С тобой нельзя

Глава 1

– Матвей? Что ты тут делаешь? Где Вадик? – выпаливаю в ужасе, а мир вокруг снова начинает вращаться с бешеной скоростью. Четвертый бокал шампанского явно был лишним. Вечеринка в честь закрытия семестра еще в самом разгаре. Мы закончили первый курс, празднуем.

– Он попросил тебя забрать. Ты пила, что ли? – Мот ловит мой взгляд. Рассматривает.

Он так пристально смотрит, а я понятия не имею, как сейчас выгляжу. Плохо, наверное, да?

Неуклюже поправляю платье. Простое, черное, но обтягивающее как перчатка. Еще и плечо так изящно открыто. Я его долго выбирала. Смотрится элегантно, но не в данной ситуации.

Стыдно. Щеки тут же обдает жаром, пока я с жадностью рассматриваю Шумакова. Красивый такой. Высокий. Взгляд просто сумасшедший, нужно быть каменным изваянием, чтобы в него не влюбиться.

Мот будто не замечает, как я пялюсь. Проходится пятерней по уложенной назад челке, едва заметно поворачивая голову в сторону, и бегло оценивает обстановку в комнате.

Я закрылась тут минут тридцать назад, чтобы прийти в себя. Правда, брату все равно позвонила. Попросила забрать. Хватит с меня. Отметила. Так, что, если глаза закрыть, кажется, что лечу. Если бы я только знала, что приедет не Вадя, а Шумаков…

– Зачем ты приехал? – переступаю с ноги на ногу, а потом решительно делаю шаг в сторону Мота. Он стоит не шелохнувшись, его мое приближение, в отличие от меня самой, не смущает.

А зря. Я, кажется, сейчас на любой дурной поступок готова.

– Вадик попросил, – повторяет для меня, словно я несмышленый ребенок.

Из-за неплотно закрытой двери слышатся визги. Шум какой-то несвойственный для нашей маленькой дачной вечеринки.

– Что там происходит? – поглядываю с опаской. Любой шум сейчас кажется устрашающим.

Вдруг кто-то зайдет и увидит нас здесь вдвоем. Это не преступление, конечно, но мой мозг почему-то воспринимает иначе.

– Твои друзья взяли РиРо в заложники, видимо, – кривит губы.

РиРо, или Карина Ростова – девушка Мота. Очень модная и популярная сейчас певица. Он привез ее с собой из Москвы. Они встречаются уже больше двух лет и планируют свадьбу этим летом. Когда я узнала от брата, что Шумаков решил жениться, на стрессе за неделю скинула пять килограммов.

– Она приехала с тобой?

Мой голос звучит не то чтобы осуждающе. Скорее, разочарованно.

Было бы здорово, примчись он за мной один. Но это всего лишь мои фантазии.

Делаю еще один шаг, а платье будто нарочно скользит по бедрам вверх. Есть у него такой дефект. Ткань дешевая, скользкая, поэтому при ходьбе подол прилично так задирается почти до самой задницы.

– Жаль, – облизываю губы. – Так жаль…

Боже, откуда эта глупая искренность? Неужели шампанское? Стыдно-то как…

Невольно пожимаю плечами. Меня снова обдает волной жара, потому что Шумаков не просто лучший друг моего брата. Нет! Он моя любовь, а его предстоящая свадьба – большое разочарование. Как и его девушка…

Красивая, веселая, энергичная, добрая и очень открытая Карина, в сложившейся ситуации – мой истинный антипод. Потому что, когда я ее вижу, губы от натужной улыбки трескаются. А еще я пишу ей гадкие комментарии с левого аккаунта. Наверное, за последние полгода я стала ее самым активным хейтером.

– Слушай, у меня мало времени.

Шумаков будто совсем не слышит то, что я ему говорю. Он по-прежнему сосредоточен, а еще, судя по тому, как смотрит на часы, кажется, спешит.

Я ему противна. Находиться со мной в одной комнате больше десяти минут для него в тягость. Это бьет по самолюбию. В последнее время я вообще многое принимаю на свой счет.

– Понимаю, – улыбаюсь и на цыпочках обхожу Мота стороной.

