется, мы уже задерживаемся.

И спрыгиваю с кровати вниз, в свою новую лагерную жизнь.

Маша

Я так и знала. Ну конечно, я знала, что с первого же дня начнутся проблемы! Одно дело лопать пиццу на веранде и взглядом раздевать Алину. Не слепая, заметила. Другое дело – реально работать. Пообщаться по-человечески мне с Германом вчера так и не удалось. Целый день мы были загружены делами, Шацкий вообще проходил ускоренную программу обучения в школе вожатых, мне нужно было рассказать основные моменты, чтобы сегодня он не проснулся с вылупленными глазами. Судя по всему, он все равно именно так и проснулся.

Рая уже устроила нам, девочкам «сотки», полный разнос за то, что явились на регистрацию приезжающих детей без мальчиков. А мальчики… Они просто спят! Наглость какая.

И все же когда Алина первой вызывается сходить и разбудить мальчиков, а Рая вместо нее отправляет меня, я испытываю какое-то легкое торжество по этому поводу. Не хочу, чтобы первой, кого увидит в самом начале смены Герман, была именно Алина. Ее и так становится слишком много, и она даже мешает нам с ним просто завязать товарищеские отношения!

Однако мой поход до корпуса оказывается не то чтобы очень удачным. Парни еще не собраны, а Герман и вовсе валяется на кровати в одних трусах! И это с учетом, что вчера мы легли довольно рано, в обычные дни на смене вожатые засыпают намного позже. По очереди дежурим с отрядом и ходим на ночные планерки, а еще раз в несколько дней случаются небольшие междусобойчики. На них хоть и не напивается никто, а все равно встать потом тяжелее.

Шацкий к этому не готов, я чувствую. Только что я буду с ним делать?

Возвращаюсь к месту, отведенному для регистрации приезжающих, и говорю, что парни скоро будут. Они же быстрее собираются, чем девочки, правда? Мы рассаживаем за столики, каждый из которых снабжен табличкой с номером отряда, и начинается самое волнительное: заезд и создание отрядов. На распределении стоят опытные методисты, которые стараются комплектовать отряды по возрасту, удерживать равновесие между мальчиками и девочками и избегать того, чтобы все старички оказались в одном отряде, а новенькие дети – в другом. Проходит всего несколько минут, и мы уже слышим шум подъезжающих машин и автобусов – все, началось.

– Ну и что, до сих пор никого? – интересуется у меня Герман.

Откуда он взялся? Я только отвернулась на секунду, его не было нигде на горизонте, а вот он.

– Пока нет, но…

– И ради этого мы торопились, парни, – Шацкий подкатывает глаза и растягивается в ухмылке, а пришедшие с ним мальчики-вожатые выражают полнейшую солидарность.

– Иногда придется делать то, что говорит руководитель, а не то, что хочется вам, Герман Юрьевич, – озвучиваю максимально строго, а сама нервничаю и перебираю еще чистые листы с таблицами для заполнения.

– Не нервничайте, Марья Николаевна, «иногда» я смогу быть хорошим, – заявляет напарник и забирает листы из моих рук, укладывая их стопкой на стол.

Он дотрагивается до меня буквально кончиками пальцев, едва ощутимо. А мне кажется, что по моим рукам сразу бегут мурашки, хотя на улице не меньше двадцати пяти градусов и солнце. Я продолжаю смотреть на Германа, который уже стоит ко мне спиной и над чем-то смеется вместе с парнями, а мурашки все не перестают скатать по моей коже.

Это странно… Это очень странно. Я никогда не испытывала ничего подобного рядом с Колей. Иногда казалось, что бабочки какие-то порхают внутри, если можно так сказать избитой фразой, но мурашек точно не было. А ведь мы часто контактировали: и за руки держались, и медляк танцевали, и на тимбилдинге вообще чего только не было. А здесь случайное прикосновение – и мурашки.

Так, хватит, Тихонова, не о том ты думаешь.

