Читать книгу: «Земля раздора», страница 2

И нашим землям вечно вас тут мало!»

И вспыхнул спор, как на ветру костер,

И каждый довод был остер и хитер,

Но бил не в суть, а в сердце, в старину,

В чужую веру, в общую вину.

«Молчи, земляной червь! – рыбак кричал. —

Ты от рожденья к полю лишь причал!

Чтоб ваши нивы смыло все волной,

Чтоб солончак остался за сохой!»

«А ты, бродяга! – фермер отвечал. —

Пускай девятый всемогущий вал

Все ваши щепки в бездну заберет!

Бездомный, нищий, алчущий народ!»

Алида – средь своих, Дамир – с другими.

Их разделяли пропасти немые,

И каждый крик, и каждый злобный жест

Ложился тенью им наперекрест.

Он видел в ней – дитя врага и шторма.

Она – в нем сына пахаря и корма.

Но сквозь толпу, сквозь ненависти зной,

Они встречались взглядом – и с больной,

Немою мукой видели вдали

Всю глубину расколотой земли.

И эта пропасть, вырытая в споре,

Была страшнее, чем любое море,

И тверже, чем любая целина, —

Глухая, вековая их стена.

Но ненависть не властна над душой,

Что ищет путь запретною тропой.

И стали встречи их – немой укор

Тому, о чем кричал пустой их спор.

Они нашли укрытую от глаз

Ту бухту, где никто б не выдал их,

Куда вела, над пропастью виясь,

Тропинка козья, только для двоих.

Здесь, в тишине, где лишь прибой да крики чаек,

Вдали от вечных ссор и горьких стачек,

Они друг другу открывали мир,

Который каждый для себя хранил.

Алида, глядя в водную лазурь,

Ему шептала, позабыв про бурь:

«Ты видишь? Море – вовсе не тюрьма.

Оно дает нам пищу и ума,

И силу, что не вырастить в земле.

Смотри, как дышит горизонт во мгле!

Там – бесконечность, там – свобода жить!

Там ветер в парусах поет, чтоб плыть,

Куда захочет сердце. Разве клетка —

Вот эта гладь? Нет, клетка – ваша метка,

Ваш ровный клин, где каждый шаг известен.

А мир мой волен, сказочен и тесен

Лишь для того, кто в нем не видит сна…

Для вас – оно чудовище без дна,

А для меня – великая стихия,

Где все законы – добрые, не злые».

Дамир же брал в ладонь сухую горсть

Земли, и говорил: «Ты – моря гость.

А я – земли наследник, сын и страж.

Ты видишь хаос, видишь эпатаж,

А я – порядок, вечный круг забот:

Вот семя, вот росток, вот зрелый плод.

Земля – опора. В ней покой и сила.

Она веками род людской хранила.

А море ваше – хищник, вечный тать,

Непредсказуем, жаждет лишь отнять.

В нем нет основ, нет верности, нет сути,

Лишь вечный бег на жизненном распутье.

Земля – наш дом. А что такое море?

Лишь вечный страх, и вероломство, горе».

Так в споре их, в восторге пред чужим,

Рождалось чувство, что не объясним

Был ни один из них. Любовь сплелась

Из их различий, разжигая страсть.

Он в ней любил мятежный дух волны,

Она – покой его родной страны.

И понимали оба с каждым днем:

Они играют с гибельным огнем.

Что их любовь – предательство и стыд,

Что каждый род их вряд ли их простит.

И страх раскрытья, словно туча гроз,

Навис над ними, предвещая слез

И боли той, что будет им дана

За то, что их свела одна весна.

И будто бы услышав их раздор,

Природа-мать свой вынесла с укором

Суровый, молчаливый приговор.

Над миром небо цветом заболело,

Покрылось желто-серой пеленой,

И солнце тускло, нехотя глядело,

Как будто мир ему совсем чужой.

Сменилась синь на тягостный свинец,

Предвестник бури, всех начал конец.

И море, вторя небу, замолчало.

Не шторм, не рев, что сердце леденит, —

Оно застыло, гладким как зерцало,

И эта тишь пугала, как магнит,

Что тянет в бездну. Старый люд морской

Крестился, видя мертвенный покой.

Их не пугал девятый ярый вал,

Как этот штиль, что гибель обещал,

Как зверь, что затаился перед броском,

И дышит смертью в мире одиноком.

И стихнул ветер. Воздух стал смолой —

Тяжелой, липкой, душной, неживой.

С тревогой фермеры на нивы зрели,

Где ко́лосы от тяжести созрели

И ждали жатвы. Но застойный зной

Губил зерно, грозя ему бедой.

Такой покой, гнетущий и гнилой,

Страшнее был, чем ливень проливной.