Пульс частит. Практически касаюсь дверной ручки, но в последний момент отдергиваю пальцы. Резко поворачиваюсь, с размаху влетая Шумакову в грудь. Меня захлестывает эмоциями. Они разные: от полнейшего очарования Мотом до жгучей ненависти к нему же.

Запрокидываю голову. Ловлю его взгляд. Секунды превращаются в минуты.

Мои туфли валяются где-то у диванчика, я сняла их сразу, как сюда пришла, и сейчас жалею. Приходится привстать на носочки, чтобы… Чтобы окончательно тронуться умом и решиться на то, на что без шампанского в желудке я никогда бы не осмелилась.

Касаюсь кончиками пальцев твердой мужской груди и чувствую, как Матвей вздрагивает. Его зрачки расширяются. Он не ожидал. Я и сама от себя не ожидала.

– Я, – приоткрываю губы. Нужно что-то говорить. Нужно, но не получается.

Меня потряхивает. Чувства, спрятанные все эти годы за толстой стеной, вот-вот прорвут эту плотину. У меня нет времени на разговоры, нет времени на объяснения.

Есть всего лишь минута на действия. И я их совершаю.

Цепляюсь за плечи Мота и прижимаюсь к его губам своими. Зажмуриваюсь и не чувствую ответа. Никакой реакции не чувствую. Он как скала, даже не пошевелился. Не отреагировал.

Меня начинает колотить сильнее, по открытому плечу и ногам бегут мурашки. Холод Мота отрезвляет, но я не готова отступать, только не сейчас. Не сегодня.

Льну ближе, повисаю на нем практически, а потом касаюсь его губ языком.

– Что ты, блядь, творишь, Алёнка? – выдыхает мне в губы.

– Не знаю, не знаю, – тараторю еле слышно, – я просто, просто ты… Я тебя люблю. Так давно люблю.

Признание слетает с губ легко, только вот внутри я этой легкости не чувствую, натянута как струна. Что-то жалобно скулю Моту в щеку и чувствую, как его ладони смыкаются на моей талии.

Низ живота простреливает жаром, и я крепче стискиваю бедра.

Вентиляция легких нулевая. Я не дышу. Замираю, впитывая в себя каждое прикосновение, взгляд, слово…

Наконец-то решаюсь открыть глаза. Мы сталкиваемся взглядами, но лучше бы этого не делали, потому что, как только это происходит, Мот яростно тянет меня на себя и проталкивает свой язык мне в рот. Целует уже по-взрослому.

Его руки шарят по моей спине, ниже, сжимают ягодицы сначала поверх платья, пока подол не задирается до талии. Не сам, Мот к этому прикладывает руку, конечно.

– Какого хрена? Какого, сука, хрена?! – Шумаков эмоционирует, толкает меня к стенке, в которую я влетаю спиной, и тут же присасывается к шее. Покрывает поцелуями и снова ловит губы.

Трогает. Жадно. Яростно. Я понятия не имела, что так бывает. Не представляла, насколько это прекрасно. До удушения стыдно, потому что где-то там, в доме, ходит его девушка.

Чувствую себя шлюхой. Дрянной девкой. Но остановить это безумие уже не могу. Нет!

– Иса меня убьет, – бормочет Мот, а сам уже снимает с меня платье.

– Вадик не узнает. Я не расскажу. Никогда, – трясу головой, прекрасно понимая, в какую пропасть мы сейчас летим. – Слышишь? Я хочу… Хочу тебя…

Хочу, чтобы мой первый раз был с тобой. И плевать, как это выглядит. Плевать, что будет дальше. Ты уедешь, женишься, и мы никогда больше с тобой не увидимся. Я очень хочу сказать ему все это в лицо, но не решаюсь. Только постанываю и закатываю глаза от ощущения наполненности, потому что Мот уже входит в меня пальцами.

– Мот? Матвей! Ты где?

Голос Карины где-то в коридоре отрезвляет. Я слышу стук ее каблуков и, кажется, слышу даже, как она дышит.