К счастью, мои мысли прерывают многочисленные голоса, которыми наполняется территория базы. Судя по всему, приехал автобус из города, находящегося в области в паре часов езды от нас. Оттуда каждый год бывает много ребят, хоть город и не самый большой, там есть сильная гимназия, ученики которой становятся победителями олимпиад и различных соревнований.

– Мария Николаевна, первых оформляйте, – обращается ко мне Сан Саныч и тут же буквально подталкивает к моему столику пару мальчишек.

Я успеваю украдкой взглянуть на Германа, и тот сейчас тоже смотрит на меня. Мы переглядываемся не больше пары секунд, но в наших взглядах – одинаковое волнение перед чем-то новым.

– Здравствуйте, меня зовут Мария Николаевна, – как будто со стороны слышу свой голос и забираю паспорта у ребят, чтобы переписать данные.

А потом начинается настоящий конвейер. Опустив один раз голову, чувствую, что больше я ее не поднимаю практически до обеда, а Шацкий в это время успевает пройти курсы повышения квалификации из юристов в грузчики. Особенно тяжело ему достается от девочек. Все же понимают, что взрослые красотки пятнадцати-шестнадцати лет привозят с собой несколько платьев и туфли на каблуках, чтобы потом блистать на дискотеках? А тащить это приходится Герману Юрьевичу, как же еще.

Когда очередь у медпункта окончательно рассасывается, а у столиков регистрации сидят только те, кто приехал позже всех, Герман уже без всякого стеснения усаживается прямо на стол передо мной, одним размашистым движением сдвинув бумаги, и без спроса забирает бутылку минералки, залпом допивая остаток воды.

– Это была моя вода! – я сразу же возмущаюсь.

– Тебе для напарника воды жалко? Вот так и доверяй тебе, – наигранно вздыхает парень.

– Все заселились, места хватает?

– Вроде.

– Вроде? – я понимаю, что он не со зла, но жду от него серьёзного отношения к делу.

– Маш, все в порядке.

Мне это сейчас послышалось? Он впервые назвал меня просто по имени, без издевки в голосе и сарказма по поводу имени и отчества? Не Марией, не Марьей, а просто Машей? Кажется, я так долго и слишком подозрительно смотрю на него, что даже он сам смущается.

– Что? – он не понимает, почему я так смотрю, но и я не знаю, что ему сказать.

– Не забудь, что при детях нужно называть меня Марией Николаевной, – решаю не признаваться, что от его простого «Маш» меня бросает в жар сильнее, чем от июльского полудня.

– Какая же ты зануда, а, – сминая пустую бутылку в кулаке, он спрыгивает со стола, пока Рая не заметила этот перфоманс, и в три широких шага добирается до ближайшей мусорной корзины. Впрочем, затем он возвращается ко мне. – Ты всех зарегистрировала? Тогда забирай, что нужно, и пойдем в корпус знакомиться с нашими детьми.

Глава 6. Ты же не сбежишь?

Герман

Порой мне кажется, что за своим учительским тоном Маша прячет неуверенность в себе или смущение. И хотя она почти всегда держится рядом со мной подчеркнуто по-деловому, я вижу, что дается ей это не слишком просто. Нет, я не к тому веду, что мы должны стать друзьями и благодаря этому наладить успешную совместную работу. Но мне было бы проще, если она бы расслабилась, а не вытягивалась по струнке в моем присутствии.

В бутылочку с ней что ли поиграть? Или в столетнюю «правда или действие», которая раскрепощает даже самых смущенных невинных фиалочек.

Так, стоп. Не в ту степь мы пошли. Просто налаживаем рабочие контакты на ближайшие восемнадцать дней смены.

– У нас идеальный отряд, ты знаешь? Двенадцать мальчиков, двенадцать девочек, – говорит Марья, пока шагаем к «сотке».

– И к концу смены все они влюбятся и будут счастливы?

– Кто-нибудь точно, лагерь всегда располагает к романтике и влюбленности.

– Но только не тебя, суровая учительница, – улыбаюсь, в очередной раз наблюдая, как она стесняется.