Глава 2

Я не успеваю сориентироваться, лишь почувствовать холод. Все внутренности леденеют от страха, а Шумаков в этот момент отлепляет меня от стены и прижимает к двери. Она открывается вовнутрь. Мы создаем сопротивление. Слышу, как дергается ручка, как Карина что-то говорит. Потом матерится, снова зовет Мота. Мота, пальцы которого продолжают трахать меня в это время!

Ему даже не пришлось ничего делать особо, когда его рука оказалась в моих трусах, они уже были насквозь мокрые.

Боже, как стыдно. Снова заливает краской и жаром, только вот последний не имеет никакого отношения к Карине. Кусаю губы, чтобы не проронить ни стона, а когда Мот накрывает их поцелуем, до конца теряю контроль, забывая обо всем.

Его пальцы входят в меня то тягуче медленно, то запредельно быстро. Этот контраст распаляет лишь сильней. Я мечусь в его руках, полностью теряя связь с Землей.

Сейчас есть только Матвей. Только он.

Представляю, как он будет делать со мной то же самое, но только своим членом, и, кажется, теку еще больше.

Озабоченная девственница!

Стоны так и вертятся на языке, я с трудом их подавляю, просто не представляя, как можно молчать в такой момент? Как?

Движения становятся все ритмичней, Мот задевает большим пальцем клитор, надавливает, делает пару круговых движений. Снова и снова, пока я не кончаю.

Ярко. Мощно. Это впервые происходит не от моих пальцев. Ощущения совершенно иные. Тело содрогается, а мозг впадает в эндорфиновую кому. Мои ноги подкашиваются, тело покрывается испариной и становится липким. Чувствую, что силы на исходе. Физически я выжата, а впереди меня ждут моральные муки …

Как я до такого докатилась? Это ведь та самая грань, которую нельзя переступать. Табу! Лезть в чужие отношения нельзя. Противозаконно просто. Но разве это меня сейчас волнует?

Дыхание снова сбивается, перед глазами искры.

Я жадно ловлю дыхание Матвея, а он обсасывает мою нижнюю губу. Толкается каменной эрекцией между моих ног. Пошло, но до жути сексуально.

Приподнимает меня над полом, втягивает губами мой сосок, лижет острие вершинки, издавая урчащий звук удовольствия. Ему все это тоже безумно нравится. Перебираю пальцами его темные волосы, глажу, целую в висок.

Матвей топит меня в наслаждении раз за разом.

Мы оба затаились. Трогаем друг друга молча. Целуемся, одурманенные моментом, пока Карина продолжает звать Матвея за стенкой. Нас разделяет дверь, которая даже не закрыта. Шумаков просто подпер ее мной, а я даже не возразила. Только крепче к нему прилипла.

– Шумаков, блин! Куда ты делся, зараза, – злобно бормочет Карина, видимо снова проходя мимо двери.

Мот медленно облизывает пальцы, которыми меня трахал, пока я завороженно за ним наблюдаю, и, кажется, именно в этот момент прихожу в себя. Вижу нас со стороны, и меня заливает стыд. Накрывает плотной, массивной волной, прибивая к берегу под названием разочарование.

Я в себе разочаровываюсь. Становлюсь себе безумно противной.

Как я вообще до такого додумалась? Как могла…

Распахиваю глаза и тут же упираюсь ладонями Моту в грудь. Он часто дышит и совершенно не хочет останавливаться. Он не согласен, поэтому тянет меня к себе. Фиксирует ладонью шею. Целует. Слизывает с губ тихие стоны и всю ту боль, что пронизывает мое тело острыми стрелами стыда.

В эту секунду меня снова обдает жаром, и я готова позволить ему все. Абсолютно все. Дрожу, но отвечаю. Сил сопротивляться нет. Только не ему. Ему я готова сдаться навечно. Простить все что угодно, пойти за ним на край света…

И пока я нахожусь в плену своих грез, Мот вдавливает меня в дверь и резко оттягивает резинку черных стрингов на бедре. Я только и слышу треск ткани. Шумаков рвет мои трусы.

Снова сталкиваемся глазами. В его чистая похоть. А вот в моих, в моих паника.

Я была так смела, но только не теперь. Теперь страшно. Неужели мой первый раз будет таким? Разве об этом я мечтала?

Матвей расстегивает ремень на своих джинсах. Упирается рукой в стену над моей головой. Делает все на автомате, расчетливо, отточено. Сколько раз они с Кариной вот так же горели в пылу страсти? Сколько раз он целовал ее, ласкал…

Глаза жжет от подступающих слез. Невыносимо больно об этом думать. Просто невыносимо…

Кусаю свои губы, а Мот замирает. Собственнически обхватывает ладонью мою щеку, намеренно ловит взгляд, в его зрачках тем временем начинает мелькать холод и прежнее, такое разочаровывающее, равнодушие.

Шумаков моргает пару раз, а потом качает головой с какой-то кровожадной улыбкой.

– Бред…

Отталкивается ладонью от стены и отстраняется. Я больше не чувствую его тепла. Смотрю на себя. Платье валяется на полу, трусы порваны и висят где-то в области коленей. Лифчика на мне не было с самого начала. Я растрепана и выгляжу как самая настоящая шлюха.

Прикрываю руками грудь, сглатывая ком едкой горечи. Он, словно кислота, прожигает гортань и отравляет организм.

Только сейчас обращаю внимание на то, что у Шумкова все это время вибрировал телефон. Мот, судя по всему, тоже лишь сейчас это понимает.

Шумно выдыхает, застегивает ремень и проводит пальцем по экрану телефона.

– Да. Я в доме. Жди у машины, я сейчас подойду, – сжимает пальцами переносицу, цепляя меня глазами.

Ежусь от его взгляда и неловко переступаю с ноги на ногу.

– Да. И я тебя. Люблю.

Мое сердце в этот момент начинает кровоточить. Всего одно слово, а способно убить…

Чувствую, что вот-вот расплачусь, поэтому и начинаю суетиться. Надеваю платье, снимаю рваные стринги и засовываю их в свою сумочку. Оттягиваю подол как можно ниже и сую ноги в туфли. Мельком смотрю на себя в зеркало, испытывая отвращение к своему отражению. Стираю с губ остатки помады и в пару движений заматываю волосы в пучок.

Шумаков все это время пристально за мной наблюдает.

Его молчание только усугубляет ситуацию. Чем больше проходит времени, тем отвратительней я себя чувствую.

Он не говорит никаких слов поддержки и не осуждает. Он просто пялится на меня. Я словно под микроскопом сейчас. Ежусь.

– Пошли, – произносит, когда видит меня полностью одетой.

– Куда?

Смотрю на него затравленно. А как еще в сложившихся обстоятельствах смотреть?

– Я обещал Исе отвезти тебя домой.

Он сейчас не шутит? После всего?

– Я сама лучше. То, что произошло…

– Поехали, – цепляет меня под локоть и тащит в коридор. Не дает договорить. Просто тащит за собой.

Я не сопротивляюсь. Не потому, что мямля, нет, просто силы кончились. Я медленно умираю, а как представлю, что сейчас еще и девушку его увижу, которую он любит…

У меня точно сердце остановится. Точно-точно.

На первом этаже гремит музыка, ребята танцуют и продолжают веселиться. Меня же тащат чуть ли не под конвоем домой. Пальцы, которые только что были во мне, теперь намертво сомкнулись на моем запястье.

Матвей ни на секунду не ослабляет хватку. Тянет меня за собой, даже шаг не замедляя, поэтому мне приходится практически бежать.

После того, что случилось, он не сказал ни слова. Ведет себя как последняя сволочь.

Я сама виновата, не надо было лезть. Сама захотела приключений. Только вот разве от этого легче? Наоборот.

Моя злость смешивается со стыдом, а когда я вижу Карину, нарезающую круги у машины, хочу стать невидимкой. Мне ей в глаза стыдно смотреть. Если взгляну, точно превращусь в горстку пепла.

Карина, заметив нас, идет навстречу. Взмахивает рукой, улыбается.

Я же прячу взгляд, блуждаю им где-то по земле, рассматривая мелкие камни.

– Я тебя уже потеряла. Звонила, звонила…

– Музыка орет. Не слышал.