– Ты знаешь, если бы мне не нравилась атмосфера лагеря, я бы проводила свои каникулы каким-нибудь другим образом, а не впахивая почти по восемнадцать часов в день рядом с детьми. Конечно, я говорила, что мы приехали сюда работать, а не отдыхать. Но наше общение здесь… в смысле, не конкретно наше с тобой, а всего коллектива, – это всегда классная отдушина и что-то такое доброе, веселое, искреннее.

– Сколько ты курсов закончила?

– Два, перешла на третий. А ты?

– Поступаю в магу сейчас, я хотел просто отдохнуть остаток лета после защиты диплома и вступительных, но батя решил за меня.

– То есть для тебя это ссылка? – она спрашивает у меня истинные причины моей работы, но почему-то в эту секунду называть их ссылкой я не хочу.

– Что-то вроде. Но для ссылки очень даже ничего. Правда, меня вчера закусали комары, а отец говорил, что спрей надо взять с собой.

– У меня есть, бери и пользуйся, если нужно.

– Отлично, напарник, так и сделаю. Ну, мы пришли. Готова увидеть их всех вместе? Предупреждаю, я сразу всех не запомню.

– И я тоже. Пойдем знакомиться, – она кивает в сторону корпуса, в трех метрах от которого мы стоим.

– Пойдем. Кстати, а у тебя уже был старший отряд?

– Нет, в прошлом году я работала с детьми среднего школьного возраста, такие взрослые у меня впервые.

– Все бывает в первый раз, – многозначительно добавляю перед тем, как напарница заходит в корпус.

– Всем еще раз привет, второй отряд! Давайте соберемся на улице и посидим в беседке на нашем отрядном месте, познакомимся!

Я не вмешиваюсь, просто со стороны смотрю на ее работу. Да, кажется, мне повезло, что напарница у меня опытная. В вопросах работы с детьми, по крайней мере.

– Гер, курить с нами пойдешь? За методический домик, – это меня успевает перехватить Виталик.

Видимо, первый отряд пока на знакомство не собирается. Во-первых, курю я крайне редко, под настроение. Мы начали в свое время вместе с Филом, он пристрастился к этому, а меня вот так сильно не затянуло. Во-вторых, идти потом с перегаром к детям – не очень красиво. В-третьих, если я сейчас развернусь и уйду, бросив Машу одну со всей этой оравой, то статус козла до конца смены мне обеспечен.

– Не, это без меня, у нас уже отрядное знакомство, – отказываюсь без особого сожаления и вижу в этот момент лицо Тихоновой.

Оказывается, она все видела и слышала, боялась, наверное, что я ее оставлю одну. Быстро подмигнув ей, я встречаю толпу, которая идет прямо на меня. Мне реально кажется, что это целая толпа! Сколько их там? Маша говорила, двенадцать и двенадцать, двадцать четыре. А на вид – вся сотня.

– И это все наши? – тихо спрашиваю у Марьи, когда та ко мне подходит.

– Я всех в лицо тоже пока не распознаю, надеюсь, они соображают, кому в какой отряд.

– А место отрядное где?

– Ты не запомнил? – Маша смотрит с легкой усмешкой.

– Как-то все смешалось в голове. И да, попрошу ко мне на «вы», Марья Николаевна, – сообщаю ей очень деловым тоном и даже жду какой-то реакции, но Маша лишь кивает в ответ.

– Второй отряд, идем за мной! – она поднимает вверх правую руку с зажатым в ладони телефоном и выглядит сейчас похожей на экскурсовода. Пристраиваюсь двадцать пятым участником экскурсии и двигаюсь вместе со всеми за корпус, к одной из четырех беседок. Надо бы запомнить свою, а то ведь потеряюсь и прибьюсь к чужому отряду. Пора признаться, но в эту минуту мне становится немного страшно. Что мы будем с ними делать? Справимся ли с дисциплиной, сможем ли создать командный дух, взаимоуважение и что еще там нужно для успеха?

Будут ли взрослые детки вести себя адекватно? Или начнут курить в туалете, творить дичь ночами, спать в чужих кроватях (не дай Боже), устраивать драки на дискотеках?