– Да я так и поняла. Алёна, привет.

– Она не в состоянии тебе ответить сегодня, в ноль убуханная, – зло бросает Шумаков.

В груди нарастает протест. Я выпила всего несколько бокалов, уже размыкаю губы, чтобы возразить, но Мот давит пальцами мне в предплечье.

Вскидываю на него взгляд и захлопываю рот.

– Блин, сочувствую, – Карина по-доброму сжимает мою ладонь. – Может, тебе водички, Алён?

– Ее прокапать не помешает, – юморит Шумаков и засовывает меня в тачку, пока я утопаю в чувстве вины перед Кариной.

Несмотря на стереотипы, став популярной, она не зазвездилась. Открытая, добрая, простая девчонка. Вряд ли бы у нее хватило совести вешаться на чужого парня, в отличие от меня.

Забиваюсь в угол на заднем сиденье, крепко обнимая себя за плечи, не озабочиваясь тем, чтобы закрыть дверь.

Шумаков со своей девушкой остаются стоять на улице. Она обнимает его, улыбается, что-то говорит, а потом лезет с поцелуем.

Шумаков не отталкивает, припадает к ее губам. Уверена, что засовывает свой язык в ее рот.

В моих глазах застывают слезы. Хочу спрятаться, отвернуться, чтобы не видеть, но не успеваю.

Потому что Шумаков целует свою девушку, а пялится в этот момент на меня.

Глава 3

По коже ползут мурашки. Он целует ее, а сам без зазрения совести смотрит мне в глаза. Каким же беспринципным козлом нужно быть, чтобы проворачивать такое?

Хотя, судя по последним событиям ночи, мы явно друг друга стоим.

Отворачиваюсь.

Хватит на них пялиться. Я не мазохистка.

Крепче обнимаю себя за плечи и смотрю в затонированное окно. Жду, когда Шумаков с Кариной нацелуются и уже сядут в машину. Нервы в этот момент ни к черту. Меня одолевает злость, которую я никак не могу обуздать. Стараюсь изо всех сил сидеть смирно. Покорно ждать, когда кончится эта пытка, но с каждой секундой становится все труднее. Дышать, видеть, да просто жить труднее. За что он так со мной?

Это точно карма. Вселенская ответочка за то, что осмелилась лезть к чужому парню. Хотя, с другой стороны, он и сам был несильно против.

Почему? Почему он не оттолкнул? Это для него в порядке вещей? Он изменяет Карине?

Конечно изменяет! Вряд ли я такая особенная. Чушь же…

Слышу шорох. Это Карина шелестит своей черной ветровкой «Прада» и забирается в машину. Как только оказывается на сиденье, поворачивается ко мне.

Пассажирская дверь, которую я не закрыла, хлопает. Вздрагиваю, понимая, что это Шумаков ее закрыл. Пытаюсь рассмотреть его через тонировку, пока Карина с печальным видом интересуется, как я себя чувствую.

– Отвратительно, – выплевываю слова, которые звучат грубее, чем следует.

Карина поджимает губы, кивает и отворачивается.

– Прости, – тут же иду на попятную. – Голова просто раскалывается. Прости.

Шумаковская девушка кивает, как бы делая мне одолжение, чтобы принять извинения, и, как только Мот садится в машину, практически повисает на его правом плече.

Уверена, что вести машину, когда кто-то вот так к тебе прилип, неудобно, но Шумаков ее не отталкивает, даже недовольства не выражает.

Затравленно рассматриваю эту сладкую парочку. Мне чертовски больно.

Скидываю туфли и подтягиваю колени к груди. Карина всю дорогу что-то говорит Шумакову, а он улыбается. Вижу его улыбку в зеркало, когда мы проезжаем под фонарями, и кричать хочу.

Зачем я вообще к нему полезла? Страдала бы себе как раньше, тихо, за закрытой дверью, так, чтобы никто и знать не знал. А теперь что?

Я же ему в любви призналась. Дура. Наивная, тупоголовая дура!

– Вадя, мы подъезжаем.

Голос Мота врывается в сознание вихрем. Он звонит моему брату. Говорит с моим братом, а за окном уже виднеется наш двор.

Старая, как и еще десятки здесь, пятиэтажка. Обычный спальник прошлых лет, каких и по сей день сотни по стране.

– Боже, – Карина морщит нос, – никогда в таких местах не была, – бормочет, думая, что тихо, но я слышу. И если честно, еще паршивее от этого становится.

Такой яркий контраст. Она и я.

Ее отец – бизнесмен, Карина всегда жила в достатке. Мой – хирург от Бога, только после смерти мамы совсем сдал. Пьет, иногда запоями. На работе держится лишь за счет прошлых заслуг и благодаря дяде Лёше. Отцу Мота. Семь лет назад папа просто вытащил мать Матвея с того света. После того случая дядя Лёша, можно сказать, взял над нами шефство.

Несмотря на то, что Мот учился в той же школе, что и я, дружит с моим братом, он все равно остается человеком из другого мира. Увы, ему всегда будет ближе кто-то вроде Карины, а не меня.

– Приехали.

Мот притормаживает напротив моего подъезда. Брат уже ждет, стоит у лавки. Делает последнюю затяжку, выбрасывает сигарету в урну и направляется к нам.

– Надеюсь, мы тут ненадолго? – шепчет Карина.

Тебя сюда вообще никто не звал! Так и вертится на языке, если честно, но я прячу его за плотно сжатыми зубами. Только скандала сейчас не хватало.

Дергаю ручку на двери, но она не поддается до момента, пока не звучит щелчок. Тут же вылетаю на улицу. Мне срочно нужно домой. Срочно!

– Здорово, – брат жмет руку Моту, который тоже вышел на улицу. – Спасибо.

Шумаков кивает. Молча, на него это не похоже.

– Все нормально? – снова Вадя.

– В полнейшем.

Брату он не говорит, что я вусмерть пьяна. Не шутит. Не подкалывает.

– Буду должен.

– Херней не страдай. – Мот едва заметно улыбается, но, как по мне, выглядит все равно напряженным. Бросает на меня слегка задумчивый взгляд, бегло проходится им от макушки до пяток, а потом снова поворачивается к Ваде. Кивает, пожимает ему руку уже в знак прощания и садится в машину.

Наблюдаю за тем, как черный «Ягуар» уезжает в ночь, и только теперь, наверное, и выдыхаю.

– Как отметили? – брат закидывает руку мне на плечо, чуть согнув ее в локте.

– Терпимо. Спать хочу. Пошли уже домой.

– Погнали.

– Ты чего такой грязный? – Только в подъезде, под тусклым светом лампочки понимаю, что Вадина серая футболка в пятнах и воняет от него машинным маслом каким-то. – От тебя воняет. Жутко.

Брат ржет и специально прижимает меня к себе поближе.

– Ну Вадя, фу, блин. Ты где был?

– В сервисе задержался. Тачку пригнали, а там работы на неделю. Я поэтому Мота и попросил тебя забрать. Не вырваться было. Сейчас пару часов посплю и обратно поеду.

– Капец. А платят-то хоть хорошо?

– Двойной тариф. За срочность.

– Супер, – вытягиваю большой палец вверх. – Я завтра отдыхаю, а потом буду искать подработку на лето.

– Ищи лучше что-нибудь у нас на районе.

– Помню-помню. Потому что тебя тут все знают, – посмеиваюсь, толкая входную дверь. – Если выгорит, пойду обратно к Арату в кафе официанткой. Он хорошо платит.

– Норм будет, да. Он нормальный мужик.

Киваю. Свет в прихожей не включаю. Мелкие уже спят, поэтому мы с братом крадемся каждый в свою комнату.

Ему, в отличие от меня, везет больше. Они с Максом вдвоем живут, у меня же Ира и Нина.

Аккуратно пробираюсь на кровать, стаскиваю с себя платье, забывая, что трусов на мне нет. Как назло, именно в этот момент включается ночник.

– Ирка! – шиплю на нее, прикрывая себя платьем.

– А ты чего без трусов? – сестра зевает и потирает глаза.