В принципе, будь я на их месте, я бы первым участвовал во всех подобных заварушках. Но я не на их месте, а на своем, и здесь я должен быть законопослушным и максимально строгим.

– А у первого беседка лучше, видел кто? – обращается ко всем сразу парень, который мне кажется самым старшим в отряде.

– Да не, наша лакшери, – отвечает ему девочка, которую я назвал бы Алиной на минималках.

Надеюсь, хоть этот мини-клон флиртующей вожатой не будет со мной заигрывать. Мне Рая и методисты четко разъяснили: с девочками-вожатыми можно все, что хочется, с обоюдного согласия. С несовершеннолетними детьми общаться максимально с дистанцией, от них обращение только на «вы» и никаких знаков внимания. Иногда десятиклассницы не видят границ, мне так сказали. Если им семнадцать, а вожатым лет двадцать, то на разницу в возрасте все забивают. Хорошо, что весь свой отряд я старше минимум на пять лет.

– Итак, друзья, я надеюсь, все уже заселились, пристроили свои вещи, всем хватило кроватей, тумбочек и места? – вновь берет инициативу в руки опытная Марья, пока я просто стою за ее спиной у входа в беседку.

– Да все норм, – отвечает все тот же «самый взрослый» мальчик.

– Что ж, отлично. Мы с вами уже немного знакомились во время заезда, но давайте еще раз. С вами буду работать я, меня зовут Мария Николаевна, и мой коллега, новичок педагогического отряда Герман Юрьевич.

Салютую им поднятой рукой и внимательно присматриваюсь к реакции.

– А вас новенького вот так сразу на старший отряд поставили? – подает голос кто-то еще из парней.

– Потому что я лучше всех законы знаю.

– Какие законы? Пацанские? – сами пошутили и сами же ржут.

– Все. Могу диплом юрфака показать. Так что нарушать не советую, будете хорошо себя вести – будем общаться по-доброму, правда?

Маша наверняка сейчас бы сказала, что я зря их запугиваю. Но сопли перед ними жевать по-любому нельзя, иначе авторитет, который автоматически дает мне положение вожатого, сразу же скатится к минимуму.

– Ну посмотрим, – кто-то особенно смелый.

– Конечно, посмотрим. Мария Николаевна, расскажите нашим смотрителям распорядок дня, – зачем-то укладываю руки Маше на плечи, тем самым словно передаю ей слово и чувствую, как она в этот миг задерживает дыхание.

– Ммм…

Надеюсь, дети не обратили внимание на это ее замешательство. Нельзя, чтобы они заметили отсутствие налаженного контакта между нами. А нам, разумеется, надо всеми силами налаживать контакт, но явно не телесный. Машка слишком нервничает от этого.

– Подъём у нас ежедневно в восемь утра, по выходным в восемь тридцать. Душевые и туалеты расположены в корпусе, также есть туалеты и умывальники на улице. На завтраки, обеды и ужины мы ходим всем отрядом…

Нет, она не прерывается, рассказывает дальше, просто эту матчасть я уже выучил, а свою новую многодетную семью хочется поближе рассмотреть. Двадцать четыре человека, офигеть. Куда ж их так много дали нам? Даже боюсь представить, сколько сил надо вложить в то, чтобы сколотить из этой банды достойный коллектив.

Маша заканчивает свою речь, мы решаем еще несколько организационных моментов, отвечаем на возникшие у ребят вопросы (точнее, Тихонова отвечает, а я с самым серьезным выражением лица киваю), и после мы уже отправляемся на обед. Пожалуй, это будет моя любимая часть дня, хотя кормят в столовке скромно. Ну а чего желать? Обычная лагерная столовка, главное, что-нибудь в себя закинуть получится, и хорошо.

– Вы не планируете ближайшей ночью сбежать от меня, Герман Юрьевич? – тихо спрашивает Маша, пока идем в столовую от нашего корпуса.

– Ночами мы и так с вами спим по отдельности, Мария Николаевна, – намеренно игнорирую суть ее вопроса.

– Но ты же не сбежишь?

– Я подумаю, – многозначительно ухмыляюсь и наблюдаю за ее реакцией.