– Ничего, – бубню, перемещаясь к шкафу. Быстро натягиваю за дверкой шифоньера трусы с котятами и футболку.

– А где ты была?

– Нигде. Спи уже.

– Расскажи.

– Отстань.

Жить в комнате с четырнадцатилетним подростком – сущий ад. Она считает себя уже очень взрослой и постоянно норовит поболтать со мной о моей личной жизни. К счастью, шестилетняя Нина этим не страдает, а еще так крепко спит, что ее пушечным залпом фиг разбудишь.

– Выключай свет! – Забираюсь под одеяло.

Слышу только, как Ирка с громким вздохом щелкает выключателем. Сама к тому времени уже плотно закрыла глаза. Состояние – словно я в открытом космосе. Никакой гравитации. Даже ухватиться не за что.

Нервы до предела оголены.

Вечер был ужасным. Самым ужасным в моей жизни.

Только вот почему я засыпаю с улыбкой, раз за разом детально прокручивая наши с Шумаковым поцелуи…

***

Разнять близнецов, словесная перепалка которых с легкостью может перейти в рукоприкладство, пожарить на всех яичницу, помочь Нине заплести косу – это те неменяющиеся дела, с которых начинается каждое мое утро.

– Алёна, скажи ему, что он козел! – Ира хватает со стола ложку и запускает ее в Макса.

– Ха, сама дура. Дура! Влюбилась в этого дрища Пухова! – Максим кривляется и вертит у себя в руках розовую тетрадь

– Он украл мой дневник! – верещит Ира.

– Ничего я не крал, он валялся в зале на диване, под подушкой. Надо было лучше прятать, бестолочь.

– Сам ты…

Ира хмурит лоб, сжимает кулаки и несется на Макса со взглядом, полным решимости. Она его сейчас точно поколотит.

– Прекратите! – ору на них, раздраженно кидая лопатку в раковину.

У меня лютое похмелье. Головная боль жуткая, а они тут устроили серпентарий.

– Алёна, ты сделаешь мне хвостики? – Нина дергает меня за край длинной футболки и уже протягивает свои разноцветные резинки.

– Заплету. Позже. За стол садитесь. Все! – повышаю голос. – Меня бы кто заплел, – бормочу себе под нос. – Ира, с завтрашнего дня ты на завтраках.

– Ладно.

– Макс, отвезешь Нину к бабушке сегодня, – смотрю на брата. Это не просьба, а, как говорит Вадя, прямое поручение, не предполагающее отказа.

– Я не хочу к бабуле, Алёна, – хнычет Нина.

– Тогда останешься сидеть с Максом.

Нина задумчиво рассматривает брата, а потом жалобно смотрит на меня.

– А можно я с тобой?

– Нельзя. Я сегодня иду искать подработку.

– О! Вадя сказал, что я у них в сервисе могу помогать, – вклинивается Макс. – По четыре часа в день. Правда, зарплата маленькая.

– Нормально, – расставляю тарелки, – Нина. – Отбираю у нее раскраски, которые она притащила за стол. – Мы сейчас едим, а не рисуем.

– У меня сегодня девочка придет на занятие. – Ира подхватывает сковороду и раскладывает яичницу по тарелкам, пока я режу хлеб, а Макс заваривает на всех чай. – Переживаю.

– Ты такая крутая у нас. Не бойся, – подбадриваю.

На самом деле кому-кому, но только не нашей Ире переживать. У нее абсолютный слух, она может играть почти на любом инструменте, но предпочитает скрипку. Ходит в музыкалку, собирается поступать в Московскую консерваторию.

Этим летом решила попробовать себя в качестве репетитора.

– Нинка! – Макс закатывает глаза. – Алёнка же сказала, убери свои фломастеры.

– Пусть уже красит, – отмахиваюсь и сажусь за стол. Быстро запихиваю в себя яичницу, вилка за вилкой. – Отец где?

Макс кивает себе за спину.

– В комнате спит, под утро приполз, бухой.

Ничего нового. Так уже третий год. Как мамы не стало, он совсем расклеился. Наличие нас его не останавливает. В те дни, когда он бывает трезвым, на него сваливается чувство вины. Он просит прощения, ходит на работу, играет с мелкими, но хватает его ненадолго. Его так гложет, что он пьет и пускает нас на произвол судьбы, что единственным выходом, заглушить эту боль, по иронии судьбы, является водка. Замкнутый круг…

Последние три года мы живем практически самостоятельно. Отцовская зарплата доходит до нас не всегда, поэтому приходится подрабатывать. Тут Вадик спасает, если честно, у него есть постоянная работа и куча леваков, за которые хорошо платят. Толковый автомеханик без денег никогда не останется.

Дядь Лёша тоже помогает, но, честно говоря, это жутко неудобно, поэтому чаще всего мы отказываемся. Сами справимся. Точно справимся, я знаю.

Мы все дружные, хоть и крикливые. Горой друг за друга. Везде и всегда.

– Так, я в ванную, – поднимаюсь со стула. – Макс, на тебе посуда.

– А хвостики? – вопит Нина.

– Давай я сделаю, – Ира забирает у нее резинки.

– Спасибо, – шепчу одними губами и закрываюсь в ванной.

После такого утра любое похмелье рассеется. И воспоминания тоже смажутся.

Хотелось бы так думать, но нет, я все еще помню его прикосновения. Глаза закрываю и мурашки по коже.

Мне кажется, я даже выгляжу иначе. Рассматриваю свое лицо и не могу понять, что изменилось. Но что-то явно по-другому.

Забираюсь на край ванны и достаю из-за шкафчика припрятанные там сигареты. Тонкие, длинные, с ментолом. Они лежат на всякий случай. Когда так тяжко, что, кроме как покурить, выхода не видишь.

Затягиваюсь и выпускаю дым в вентиляцию, параллельно листая ленту в телефоне. Карина уже успела запулить больше десятка сторис. Вот она у бассейна, вот в зале делает растяжку, вот за завтраком. И почти на каждом фото присутствует Матвей. Не полностью. То рука мелькнет, то разлохмаченные волосы, но и без селфи с поцелуями не обходится. Карина чмокает его в щеку, трется о нее носом. Мот в это время улыбается, нагло так, мол, она вся целиком и полностью моя, а вы, воздыхатели, сосите.

Ставлю на эту сторис реакцию в виде разбитого сердца. Кручу в руках телефон, нервно выдыхая дым.

Когда смартфон начинает вибрировать, отвечаю мгновенно.

– Да, Вадь, – затягиваюсь.

– Мот зовет вечером к ним.

– Откажись!

– Да я и так. Потом дядь Лёша позвонил. Говорит, что…

Знаю я, что он говорит! «Мы же как семья» и прочую чушь. Глупости.

Отец у Мота хороший, и мама тоже, но они никак понять не хотят, что нам неудобно. Я, когда к ним в дом попадаю, чувствую себя какой-то бедной сироткой, которую приютили. Умом понимаю, что они как лучше хотят, но ничего поделать с собой не могу. И Вадю настраиваю вечно, чтоб он как можно меньше у них дома ошивался.

Они с Мотом со школы дружат, только Вадик почему-то так и не понял, что разные они слишком.

– Ладно, я подумаю, – тараторю брату. – Мне бежать надо, пока.

Тушу сигарету, соскальзываю с края ванны, открываю кран с водой и слышу звонок в дверь.

Настойчивый звон. Нажатие за нажатием.

– Ну кто там еще? Макс! Ира! Откроет кто-нибудь?

В ответ тишина. Высовываю голову в коридор. Тишина. Ушли, что ли, уже?

Босиком бегу к двери, щелкаю затвором и застываю.

– От тебя несет как от пепельницы, – Шумаков отталкивает меня в сторону и заходит в квартиру как к себе домой.

Цепляет меня глазами.

Ежусь. Выгляжу хуже, чем вчера, раз в триста. На мне растянутая длинная футболка, прикрывающая задницу, с маленькой дыркой под мышкой. Кудри нечесаны еще со вчерашнего возвращения домой, на бедре три мелких синяка, которые появились там этой ночью.

– Зачем приперся? – складываю руки на груди, сталкиваясь с Шумаковым взглядами.